Алиен

3

То, что сказал Двейн, привело Алиен к невероятному удовлетворению. Она ощутила ещё большее волнение, осознавая пришедшие в ее жизнь большие изменения. Хоть она и не считала их хорошими. Тем не менее, это позволило ей действительно отвлечься. Уже не пугала мысль, что теперь придется обучаться и у Двейна и у Марка. Наоборот. Алиен необходимо было погрузиться в работу с головой, чтобы попробовать забыть о гибели семьи и о том, через что пришлось пройти ей самой. Этот груз всё ещё не сходил, но теперь было больше шансов на преодоление катастрофического периода в жизни.

Филл и Рик после разговора на поляне попрощались с девушкой и разошлись по своим делам, оставив ее на здоровяка, который решил поговорить с ней и показать своё детище – конюшню и оружейную. Алиен сразу поняла, Двейн просто души не чаял в лошадях, а обучение других волков и ругательства в их адрес помогали ему выпустить пар.

Он взял стоящее у ног ведро и, жестом призывая Алиен пойти с ним, двинулся к конюшне. По дороге он выплюнул травинку и сказал:

– Когда Рик сюда приперся, то был просто щенком. Должен признаться, за пару месяцев он неплохо поднатаскался. А что на счет тебя, малая? Ты умеешь хоть что-нибудь?

– Смотря, что значит в вашем понятии «что-нибудь», – ответила Алиен, продолжая идти рядом с ним к конюшне. – Отец обучал моих братьев, а я иногда тренировалась с ними. Думаю, хоть какую-то пользу это принесло.

Двейн удовлетворенно кивнул:

– Отлично. Значит нам уже есть с чем работать.

Они подошли к двери, и Двейн отворил ее ключом, который достал из заднего кармана штанов. Они зашли в большое помещение, в котором находилось многочисленное оружие. На стенах висели мечи, секиры, арбалеты и луки, а на столе в стороне аккуратно были разложены стрелы и болты. Алиен, увидев все это, на секунду отвлеклась от разговора. Само помещение было не очень хорошо освещено из-за небольших окон, а в стороне от них находилась дверь, ведущая в загоны для лошадей. Оттуда шел запах сухого сена и навоза.

– Выбирай на любой, мать его, вкус, – развел руками Двейн, указывая на оружие.

Алиен прошла дальше, с любопытством рассматривая ряд разложенных кинжалов. Резные, простецкие и инкрустированные камнями, они зловеще сверкали сведениями заточенных лезвий.

– Пока ты страдаешь от мук выбора, хочу сказать, что попала ты к нам не в самое лучшее время, – Двейн подошел к столу и взял оттуда небольшую кастрюльку и две кружки.

– Почему? – наблюдая за ним, спросила девушка.

Она прошла еще чуть дальше, к стойке с мечами, и взяла один из них, разглядывая эфес и длинную выпирающую гарду в виде двух волчьих голов, расположившихся по обе стороны. Двейн подошел и, поместив кружки в кастрюлю, свободной рукой аккуратно взял у нее меч и положил его обратно на место.

– Думаю, ты с ними завтра поиграешь, – усмехнулся он, – а пока, пусть здесь поваляется.

– Так что там о не лучшем времени?

Двейн направился обратно к выходу, и Алиен пошла за ним. По дороге она заметила небольшую кровать у стены и поняла, Двейн здесь и жил.

– В ночь, когда мы тебя спасли, отсюда свалила одна волчица, прихватив с собой своего ребенка, – пояснил здоровяк.

Они вышли на улицу, и он продолжил говорить, ловя на себе любопытный взгляд Алиен.

– Раньше тут не было так паскудно. То гулянки по вечерам, то драки между не поделившими свое волчарами, но сейчас все они не в духе. Особенно Марк.

Алиен прошла за ним чуть в сторону от конюшни и увидела небольшой потухший костер. Двейн подошел и повесил над ним кастрюлю.

– Почему она ушла? – спросила девушка, присаживаясь рядом с костром и наблюдая за здоровяком.

Двейн кинул в воду рядом лежащие травы и ягоды шиповника.

