Парни нехотя втиснули инструменты в коридорный карман. Пришлось, конечно, сдвинуть кровати к чему-то вроде окна, и в процессе перемещения сломалась ножка, но это не особенно огорчило музыкантов. Фтор долго настраивал комбик и подключался к усилителю. Остальные ребята мучились с настройкой. К их великому ужасу, Уроборос завершил её первым и, не откладывая, начал упражняться.

– А ты можешь не мешать?! – рявкнул Везувий.

– Нельзя подождать, пока мы настроимся? – поднял свои дошираковые патлы Пустыня.

– Иначе я тебе твои грёбаные палочки в глотку запихаю! – пригрозил Фтор, отвлекаясь от тюнера.

– Извините, я больше не буду, – пообещал Уроборос, но придерживался своего обещания чернослив не дольше минуты.

– Чтоб ты мизинец ударил, – шептал проклятия Везувий.

Но вскоре все благополучно настроились и принялись оттачивать исполнение, следую трек-листу.

***

Тренировка прошла как по маслу, и уже вечером гости грудились в клубе «Стрекоза». Лица скрывали малиновый, фиолетовый, чёрный и белый цвета.

– Зададим жару, – сжал кулак перед выходом Помпея.

Вот свет в зале погас, послышались пригласительные аплодисменты, и первым из-за кулис вышел Уроборос, высоко подняв скрещенные палочки. Получив свою порцию оваций, он уселся за установку и выпустил мягкую дробь, подлившую интригу. Следующим на сцене показался Фрикаделька. Он долго кланялся, высовывал язык и, наверное, позировал. Иначе как ещё назвать его марионеточные движения? Третьим фанаты поприветствовали Пустыню. За ним показался Везувий, который прорезал аудиторию резким визгом электрогитары и занял своё место с краю. После Везувия к публике вышел Фтор с поднятой рукой и сложенной козой из пальцев. И на самом кульминационном моменте, когда барабан трещал по швам, выплыл Помпея с харизматичной улыбкой и резиновым микрофоном. Зал завопил как резанный, к его крику добавились гитарные стоны, и песня о горячей любви запульсировала из колонок.

– С теплом, ваши пансексуалы! – поклонился в конце Помпея, вызывая новую волну возбуждённого визга.

Парню казалось, что он утопает в монотонной какофонии звуков. Что он растворяется в бездонном море блаженства. Яркий белый свет слепил глаза и, словно рентген, просвечивал его грудную клетку. Реальность происходила где-то совсем рядом, но не с ним. Он воспринимал её через прозрачную плёнку, как будто события разворачивались на экране телевизора. Музыка изгибалась, как змея, крадущаяся к птенцу. Эйфория заливала его душу, взбивала её, как миксер, до белой воздушной массы. Голова кружилась, как колесо обозрения, и невесомость наполняла его ноги в тяжёлых ботинках. Раскрепощённый, Помпея сбрасывал свою одежду в толпу, радуя тех счастливчиков, кому достались редкие реквизиты. Затем парень вынул подписанные открытки с бардовым отпечатком губ и запустил их в пёструю давку. Накрашенные куклы падали на пол, как ястребы на мышь, и с ликованием прятали поцелуи кумиров в бюстгальтер или пиджак.

Бедолага Уроборос обливался потом, как истинный мегалодон. Маски из папье-маше взрывались, осыпая толпу конфетами с сюрпризом. И их безумие длилось до густой темноты. Поклонники долго не отпускали артистов и просили повторить композиции на бис. Исполнителям, конечно, льстило их почитание, но когда ты обесточен, как выкинутая на берег рыба, то не шибко радуешься крикам.

К счастью, скоро их звёздный ад подобрался к концу, и парни смогли перевести дух в гримёрке.

– Это просто бомба, – глотнул воды Везувий.

От усердной работы потовых желез макияж у всех потёк, и выглядели детки особенно пугающе.

Спали они в гадком клоповнике как убитые. Впрочем, разница была небольшой. На следующий день группа собрала все грязные шмотки в целлофановый пакет, дружно вымылась в душе и заглянула в столовку «Орех Кракатук». Только блюда не соответствовали стереотипу. Меню не исполняло желаний, так как, кроме печёного картофеля и двух-трёх салатов с сыром, ничего не подавали.

