Za darmo

Сгорая по минутам

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 16. Ясновидица

– Могу сказать только то, что я вижу кровь.

Ведьмы одновременно вздохнули, не поднимая глаз. На круглом столе стояла пара корзин с ягодами и грибами, в окна, занавешенные лёгкой тканью, пробивалось жаркое летнее солнце.

Эстер убрала назад тяжёлые чёрные волосы и поджала губы.

Она видела грядущее, сколько себя помнила. Будучи маленькой девочкой, Эстер заранее знала о том, что однажды в её дом придут люди, закованные в железо, и заберут дитя с собой, на большой корабль, а потому никогда по-настоящему не привязывалась к матери, оставаясь замкнутым ребёнком с большими серыми глазами, в которых всегда шумел шторм.

Эстер ненавидела то, что было дано ей природой. Рогнеда видела в девочке большой потенциал, а потому занималась с ней чаще и усерднее, чем с другими; иногда Эстер покидала её в слезах, ужасаясь тому, что узнала, заглянув за границу предначертанного. Когда ежесекундно пропускаешь через собственное сознание судьбы сотен людей, у тебя появляется два пути – сойти с ума или спрятать своё сердце в стальном доспехе. Эстер выбрала второе. Со временем чужое будущее трогало её всё меньше; однажды Эстер обнаружила, что не способна заплакать. Тогда Рогнеда прекратила занятия. С того момента девочка никогда специально не прибегала к дару, и лишь изредка видела вещие сны, всегда пропитанные тревогой и ужасом.

Но сейчас… Сейчас всё было совсем по-другому. Слишком многое было поставлено на кон, и бросаться в пропасть, не выяснив, что ждёт на дне, было слишком опрометчиво. Поэтому Эстер, сжимая зубы до скрипа, снова закрыла глаза, окунаясь в омут будущего.

Ей стало страшно.

Кругом – выжженная, больная земля, залитая кровью. Речные воды – алые и тягучие, в ушах – крики, пропитанные болью.

Девушка рвано выдохнула и схватилась за край столешницы пальцами, еле сдерживая дрожь.

– Столько ненависти… – прошептала она, глядя перед собой пустыми глазами, – столько злости… столько боли. Это слишком много. Это слишком…

– Это капля в море! – Фрейя резко поднялась на ноги, опуская кулаки на стол. На её лице застыла печать ярости. – Мы знали, чем это обернётся! Уже поздно отступать!

– Это не шутки, – покачала головой Эстер и устало коснулась пальцами лба, пытаясь уловить источник головной боли.

– Не шутки, – соглашается Ингрид, до этого меланхолично сидевшая поодаль, – но Фрейя права – отступать уже поздно. А что до них… – белокурая девушка перевела взгляд на окно, мысленно уносясь куда-то далеко, к подножию холма, и замолчала. Однако каждая из присутствующих поняла, что она хотела сказать.

Нельзя жалеть тех, кто не пожалел тебя.

– Сумасшествие какое-то… – пробормотала Герда, откидывая голову назад. Оддманд каркнул ей в ответ и перепрыгнул со шкафа на стол. В его клюве было зажато кольцо с чёрным камнем; вокруг вещицы, казалось, холодел воздух, и время замедляло свой ход. Совершенно гипнотическое воздействие. Складывалось впечатление, что, если слишком долго смотреть, то тебя утянет в глубину бесконечной темноты.

Эстер молча переводила взгляд с Фрейи на Ингрид а затем фыркнула и, стремительно встав из-за стола, гневно оправила подол и вышла прочь. Герда хотела, было, броситься вслед, но Ингрид остановила её лёгким движением руки.

– Не стоит, – предупредила она. – Ей нужно побыть одной. Я могу её понять.

Герда кивнула и с тяжёлым сердцем вернулась на место.

А Эстер, покинув Дом, бежала вниз по склону холма, глотая горячий воздух раскрытым ртом; её душили невысказанные слова. В этом заключалась главная проблема – невозможно было передать в полной мере постороннему ужас, который приходилось ежедневно проживать ей.

