Глава 14. Неблагородные господа
Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти.
– Толстой Л. Н., «Война и мир»
Женя была бы рада ответить на вполне закономерный вопрос, но слова стали вдруг тяжёлыми и застревали в горле, не давая ни выдохнуть, ни вдохнуть. Она ойкнула и упёрлась рукой в стену, чтобы, чего доброго, не упасть посреди комнаты.
– Я требую объяснений! – кричал отец Анны-Есении, в замешательстве мельтеша руками. Он, однако, не торопился предпринимать каких-либо активных действий – видимо, чересчур удивился ситуации и пока не был уверен, как следует на неё реагировать.
– Спокойно, – зазвучал голос Оддманда, мягкий, глубокий, делавший его похожим больше на взрослого мужчину, чем на суматошного мальчишку-актёра. Одно единственное слово поплыло по комнате, разливаясь патокой по углам, залезая в щели пола и окутывая каждого на своём пути подобно пушистому одеялу. Папенька послушно затих и теперь непонимающе хлопал губами, как рыба, выброшенная на берег. Теперь он походил не на разъярённого родителя, а на героя мульфильма – усатый, толстенький, взгляд растерянный. Жене даже стало его жалко. На мгновение.
– Здесь ничего нет, – обратился Оддманд уже к ней. Только сейчас девушка заметила, как сильно стиснуты его челюсти; видимо, ему было не лучше, чем ей. – Нам надо уходить. Срочно!
Закинув руку Жени себе на плечо, фамильяр пронёсся мимо продолжающего осознавать происходящее мужчины в сторону лестницы. Спуск дался тяжело – ноги еле шевелились, и Женя чуть не перевернулась пару раз, однако Оддманд не дал ей так быстро распрощаться с жизнью.
– Фрейя! Фрейя!
В груди похолодело.
Анна – или, видимо, уже Герда – стояла в дверях гостиной, почти непохожая на ту девушку, которая сидела за рулём машины. Нет, волосы всё также были рыжими и растрёпанными, да и черты лица не изменились существенно, но… появилась в них некая острота. Словно контраст картинки выкрутили почти до максимума, и теперь отпечаток прошлого явно прослеживался в каждом движении, в каждой мимической морщинке. Герда стала собой – а значит, ощущала, как тьма пожирает эпоху, стремясь стереть все следы её (и не только) существования. Не позавидуешь человеку, который только-только вспомнил, кем он является, и уже вынужден готовиться к исчезновению.
– Герда?
Секунда – и девушки повалились друг к другу в объятия. Слёзы хлынули сами собой; Женю затрясло. Где-то поблизости Оддманд, видимо, пытался открыть лазейку к следующей эпохе. Он уже не читал нотаций о вреде сентиментальности – похоже, выдохся окончательно.
– Ты знаешь, где кольцо? – Женя всё же нашла в себе силы задать вопрос. Она заглянула Герде – назвать её Есенией язык уже не поворачивался – в глаза, но тут же снова буквально рухнула на подругу – держать голову было сложно.
– Я… Нет, не знаю, – пробормотала Герда, – но здесь его точно нет. Этот… этот мрак… он жрёт Лес, я чувствую, как он его давит, режет, он… – она задохнулась и зажмурилась крепко, пытаясь унять дрожь. В её голове творился маленький ад – мир вокруг горел и плавился, и его крики отдавались в висках так громко, что Герде хотелось оглохнуть – впервые за всю жизнь. Но она знала, что физическая глухота ничем не поможет – нужно было оглушить сердце, однако возможно ли это?
Слишком сильно она дорожила своей силой, слишком долго училась понимать монологи ветров, волчий вой и шелест листьев. Теперь, когда Лес кричал, ей хотелось закричать вместе с ним, броситься прямо в сердце мрака, чтобы остановить его хотя бы на пару мгновений. Но тьма была сильнее её, тьма надвигалась с ужасающей скоростью, и мир съёживался до размеров Дома, а следом до размеров комнаты и, в конце концов, превращался в мерцающую точку перед глазами.
– Всё будет хорошо, – сказала Женя, сама не веря своим словам.
Дом корчился от боли. Подобно кислоте, чернота разъедала его, начиная с крыши; вековая магия билась в истерике, алыми всполохами мечась от пола до потолка, и обжигала кожу. Но теперь Женя хотя бы была не единственной, кто это чувствовал.