– Эта идиотка начала бояться за свою никчемную жизнь и жизнь Далии. Девочка ее общая с Марком дочь, – Двейн недовольно помотал головой, кресалом зажигая огонь в костре.

Включаясь в разговор, Алиен спросила:

– У Марка есть дочь?

Двейн кивнул, помешивая деревянной ложкой содержимое кастрюли.

– Хорошая девчушка. Рыжая, как мать, но зато упрямая, как отец. Надеюсь, что и умом она выйдет в отца, потому что Аливия дура ещё та, – не изменяя себе, снова выругался Двейн. – Даже не знаю, как Марк клюнул на нее.

Алиен продолжала наблюдать, скрестив ноги на траве. Двейн варил для них чай. Из кастрюли начало приятно пахнуть шиповником и мятой. Поющие в округе птицы снова навели спокойствие и помогли лирой отвлечься. Между деревьями вдали виднелось всё то же рапсовое поле, а солнце ярко осветило всё, что не попадало под тени особняка и растительности. Не очень хорошие новости от Двейна сильно контрастировали со всей обстановкой.

– Они сбежали? – поинтересовалась Алиен.

– Аливия хоть и тупая, но не настолько, – усмехнулся Двейн, разливая чай в кружки. – Она знала, что будет, если сбежит от Марка. Аливия просто поставила его перед фактом. Я говорил Марку запереть ее под замок, чтобы не смела свой рот открывать, но он их сам отпустил…

Алиен взяла кружку, которую передал ей здоровяк, и погрела об нее руки, вдыхая запах шиповника. Она удивилась болтливости и добродушности Двейна. На первый взгляд он производил впечатление грозного и матерого волка, а на деле оказался достаточно мягкой и любящей посплетничать личностью. Алиен решила, раз она собирается здесь жить, значит, ей нужно узнать больше подробностей об обитателях этого места. Она осознала, что Двейн вполне мог рассказать ей о любом живущем здесь волке.

– А что Ева? – вспомнила она про красивую женщину, которая ухаживала за ней все эти дни.

Двейн прищурился, отпивая чай. Он усмехнулся и тоже присел на траву с другой стороны костра.

– Хочешь узнать подробности интриг этой дьяволом забытой дыры? – хитро спросил он.

– Ты сам это начал, – неожиданно для себя Алиен перешла с Двейном на ты.

Он посмотрел на девушку через горящий костер и снова усмехнулся.

– Ева и Аливия сестры, чтоб их кошки драли, – продолжил Двейн, – Вот только Аливия младшая остолопка, а Ева потаскуха.

Алиен цокнула, приподнимая брови от удивления.

– А ничего хорошего сказать про них нельзя? Мне Ева показалась милой.

– Хорошее тебе про них растреплет Марк, а я выдаю правду-матку, – Двейн выплеснул в костер остатки своего чая и поставил кружку рядом на траву. – Ева от гордости вся вздулась, как набитый мешок с дерьмом. И все из-за того, что заняла место подстилки для Марка после Аливии. Он и Лив давно не считаются парой. Их связывал только их щенок, а Ева, потаскушка, подлизнулась к нему. У Марка мозги набекрень, повелся на нее, хотя видит, что глаза у нее змеиные. Или не видит, хер знает. Я-то пытался ему мозги вправить, но он, видите ли, лучше разбирается в бабах.

– Вот как, – спокойно сказала Алиен, начиная чувствовать себя посвященной в интриги стаи.

Эти новости даже немного позабавили ее, учитывая, что подобное происходило везде.

– Ну, а Филл? Ты о нем тоже не лучшего мнения?

– Ну почему же? Филл малый терпимый, только выебистый больно. Многого добился для своего возраста и хорошо справляется со своей работой. Но ты с ним будь начеку. Он влюбчивый, а девки вокруг него постоянно крутятся. Как пчелы на мед слетаются. Если Филл привязывается к какой-то бабе, то потом хер отстанет. Будет до последнего елозить, а затащив в постель, сразу отвалит.

Алиен не удивилась, услышав подробности о Филле. Она и сама догадывалась. Ее брат Крис был точно таким же, поэтому она сразу перевела разговор в другое русло, стараясь не вспоминать о брате.

– А что на счет Кадора?