Видения не поддавались описанию – их можно было только почувствовать, потрогать, пропустить через себя. Они походили на сны, которые понимаешь, лишь находясь внутри, а после, сколько ни стараешься, не можешь подобрать правильных формулировок.

Дом остался далеко позади; вокруг зазвучал Лес. Эстер не любила Лес, но Дом ей не нравился сильнее – в нём было больше плохих воспоминаний. Отовсюду звучал голос Рогнеды, недовольный и скрипучий – «старайся больше!», «ты не уйдёшь, пока не увидишь достаточно». Из каждого угла смотрели на Эстер глаза тех, кого она видела в своих снах. В Лесу призраков тоже было полно – отрубленные головы взирали с ветвей пустыми глазницами, мертвецы прятались под еловыми ветками. Все те, кого она могла, но не сумела спасти своим даром. Да и можно ли спасти того, кто обречён?

Эстер остановилась, когда поняла, что оказалась далеко в чаще. Вокруг стало вдруг очень тихо, даже привидения остались где-то позади, заливая горькими слезами тропинки. Девушка опустилась на землю, становясь единым целым с окружающим её со всех сторон Лесом. Он не умел ненавидеть, а потому охотно принял Эстер в объятия, укачивая, как родное дитя.

– Всё равно я не смогу ничего изменить, – проговорила себе под нос ведьма. – Что было увидено, то случится… Наверное, стоит принять. Сколько раз мне это говорила Рогнеда, а я так и не поняла.

Ветер отозвался, погладив девушку по щеке невидимой рукой. Он принёс и отзвук чьих-то тяжёлых шагов, раздающихся совсем рядом. Эстер напряглась и притаилась в тени еловых лап, внимательно выискивая взглядом непрошенного гостя.

* * *

Женя уже не ощущала боли от падения. Все перемещения настолько надоели, что уже даже не нервировали. Хотелось одного – чтобы это наконец-то закончилось.

Первое, что почувствовала девушка до того, как открыть глаза – ужасающий холод, пробирающий до костей. Она резко подскочила на месте, торопливо оглядываясь. Вокруг был только снег – и ничего, кроме снега. Жене вдруг стало невероятно страшно.

– Оддманд! Одд… Оддманд!.. – срывающимся голосом закричала она, пытаясь сдвинуться с места в этом непроглядной белой пустыне. Лёгкая одежда никоим образом не спасала от мороза, и очень быстро у Жени начали неметь конечности. Хотелось плакать, но слёзы замерзали мгновенно, из-за чего глаза начало неприятно саднить.

– В-вот т-так в-вот… – забормотала Женя, устало падая на спину. Вот и всё. Сейчас она замёрзнет насмерть где-то на заснеженной равнине, непонятно, в каком месте и времени, и всё будет зря. А глаза такие тяжёлые, да и холод уже не приносит боли…

Снег укутывал тяжёлым одеялом. Не открывая глаз, Женя чувствовала, как множатся и горят на руках таинственные письмена, никоим образом не спасая её от холода. В голове стучали отсчитывающие секунды часы, огромные, уродливые, следующие за девушкой везде и всюду. Кто она? Где она? На краю сознания зажглось смутное воспоминание. Она уже лежала вот так, убаюканная зимними ветрами, брошенная всеми на свете… И ни одной тени рядом, способной хоть немного облегчить боль.

– Госпожа! Госпожа, вы здесь?

– Н-нету меня… – шепчет Женя, расплываясь в улыбке, и закрывает глаза, проваливаясь в сладкий сон. А голос, зовущий её, оказывается всё ближе; довольно скоро вокруг начинают мельтешить какие-то тени, девушку подхватывают сильные руки и укладывают куда-то в тепло.

– Быстрее, быстрее! – кричит незнакомая девушка. – Фрейя, только не засыпай, слышишь? Только не засыпай…

– Эстер?.. – глупо бормочет Женя, приоткрывая один глаз, и глупо хихикает. – А я, это самое, умерла…

– Да знаю я, знаю…

* * *

Очнулась Женя в постели. Пальцы болели, но в целом ощущала она себя гораздо лучше.

