Охота на Елену Прекрасную, или Open-Air по-русски

Пленники не видели, что именно горит, ведь окошко находилось метрах в двух от пола, а приставить к нему было нечего: они были заперты в совершенно пустом и даже чисто выметенном отсеке подвала. Поэтому только по запаху дыма дед определил, что план удался. После чего оставалось только ждать, что бдительные родственники заметят дым и прибегут на помощь. Ну, или, на худой конец, пожарные приедут.

Но вместо этого наверху грянул взрыв, да такой, что дрогнули стены, в оконце полетели камни, а потом по нему садануло чем-то здоровенным, типа доски.

Перепуганные сокамерники забились в угол и стали ждать продолжения банкета. Но, как ни странно, больше ничего не происходило, до тех пор, пока они не услышали, наконец, наши голоса.

Закончив повествование, дед гордо выпятил грудь, ожидая аплодисментов. Но вместо этого Борька сурово констатировал:

– Дед, тебя без присмотра оставлять просто опасно. А если бы это был не обычный баллон с газом, а склад динамита, и поближе к стенам, а? А если бы дом загорелся?! В общем, отконвоирую тебя к родителям, пусть сами с тобой проводят разъяснительную работу!

Мгновенно помрачневший дедуля обернулся ко мне, но моё лицо тоже не выражало никакой моральной поддержки и одобрения. Хотя, с другой стороны, если бы он не поджег мусор, кто знает, сколько бы мы его ещё искали? Ну ладно, вытащили мы эту парочку из подземелья, и славно, теперь бы ещё папулю разыскать. С его рассеянностью он далеко может зайти. В прямом смысле этого слова, уже были прецеденты.

Чувствуя наше настроение, притих и Макрайстер. Только головой вопросительно крутил из стороны в сторону. Я в двух словах сообщила ему, что Алекс сейчас в больнице, и с ним всё в относительном порядке. После этого англичанин приободрился и заявил, что хочет немедленно ехать в «госпиталь». Пришлось пообещать, что я отвезу его туда утром, когда Алекс проспится после укола.

– Отставить госпиталь! – скомандовал Борька. Роль предводителя ему явно понравилась, и расставаться с ней он не собирался. – Теперь пойдем искать папеньку, без него мы вернуться не можем. А вы, – он грозно взглянул на деда и Макрайстера, – немедленно отправляетесь домой. Ужинать.

– Ужинать ещё рано, – попытался протестовать дедуля, глянув на часы.

– Тогда обедать! – железным тоном заявила я. – Или полдничать. Никуда не сворачивая.

– Не внуки, а деспоты, – вздохнул дед, но выступать более не решился. Потом вздохнул ещё раз, сунул под мышку верную удочку, которую не забыл прихватить из подвала, и с видом невинного агнца направился к двери. Мы вышли за ним следом на крыльцо.

Во дворе всё, вроде бы, было по-прежнему. Интересно, где пропадают хозяева, они же похитители и тюремщики?

Не успела я это подумать, как кто-то выскочил, как мне с перепугу показалось, прямо у нас из-под ног и помчался прочь.

Шархнувшись назад, я, кажется, что-то кому-то оттоптала. Шипение и чертыханья, раздавшиеся вслед за этим, я уже не слушала, потому что Борька рванул за удиравшим субъектом, за ним довольно шустро устремился дед, а Макрайстер с громкими английскими проклятиями принялся выдирать из шатких перил здоровенную палку. Ему на помощь бросился Кеша, и через несколько секунд они оба, вооружившись обломками стоек с торчащими из них ржавыми гвоздями, тоже скрылись за углом дома.

Мы с Сонькой ещё немного постояли, потом переглянулись и решили не ждать, пока враг обежит вокруг дома и вернется к крыльцу. Подруга трусливо семенила за мной, ворча, что это от нас Кеша подцепил вирус безумия и ведет себя как отъявленный Чингачгук, по малейшему поводу бросая её, Соньку, на произвол судьбы. А она, как истинная бледнолицая скво, не должна…

На этом пассаже подруга умолкла, потому что разинула рот, увидев грузовичок и прижавшихся спинами к его борту троих мужичков с поднятыми кверху руками. Я сразу узнала тех, что приехали перед взрывом, а потом удирали, едва не затоптав нас на тропинке.