– А этот со своими чертями в башке, – подхватил ее вопрос Двейн. – Его поведение можно понять. Среди тех четырех погибших были не только наши друзья, но и брат Кадора.

Отпивая в это время чай, Алиен тут же убрала кружку и поставила ее на землю, отводя от Двейна взгляд. Тот продолжил говорить:

– Кадор вместо того, чтобы рыдать в свою подушечку, решил выплеснуть свою тупую злость на тебя, и это пройдет лишь со временем. Так что не дуйся на него.

– Я не дуюсь, – отстраненно ответила Алиен. – Наоборот, теперь понимаю его. И я хотела бы поблагодарить тебя за свое спасение.

Двейн добродушно отмахнулся, сложив руки на согнутых коленях перед собой.

– Вот когда ты начнешь вместе с нами рубить кровососов, тогда и поговорим.

Алиен вдруг почувствовала связь с Двейном. Он с хитрой улыбкой посмотрел на нее, и она ответила тем же. Последовала комфортная пауза, и лирая смогла в полной мере насладиться природой и солнечным светом, повернув к нему лицо. Ее взгляд остановился на рапсовом поле, проступающем между деревьев. Яркий желтый цвет резко бросался в глаза, и девушка, отвернувшись, поймала взглядом подходящего к ним Марка.

– Вижу, знакомство проходит хорошо, – сказал он и пожал Двейну руку, присаживаясь рядом с товарищем.

– Малая оказалась не так проста, как мы думали, – усмехнулся здоровяк.

Они сидели прямо напротив Алиен, по другую сторону костра, и лирая почувствовала неловкость.

– Она хочет тренироваться у меня.

Марк удивленно вскинул брови, взял в руки кастрюльку с чаем и перелил его в пустую кружку Двейна.

– Вот как, – задумчиво сказал он, отпивая немного чая, – а я думал, ты хочешь обучаться магии.

– Я могу заниматься и тем, и другим, – уверенно сказала Алиен.

Двейн и Марк переглянулись.

– Не думаю, что ты сможешь найти время на все это, – ответил Марк.

Он пристально посмотрел на девушку. Она заметила, как едва сверкнули его глаза от огня в костре. От этого они не стали теплее, а остались такими же холодными серыми льдинками. Сам же Марк показался ей уже более приземленным волком, почти таким же, как и все остальные. Его черный дублет был расстегнут, открывая вид на белую рубашку, а слегка взъерошенные светлые волосы отражали солнечный свет и казались светящимися. Алиен даже на секунду засмотрелась на него.

– Алиен, тебе придется выбирать, – сказал Марк, приводя ее в чувства.

– Нет, – уперто ответила она, не в состоянии отказаться от шанса сделать всё, что в ее силах.

Марк слегка прищурился, не отводя от нее взгляд и размышляя над ответом девушки, а Двейн посмотрел на Марка, наблюдая за его реакцией.

– Откуда такое рвение?

Алиен не жаждала отвечать и рассказывать им историю своей прошлой жизни, но, кажется, Марк продолжал ждать. Она вздохнула и всё же ответила:

– Я потеряла всё, что у меня было. Но это мешало мне делать то, чего я так хотела. Мой отец был помешан на том, чтобы обучить моих братьев всему, чему обучил его Дмитрий когда-то. Я смотрела на это и чувствовала, что хочу того же. Отец уговаривал меня выйти замуж и рожать детей, но меня тошнило от одной только мысли об этом. Он ненавидел меня за упрямство, но я смотрела на братьев с оружием. На то, что они вытворяли, и у меня перехватывало дух. Также, как и сейчас, когда вы так просто сидите передо мной и задаете мне эти вопросы за простыми посиделками у костра, – сказав это, она непринужденно махнула рукой на пламя.

Марк улыбнулся, а Двейн смачно цокнул травинкой.

– Моя мама хотела, чтобы я обучалась магии, – продолжила лирая. – Рассказывала мне про то, как училась у Аннабель… с вами, – посмотрела она на Марка. – Матушка заразила меня этим желанием научиться всему, и я не могу отказаться от такой возможности. Просто не могу.

Двейн после ее речи снова посмотрел на Марка, перестав ворошить палкой костер.