– Госпожа, вы проснулись?

Рядом в мгновение ока оказался Оддманд. Его обеспокоенное лицо склонилось над девушкой. Тут же с другой стороны появилась та, которая призывала ускориться, и Женя узнала её мгновенно. Эстер, черноволосая и черноглазая, с цыганским взглядом и бледным лицом, смотрела до того напугано, что хотелось её пожалеть.

– Да вроде проснулась… Погоди, что?

Женя вскочила, откидывая одеяло.

– Нам же надо…

– Тише, тише, – заговорил Оддманд, кладя руку ей на плечо. – Мы с Эстер уже начали поиски.

– И как?

– Пока – безрезультатно.

Девушка откинулась обратно на подушки и тут же вскрикнула от боли. Она подняла руки так, чтобы видеть ладони, и её глаза расширились от страха. Чёрных линий стало в разы больше, они исполосовали кожу уродливыми знаками, которые тут и там складывались то в причудливые узоры, то в цифры. Рисунки ползли от пальцев по запястьям и выше; казалось, они успели покрыть почти всё тело и сдавливали горло невидимыми путами. Женя начала задыхаться.

– Принесите воды! – потребовал Оддманд

– Сейчас.

Эстер исчезла из поля зрения, а затем вернулась, неся в руках ковш. Женя приложилась к нему губами, глотая жадно, как будто её уже долгое время мучила жажда. Ей стало спокойнее. Поморгав, она, наконец-то, смогла рассмотреть комнату.

Это явно была не крестьянская изба – слишком мягкая кровать, слишком изысканное окружение. На столе горела свеча в искусно сделанном подсвечнике, лишь едва разгоняя темноту. Женя вопросительно взглянула на Оддманда.

– Боярские палаты. Как видите, Дом любит размах.

– Ага… – слабо ответила девушка, бездумно водя глазами из стороны в сторону.

– Мы не в тереме, – как-то робко добавила Эстер. – При посторонних мне нельзя здесь находиться… Но сейчас… Сейчас можно.

Она помрачнела, зябко поведя плечами и накидывая на них платок.

– Нам осталось недолго, да?

Женя не нашлась, что ответить, и лишь кивнула.

– Оддманд уже тебе всё рассказал?

– Немного… Остальное я увидела сама.

– Где я… хм… приземлилась… тоже ты увидела?

– Да, – просто кивнула Эстер, улыбаясь. – Это уже было. Однажды. До… всего этого. Не помнишь?

– Лишь отчасти, – призналась Женя.

– Я занималась пряжей, а потом было видение – девица, увязшая в снегу… Где-то недалеко от Дома. Оддманд запряг сани, и мы поехали тебя искать. Так и познакомились. Но это было тогда… А сейчас просто повторилось.

 

– Значит, ты меня спасла?

– Да.

Женя тепло улыбнулась.

– У тебя столько сил уходит на то, чтобы видеть грядущее…

– Это ничего не стоит. Не сейчас.

«Рогнеда бы гордилась», – хотелось сказать Евгении, но она прикусила язык. Рогнеды здесь не было, и вспоминать её значило лишний раз окунаться в омут не самых приятных воспоминаний – по крайней мере, для Эстер.

Оддманд кашлянул.

– Как я вижу, вы уже окончательно пришли в себя, – мягко начал он. – Я не смогу снова использовать заклинание, поскольку в этой эпохе книга ещё не написана, а я, пожалуй, слишком стар, чтобы помнить нюансы. Но Эстер согласна помочь.

В доказательство его слов черноволосая девушка кивнула – как-то слишком торопливо и нервно. В её глазах таилось беспокойство и нечто, что невозможно было прочесть с первого взгляда; Женя прищурилась, но решила пока ни о чём не спрашивать.

С трудом выпутавшись из одеяла, девушка села на кровати и с удивлением обнаружила, что она одета в простое льняное платье, а не в те тряпки, которые чуть не стали причиной смерти от переохлаждения.

– Надеюсь, меня переодевал не Оддманд.