– Ан-на-а-а-а… – усатый мужчина появился на лестнице, медленно сползая вниз по ступеням. Его лицо растекалось, подавляемое разрушительной силой, и, хотя он не мог ощущать всего в полной мере, ему тоже наверняка было больно.
– Оддманд! Срочно, уноси нас отсюда!
– Я пытаюсь! – прокричал в ответ фамильяр. Он был напряжён так сильно, что его лицо раскраснелось, а на шее забилась жилка; вены на руках вздулись, а сами руки почернели на кончиках пальцев. Оддманд сопротивлялся, как мог, но даже его силы были на пределе, хотя среди них всех он был, пожалуй, самым сильным магом.
Пол под ногами постепенно размывался и закручивался в водоворот. Проход между эпохами медленно, но открывался; Дом шёл навстречу, позволяя своим детям сбежать в целости и сохранности. Его последний подарок в этой жизни. Хаотичное колдовство покорялось воле фамильяра, послушно выстилая дорогу назад, в прошлое.
– Я обязательно всё исправлю, – зашептала Женя, сжимая ладони Герды в своих. – Прости меня, пожалуйста… Прости меня за всё это…
Герда молча кивала. Её облик, как и всё окружающее, потихоньку терял чёткость, превращаясь лишь в тень. Женя практически не ощущала её пальцев, но продолжала хвататься за них в слепой надежде на то, что это хоть как-то поможет.
– Уходим, госпожа, – голос Оддманда прозвучал где-то справа, и в следующую секунду фамильяр мягко подхватил девушку под руки, бросаясь вместе с ней в грохочущую бездну.
Они исчезли, и вслед за ними всё погрузилось во тьму.
* * *
– Я уже не уверена в том, что это хорошая идея, – буркнула Герда. Они сидели вместе с Фрейей на мосту, поджав ноги под себя. Река единым потоком убегала вдаль, переливаясь под солнечными лучами; вода была до того прозрачной, что можно было разглядеть все до единого камни на дне.
– Почему?
– Не знаю… Вот так брать и вмешиваться в естественный ход событий… – Герда цокнула языком. – Вдруг у нас ничего не получится?
– Если будешь так говорить, то точно ничего не выйдет, – ответила Фрейя, опуская голову. – Мы ведь уже всё решили. Даже подготовились.
– А что… что бы сказала Рогнеда? Как ты думаешь?
– Она бы нас поддержала.
Герда покачала головой, но ничего не ответила.
Лес тихо шептал ей что-то непонятное, но нежное. Его медовый голос успокаивал. Сегодня был хороший день – тёплый, практически безветренный и какой-то весь из себя ленивый. Прекрасное время для неспешных прогулок.
– Это кольцо… В нём так много магии, – задумчиво проговорила Герда, поднимая взгляд. Ей нравилось смотреть на солнце. Это было своеобразной игрой в гляделки. Глупо, конечно, пытаться победить небесное светило, но Герда не отчаивалась. Уж чего-чего, а соревновательного духа ей было не занимать. – Как ты думаешь, откуда оно вообще взялось здесь, в Лесу?
– Понятия не имею, – ответила Фрейя. – Валялось себе, как обычная потерянная безделушка. Может быть, это знак, – подмигнула она. – Мы бы ещё долго без него мучились.
Герда снова промолчала. Она думала о том, что именно из-за перстня всё и началось. Что влияние его гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Но никто, даже Ингрид, способная заглянуть в суть вещей, не разделяли её мнения. Кольцо стало символом приближающегося ритуала, и Герде пришлось смириться с ним, как смиряются с плохими соседями, которых невозможно прогнать. Она долго беседовала с Лесом по этому поводу, но Лес ничего не знал ни о каких перстнях, а потому мог только слушать.
– Пойдём домой? – спросила Фрейя, поднимаясь на ноги.
– Пойдём.
Герда поднялась на ноги. Белое платье запуталось в ногах, но налетевший внезапно ветер расправил его, укладывая ткань даже ровнее, чем было до этого. Переговариваясь о насущных заботах, девушки неторопливо пошли в сторону холма. До ритуала оставалось два дня.