– Странный наёб, – с остервенением порвал хлебный мякиш Фтор.

– Не серчай, – с набитым ртом прочавкал Пустыня, пока Уроборос искал, чем бы могли поживиться его домашние питомцы.

Фанси уплетала салат и заверяла всех, что точно насытится политой маслом зеленью.

– Как скажешь, Фанта, – не стал заморачиваться Везувий.

После завтрака банда панков заправила бак бензином и пустилась к новым горизонтам. Странный коктейль триумфа и усталости плескался внутри каждого. Говорили мало. Радио тоже молчало. Урчал один фургон, и его тарахтенья вполне хватало.

В следующем городе молодёжь заселилась в подобном заведении, только называлось оно «Баба Капа». Обстановка была скромной, но номера оказались опрятней. Закусочная тоже подбодрила голодных путников. Картофельное пюре с сердечками, спагетти с кетчупом и пирожки не оставили посетителей равнодушными. Не зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А если у мужчины нет сердца, то желудком путешествие и заканчивается.

Концерт опять произвёл сногсшибательный эффект.

– Гудбай, май Гадс! – как пьяный, кричал Помпея, слюнявя микрофон.

В баре «Барбекю» собралась на удивление нехилая толпа, которая превратилась в единый мускулистый организм.

И чем ближе труппа подбиралась к Западу, тем больше натекало людей. Пожалуй, мир нуждался в их лютой агрессии. Миру не хватало скандальности и бэдтрипа в отсутствии колёс. Отчего люди так страстно любят то, что их убивает? Отчего они, очертя голову, несутся в разинутую пасть погибели? Неужели в погоне за острыми ощущениями они готовы вбухивать в себя тонны наркоты и музыки?

Самый фееричный концерт выдался на фестивале, организованным акцией «Помоги пойти колоться». Заработанные средства от продажи билетов шли в благотворительный фонд, который щедро делился героином с отчаявшимися торчками, у которых кровь хлестала из носа, а из задницы понос. Поистине, доброе дело – содержать бродячих джанки! Вот она – искренняя мягкая любовь! Весь стадион был заполнен любителями рока и индастриал-метала. Известные группы выступали по очереди, и «Панкея» подоспела как раз вовремя.

Их выход поразил армию поклонников, и Помпея невольно подумал о секте. Уж слишком ситуация напоминала массовую промывку мозгов, а тут ещё это пожертвование вписалось как нельзя кстати. Впрочем, куда сильнее парня интересовало их продвижение по какой-то там лестнице. То ли карьерной, то ли золотой, ведущей к батюшке Господу. С ним, правда, у Помпея были свои тёрки. Ну, не то чтобы тёрки, а так – взаимный игнор.

– Фух, – стянул с себя майку Фтор, – эффект, словно воду вылили в кислоту! – воскликнул он.

– Аха, – подтвердил Фрикаделька, хотя слабо догонял, о чём текла речь.

***

В подобных разъездах пронеслись два месяца с небольшим хвостом. За этот промежуток времени у ребят выработался личный график, который поддавался краткому изложению: «потрястись в фургоне-отрепетировать-выступить-отбросить копыта-потрястись в фургоне…» и так до бесконечности. А точнее – до возвращения в пыльный грязный городишко, напичканный заводами по производству цемента и строению какого-то говна для подводных лодок.

Возвращение

– Несчастные мои тарантулы, – тонко лепетал Уроборос, – совсем вас злые дядьки замучили, – складывал он губы трубочкой.

В команде договорились, что каждому даётся пару дней на отдых, а затем рабочий режим возобновляется. Толстопузый гот не стал терять времени даром и первым делом набрал себе ванну. Как же он соскучился по плаванью с жёлтыми игрушками! В гастролях у него совсем не находилось возможности позабавиться с акульей охотой. Зато теперь толстяк мог оттянуться на славу. Рыча и расплёскивая пену, он бросался на испуганных утят и прижимал их пузом к кафельному дну. После водных процедур фиолетово-чёрный увалень отправился на улицу с лопатой. Осень уже успела раздеть деревья, и сейчас мокрые листья противно чмокали под гриндерсами, а сырой, как осьминожья щупальца, воздух окутывал кожу. На повороте его покойно дожидался расплющенный шиной голубь с фиолетовым кетчупом. Птица уже успела окоченеть и превратиться если и не в камень, то в его пернатую копию. Уроборос с кряхтеньем присел на корточки и принялся соскабливать несвежий труп. Всю дорогу до голубиного кладбища он заботливо укачивал сизого мертвеца, словно мать леденцового младенца с молочным и тальковым запахом. Оказавшись на знакомой полянке, Уроборос вырыл ямку, уложил в неё бесформенную тушку и, прочитав птичью молитву, засыпал ложбинку землёй.