– Ну-ка, признавайтесь, кто вы такие и почему людей похищаете? – грозно вопрошал у них дед.

– Ничего не знаем, – бубнил главный мужик, тот, что был с бородой и в шортах. – Хозяин заказал мусор убрать, мы приехали. У нас и заявка есть.

Двое других в подтверждение его слов дружно кивали и закатывали глаза.

– А ну-ка, покажи заявку, – потребовал Борька. Мужик, опасливо косясь на деда, нырнул в кабину и достал мятую бумаженцию.

– Ага, фирма «Мэри Поппинс», наряд на вывоз строительного мусора, – прочитал Кеша через Борькино плечо. Потом оглянулся на всклокоченных перепуганных мужиков и ткнул в них пальцем: – Мэри Поппинсы?

Те в ответ дружно закивали.

– Это они на вас с Алексом напали? – обернулся братец к Макрайстеру.

Тот поочередно осмотрел все троих и отрицательно покачал головой:

– Нет, другие напали.

Я тоже засвидетельствовала, что эти типы действительно приехали только перед самым взрывом и сразу взялись за лопаты.

Сонька взяла бумагу и прочитала:

–Заказчик – Опухликов А. Ю. Это кто такой? Алиссандра, ты его знаешь?

– Понятия не имею, кто это такой, утром у нас появлялись Стасик и Жиря. Так что Опухликовым может быть и Жиря, очень подходящая ему фамилия!

– А кому, вы, ребята, собирались рапортовать о проделанной работе? – продолжил Борька допрос пленников. Те почему-то опять затравленно скосили глаза на деда, а бородатый пожал плечами и пробурчал, что ежели заказчик остался бы недоволен результатами их труда, то позвонил бы в фирму. Но обычно они работают на совесть. Оставили бы на крыльце корешок от заявки, вот и все дела.

– Значит, Опухликова А. Ю. ты сам не видел? – ткнул дед удочкой в направлении бородатого. Тот вместо ответа внезапно переменился в лице и затрясся, как овечий хвост.

– Чего это с ним? – удивилась Сонька.

Я толкнула её локтем в бок и глазами указала на деда. На фоне заходящего солнца наш бравый родственник, облаченный в старые спортивные штаны, сапоги и любимую тельняшку, выглядел весьма колоритно и воинственно. А толстенькая складная удочка с футляром для катушки в его мозолистых руках больше всего смахивала на бластер из голливудских фантастических фильмов. Не зря у бедолаг поджилки тряслись, небось, решили, что это автомат новой конструкции или вообще гранатомет.

Сонька хихикнула. А я молча подошла к деду и разоружила его. Отобрала удочку и продемонстрировала её назначение перепуганным мужикам. Всю раскладывать не стала, только одно колено, но этого хватило. Бородатый смахнул пот со лба и наконец-то ответил:

– Не видел я никого, только вас. А заказы и деньги у нас в конторе диспетчер принимает, так что… – он развел руками. – Нас послали, мы поехали – на свою голову.

– И вы хозяев дома не видели? – на всякий случай спросил Борька у «Мэри Поппинсов».

Те дружно замотали головами.

– Таджики они, – пояснил бородатый. – Ребята хорошие, но даже если что и видели, ни за что не скажут. Хотя тут я точно знаю, что не врут.

– Ну ладно, – задумчиво протянул братец, – не вижу оснований не верить вам. Так что извините, если что не так.

Извинения были охотно приняты – мужики всем своим видом показывали, что хотят как можно быстрее покинуть негостеприимное и опасное подворье. О том, чтобы закончить работу речи даже не заводили, они шустро побросали лопаты в кузов, и были таковы.

Макрайстер проводил задумчивым взглядом шустро улепетывающий грузовик и вопросил:

– Не разбойники?

– Нет, не разбойники.

– А разбойники где?