– И не надейтесь, – отрезал фамильяр, поправляя манжеты. Взяв в руки подсвечник, он вопросительно оглянулся на ведьм. – Идёте?

– А как же владельцы Дома? Ну, там, и обслуга всякая…

– Не бери в голову, – отмахнулась Эстер, тоскливо бросая взгляд на окно, за которым сгущалась ночь. – Ты сейчас всё поймёшь.

Когда они вышли в подклет, Женя и правда поняла. Слуги ходили с потерянным видом, не обращая внимания на троицу. Видимо, на них уже начало действовать разрушение. Кухарка битый час мешала что-то в чугуне, остекленевшим взглядом пялясь в стену. Женя аккуратно обошла её, заглядывая в дымящийся сосуд. То, что там варилось, уже начало выкипать.

– Кошмар…

– Кошмар, – согласился Оддманд, но, судя по всему, такое поведение обслуги его мало беспокоило. – Эстер, ты что-то видишь?

Девушка отрицательно покачала головой. С каждой секундой выражение её лица становилось всё более грустным.

– Если бы кольцо и кинжал были здесь…

– Ты бы увидела, – закончила за неё Женя. – Может быть, нет никакого смысла задерживаться?

Оддманд странно посмотрел на Эстер и возразил:

– Смысл есть. Я осмотрю клеть, а вы – терем. Возможно, они спрятали их ближе к Эстер, чтобы её магия заглушила их след.

– Как скажешь.

Поведение фамильяра напрягало Женю всё сильнее. Как правило, он не торопился разделяться, чтобы, в случае чего, успеть защитить ведьму, но, видимо, сейчас угрозы не чувствовал.

Эстер взяла подругу за руку и ободрительно улыбнулась.

– Пойдём.

Они миновали служебные помещения, поднялись наверх, а затем свернули к лестнице, ведущей в «женскую» половину дома – туда, где коротала дни Эстер, занимаясь рукоделием и мечтаниями. Только сейчас Женя поняла, что девушка совсем ещё юна, пусть и старается казаться взрослее.

Миновав узкий переход, подруги очутились в светлице.

– Нужно проверить, нет ли тайников, – пробормотала Женя, тут же бросившись простукивать стены. Эстер проводила её тяжёлым взглядом и как-то нехотя прошла в другой угол, заглядывая под стол, укрытый алой тканью.

С каждой минутой надежды таяли. Евгения резко развернулась, ощущая, как к горлу подкатывает комок, и села на лавку рядом с прялкой. От внезапно подступившей к сердцу злости хотелось разобрать Дом на кирпичики и доски.

– Ничего тут нету! – выпалила она, до скрежета сжимая зубы. – Не понимаю, что нашло на Оддманда. Он ведь и сам знает, что…

– Послушай, – Эстер положила руку девушке на плечо и со вздохом села рядом. – Может быть, они не здесь, но… Мне нужно тебе кое-что рассказать.

* * *

…через несколько секунд из темноты к Эстер вышел человек, которого она хоть и никогда не видела вблизи, но узнала мгновенно. Святослав. Помешанный. Он выглядел откровенно плохо – волосы растрепались и топорщились в разные стороны, глаза, чуть покрасневшие, смотрели дико и как-то полубезумно, а пальцы дрожали.

– А ты тут каким чёртом оказался? – нахмурившись, спросила Эстер – тихо, но так, чтобы Святослав точно её услышал. Он вздрогнул и метнул в её сторону затравленный взгляд, а затем огрызнулся:

– Заплутал, как видишь.

– Да что ты.

Эстер поднялась на ноги и скрестила руки на груди, окидывая Святослава взглядом с ног до головы.

– Ну, плутай дальше.

– Погоди! – рука схватила Эстер за плечо, когда она уже было обернулась, чтобы уйти. – Ингрид… Она не приходила…

– И не придёт, – отрезала девушка, грубо вырываясь из хватки. – Не нужен ты ей, дурачок. Иди поживи нормально хотя бы ещё один день.

– Ещё… ещё день? – Святослав замер, а затем вдруг весь затрепетал и бросился вперёд, преграждая Эстер дорогу. – Что ты хочешь сказать?