– Покойся с миром, брат, – прошептал громила, сдерживая дрожащие слёзы, которые покрывали пейзаж студенистой рябью, – будь свободным. Летай бесплотным райским сирином, оборачивайся вольным ветром и щекочи проклюнувшуюся траву, – максимально красиво и достойно напутствовал он.

***

Фрикаделька сходил на приём к ортодонту и получил пакетик с нарисованным упоротым лосем. Внутри были всё те же резинки, только куда толще и страшнее.

– Фот засада, – проскулил он.

***

Фтор и Везувий неслись на своём двухколёсном Ниндзе, ловя драйв и встречный поток дождливого запаха. Их куртки дрожали на ветру, а крыша съезжала с дома, в котором явно жили не все постояльцы.

***

Пустыня просто отсыпался, а Помпея гулял с Фанси и обдумывал дальнейшее развитие группы.

– Понимаешь, нам нужно что-то более личное, – говорил он, – нам нужна драма, глубокая тоска и вязкая печаль, тягучая, как мёд, испорченный ложкой дёгтя.

– Типа памятника умершей любви? – спрашивала Фанси.

– Да. Что-то вроде предсмертного реквиема Моцарта. Он играл его, когда завистливый Сальери отравил великого виртуоза, – делился исканиями Помпея.

– У тебя уже есть идеи? Ну, костяк альбома? Намётки текстов? – развивала тему Фанси, собирая сухие листья в букет.

Они опять бродили в парке для мамочек с колясками. Теперь они так и называли своё условное место – «коляска». Типа: «Сегодня встречаемся в коляске».

Или:

«Жду тебя в коляске».

Или:

«Найдешь меня в коляске, пупсик».

– Да, внутренне я полностью готов к записи альбома. Даже знаю его название. Думаю, парни должны согласиться. А если не согласятся, то пошлю их нах… куда подальше пошлю их, в общем, – поправлялся он.

– Пожалуйста, позволь мне узнать первой! Я ведь никому-никому не проболтаюсь! Это будет наш с тобой секрет. Это будут наши дети. А когда я забеременею, то прежде всего сообщу тебе, – выпаливала мрачная принцесса, – то есть… – смущалась она.

– А ты забавная, – оборачивался к ней Помпея, – раз клянёшься, что не проболтаешься, то скажу, – пообещал ей солист.

– Клянусь, – затаила дыхание девушка.

– Тогда слушай, – вздохнул Помпея. Когда он покидал сценический образ, то становился самым милым и нежным мальчишкой в жёлто-оранжевой шапке с помпоном и клетчатым уютным шарфом, какие носят поэты. Если берет – символ живописца, то символ поэта – это шарф. – Называться альбом будет «Селекция грусти». Ты же знаешь, что такое селекция? Это улучшение чего-либо, выведение новых сортов, размножение… Так вот. Я создам селекцию грусти. У грусти гораздо больше пятидесяти оттенков серого. И живёт она дольше пятидесяти дней…

– Почему ты об этом думаешь, Помпея? – не на шутку озаботилась Фанси. Её настораживала пессимистичность друга.

– Признаться честно, – остановился он, – я чувствую себя одиноким. Тогда, в туре, сотни тысяч людей аплодировали нам, любили нас, обожествляли и всё в этом духе. Но точно так же хлопают комарам и мухам, – с болью в голосе произнёс он, – эта рать псевдопоклонников способна задавить тебя. Прижать к полу и вырвать язык. От любви до ненависти один шаг. И самое жуткое, Фанси, это то, что я люблю их. Каждый раз, когда пою им, то ощущаю такую близость, какая возникает после секса в первую брачную ночь…

– Разве у тебя уже была первая брачная ночь? – по-щенячьи подняла глаза Фанси.