Борька в ответ только развел руками. А мне почему-то подумалось, что встречаться с этими самыми «разбойниками» нам совершенно нежелательно. И вообще – завтра же позвоню Вовке Спиридонову, заманю его к нам на блины (хотя назвать блинами выпекаемые Аллочкой лепешки – это слишком сильно) и пожалуюсь на бандитские происки соседей. Вовка живо разберется, кто такой Опухликов и почему он безнаказанно похищает пенсионеров и иностранцев!

– И всё же, где это нашего папулю черти носят? – снова забеспокоился Борис. – Скоро темнеть начнет, мама с ума сойдет, если мы его не найдем.

– Предлагаю разделиться и прочесать деревню двумя группами, – предложил Кеша, воинственно поблескивая очками. – Мы с Сонькой двинемся вдоль дороги, а вы – вдоль реки. И сойдемся у леса.

Действительно, просто вождь краснокожих, а не тот субтильный ботаник, которым он мне вначале показался. Но Борька идею не одобрил:

– Порознь они нас могут легко одолеть, – заявил он, не конкретизируя, кто такие зловещие «они». – Так что пойдем все вместе. Кроме тех, кто немедленно отправляется ужинать! – уточнил он неумолимо, и красноречиво посмотрел на деда.

Тот с независимым видом пожал плечами и потащил английского гостя к Дому, ворча, что и так сыт по горло как приключениями, так и бессердечием потомков. Но мы на всякий случай подождали, пока они дойдут до пункта назначения, и только услышав радостные восклицания мамули и Аллочки, двинулись дальше.

Глава пятая

О географии деревни Бляховки я уже рассказывала, так что сложность стоящей перед нами задачи можно себе представить. Мы шли по дороге, извивавшейся между домами, то и дело совершая броски в стороны и заглядывая за щелястые заборы, плетни и древние частоколы. Соньке и Кеше в этом плане было куда удобнее, пару раз им даже удалось напугать мнительных аборигенов пристальными взглядами поверх тесовых ворот. Я же просто пролезала в разнообразные дырки и задавала попадающимся пейзанам один и тот же вопрос: «Дачника не видели?» Вопрос был универсален: если кто-то видел папулю, то непременно начинал ругать «пришлых», а если не видел, то просто мрачно удалялся, махнув рукой.

Как ни странно, но такие маневры приносили свои плоды, мы выяснили, что папуля двигался довольно целенаправленно, и успел прочесать Бляховку по диагонали, от нашего дома к реке. Потом он внезапно свернул и изрядно наследил на грядках мрачной старухи, жившей около выгона. Старуха спугнула вредителя и жалела только об одном – не успела спустить на него цепного кобеля. Вслед за этим нам попался довольно молодой нетрезвый мужик, по-видимому, немой, потому что в ответ на мой вопрос, он только покрутил пальцем у виска и широким жестом указал в направлении здоровенного амбара, высившегося через дорогу.

Тут мы слегка приуныли – в надвигающихся сумерках строение выглядело довольно зловеще. Высокие стены, построенные как минимум с полсотни, если не больше, лет назад, крошечные узкие окошки на такой высоте, что и Кеша вряд ли дотянулся бы. Скаты кровли уходили к небу, словно это был не амбар, а готический замок. Вход виден не был, а подступы к амбару перегораживал забор из жердей. Борька воровски огляделся и шепотом спросил:

– Рискнем здоровьем?

– А что нам остается? – тоже шепотом ответила Сонька.

До этого частная собственность бляховцев нас не слишком смущала, ведь мы подходили ко дворам открыто, можно сказать, нахально, а тут и дома не видно – он весь скрывался за чудовищным амбаром. Так что налицо незаконное проникновение.

– А хозяин кто? – деловито поинтересовался Кеша.

– Да черт его знает, я тут ни разу не был, – ответил братец. Ага, он вообще, кажется, ни разу не блуждал по деревне, приставая к крестьянам с униженными просьбами продать десяток яиц. А я бывала, но никого не видела, а потом старалась на этот негостеприимный край Бляховки не заходить: тут если и встречались люди, то совсем уж необщительные, словно раскольники из старых кинофильмов.