* * *
Женя снова летела куда-то вниз. Образы прошлого проносились перед глазами в быстрой перемотке, а затем таяли и исчезали, уносимые незримым ветром куда-то вверх. Она почти уже привыкла к бесконечному чувству падения. Тело снова стало невесомым, напоминая о недавней смерти. Где-то рядом летел Оддманд, перевоплотившийся снова в большого чёрного ворона; его расправленные крылья еле трепетали, словно фамильяр не падал, а аккуратно парил в вышине. Наверное, он столько раз проворачивал этот трюк, что уже приноровился оставаться в одном положении.
Двадцатый век остался позади, а впереди маячил девятнадцатый. Маячил метафорически, потому что вокруг была полнейшая темнота. Балы, кавалеры, пышные платья… Одновременно красивое и кошмарное время, потому что в корсете ты подыхаешь уже на десятой минуте, а благородные лошади, если к ним подойти не с той стороны, могут и лягнуть нехило. Но одно перевешивало все минусы – в этой жизни Алексей хотя бы был с ней.
Женя закрыла глаза.
* * *
Когда они впервые встретились, Фрейе было около двенадцати лет. Она встретила в Лесу смешного мальчишку, который, увидев её, замер в ужасе. Хотя, признаться честно, они оба замерли, глядя друг на друга с настороженностью, как дикие звери.
– Т-ты… ведьма? – спустя почти минуту молчания спросил мальчик.
Фрейя фыркнула и помотала головой.
– Ты что, дурак? Я, вообще-то, ягоды собираю.
Мальчик выдохнул и рассмеялся.
– А-а. Мне просто мама говорила, что в лесу только ведьмы живут. А ты откуда будешь?
– С холма.
Мальчик нахмурился.
– Так значит, всё-таки ведьма?
– Ведьма, не ведьма… Сейчас тебя так заколдую, что будешь всю жизнь по лесу блуждать!
– А я ведьм не боюсь, – подбоченился мальчишка. – Я сильный. Я умею по деревьям лазать.
– Я тоже умею, – парировала Фрейя, подходя ближе к незнакомцу и с интересом оглядывая его с ног до головы. Впервые кто-то из жителей деревни заговорил с ней, а не бросился прочь, едва завидев подол белого платья.
Мальчик не нашёлся, что сказать, поэтому решил представиться.
– А-а… а я Ярополк. У меня ещё есть брат, Святослав. Только он в лес не ходит, потому что боится. А я не боюсь.
– Да поняла я уже, что не боишься. Ты стоять тут долго ещё собираешься?
Ярополк замешкался, а потом вдруг сорвался с места и подбежал к Фрейе почти вплотную. Она отметила про себя, что глаза у него очень густого травянистого цвета, как будто обычный зелёный взяли и сильно разбавили водой.
– Я тебе помогу, – с гордостью заявил мальчик и выхватил из рук у Фрейи полупустую корзинку. – Я тебе сейчас все ягоды на свете соберу!
– Вот спасибо, – пробормотала девочка, а потом бросилась вслед за Ярополком, который уже вовсю принялся искать заветные ягоды. – Корзину-то хоть потом верни! А то убежишь с ней ещё…
– Не убегу! Я честный! – отозвался мальчик.
Толку от него, честно говоря, было не очень много – половину ягод он съел, половину не увидел, но вид делал такой, будто и впрямь обчистил весь лес. Тем не менее, спустя несколько часов корзина оказалась волшебным образом заполнена, а дети наелись до такой степени, что едва могли говорить и только икали, эхом вторя друг другу. Ярополк порывался дотащить добычу до самого Дома, но Фрейя его успешно отговорила, опасаясь реакции сестёр на непрошеного гостя.
– Ну и ладно, – ответил мальчик, складывая руки на груди. – Я тогда больше к тебе не приду.
– И не приходи.
– И не приду! – он топнул ногой и показал язык, а после побежал прочь, в сторону деревни.
Фрейя посмотрела ему в спину и, пожав плечами, отправилась домой.
На следующий день Ярополк пришёл снова.
* * *
Падение снова длилось слишком долго и закончилось как-то очень внезапно. Женя свалилась на что-то твёрдое, ощущая тупую боль в спине, а затем провалилась в небытие.
– Эй! Ты здесь?