Если бы она внезапно обернулась собакой, то определённо китайской хохлатой. У неё даже имя смахивало на собачью кличку – Фанси. Наивная и доверчивая Фанси. Преданная и простодушная.

– Конечно, нет! – рассмеялся Помпея. – Но почему-то мне кажется, что сравнений удачнее не найти, – пошутил он, – а тексты… Я точно включу в список песню с названием «Демосчастье». Или «Демотепло».

– Или «Демолюбовь», – подхватила малышка.

– Точно! Или «Демолюбовь», – грустным эхом повторил Помпея.

Дальше влюблённая парочка бродила молча. Их ноги швыряли хрустящие листья в воздух, руки, треснутые на лёгком морозце, гуляли по древесной коре. У Помпеи с детства была необычная аллергия. Как только природа закутывалась в снежный саван, его пухленькие ягодицы, икры и щёчки краснели, чесались и шелушились. К счастью, больше попка не реагировала на мороз, а вот руки мигом покрывались экземной чешуёй.

– А как у тебя дела? – прервал ненавязчивую тишину Помпея.

– В порядке, но обратном, – усмехнулась Фанси, – мама постоянно нудит, что я должна заняться образованием и всё такое, а я считаю себя свободной личностью, которая способна самостоятельно выбирать судьбу. Матушка называет вас криминальными гебоидами, – продолжала усмехаться девушка.

– Кем? – поперхнулся Помпея.

– Она психотерапевт и не устаёт сыпать научными терминами, – отмахнулась Фанси, – так что не зацикливайся, – посоветовала она.

– А с тобой интересно. Легко. Непринуждённо. Не как с другими. Понимаешь, с тобой я не прикидываюсь звездой, крутым мачо или дерзким разрушителем. С тобой я – я, – признался парень, крепко сжав ладонь подруги.

– Я тут внезапно поняла, – наклонила голову девушка, – что зря откромсала волосы и накупила столько чулок. Я просто думала, что смогу произвести на тебя впечатление. Мне хотелось быть с тобой на одном уровне. Стоять на одной ступени. Ах, какой же я была дурой! – вспыхнула она.

– Ты не виновата, – взял её за подбородок Помпея, – ты вела себя естественно. Ты не могла уступать мне во всём, – бархатно прошептал солист.

– То есть ты на меня не сердишься? – шмыгнула китайская хохлатая.

– Сержусь? Конечно, нет! Ты самоотверженно провожала меня в пути! Ты верила в меня даже тогда, когда я сам в себя не верил! Ты научила меня терпимости и толерантности. Помогла справиться с отчаянием, в которое меня погрузил постмодерн…

– Что ты, – мурлыкнула Фанси, – просто я была рядом.

После её откровения уличные романтики опять замолчали и двинулись по серо-розовому бордюру. На душе было свободно и хорошо. По-простому так хорошо, без всяких ухищрений и досадливых помарок.

– Фанси, – перебил тишину Помпея.

– Да? – отозвалась она.

– У тебя случайно суставы пальцев не слишком большие? – спросил он.

– Да вроде нет, а почему ты спрашиваешь? – удивилась девушка.

– А у Пустыни большие. Он кольца снять не может.

– Не повезло, – вздохнула его глупая крошка, всё ещё не понимающая, к чему клонит Помпея.

– Тогда я готов сделать тебе предложение, – сконфуженно произнёс он, стоя в дурацкой жёлто-оранжевой шапке с помпоном и поэтическом шарфе.

– Что? – рассеянно ахнула Фанси.

– Ну, ты это… Примешь мои член и сперму? – сокровенно спросил её кавалер.

– Руку и сердце! – прыснула радостная девчонка.

– Ой… – сгорбился Помпея, – уж извини. Меня не учили делать предложения, – с весёлыми нотками извинился он, – так ты готова быть моей невестой?

– Твоей невестой? – уронила букет из листьев Фанси. – Конечно, да, – слабо ответила девушка. – Боже, да! – громче прокричала она, прижимая ко рту руки в вязаных пинетках.

– Ура! – подхватил её под мышки Помпея.

В следующую секунду он уже крутил избранницу так, что рыжий парк сливался в одну густую акриловую кляксу.

– Поставь! Поставь! – хохоча, попросила она.