Мы ещё некоторое время топтались у изгороди, для порядка призывая хозяев, но в ответ даже собаки не лаяли. Прикинули, что попасть к воротам можно только обойдя почти половину деревни – дворы тут со временем срослись огородами и картофельниками, без всяких проходов. И ещё не факт, что, обойдя эту конгломерацию со стороны реки, мы не выясним, что заходить нужно было от леса – тут ведь сам черт ногу сломит.

Сонька первая, согнувшись в три погибели, пролезла под жердями, я шмыгнула за ней, Кеша перемахнул поверх ограды, а упитанный Борька долго кряхтел, но всё же протиснулся, оторвав одну жердину и затем ловко пристроив её на место. Да, сегодня у меня был день лазания по чужим огородам.

Затаившись в подсолнухах, мы огляделись. Всё было тихо, только ветерок раскачивал ветки старой яблони. Цепочкой, словно партизаны, мы приблизились к амбару и прошли вдоль его стены. За углом была дверь, а на ней висел здоровенный замок. И его явно не открывали лет десять – отверстие, куда вставлялся ключ, заросло ржавчиной. Да и дужка, продетая в железные скобы, выглядела не лучше. Интересно, живы ли хозяева? А если живы, почему забросили такую крепкую и вместительную постройку?

Я оглядела открывшуюся часть двора. Отсюда был виден угол дома – древней избы, вросшей в землю чуть ли не по подоконники. Удивительно, но на окошках белели чистые занавески, за стеклами цвела герань, а у стены стоял велосипед. Значит, хозяева должны быть дома. Мне стало слегка не по себе.

Борька тоже сообразил, что выглядим мы не очень красиво – вылезли из-за амбара с и непонятными намерениями пялимся на чужой велосипед.

– Эй! – крикнул он и помахал рукой, словно прилетевший в дружественную страну с визитом президент. – Есть кто дома?

Если бы во дворе была собака, с ней после такого вопля непременно случилась бы истерика. Но собаки, похоже, не было. Да и занавески на окнах не колыхнулись. Мы уже смелее прошли вперед, прикидывая, куда нам направляться дальше, как вдруг откуда то сверху зловеще прозвучала команда:

– Ложитесь!

Уж не знаю, кто лег первым, но мы с Сонькой плюхнулись на одуванчики и какую-то ещё сорную травку практически одновременно. Я вжала голову в плечи, ожидая, что сейчас откуда-нибудь выскочат преступные личности во главе с А. Ю. Опухликовым и учинят над нами расправу.

– Лежите тихо, – посоветовал нам голос, на этот раз показавшийся знакомым. Я перевернулась на спину и увидела маячившую в квадрантном чердачном окошке папулину физиономию. Выглядел родитель весьма загадочно, словно снайпер, затаившийся в тылу врага.

– Ты чего там делаешь? – прошипел обалдевший Борька. – И зачем нам тут лежать?

– Отползите за крыжовник, сейчас она выйдет, – замахал руками папуля. Чувствуя себя законченной идиоткой, я вслед за Кешей на четвереньках перебралась за кусты. Сонька и братец оказались там раньше нас и теперь непонимающе выглядывали из зарослей.

Не прошло и пары минут, как что-то застучало, забрякало, и внезапно метрах в десяти от нас из земляного холмика, словно мертвец из могилы, выбралась женская фигура, закутанная в темную шаль. Только потом я сообразила, что она вылезла из погреба, обычного дворового погреба.

Ворча и покряхтывая, дородная дама, которую мы видели в профиль, нагнулась, захлопнула дверцу, и принялась опять чем-то громыхать. Но, очевидно, не все у неё получалось, потому что, провозившись некоторое время, женщина с досадой плюнула и подалась за дом.

Когда она скрылась, мы переглянулись.

– Видели? – тихо спросил с чердака папуля.

– Видели, ну и что? – отзывалась я. – Тетка в погреб спускалась. И что? Вполне законное дело.

– Помогите мне, – с этими словами папуля принялся выталкивать в чердачное окошко довольно хлипкую лестницу.

Мы придержали конструкцию, и родитель спустился вниз.

– Законное, говоришь? Пошли, сами послушаете. Только тихо, тут ещё какой-то тип иногда слоняется.

