Глава 4
Что живет в ночи
Эдриенн переоделась в чистый комплект одежды и развесила сырые футболку и джинсы на спинке кресла, чтобы те просохли. Вольфганг наблюдал, как хозяйка ходит из одного угла комнаты в другой, но отказался покинуть свое укрытие, даже когда она поставила еду прямо перед его укромным уголоком.
Несмотря на сухую одежду, Эдриенн поняла, что дрожит, и посмотрела на почерневший камин. Она никогда не жила в доме с камином, но сама идея всегда казалась ей очаровательной. Стопка сухих дров лежала в ящике, рядом стояло ведро с растопкой, а на полке ее ждали сложенная газета и спичечный коробок.
Почему бы и нет? Она взяла газету и посмотрела на дату. Ей было около трех месяцев, что означало, что Эдит купила ее совсем незадолго до своей кончины. Эдриенн взяла несколько газетных листов, скрутила их в неплотные шарики, положила их в покрытый копотью камин и присыпала сверху растопкой.
Как только газета загорелась, огонь быстро перекинулся на хворост, и вскоре Эдриенн подкинула в камин поленья побольше. К тому времени, как пламя основательно разгорелось, она перестала дрожать и с удовольствием отметила, что огонь освещал комнату лучше, чем одинокий свет с потолка.
Она огляделась вокруг, восхищаясь тем, как золотистое сияние отражалось от полированных деревянных стульев и книжных полок. Огонь отбрасывал длинные танцующие тени, они тянулись вверх по стенам и переплетались на потолке, а треск дров помогал заглушить стоны деревьев и щебет птиц за окнами дома.
В коридоре пробили напольные часы. Эдриенн насчитала пять долгих металлических «дзинь» и скорчила гримасу. Она и не заметила, что уже так поздно. Она пропустила обед, и теперь, когда, наконец, вспомнила о своем организме, поняла, насколько голодна.
Первоначальный план состоял в том, чтобы потратить оставшиеся деньги на продукты сразу по приезде в Эшберн, но он провалился из-за того, что дом оказался неожиданно далеко от города. Видимо, сегодня мы будем копаться в мусоре.
Она была не в восторге от мысли, что придется исследовать дом на закате, но чем дольше она откладывала, тем темнее становилось, а потому девушка вышла из комнаты отдыха, прикрыла за собой дверь и направилась к кухне.
Помещение выглядело совершенно другим теперь, когда солнце было слишком низко, чтобы его свет мог проникать сквозь оконные стекла. Даже с включенным светом, тени накладывались друг на друга вокруг стола, плиты и кухонной скамьи. Она остановилась возле стола, где в полу были выскоблены длинные отметины, и, прищурившись, взглянула на деревянную столешницу. Ровно в том месте, где могла бы стоять тарелка, на темной поверхности виднелись царапины. Не может быть…
Эдриенн наклонилась ниже и выдохнула. Как и в коридоре, на блестящей столешнице, вероятно, кухонным ножом, были вырезаны слова. Фраза была расположена так, что любой, кто сидел во главе стола, всегда ее видел.
СЕГОДНЯ ПЯТНИЦА
ЗАЖГИ СВЕЧУ
Эдриенн задумчиво прикусила губу и наклонилась еще ниже. Крошечные частички грязи застряли в углублениях от царапин, и это означало, что им было уже несколько месяцев, если не лет.
Как странно. С Эдит все было в порядке? Наверное, она была очень стара, когда умерла. Возможно, у нее была какая-то форма деменции или Альцгеймер – поэтому старушка делала все эти странные вещи.
Эдриенн отвернулась от стола, но не могла избавиться от картинки в своей голове: Эдит, которой к тому моменту было далеко за девяносто, в оцепенении бродит по узким коридорам Эшберна, зажав в одной руке острый столовый нож, и вырезает пугающие послания на столах и стенах дома…
Нет, не думай об этом. Должен же был кто-то жить с ней. Хотя бы какой-нибудь дружелюбный сосед, который мог просто присматривать за пожилой женщиной. Эдриенн нахмурилась и повернулась к холодильнику. Надеюсь.
Она открыла дверцу холодильника и подавила приступ тошноты. Полки были заставлены картонными коробками, но их содержимое давно протухло. Можно было различить сморщенную морковь и пересохшую цветную капусту, но остальные овощи превратились в коричневую кашу. Между прямоугольным куском покрытого плесенью сыра и корзинкой с тем, что когда-то было клубникой, стояла бутылка прокисшего молока. Единственным съедобным, что девушка смогла там разглядеть, были три банки варенья без этикеток. Из одного варенья ужин не сваришь.
Эдриенн поморщилась и закрыла дверцу прежде, чем тухлый запах смог разнестись дальше по всей кухне. Дом пустовал около трех месяцев. Конечно, вся, когда-то свежая, еда была испорчена.