– Слушаюсь, мой командир, – отдал честь парень, возвращая девушку на ноги.

После того, как хэппи лаверс покинули «Коляску», они отправились домой к Помпее. Подходящим друг к другу половинкам не терпелось воссоединиться, и они дрожали от сильного желания.

– Только я девственница, – уже в прихожей призналась Фанси.

– Я буду нежен и мягок, как бисквит, – пообещал Помпея, – я не сделаю тебе больно, – поцеловал её в ухо он.

Вообще, Фанси не была против того, чтоб Помпея сделал ей больно. Она могла бы стерпеть лёгкий дискомфорт, но её малыш действительно вёл себя ласково, как морской бриз. Вначале он долго гладил и раздевал свою подружку, целовал её шею и грудь, дразнил соски и всё такое. Фанси прижимала к себе Помпею, хватаясь за его волосы и слегка постанывая. Потом Помпея медленно вошёл в свою милую и принялся плавно двигаться внутри. Каким-то шестым чувством он понимал, когда следует остановиться и дать ей отдохнуть. Невероятное наслаждение горячим какао затопило девушку, размешало её до полного растворения и выпило без остатка. После соития она была расслабленной, мягкой и податливой, как домашняя кошка.

– Моя сильная девочка, – шептал Помпея.

– Твоя сильная девочка, – вторила ему Фанси, погружаясь в сладкую липкую, как сироп, дрёму.

Картина маслом

На следующее утро Помпея проснулся первым и принялся гулять влюблённым взглядом по беззащитному телу Фанси. По хрупкому и идеальному телу. Невинные ключичные ямки, наверное, создавалась нарочно для его поцелуев. На животе были рассыпаны родинки в форме созвездия «Малой Медведицы». Грудь равномерно поднималась и спускалась. Этакое графическое изображение её лёгкого дыхания. Помпея аккуратно погладил свою малышку по волосам и подумал, что нужно как можно скорее купить кольцо. Интересно, лучше вместе выбирать или ошарашить её сюрпризом? Какое изделие лучше подчеркнёт простую красоту его крошки? Аккуратное тоненькое колечко с цепочкой бриллиантов или золотое кольцо с крупным камнем посередине? Эх, вот за что судьба обделила мужской пол вниманием ко всем этим мелочам? Если мыслить логично, то именно им, мужчинам, нужны способности к утончённому восприятию, дабы баловать своих дам подарками. Но, видимо, Бог, если он существует, ещё тот мудак, раз не додумался до самого элементарного!

Помпея ласково обнял Фанси, намереваясь показать ей дивное утро нового осеннего дня, как вдруг раздался скрежет в замочной скважине. «Чёрт!» – мысленно выругался Помпея. От шорохов пробудилась и Фанси, но она не сразу сообразила, что происходит, поэтому у Пустыни оказалось полно времени, чтобы застать парочку врасплох.

– Кого я вижу! – лукаво прогорланил он, пройдя в спальню. – Картина маслом! Брюллов отдыхает!

– Нет. Это мы отдыхаем, – сонно проворчал Помпея, ещё хриплый после сна, – ты чего припёрся?

– Так ты же сам говорил, что через два дня собираемся в «Сахаре». Все давно уже тебя в пух и прах разносят, а ты тут, оказывается, с нашей зайкой любовью занимаешься! – подразнил друга он.

– Точно. У меня совсем из головы вылетело. Спасибо, – смутно припомнил Помпея, – я сейчас быстро соберусь, – сообщил он и, не стесняясь приятеля, выпрыгнул из постели, натянул трусы, нацепил кофту и запрыгнул в штаны.

– Побежали-побежали! – поторопил он Пустыню. – Фанси, можешь оставаться у меня. Чувствуй себя как дома. В холодильнике бери, что хочешь. В шкафчике есть одноразовая зубная щётка, – на ходу тараторил он.

В гараж парни бежали так, что поток воздуха царапал и обжигал горло. Отдышаться удалось только в «Сахаре».

– Чего так долго? – накинулся хмурый Везувий.

– Без обид, орлы. У нашего Амура любовные похождения, – оправдался за него запыхающийся Пустыня.