Мы подкрались к погребу. Метровой высоты холмик с наклонной дверью выглядел совершенно невинно. В железных дужках, приколоченных к двери, болтался точно такой же огромный замок, что и висевший на двери амбара, но незапертый. Кеша снял его и взвесил на руке.

– Солидно. А ключ заело, смазать бы не мешало.

– Тихо! Слушайте! – папуля наклонился к входу в погреб.

И мы услышали.

Вначале глухие тяжелые стоны, хрипение, затем жалобное бормотание и даже поскуливание. Потом хрипение стало громче и перешло в рычание. Но голос был несомненно человеческий, мужской.

Не знаю, как у других, но у меня волосы на голове зашевелились. Что за несчастный мученик томится в ужасном погребе? И что нужно сделать с человеком, чтобы он издавал такие звуки. Перед глазами встали картинки с изображениями средневековых пыток: дыбы, цепи, испанский сапог. Хотя вряд ли в Бляховке найдется такая экзотика, как испанский сапог, но вот дыба или там шкуру спустить, это вполне.

Стоны стали громче, послышались неразборчивые слова, потом вопль: «Пустите, гады, пустите!» и снова хрипы и стоны.

– Это не дед, – сообщил нам папуля. – Голос не похож.

– Знаю, – отмахнулась я, – дед сидел в другом подземелье, сейчас уже дома.

– Но тогда над кем тут измываются? – разозлился Борька. – Говорил ведь я вам, что эта чертова дыра – место сомнительное, сплошные садисты и бандюки.

– Про садистов ты не говорил, – начала я, но меня перебила Сонька.

– Это хлысты или какая-то другая изуверская секта, я читала…

– Да чего мы спорим, – рассудительно заявил Кеша. – Нужно туда залезть и освободить несчастного! И давно надо было это сделать.

– Так погреб заперт был, – принялся оправдываться папуля. – Поэтому я и решил засаду устроить.

– А сбегать домой за топором и подмогой ты не догадался? – возмутился братец. – Сбили бы замок, и все дела. Как можно было сидеть на чердаке, когда человек так страдает?!

Зная, что родственники могут спорить до бесконечности по любому поводу, я присела на корточки, ухватила дверцу за скобу и с некоторой натугой распахнула её. Изнутри пахнуло какой-то гнилостной кислятиной, а страдальческие хрипы и стоны стали слышны куда громче.

– Фонарик у тебя? – протянула я руку к Кеше, но он вытащил свой брелок, отстранил меня и полез первым. А я уже следом.

Слабый огонек плясал под ногами, спускаться приходилось по земляным ступеням, кое-как укрепленным досками. Хорошо хоть не по прогнившим жердочкам.

– Осторожно, – бормотал Кеша, – тут всё шатается. И ногу некуда поставить. Если ты опять свалишься на меня…

– Типун тебе на язык!

Наконец я почувствовала, что стою на ровном полу. Кеша повел фонариком и осветил вначале полки с какими-то банками и горшками, потом старую железную кровать, настоящий раритет, с продавленной почти до пола сеткой. На кровати, на рваном матрасе совершенно безжизненно лежала тощая фигура в майке и трусах. А кто же тут стонал и кричал?

– Почему он молчит? – ткнулась мне в спину Сонька. Она таки полезла вслед за нами. Впрочем, братец и папуля тоже. Только места на полу им уже не хватило, и они остались балансировать на лестнице.

Словно в ответ на Сонькин вопрос лежащий внезапно дрыгнул ногой, застонал и икнул. Потом попытался сесть, но опять опрокинулся на спину и заорал:

– Пусти, сволочь! Убью! – после чего громко захрапел.

Кеша отпрянул и возмущенно констатировал:

– Да он пьяный в сосиску! Перегарищем разит…

– О, новые спасатели пожаловали! – раздалось прямо над нашими головами. – И что это вам от Гришки понадобилось?

От неожиданности я, обернувшись, едва не врезалась носом в Сонькино ухо. А Борька принялся оправдываться:

– Да мы услышали, кричит кто-то, подумали – человеку плохо…

– А ну, вылазьте! – скомандовал голос. – Да банки с огурцами мне не переколотите!