– Это будет сложно, да? – спросил он у своего предводителя.

Марк ответил не сразу. Видимо он решал, давать Алиен такой шанс или всё-таки не рисковать и не тратить свое время попусту.

– Я бы взвесил все плюсы и минусы, – задумчиво протянул он. – Решил бы, стоит ли вообще начинать это дело, учитывая, что свободного времени у тебя не будет, но смотрю в твои бесстыжие глаза и не вижу смысла. Ты не отступишь, да? – сложил он руки на груди.

Алиен медленно помотала головой. Она не собиралась сдаваться.

– Я смогу обучать тебя магии лишь в обеденное время. И то не всегда, – выдохнул Марк. – И это не считая книг, которые я буду тебе давать. Тебе придётся читать по ночам. Двейн утром и вечером будет уделять время тебе и остальным. Я хочу, чтобы ты знала, что раз я берусь за тебя, – Марк серьезно пригрозил Алиен указательным пальцем, – то жду от тебя старания и хороших результатов. Всё это повлияет на наше будущее, так как я ищу сильных ведьм, которые в состоянии потом помочь мне в возрождении Ирелонда.

Алиен кивнула, переставая чувствовать уходящую из-под ног почву. Она понимала, работы предстоит немерено, но именно это ей сейчас и нужно было. Уход от действительности и потеря себя в целой куче обязанностей, были лучшим лекарством для нее в данный момент. А ее происхождение позволяло частенько игнорировать собственные потребности во сне и приеме пищи. Это сильно играло на руку.

Глаза у нее заблестели. Буквально. Она не смогла скрыть собственные эмоции, и волки, наконец, в живую увидели, как болотно-зеленые глаза стали ярко-голубыми, а волосы постепенно почернели.

– Вижу, мои слова тебя впечатлили, – удовлетворенно сказал Марк, – что ж, я бы хотел поговорить с тобой ещё кое о чем, – волк встал, отряхнув штаны и призвав девушку пойти за ним. – Идем.

– Отлично, а я тут посижу, пожалуй, – отшутился Двейн, притворно обидевшись. – Проваливайте с моей территории.

Марк закатил глаза и грубо толкнул здоровяка. Тот чуть не упал боком на траву, облокачиваясь о землю локтем.

– Цыц мне тут, – шикнул Двейн, почти толкнув в ответ, но одернув себя.

Авторитет Марка взыграл.

– Поговори мне еще, – так же грубо ответил он.

Алиен встала и пошла следом. Немного усмирив эмоции, она сумела прийти к своему обычному облику. Марк повел ее к рапсовому полю, спокойно следуя по тропинке между деревьями. Всю дорогу они шли молча. Ступая по окраине не очень большого ярко-желтого поля, окруженного высокими деревьями. Они остановились неподалеку.

– Я совсем не люблю говорить об этом, – начал Марк, рассматривая пейзаж вокруг, – но ты одна из немногих, кто наверняка знает всё по рассказам твоих родителей.

– Они были на том приеме, когда отравили королеву, – подтвердила кивком Алиен.

Марк пронзил ее холодным взглядом светло-серых глаз.

– Мы все там были. Ей вручили бокал с отравленным вином, а убийцу до сих пор не нашли. Три века прошло, – недовольно помотал он головой и снова перевел взгляд на лес.

Алиен вздохнула. Она действительно знала все о той истории. Смерть самой первой лугару стала началом войны. Ее родители так ярко рассказывали о тех временах, что она могла представить себе всё в красках.

– Я тоже тогда потерял всё. Смерть собственной матери, потеря друзей и дома, жизнь в Транстреилской темнице с ложными обвинениями.

– Почему вампиры посчитали вас виновником? – решилась спросить Алиен, смотря на профиль Марка, который, услышав ее вопрос, нахмурился. – Какие у них были доказательства?

– Никакие, – отрезал волк. – Я никогда не сделал бы этого. Скорее умер бы сам, но мой дядя посчитал, что знает лучше. Когда Аннабель умерла, Вэйланд стал сам не свой. Начал убивать лирых, призвал Виктора с его чертовыми охотниками, посадил меня в тюрьму и ничего больше слышать не хотел. Я знаю, что…

Загадочно прервавшись, Марк повернулся к Алиен и пристально посмотрел на нее.