Евгения открыла глаза, пытаясь сразу понять, где находится. Вокруг царил полумрак. Постепенно слух начал улавливать отзвуки музыки и неразборчивые голоса.
– Вот ты где! Фрейя!
Женя вздрогнула и резко обернулась. Делать этого не стоило – корсет оказался затянут слишком сильно, и на миг девушка забыла, как дышать.
– Ингрид?
– Как ты догадалась, – фыркнула обладательница голоса, и Женя, наконец-то, смогла её рассмотреть.
Уж кого-кого, а Ингрид – или Софию, если угодно – не узнать было сложно. Она оставалась эффектной при любых обстоятельствах. И, почему-то, почти всегда была блондинкой. Ещё одна загадка, которую никто так и не сумел разгадать. Но главной деталью, которая отличала Ингрид от прочих, были, конечно, её глаза. Неважен цвет – они могли быть тёмными или светлыми, голубыми или зелёными, но их взгляд мгновенно проникал в душу, по-хозяйски её выворачивая на изнанку и досконально изучая. Многих это пугало, поэтому Ингрид практически всегда предпочитала глаза прятать. Женя отметила закинутую назад вуаль, которую девушка потом наверняка вернёт на своё место, чтобы ненароком никого не ошарашить.
– Тебя все обыскались! – воскликнула Ингрид, подбоченившись. Её величественное платье нежно-голубой расцветки шелестело в такт каждому движению. – И никаких Ингрид! Забыла, что ли? Я – Елизавета, ты – Ольга. Смотри, а то запутаешь всех. Давай, давай, пошли!
Придавленная таким количеством информации и не оправившаяся от перехода, Женя только кивала и послушно плелась вслед за Елизаветой… Или Софьей… Или Ингрид… Да к чёрту, тут скорее она сама в этих именах запутается. Пусть будет Соня. Так привычнее, и сердцу милее.
– Послушай… Я… – Женя честно попыталась донести до Сони важность их текущего положения, но не успела – они вступили на свет, и все взоры обратились к ним.
Сливки общества, именитые аристократы, графы и графини… И графины на столах. Изучающие, неодобрительные взгляды поползли по оборкам платья. Женя стушевалась, но тут же кротко улыбнулась, и все вернулись обратно к своим светским беседам.
Нужно было искать Оддманда. Как назло, никто из присутствующих на него не походил даже отчасти. Но одно радовало – Женя была в Доме. Она поняла это по знакомой планировке. Кроме планировки, впрочем, ничего не напоминало о двадцатом веке. Естественно, здесь и в помине не было телевизора, а за счёт иной мебели пространства вдруг стало как-то существенно больше. Только сейчас масштабы Дома стали заметны. Оказывается, сюда можно было всунуть и музыкантов, и все эти столы с кучей блюд, и при этом оставить место для танцев.
– Дорогая! Куда пропала? Я уж было запереживал!
На лестнице стоял статный пожилой мужчина в искусно сшитом фраке, который выгодно подчёркивал все достоинства и успешно скрывал недостатки. Он плавно перекатывал в руке бокал вина и улыбался, но в улыбке не чувствовалось теплоты, она была какой-то ленивой и уставшей. Создавалось впечатление, что этого человека предельно раздражает весь антураж, однако он предпочитает со своим раздражением мириться.
– Прошу прощения, папенька… – пробормотала Женя, активно вживаясь в роль. – Мне стало нехорошо.
Мужчина удовлетворительно кивнул.
– Я бы вышла на улицу, проветриться… – шепнула Евгения Соне, когда та подтолкнула её в сторону зала, ослепляющего изобилием именитых и не очень личностей. Подруга тут же на неё зашипела:
– Потом проветришься! У тебя ещё танец, забыла?
– Танец?.. – Женя тут же мысленно прокляла саму себя за данное больше двух сотен лет назад обещание. Какие, к чёрту, танцы, когда весь мир сходит с ума?
– Мадмуазель, позволите?
Сердце ухнуло в пятки. Евгения обернулась (снова слишком резко, отчего дыхание перехватило) и воззрилась на высокого молодого человека. Он тепло улыбался, глядя на неё сверху вниз.
«Алексей», – хотелось сказать ей, но она лишь улыбнулась в ответ и протянула ему ладонь, обтянутую белой перчаткой.