– Приплыли, – цокнул языком Фтор, – мне, значит, нельзя по воскресеньям расслабляться, а этому выскочке можно…

– Остынь. Никто тебе ничего не запрещал, – положил руку на его плечо Пустыня.

– Что ж, – откашлялся взмокший Помпея, – сегодня нам предстоит провернуть большой объём ворка.

– Опять, – скукожился Фрикаделька.

– Сейчас, когда мы набрали популярность, нужно поддержать интерес публики новым альбомчиком. Сегодня мы должны записать на диктофон демоверсии основных песен.

– Придержи коней! За один день шедевры не сочиняются, – возмутился Фтор.

– Только если ты не гений, – перебил его Помпея. Отчего-то юноша вёл себя так, словно боялся не успеть реализовать все свои планы. С недавних пор его жизнь неслась стремительным экспрессом, но совесть всё равно не замолкала. Что бы парень ни совершал, он не был удовлетворён своей продуктивностью. И потому сублимировал, сублимировал и сублимировал. – Мы должны создать потрясающую вещь. Чтобы каждый звук щипцами вытягивал душу из слушателя. Чтобы рёв глобальной трагедии касался каждого. Чтобы болезненная тягучая музыка затягивала людей, как болото. Я хочу погрузить их на самое дно отчаяния, а потом спасти светом своей любви. Отрезвить их. Показать силу принятия…

– Остановись. Тебя несёт, – зевнул Везувий, – скажи-ка на милость, зачем нам сопливый депрессняк? Этот сентиментальный бред? Почему мы должны скатываться до типичных лириков? Оставь эти мессии для классики или…

– Да чего вы противитесь? – не выдержал Помпея.

– Да потому что мы группа, чёрт возьми! – выкрикнул Фтор. – Мы команда! Мы находим компромисс. Мы слышим и учитываем мнение каждого, а не исполняем твои прихотливые проекты, сраный эксплуататор! – презрительно поднял губу он.

– Пожалуй, ты прав, – огорчился Помпея, – я немного ослеп…

– Немного ослеп! Может быть, ты ещё немного умер?

– Может, и так, – опустился он на диван.

– Давай обойдёмся без театра? – продолжал напирать Фтор.

– Давай. Делайте что хотите, – как-то быстро сдался Помпея.

Ему вдруг стало неважно их будущее. Ради кого они стараются? Земляков? Себя? Какая разница, напишут они новый трек или нет? Вселенной ведь плевать. Холодный космос не слышит их музыки. Только далёкое созвездие «Малой Медведицы» освещает ему путь. Хотя, может быть, не такое оно и далёкое.

– Я хочу добиться справедливости! – брюзжал Фтор. – Ты нахально сместил меня на второй план, скотина! А теперь заставляешь плясать под свою дудку! Только я не цирковая зверюшка, чтобы подчиняться твоим командам! Сначала ты созываешь нас ни свет ни заря, а потом сам же и задерживаешься! Свинья непунктуальная! – закипал он.

– Сегодня, кажется, не среда, – отрешённо отозвался Помпея.

– Ёрничать вздумал? – с тяжёлой угрозой придвинулся к нему жёлтый ирокез.

– Тебе виднее, – устало ответил Помпея, провоцируя разъярённого дружка на драку.

Но драки не произошло. Произошло нечто хуже.

– Ах, так, – лихорадочно облизнулся Фтор, – тогда… тогда я ухожу! – гаркнул он. – Кто ещё решится выйти из-под начальства этого надменного эгоиста? – обвёл взглядом присутствующих парень.

– Я, – вызвался Везувий, пихая Уробороса и просверливая в нём дыру красноречивым взором.

– И я, – неуверенно сложил палочки он.

«Это конец», – подумал Помпея, сейчас они все бросят его одного, раздавленного и униженного. Но внезапно бесхарактерный Фрикаделька прошепелявил:

– А я остаюсь!

– Я тоже не уйду от Помпеи, – встрял Пустыня.

Внезапная волна признательности накрыла Помпею с головой.

– Пф, ещё бы! Два гриндерса – пара! – осклабился Фтор. – В любом случае, на моей стороне лучшая часть группы. А вы, неудачники и простаки, продолжайте мучить друг друга репетициями! Только на успех больше не рассчитывайте: мы затмим вас, – самодовольно закончил он.

Так и произошёл раскол «Панкеи».