– Ничего я не хочу сказать. Давай, давай, домой…

– Ну уж нет! – лицо Святослава исказила гримаса злости. – Надоели мне ваши игры! Ни одного дельного слова я не услышал, всё шутки да присказки! Не моего ума дело, думаешь? Не имею права знать, да? А Ярополк, значит, имеет?

Эстер отпрянула, ошарашенная такой реакцией, а затем, не в силах сдерживать собственную боль, подскочила к Святославу и прокричала почти что ему в лицо:

– А что ты с правдой делать будешь, а?! Вот скажи мне, что будешь делать, если скажу тебе, что завтра помрёшь?! Плевала на тебя Ингрид, и я на тебя плевала! На всех вас, дурная ты голова! Иди домой, меда выпей да спать ложись, авось ещё не заметишь, как богу душу отдашь! Никому ты не нужен, понимаешь?! Ни ты, ни вся твоя деревня! Ярополк один у нас в макушку поцелованный, да и то сам ни черта не знает…

Осознав, что зашла слишком далеко, Эстер побледнела и тут же прикусила язык. Святослав смотрел на неё, как зачарованный, а затем вдруг улыбнулся широко и подался вперёд, крепко стискивая ведьму в объятиях.

– Спасибо! – забормотал он. – Спасибо тебе! Я всё… я всё понял… ха… провести меня думали, ну не-ет, не выйдет… не получится…

Не успела девушка и слова сказать, как парень резко отошёл и, не переставая глупо хихикать и шептать благодарности, побежал прочь, сияющий от радости.

– Ну и дурак… – протянула Эстер, поражённо глядя ему вслед.

Пора было возвращаться домой. Завтра их ожидал ритуал.

Глава 17. Что в имени тебе моём

По-хорошему, Жене надо было разозлиться. Вскочить со скамьи, разнести светлицу к чёртовой бабушке и срочно искать Оддманда. Однако, девушка молча взирала на Эстер, явно не осознавая того, то та только что рассказала.

Понимание приходило постепенно. Сначала Женя поморгала, затем открыла и закрыла рот, так ничего и не произнеся. Эстер смотрела на неё обеспокоенно, нервно перебирая пальцами алую ткань, которой была укрыта скамья.

– Так.

Женя сделала глубокий вдох, а затем громко выдохнула.

– Ещё раз.

– Послушай, я сама не помнила этого, и…

– Но ты это сделала? Ты ему рассказала?

– Я была расстроена! – Эстер едва ли не плакала. – Я злилась, на вас, на себя, на него, ну и…

– Ну и проболталась. Я поняла.

Жене почему-то стало вдруг очень легко. Она откинула голову назад, вперив взгляд в сводчатый деревянный потолок, на который отбрасывала причудливые отблески масляная лампа, стоящая на столе.

– Если бы Святослав тогда не пришёл, ничего бы этого не было, и… – залепетала Эстер, но Женя её прервала.

– Знаешь, – прошептала она, – мне кажется, мы смотрим куда-то не туда. Как будто что-то упускаем из виду… – девушка резко поднялась и принялась во второй раз осматривать помещение. Её глаза нехорошо заблестели. Эстер обеспокоенно забегала вокруг подруги, полагая, что та внезапно сошла с ума.

– Святослав, конечно, тот ещё… фрукт, – хмыкнула Женя, усаживаясь на корточки, чтобы проверить угол светлицы, – и ты сделала откровенную глупость, и наперекосяк всё пошло из-за столкновения двух этих вещей, но… что-то здесь есть… что-то здесь есть ещё…

Вставая на ноги, Женя больно ударилась головой о стол и сдавленно ругнулась.

– Получай, деревяшка! – злобно прошипела она, ударяя кулаком по доскам, и тут же заохала, прижимая руку к груди.

– Так, только не бушуй! – Эстер заботливо обхватила плечи девушки и отвела её в центр комнаты, подальше от какого бы то ни было предмета мебели.

– Мне не больно, – упрямо пробормотала Женя, однако весь её вид буквально кричал об обратном. – Пойдём к Оддманду. Ничего здесь нет.