Мы послушно выбрались на свет божий. После темного подвала даже сумерки казались ясным днем. Та самая тетка, которую мы уже видели, стояла, уперев руки в боки, и с осуждением рассматривала наши смущенные физиономии.

– Дачники, – с непонятным удовлетворением констатировала она. – Дачники, а туда же! Алкоголики!

– Мы не алкоголики, – забухтел братец. – Нельзя же вот так сразу черт знает в чем обвинять! Вы вот зачем живого человека в погребе взаперти держите? Может, ему с сердцем плохо?

– С сердцем ему хорошо, – отрезала хозяйка. – Иначе не пил бы у свата неделю. На собственно горбу приперла и – в изолятор! А сватья со своим Михой пусть сама разбирается.

– В изолятор? – заинтересованно переспросил Кеша. – И надолго?

– Так дня на три, – махнула рукой тетка. – Протверезится окончательно, и выпущу. А иначе сбежит не к свату, так к куму. И начнется вторая часть Марлезонского балета, – неожиданно добавила она. Кеша поперхнулся.

– А на замок запирать зачем? – не удержался от вопроса Борька.

– На замок, чтобы дружки его не выпустили раньше сроку. Сено некошено, дров опять же привезти надо, а они хвать бутылку – и в овраг, как партизаны, чтоб их… – тетка потрясла смуглым кулаком и запахнулась в шаль. – Ну ладно, дачники, проведали Гришку и идите себе.

– Вы уж простите, что так вышло, – принялась извиняться Сонька. Но хозяйка только кивнула и неспешно направилась по своим делам.

Домой мы вернулись к тому времени, когда собрались отчаливать накормленные ужином и напоенные чаем археологи. Череп, кости и монетку они упаковали и забрали с собой, пообещав назавтра приехать, чтобы в спокойной обстановке покопаться в нашем подвале. Насчет спокойной обстановки, это они, конечно, загнули. Но если есть желание, пусть копаются, может это заставит папулю поменять, наконец, злосчастные трубы. Вот только я не поняла, почему Макрайстер таким волком смотрел на отъезжающих. Пара косых взглядов, брошенных англичанином на Диму и Дениса, выражали откровенную неприязнь и раздражение. Но в тот момент мне было не до рассуждений – встала проблема устройства на ночь Соньки с Кешей и приблудного иностранца, а оборудованных спальных мест для размещения гостей было пока явно недостаточно.

Так что пока мамуля и Аллочка, передумавшая в связи с благополучным возвращением деда эвакуировать детей в город, принялись накрывать стол к ещё одному ужину, я решила заняться обустройством ночлега. Правда, Сонька заявила, что они с Кешей могут устроиться и в трейлере, но там после поисков пистолета царил такой бардак, что разгребать его пришлось бы битый час.

Да и о каком трейлере может идти речь, когда у нас есть такой большой Дом! За минувшее время я успела привыкнуть к его несуразной планировке и к тому, что в каждой комнате имеется минимум две двери, так что все помещения на каждом из этажей можно обойти по кругу.

Так как внизу две отремонтированные спальни были уже заняты родителями и дедом, я забралась на второй этаж. Соньку с Кешей вполне можно устроить в той комнате, где я по утрам обычно пью кофе на подоконнике, созерцая рассвет над Рузняйкой. Ничего, это не самая большая жертва, которую можно принести ради лучшей подруги. А то, что стены не оклеены и пол не покрашен – ерунда, куда сложнее дела обстояли с кроватью. Огромное двуспальное ложе арабского производства, поставленное на попа во дворе под навесом, втащить наверх по загнутой буквой «г» лестнице было в принципе невозможно.

Этого монстра презентовал нам один папулин приятель, сообщив, что сам он когда-то получил его в наследство от тещи. Борька надеялся, что ложе можно будет разобрать и втащить в нужное помещение частями, чтобы потом собрать на месте. Зная способности своих родственников, я не сомневалась, что эта операция стала бы смертным часом для древней кровати. Поэтому, побегав с портновским сантиметром со второго этажа во двор и обратно, я нашла решение проблемы. Оставалось только заставить других согласиться на рискованную операцию.