– Он сам сделал это и прикрыл свои деяния упорным истреблением волков. Я не буду больше посвящать тебя в наши семейные интриги, но хочу, чтобы ты понимала одну простую вещь.

Алиен внимательно слушала, уже догадываясь о дальнейших словах Марка.

– Они будут искать тебя. И я сильно рискую… Но вампиры также ищут и меня, а это значит – я дам тебе всё, что нужно для отмщения. Взамен ты должна поклясться, что никогда и ни при каких обстоятельствах не предашь меня и будешь идти до конца.

Алиен отвела взгляд. Предложение Марка являлось решающим событием за все последнее время, и от ответа волчицы теперь зависела ее судьба. Лирая не стала заставлять его ждать с этим ответом. Она уже точно знала, как хотела распорядиться своей жизнью в дальнейшем.

– Я доверяю вам. Благодаря отцу и матери, которые отзывались о вас только в лучшем свете. Благодаря моему собственному чутью, – серьезно ответила она, замечая на лице Марка удовлетворение. – Вы спасли меня, приютили, и я теперь обязана вам до конца жизни. Клянусь во всем вами сказанном.

– В таком случае – добро пожаловать, Алиен, – слегка улыбнулся будущий Ирелондский король.

4

Окруженный лесами Транстреил простирался на склонах горной, туманной местности. Эти леса, далекие по своим масштабам от могущественной растительности Ирелонда, все же внушали трепет видами хвойных темно-зеленых макушек, которыми были покрыты горные горизонты. Город наполнялся домами с острыми шпилями и темными крышами. Как и положено столице всех вампирских городов, улочки Транстреила пропитались медным запахом крови, хвои и сырости. Мощенные дороги устремлялись вниз к большой реке Трап, разделяющей столицу надвое. Вампирам было комфортно там жить, но большая их часть располагалась у лесов, подальше от иногда возникающего солнца. А уже ближе к самой реке жили смертные.

Обе расы прекрасно ладили друг с другом, скрепленные нерушимыми клятвами перемирия почти тысячелетней давности. Когда солнце освещало улицы, наружу выходили смертные, а уже ночью бодрствовали вампиры. Солнечный свет доставлял им крайний дискомфорт, от которого кровососущие существа начинали медленно тлеть. Они вполне могли находиться на солнце в дневное время суток и даже под его лучами какое-то время, но это было им настолько неприятно, что большинство из них избегало подобного «удовольствия».

Лишь поздней осенью и зимой они переходили на дневной режим бодрствования и, не опасаясь быть полностью истлевшими, могли сосуществовать с людьми и вести с ними общую жизнь. А под общей жизнью подразумевалось донорство от смертных. Они получали определенную плату за оказание своих услуг. Стереотипы о кровожадности самих вампиров ушли в далекое прошлое, так как бессмертные давно доказали им свою адекватность и способность здраво мыслить даже под влиянием голода, но большинство людей всё же оставались в стороне, опасаясь обратного.

На окраинах самого Транстреила находился не только лес, но и целые поля, усаженные замысловатыми деревьями с кроваво–красными плодами магического происхождения. Эти плоды – санжи, действительно имели кровавый вкус, и некоторые вампиры вместо обычной крови предпочитали именно их.

Поля украшали город до самой зимы, не переставая давать урожай даже после заморозков. Чудо деревья служили настоящим спасениям, давая вампирам возможность насладиться чем–то экзотическим. Санжи существовали с тех самых времен, когда родоначальники бессмертных рас были отправлены в мир живых. Вэйланд, Аннабель и Дмитрий дружно воссоздали сады с чудо-деревьями, в помощь для Вэйланда и его будущего вампирского народа.

Транстреил жил благодаря круглосуточному и нескончаемому потоку движения вампиров и бессмертных. Город был настолько большим, что всем было чем заняться. Торговля занимала лидирующее место в жизни столицы. Речная рыба славилась своим ярким вкусом у смертных. Охота также не уступала. Живность в лесах радовала любителей полакомиться свежим мясом, а санжевые деревья давали несметное количество урожая, что позволяло развозить его в другие города. Улицы кишели прохожими, бродягами и кричащими продавцами, а среди них важно и сосредоточенно ходили вампирские стражи, следящие за порядком в городе.