– С удовольствием, – ответила Женя, тут же поменявшись в лице и прогоняя подкативший к горлу комок. В конце концов, может она себе позволить забыться на пару минут? Рядом нет отчитывающего её Оддманда (пока что), а значит единственно верный ответ – конечно, может.
Алексей слегка кивнул и провёл девушку к центру зала. Музыканты, выводившие до этого что-то заунывное и вызывающее лишь зевки, подобрались и принялись наигрывать вальс. Стало значительно веселее. Краем глаза Женя следила за обстановкой. Сформировавшиеся пары выделились из раскиданных тут и там компаний, смеющиеся, счастливые и страшно пафосные. Как только вальс набрал темп, танец начался.
Алексей вёл уверенно, нежно сжимая ладонь девушки в своей и мягко придерживая её за талию. Пожалуй, без его помощи Женя мигом бы споткнулась и нелепо упала ещё на входе в помещение.
– Как вы себя чувствуете? Вас весьма долго не было, – мурлыкнул он тихо, но отчётливо, с интересом заглядывая Евгении в глаза. Почему-то она смутилась. Всё это было так… романтично, что ли. Прямо как в старых сентиментальных романах. В животе забились бабочки, которых наконец-то не сдерживала ловушка ужаса.
– Всё в порядке, благодарю, – ответила Женя вежливо и закружилась. Мир вокруг тоже крутанулся и чуть не повалился на бок, но Алексей вовремя его удержал, крепче перехватив девичью талию.
– Кажется, не совсем, – заметил он и улыбнулся. Женя почувствовала, что краснеет. Какие глупости!
– Я бы вышла на воздух, – призналась она. Мимо них проходили одна за другой пары. Женщины шуршали юбками, мужчины шевелили усами (по крайней мере, те, у кого они были), мелодия лилась, заполняя собой пространство, и на мгновение Женя даже забыла о том, что всё это не более, чем спектакль; забыла о том, что прямо сейчас где-то за пределами Дома туман медленно пожирает окрестности, подбираясь всё ближе и ближе к старинным стенам. Она не видела перед собой ничего, кроме Алексея, его улыбки и его травянистых глаз. Закружиться, сделать шаг назад, потом – шаг вперёд… Оборот… Века не стёрли из памяти умение танцевать нескончаемые вальсы – у девушки был изумительный преподаватель хореографии, забавный француз, чья залысина превышала все возможные и невозможные границы дозволенного.
– Я бы с радостью вас проводил, – заметил Алексей. Вальс закончился внезапно, оборвавшись на высокой ноте, и тишина ударила по ушам, возвращая Женю в неприглядную реальность. Кажется, она смотрела на Алексея слишком влюблёнными глазами, потому что он вдруг стушевался и опустил взгляд, неловко дёрнув уголком губ.
«Такой же красивый, как и прежде», – подумалось Жене. Она, не отдавая себе отчёта в собственных действиях, потянулась, было, рукой, чтобы провести пальцами по щеке юноши, но массивные двери в Дом внезапно отворились, и слуга (вероятно, это был он), взволнованно подрагивая, прокричал, заикаясь:
– Позвольте! С-случилось несчастье! Т-там… там конь… разбушевался… – и тут же упал в обморок.
По рядам гостей пошёл шёпот; по лестнице, хмурясь, спустился нынешний хозяин Дома – отец Софии, представительный мужчина в несколько поношенном фраке. Он о чём-то зашептался с отцом Жени, а потом махнул рукой одному из слуг; тот кивнул и выбежал за дверь, прихватив с собой ещё нескольких человек.
– Прошу простить это недоразумение, господа! – обратился владелец к присутствующим и подмигнул пианисту; тот всё понял и принялся наигрывать нервную польку, которую тут же подхватили прочие музыканты. И гости тут же потеряли всяческий интерес к слуге, которого уже приводили в чувство хлопками по щекам, вернувшись к обсуждению возвышенных тем.
В это время Алексей и Женя отошли чуть в сторону, никем не замеченые. Глаза юноши загорелись.
– Пойдёмте, посмотрим, что случилось!
В этот момент он очень сильно напомнил того маленького Ярополка, которому так нравилось встревать в самые разные передряги. Женя с энтузиазмом кивнула, и они точно две тени выскользнули сначала из зала, а затем обходными путями выбрались на улицу. В Доме было много чёрных ходов; половину не знал никто, вторую половину им показала Соня однажды, и теперь они пользовались ими, когда надо было бесшумно исчезнуть.