Эстер кивнула. Её испуг и торопливость резко исчезли; в глазах, до этого невыносимо печальных, потихоньку загорался огонёк авантюризма. Она прекрасно знала, что совсем скоро растворится в небытие, останется отзвуком потерянной памяти в глубине истории, но ничуть этого не боялась. В конце концов, она готовилась к этому очень долгое время.

А Женя смотрела ей в спину, спускаясь по узкой лесенке, и поражалась сама себе. Будь ей меньше эпох, она бы взорвалась вулканом после рассказа Эстер, но в душе было подозрительно тихо. Может быть, сказывалась усталость, однако в голову лезла совсем другая мысль, вытканная минутами раннее на той чудной прялке с золотистыми нитями.

Жизнь для Жени была не более чем чередой спонтанностей. Одно событие порождало другое, то, в свою очередь, порождало третье, и так происходило до тех пор, пока не менялось абсолютно всё окружение. Как дорожка из костяшек домино. Женя сопротивлялась непредсказуемости, как могла: она строила планы, предугадывала исходы и готовилась к каждой развилке, но жизнь была хитрее и изворотливее. Планы не срабатывали, системы ломались в самый неподходящий момент. Желание контролировать всё и сразу не приносило ничего, кроме головной боли.

И Святослав был сам по себе только спонтанностью, порождением досадного стечения обстоятельств. Женя теперь отчего-то ясно понимала, что они были обречены с того самого момента, как оказались на том злосчастном корабле, пересекающем бушующее холодное море. Судьба вела их за руку, как несмышлёных детей, судьба показала им Дом и Рогнеду, судьба преподнесла на блюдечке Ярополка и, в качестве ложки дёгтя, вслед за ним выплюнула Святослава.

– Так вот, что значит видеть будущее… – прошептала Женя куда-то в затылок Эстер.

– Что? – недоумённо переспросила та.

– Ничего.

Пазл собирался практически на глазах, но нескольких важных деталей всё ещё не хватало, а воспоминания, как назло, больше походили на мутные лужи, в которых можно разглядеть разве что собственное напуганное лицо и пасмурное небо над головой. Женя не помнила ритуал. Абсолютно. На самом деле, не она одна. Разве что Эстер видела какие-то жалкие обрывки предшествующих событий, но этого было слишком мало, чтобы воссоздать картину целиком.

– Оддманд! Мы ничего не нашли! – громко заявила Женя, когда они встретили в клети фамильяра. Тот за недолгую разлуку почему-то стал выглядеть более усталым и весь как-то осунулся.

– Тяжело? – сочувствующе спросила Эстер.

– Непросто, – сдержанно ответил Оддманд и махнул рукой куда-то вниз. – Слуги совсем обессилели. Тьма высасывает из них последние силы. И да, – добавил он, мрачнея, – здесь артефактов нет.

– И куда мы теперь? – поинтересовалась Женя. Запястья и предплечья потихоньку начинали зудеть, и она, сама того не замечая, расчёсывала их практически до крови.

– Вероятно, в начало, – вздохнул фамильяр и хлопнул ведьму по руке. – Прекратите. Вы делаете только хуже.

– Чешется, – пожаловалась Женя, состроив жалобную рожицу.

– Перестанет – огрызнулся Оддманд и бросил взгляд на Эстер. Та слабо кивнула.

– Вижу, вы разобрались со всеми… неловкостями. Что ж, теперь у нас есть хотя бы минимальное представление о том, что может ждать впереди.

– А ты знал? – внезапно поинтересовалась Женя, резко вскидывая голову и скрещивая руки на груди (они продолжали нещадно саднить). Фамильяр неопределённо повёл плечами.

– Лишь отчасти. Как вы уже могли догадаться, моё сознание гораздо хуже справляется с массивом воспоминаний, особенно в текущих реалиях. Радует, что я хотя бы не забыл, кто я и кто вы.

– Да, действительно, вышло бы нехорошо… – с Жени мигом спала спесь и она виновато поджала губы.