Приезжие в Транстреил гости всегда оставались под впечатлением от бурного там течения жизни. Особенно ярко они запоминали Транстреилский дворец, стоящий на окраине города. Он возвышался у горы над всем Транстреилом, как самая важная и значимая его часть. Это сооружение впечатляло своими размерами, давая спасительную тень домам, находящимся в ее радиусе.

Погода там всегда была мягкой. Лето не очень жаркое, а зима не такая уж и суровая в отличии от Ирелонда, где морозная пора года могла сравниться с зимой в самых северных краях.

К Транстреилу трепетно относились все обитающие там вампиры. Люсьен не был исключением. Он хорошо помнил те времена, когда на месте родного города раньше были лишь дикие леса и поля, а на месте дворца – острые скалы. Мало кто мог похвастаться такими воспоминаниями, но именно Люсьен видел и знал гораздо больше любого другого когда-либо существовавшего вампира, не считая самого Вэйланда, который его же и обратил почти тысячу лет назад. Юношеские мягкие черты лица, слегка удлиненные вьющиеся светлые волосы до плеч и яркие голубые глаза Люсьена показывали остальным то, как хорошо он сохранился. Являясь самым первым обращенным и получив самую концентрированную кровь вампирского родоначальника, он перестал стареть гораздо раньше своих сородичей. Благодаря этому многие другие мужчины не скрывали своей зависти, а девушки постоянно толпились возле Люсьена.

Стоя у зеркала в своих покоях Транстреилского дворца, беловолосый вампир уверенно и ловко застегнул пуговицы на рукавах своей рубашки и с едва уловимым высокомерием осмотрел себя с головы до ног. Причесанные, слегка вьющиеся волосы были аккуратно уложены и ниспадали на плечи, а глаза, как и у всех вампиров, были подсвечены, отражая свет рядом стоящих свечей. Тем не менее их голубой отблеск от этого не терялся. Люсьен ещё раз посмотрел на свою белую рубашку, проверяя, нет ли на ней каких–то изъянов. Разгладив пару складок на плечах, он бросил взгляд на черные брюки, поправил ремень и отвернулся от зеркала. Затем, он подошел к небольшому столику у кровати. Взяв кувшин с кровью, Люсьен налил содержимое в рядом стоящий бокал и осушил его парой глотков. Голова сразу прояснилась, и в этот раз он действительно почувствовал бодрость. До этого вампир испытывал раздражение и злость из-за того, что его заставили подняться в такую рань. Солнце ещё не село, а его лучи пытались пробиться через плотные шторы покоев Люсьена.

Беловолосый вампир вышел в коридор, оставив комнату в легком беспорядке, прекрасно зная – служанка в ближайшее время должна была навести там порядок. Все его мысли были заняты лишь одним – когда удастся выбраться из происходящих интриг и погрузиться в атмосферу бессмысленной расслабляющей болтовни с другими вампирами на предстоящем приеме в завершении этой ночи. У Люсьена не было никакого желания участвовать в бредовых идеях Вэйланда по истреблению лирых и поиске младшего МакТайра, но идти против «отца» и не выполнять его указания было высшим проявлением неуважения. Люсьен был правой рукой Вэйланда и уже давно осознал, что носил это звание лишь для вида, так как «отец» давным-давно не слушал его советов и всегда делал по-своему. Это началось с тех самых пор, как умерла Аннабель, после чего Люсьен не мог не заметить постепенно сходившего с ума Вэйланда. Его поступки и действия шокировали многих, а заточение Марка в темнице вовсе заставило остальных усомниться в адекватности Старейшины. Но никто не смел ему перечить, зная чем всё может закончиться. В его власти было слишком многое, и это позволяло Вэйланду делать всё, что пожелает его душа.

Люсьен единственный, кто время от времени напоминал «отцу» о нелогичности и ужасе его поступков. Именно это привело к тому, что Вэйланд абсолютно перестал слушать «сына».