На дворе стояла глубокая ночь; Лес вокруг был слишком спокоен, и это невольно настораживало. Женя вгляделась вдаль и убедилась в том, что туман здесь и с каждой минутой лишь приближается, однако пока что его наступление было вполне терпимым. По крайней мере, девушка чувствовала себя неплохо.
Искать место происшествия долго не пришлось, так как в глаза сразу бросилось сразу несколько вещей: скачущая лошадь, которую не могло удержать целых три человека; капли крови на земле; наконец, валяющееся рядом тело, живое, но порядком побитое. Женя прищурилась. Кажется, это был конюх.
Внезапно потерпевший поднял голову и уставился на девушку своими золотыми глазами.
– Оддманд? – вырвалось у Евгении, и она, невзирая на попытки Алексея остановить её, бросилась к раненому фамильяру, наплевав на сохранность платья, которое из розового превратилось в пыльно-розовое. Одновременно с этим захотелось, почему-то, рассмеяться вслух.
– Только не смейтесь… – как бы предугадывая реакцию Жени пробормотал конюх и попытался подняться, но, кажется, лошадь стукнула его слишком сильно – на лбу багровел след, оставшийся от копыта, и Евгения даже позавидовала непробиваемости головы Оддманда. Хотя, может, стоит отдать должное магии, вовремя защитившей хозяина.
– Я… – Оддманда повело вбок, но его подхватили сразу с двух сторон Женя и Алексей. Последний совсем не понимал, что именно происходит, но посчитал важным помочь бедолаге – тем более что тем же занималась и Евгения.
Стоит сказать, Оддманду часто не везло с воплощениями. Если ведьмы становились вельможами, он превращался в их покорного слугу, и лишь изредка получал возможность пробиться выше по социальной лестнице (но часто скатывался обратно вниз). Так что быть актёром в двадцатом веке ещё неплохо – гораздо лучше, чем конюхом, на которого всем, по большому счёту, плевать.
Женя с тоской посмотрела на светящиеся окна Дома. Такое древнее, величественное создание – и кто находится в его стенах? Пресыщенная элита, которой нет дела до своих подопечных, любители охоты, крепкого вина и балов, на которых можно растрясти наеденное за день, а потом наесть ещё больше. Аристократы, по собственной воле попавшие в бесконечный круговорот эскапизма и лени, надутые, как индюки, щеголяющие новенькими фраками и платьями, накрахмаленными воротничками и лаковыми туфельками. И Женя была такой же – когда-то давно, так давно, что и не вспомнить уже.
«Вот, – подумала она про себя, – смотри, смотри и думай над своим поведением, мадмуазель. На ошибках учатся».
– Он дышит? – взволнованно проговорил Алексей, склонившись над Оддмандом, который успел потерять сознание. – Кажется, да…
– Секунду, – Женя коснулась ладонью груди фамильяра. Её магии ещё хватало на лёгкую реанимацию, а ночь придавала сил; лёгкий разряд пробежал по пальцам, и конюх чуть дёрнулся, резко открывая глаза.
– Госпожа! – вскрикнул он как-то чересчур громко и тут же уселся, словно не чувствовал больше боли. Помотал головой, выискивая злосчастную лошадь, но её успели увести в стойло.
В это же время двери усадьбы раскрылись, и Соня, появившаяся на пороге, громко закричала, сложив ладони рупором и наплевав на нормы поведения дамы в обществе:
– Ты где-е-е, Ольга?
Заприметив подругу, она радостно помахала ей и побежала по ступеням, то ли с целью оказания помощи, то ли для того, чтобы сделать выговор. Женя секунду смотрела на Соню, а затем ощутила, как руку обожгла резкая боль. Охнув, она тут же перевела взгляд на тыльную сторону ладони.
На ней появилось несколько чёрных чёрточек с алеющими каёмками. Оддманд тоже увидел их – и побледнел (хотя, казалось бы, ещё сильнее не мог). Он ничего не сказал, но Женя поняла, что это точно не к добру.
Казалось, хуже быть не могло. Видимо, всё же могло.
Туман медленно двигался, скрывая в себе сосны и поедая ночь.