Я меланхолично прихватила с подоконника оставленную утром чашку с недопитым кофе и пепельницу и отправилась в столовую.

Когда братец услышал, что ему светит поднимать на веревках арабскую кровать в окно второго этажа, причем не завтра и не через неделю, а именно сейчас, он едва не подавился жареной сосиской.

– Какого черта? – завопил он, откашлявшись. – Нельзя было это сделать днем, а не темной ночью?!

Пришлось ему напомнить, что днем нам было не до этого.

– Может, не надо? – робко попытался поддержать Бориса Кеша.

– Надо! – отрезала я. – Сейчас, по крайней мере, все в сборе, так что управимся быстро. Да и ничего сложного – никуда лезть не надо, веревка уже висит на тополе, просто привязать, подтянуть и втащить. Вот и вся работа! Всё равно это давно нужно было сделать, только кое у кого сообразительности не хватило, – я с торжеством взглянула на папулю, который в глубокой задумчивости доедал омлет с сыром. Папуля машинально кивнул, явно не понимая, на что подписался.

Глава шестая

Не знаю, что бы подумали бляховские аборигены, увидев, чем мы занимались в потемках. Больше всего это напоминало подготовку к смертной казни через повешение.

Как ни странно, но кровать до уровня окна мы все же подтянули. Толстую тополиную ветку, нависавшую над крышей дома, папуля весной использовал для поднятия необходимых для ремонта этой самой крыши материалов. Для этой цели он обмотал основание ветки куском рубероида и перекинул через него веревку. Как при этом не свалился – непонятно.

Мы отыскали трос покрепче, привязали его к болтавшейся веревке (предварительно отвязав от неё старое ведро с какой-то застывшей субстанцией) и через минуту имели вполне удобоваримый подъемник.

Несчастная кровать, скрипя деревянным каркасом, взмыла на уровень второго этажа и была поймана за ножку высовывающимся из окна, с которого предусмотрительно были сняты рамы, Кешей. После чего возникла пауза.

– Тащи её, – руководила снизу Сонька, – затаскивай внутрь!

– Чуть опустите, – потребовал Кеша. – Не так низко, выше теперь! И идите кто-нибудь сюда, я один не справлюсь – слишком тяжелая!

– Я иду, – заорал Борька и отпустил трос.

Нет, я, конечно, понимаю, что в семье у нас принято вначале делать, и только потом думать. Но если кто об этом не знает, то впечатление остается сильное.

Собственно, кровать поднимали папуля и Борис, а дед только для проформы придерживал конец троса. Так что когда папулины ноги оторвались от земли, а кровать с грохотом саданула по подоконнику, дед неожиданно для себя оказался в роли противовеса, который единственный удерживал и норовящее рухнуть вниз арабское ложе, и родного сына, повисшего на тросе в метре от земли.

Через пару секунд я, Сонька и Аллочка пришли ему на помощь, вцепившись кто в папулю, кто в трос. Ещё через минуту нам удалось восстановить статус кво, и Кеша с подоспевшим Борькой втащили таки упирающуюся всеми ножками кровать в окно. Макрайстер пришел в себя гораздо позже. Он и с самого начала не слишком понимал, что мы затеяли, так что, похоже, принял происходящее за некий национальный вид спорта. Кто-то лазает по столбу, кто-то бегает с камнями, а мы на сон грядущий кровати поднимаем.

Чертыхаясь и проклиная импульсивного братца, я кошкой взлетела на второй этаж, ожидая увидеть изувеченную мебель. Но, к моему удивлению древнее ложе оказалось целым и практически невредимым, если не считать слегка треснувшую спинку. Гораздо больше пострадало окно, вернее, подоконник. Толстую доску от удара перекосило и практически вырвало из рамы и стены.

Почесав в затылке, Кеша ухватил злополучный подоконник и попытался вернуть на место, но мешал торчащий сбоку здоровенный изогнутый гвоздь. Кеша нажал посильнее, и доска грохнулась ему на ногу.

На Кешины вопли прибежала Сонька, вслед за ней мамуля. Мы принялись утешать травмированного и проверять целостность его конечности. А Борька тем временем как-то странно притих. Обернувшись, я увидела, что он стоит у окна с непонятным выражением на лице. Примерно такие же чувства были написаны на нем, когда ему впервые нужно было сменить памперс у новорожденного Васьки.