Беловолосый вампир, стараясь не думать обо всем этом, прошел дальше по коридору и спустился по ступеням на первый этаж обширного дворца. Завернув в другой коридор, он вышел во внутренний дворик, усыпанный разными растениями, деревьями с санжами и статуями горгулий и хищных птиц. Затем прошел к другому проходу, скрывшемуся за резными колоннами. Среди колон на каменной дорожке находилась деревянная дверца с кольцом. Люсьен взялся за него и открыл себе проход к лестнице, идущей в подвал. Он услышал еле уловимые звуки криков, доносящихся из темноты.

Люсьен взял со стены горящий факел и, выставив его перед собой, начал спускаться вниз. Звуки криков усилились, и Люсьен слегка скривился, не обрадованный перспективой участвовать во всём этом. Дойдя до конца лестницы, он ступил на холодный каменный пол и прошел дальше. Внизу были темные и серые коридоры с клетками и камерами. Все было слабо освещено несколькими зажженными факелами. Люсьен повесил свой факел на свободное кольцо и, засунув руки в карманы брюк, пошел мимо темниц с решетчатыми дверцами. За некоторыми сидели пленные волки и другие провинившиеся вампиры. Кто-то из них смотрел на Люсьена с надеждой, а кто-то сверкал на него яркими глазами с выражением ненависти и отвращения. Беловолосый же даже не оборачивался на них, насвистывая себе под нос веселую мелодию, которая помогала ему не обращать внимания на несчастных в клетках. Когда Люсьен проходил мимо одной железной массивной двери, то перестал насвистывать и остановился. На двери было вырезано несколько слов. Вампир мысленно напомнил себе, для чего эти слова на магическом наречии были помещены на дверь. Они удерживали пленного за этой дверью, не давая ему использовать магию и сбежать. На ней также висело несколько массивных замков со сложной системой. Всё это уже было бессмысленно. Камера за железной дверью давным-давно пустовала. Люсьен на секунду задержал свой взгляд на этой двери и, отгоняя воспоминания, прошел дальше по коридору.

Крики резко умолкли, и Люсьен услышал ещё один уже знакомый голос за одной из дверей. Подойдя, вампир открыл ее и вошел в помещение. С другой стороны стояло двое стражников, а в середине комнаты привязанный на стуле сидел мужчина-волк. Окровавленная одежда, порезы на руках и лице, взбухший правый глаз и рассеченная губа давали понять, что пытали мужчину уже давно. Над ним стоял главнокомандующий стражи Транстреила – Ленар Хаген. Он с громким хлопком врезал волку по лицу и громко, угрожающе спросил:

– Где МакТайр?! Где он прячется?!

Волк сплюнул кровь на пол в сторону и посмотрел на вампира с выражением безразличия. Лицо Ленара скривилось в недовольной гримасе, и вампир снова врезал ему. Люсьен закатил глаза и осмотрел помещение. Испачканные брызгами крови столы были завалены орудиями пыток, лежащими в лютом беспорядке. Ленар как всегда психанул и использовал почти всё.

– Хватит, – громко, но спокойно сказал Люсьен, подходя к главнокомандующему вампиру. – Ты не забыл о встрече? Йоэль уже должен быть на границе города.

– Не забыл, – угрюмо выпалил Ленар. – Разберусь с ним, и пойдем.

Он махнул рукой на волка. Люсьен посмотрел на пленного сверху вниз и вздохнул.

– На это нет времени. Отведи его обратно в камеру.

Ленар раздраженно вздохнул. Сняв окровавленные перчатки, он с психами кинул их на ближайший стол. Некоторые орудия пыток громко звякнули. Маленький скальпель со звоном свалился на холодный каменный пол.

– Именно поэтому я здесь, – спокойно сказал Люсьен. – Вэйланд предугадал твою вовлеченность в это дело и прислал меня. Йоэля надо встретить в любом случае. Он со своим отрядом принес какие-то плохие новости. Его Величество не находит себе место.

Ленар молча ещё раз посмотрел на пленного. Тот с кривой кровавой ухмылкой слушал их разговор. Казалось, что пытки совсем никак не повлияли на мужчину несмотря на совсем паршивый вид.