Где-то сбоку скрипнули половицы. Все повернули головы на звук и замерли – в тенях мерцали зелёным светом безжизненные глаза.

– Да когда же ты уже сдохнешь… – раздался хриплый мужской голос. Незнакомец, тихо посмеиваясь, сделал шаг вперёд. Чиркнула зажигалка; через секунду под ноги Жене упала какая-то горящая тряпка. Деревянные доски вспыхнули мгновенно.

Оддманд схватил в охапку обеих девушек, пряча их от пламени.

– В светлицу! Я открою проход там!

Женя едва ли его слышала. Перед глазами у неё маячили одни только белые кроссовки, которые она уже успела возненавидеть. В голове что-то щёлкнуло, и ведьма внезапно принялась вырываться из рук фамильяра, гневно размахивая руками.

 

– Да сколько же можно, а?! Как ты меня достал, блять, ты не представляешь! Ну, давай, иди сюда! – кричала она куда-то в огонь. Не готовый к такой активности, Оддманд не успел вовремя сориентироваться, и ведьма сумела выбраться из крепкой хватки. Она не видела пожара, не чувствовала, как мрак разъедает реальность. В центре внимания был только он. Бестолковый, тупой, зацикленный на мести придурок с комплексом бога.

– Слабо тебе сейчас лично меня убить, а, ублюдок?! Слабо?!

– Фрейя, это призрак! Он не услышит вас! Твою мать, госпожа, ну что вы делаете… – Оддманд, кажется, от неожиданности позабыл все условности и нормы. Он честно пытался ухватить Женю за руку, чтобы утянуть её вслед за собой, но было уже поздно – девушка бросилась прямо в пламя, не ощущая боли. На самом деле, в какой-то момент она вообще перестала чувствовать тело и снова стала лёгкой-лёгкой, как перо.

Вопреки всем предупреждениям фамильяра, Кирилл откликнулся. Поднял голову и нахмурил брови, глядя на Женю в упор, а затем вдруг отшатнулся и упал на колени, крупно задрожав. От такой реакции ведьма опешила и остановилась, окружённая рыжими всполохами огня.

– Что ты там бормочешь, идиот…

– Извините… – голос Кирилла стал громче; казалось, будто он изо всех сил сдерживает рыдания. – Извините… Я не хотел… Я… я честно исправлюсь, только дайте мне ещё один шанс… Я почти… почти смог…

Силуэт убийцы пошёл рябью и стал медленно бледнеть.

– Что ты имел в виду?! Кирилл, что это значит? – закричала Женя, опускаясь к исчезающему образу и пытаясь схватить его за плечи. – О каком шансе ты говоришь?!

Призрак вдруг поднял голову и посмотрел на ведьму чудовищно пустыми глазами. Его лицо стало невозможно серьёзным и тоскливым.

– Отпустите меня, пожалуйста. Я очень, очень устал… Отпустите меня, пожалуйста, я очень, очень, очень, очень, о…

Последнее «очень» растворилось вместе с Кириллом, унося с собой вопросы без ответов.

Пламя вокруг вдруг начало меняться и формировать идеальный круг. Дом загудел, концентрируя магию в его центре; Оддманд появился рядом, напряжённый и сосредоточенный, и поднял Женю на ноги, по-отечески прижимая её к груди.

– Мы обязательно всё исправим, госпожа… – тихо бормотал он с закрытыми глазами. – Пожалуйста, останьтесь здесь ещё немного.

И Женя осталась. Резко вдохнула едкий дым и тут же закашлялась, мысленно радуясь тому, что теперь у неё снова есть лёгкие, а потом посмотрела прямо, щуря слезящиеся глаза, и поймала взгляд Эстер, который не могли спрятать ни пламя, ни смог. Та стояла у лестницы, статная, тонкая, как статуэтка, укутанная в платок, и словно не замечала пожара.

– Удачи, – одними губами проговорила она и тепло улыбнулась.

– Спасибо, – также безмолвно ответила Женя и вцепилась в Оддманда ещё сильнее перед тем, как они оба провалились в чернильный водоворот.