– Эй! – окликнула я братца. – Очнись! Ты что, очередной череп нашел?

В ответ Борька как-то странно булькнул и энергично закивал. Мне стало слегка нехорошо. Что если наш Дом нашпигован непогребенными костями, словно колбаса салом? Ужас какой…

Расстояние до окна я преодолела с трудом, на внезапно задрожавших ногах. Но, глянув на углубление, открывшееся под вывернутым подоконником, никаких костей не увидела.

Собственно, углубление было небольшим – всего один вынутый или не уложенный в стену кирпич. И в этой ямке лежал смятый пожелтевший кусок старой газеты, а под ним – кучка желтых монет. Точно таких же, как та, что археологи нашли внутри вырытого в подвале черепа. И ещё что-то, тоже желтое, но длинное и блестящее. Через секунду я держала в руках сверкающий золотой ножик с прямым граненым лезвием.

– Ну ни фига себе, – очнувшись, присвистнул Борька. – Мы, кажется, нашли клад!

При слове «клад» мамуля, Аллочка и Кеша немедленно замолчали и повернулись в нашу сторону. Мамуля всплеснула руками:

– Ой, кинжал!

– Это не кинжал, – возразила я. – Скорее, десертный нож. – Я прикоснулась к лезвию пальцем. Оно было совсем не острым, без всяких следов заточки. На округлой рукоятке никаких украшений, кроме тонкой и сложной монограммы. «М» и, кажется «И» и «О».

Раздался топот, и в комнату ввалились папуля с дедом, таща полосатый матрас для кровати. Увидев в моих руках золотой нож, они так и застыли. А Борька тут же принялся выгребать из выемки монеты. Одну за другой.

– Семнадцать!

Я на всякий случай заглянула в ямку и поковыряла пальцем раствор между кирпичами. Итак, семнадцать золотых монет и нож. Это не считая черепа и ещё одной монеты, увезенной археологами. Для одного дня – солидный улов.

– И что нам со всем этим делать? – глупо спросил Борька. Хотя почему глупо – я тоже понятия не имела, что делать с найденным золотом. Кажется, его нужно сдавать государству и получать вознаграждение? Теоретически всё понятно, а вот практически…

– Интересно, если я сейчас позвоню в милицию и сообщу, что мы нашли клад, они приедут? – словно отвечая на мой вопрос, пробормотал папуля.

– Не сомневаюсь! Примчатся немедленно, причем, сразу две милиции, – хмыкнула мамуля. – И станут доказывать, что именно на их территории находится Бляховка. Найденное золото это не похищение дедули и не кости в подвале, за это им наверняка премии дают, – добавила она ехидно.

– Вот только милиции нам сегодня не хватало, – простонала Аллочка, хватаясь за виски. – Утром не дали выспаться, днем черт знает что творилось, так теперь и спать вовремя не ляжешь… Вы так и будете с этим матрасом в дверях маячить? – раздраженно поинтересовалась она у супруга и свекра. – Положите его, в конце концов! Да не на пол, а на кровать!

Матрас плюхнули на место, и в комнату наконец-то смог просочиться Макрайстер, который до этого изнывал от любопытства на площадке перед дверью. Увидев ножик, он быстренько подскочил ко мне и ловко выхватил его из моих рук, после чего с благоговейным восторгом уставился на вензель.

– О! – провозгласил он. – О!

– Что «о»? – с подозрением спросил дедуля. – Ты, Федя, пояснее выражайся.

– Теперь доктор Уиллоу посрамлен будет! – внес ясность Макрайстер. И чтобы кто-то, не дай бог, его не понял, добавил: – Никакого старческого слабоумия, да! Никаких причуд и капризов! Прекрасная память и полная ясность мысли. Я знал!

Дедуля пожал плечами и уточнил:

– У кого?

– У миссис Броуди, – торжественно произнес англичанин. Потом потыкал в рукоятку толстеньким пальцем с аккуратно остриженным ногтем и заявил: – Это значит, что они действительно были тут.