– Засуньте его в Серебряную дрянь, – проворчал Ленар двум стражникам, стоящим у двери. – Я достаточно нахлебался этого дерьма. От пса нет толку.

Люсьен недовольно помотал головой и отошел к двери, стараясь не смотреть на то, как мужчину затолкали в серебряную деву с шипами внутри. Тот даже не сопротивлялся, гордо встречая свой конец. Волк начал кричать только когда дверь орудия пыток начали закрывать. Люсьен недовольно свел брови у переносицы, непроизвольно представляя, как шипы входят в тело бедного мужчины. Когда на окончательно закрывшуюся дверь повесили замок, один из стражников подошел к столу. Над ним на нитке висели травы. Сорвав оттуда пучок с одним из самых ядовитых для волков трав – аконитом, вампир открыл небольшую дверцу, расположившуюся под девой, и положил его туда. Второй стражник зажег синие цветки и закрыл дверцу обратно. Дым от аконита проник внутрь девы и заставил еле живого волка кашлять и задыхаться. Люсьена это зрелище добило окончательно, и он вышел за дверь, ожидая Ленара снаружи. Звуки кашляющего волка прекратились достаточно быстро, и Ленар вышел следом.

– Черт бы побрал этих волков, – проворчал главнокомандующий. – Ничего их не берет, а я даже не завтракал сегодня.

– По тебе видно, – саркастично ответил Люсьен.

Ленар бросил на него раздраженный взгляд и промолчал. Оба вампира не особо жаловали друг друга, абсолютно недовольные деятельностью обоих. Люсьен презирал агрессивные действия против волков, предусмотрительно об этом умалчивая, а Ленар просто не видел смысла в существовании Люсьена. Образ жизни беловолосого вампира казался бессмысленным и бесцельным для главнокомандующего стражи. Несмотря на все это, говорить что-то против Люсьена Ленар не смел, представляя, что с ним сделают, если он оскорбит королевского любимчика.

Они молча поднялись на внутренний дворик, и Ленар закрыл за ними деревянную дверцу. До королевской конюшни они продолжали идти молча. Люсьену было велено встретить волчьих охотников вместе с Ленаром, чтобы за всем проследить. Поэтому с абсолютно испорченным настроением он следовал за главнокомандующим, уже мысленно ненавидя начинавшуюся ночь. Солнце ещё только приближалось к горизонту, окрашивая небо в ярко-оранжевый. Его лучи, попадая на вампирские глаза, приносили дискомфорт и легкое жжение, из-за которого Ленар и Люсьен постарались побыстрее забраться на своих лошадей и отправиться на встречу.

Они вышли за территорию дворца и оказались на улочках города. К этому времени уже постепенно выходили вампирские жители. Они отправлялись по своим делам, игнорируя бродяг, расположившихся по углам домов. Зажигались факелы и фонари, освещая погрузившиеся в тень дороги и улицы. В центре открывались рынки и палатки, среди которых с важным видом ходили и люди. Те, которые вместе с вампирами тоже вели ночной образ жизни. Обычно это зависело от привычки или работы и, тем не менее, это по-прежнему никому не мешало. Кровососущие существа не были против того, чтобы немного потесниться со смертными. Конечно, хватало и таких, которые не любили людей и вечно ворчали из-за этого.

Люсьен слегка пихнул в бока свою лошадь. Та зашагала быстрее. Ленар с важным видом, разглядывая город, шел следом. Они какое-то время молча продолжали идти по улицам, проходя мимо центра. Прохожие кидали на них заинтересованные взгляды, задаваясь вопросами и догадками. Оба вампира не обращали на это внимание и продолжали идти к месту встречи.

Волчьи охотники, которых должны были встретить Люсьен и Ленар, почти дошли до центра. Отряд, состоящий из дюжины вампиров, возглавлял статный темноволосый вампир. Сами волчьи охотники отличались от обычных солдат терракотовыми мундирами. И все прохожие оборачивались на них, рассматривая Бэйтурских солдат. Двое лошадей из отряда были запряжены в небольшую повозку, содержимое которой было скрыто темно-серыми тряпками. Оттуда доносился премерзкий запах.