Она поискала взглядом кладовку и обнаружила ее в углу помещения. Дверцы скрипнули, когда Эдриенн их открыла, и ее сердце упало от представшей перед глазами унылой картины. И если холодильник был забит свежими продуктами, то содержимое кладовки ясно давало понять, что Эдит не являлась особенной поклонницей продуктов длительного хранения. На одной из полок Эдриенн увидела муку, разрыхлитель, чайные пакетики, сахар и соль, на второй – полупустую упаковку макарон без соуса, а на третьей – две банки консервированных сардин.
Ладно. Могло быть и хуже. Эдриенн причмокнула, взяла одну из банок с сардинами и принялась выдвигать ящики в поисках столовых приборов. Не пир на весь мир, но хоть не умрем с голоду. Надо только придумать, как завтра добраться до города.
Она открыла ящик под фарфоровой посудой и выдохнула, увидев тяжелое и явно дорогое столовое серебро. Должно быть, этот набор – семейная реликвия. Хозяйка дома держала его в хорошем состоянии, тот даже не потускнел.
Фарфоровые тарелки над ящиком с серебром привлекли внимание Эдриенн, но она не осмелилась их взять. Казалось варварством есть такую заурядную пищу, как консервы с дорогих тарелок с розовым узором. Она вытащила вилку и закрыла ящик.
На скамье рядом с холодильником стоял электрический чайник, а позади – старомодный металлический со свистком. Сперва Эдриенн потянулась за электрическим прибором, но, поколебавшись, пожала плечами и взяла металлический. Девушка убедилась, что внутри только пыль, без пауков – затем вымыла чайник, наполнила его до половины водой и достала один чайный пакетик из кладовки.
Она все же вынуждена была открыть стеклянную дверцу и достать фарфоровую чашку, потому что не смогла найти ни одну кружку. Чашка казалась невероятно хрупкой, и Эдриенн бережно держала ее в руках, пока возвращалась с чайником, вилкой и банкой консервов обратно в комнату отдыха.
В ее отсутствие огонь разгорелся сильнее, но это была не единственная перемена. Миска Вольфганга опустела, а сам огромный серый котяра восседал на ковре перед камином, аккуратно поджав под себя лапы. Повернувшись, он подмигнул Эдриенн, когда та вошла в комнату, а затем вновь отвернулся к огню.
– Этого следовало ожидать, – сказала его хозяйка, усмехнувшись, и опустила драгоценную чашку на маленький круглый столик возле кресла. – Я уже начала переживать, не навредила ли я тебе, притащив сюда, но, видимо, ты уже почувствовал себя как дома?
Одно ухо дернулось в ее сторону, но в остальном существование Эдриенн было проигнорировано.
Над огнем висел металлический прут. Рядом с поленьями Эдриенн отыскала пару толстых почерневших перчаток и использовала одну, чтобы повесить чайник на прут так, чтобы пламя охватило его основание. Затем она откинулась на спинку деревянного кресла, взяла банку сардин и открыла крышку.
Пожалуй, это был самый необыкновенный момент в ее жизни. Она уселась в чужое кресло – то, в котором, до приезда Эдриенн, вероятно, сидел один и тот же человек каждый вечер на протяжении пятидесяти лет – и принялась ковырять сардины серебряной вилкой, тяжелой и настолько вычурной, что она, казалось, могла принадлежать Букингемскому дворцу.
Мягкая пушистая лапа опустилась на ее колено, и, Эдриенн посмотрела в круглые зеленые глаза Вольфганга. Все безразличие исчезло, и выражение его морды превратилось в идеальное сочетание из жалости и обожания.
– Да ладно! – воскликнула она с притворным возмущением. – Ты уже ел!
Пасть кота раскрылась в беззвучном «мяу», а пушистый хвост дернулся.
– Ты растолстеешь, – она достала из банки кусочек рыбы. – Нет, прости, не так. Ты растолстеешь еще больше.
Кот жадно проглотил кусочек, который протянула ему хозяйка, затем облизнулся в ожидании добавки. Эдриенн вздохнула и с ласковой улыбкой, поделилась с ним остатками рыбы. К тому моменту, как они опустошили банку, а Вольфганг засунул в нее морду, слизывая масло с краев, чайник свистел в камине.
Девушка опустила чайный пакетик в чашку, снова натянула перчатки и сняла чайник с огня. С огромной осторожностью налила воду, боясь, что кипяток может расколоть хрупкую цветастую посуду. Но все обошлось, и, вздохнув с облегчением, она поставила чайник на каминную полку без каких-либо происшествий.
С минуту она раздумывала над тем, чтобы достать вторую банку сардин из кладовки – ведь половину ее ужина прикончил огромный серый монстр, который вновь не обращал на нее ни малейшего внимания – но отказалась от этой затеи. Эдриенн не знала, сколько времени займет дорога до города и как она вообше туда доберется, а потому посчитала разумным распределить остатки пищи, пока не выработает какой-то план.
Двадцать минут понадобилось, чтобы добраться от центра города на такси. Но они ехали медленно. Значит, дорога пешком займет у нее час или два. И примерно столько же обратно. В гору. С полными сумками. Она сморщила нос и подула на чай. Видимо, я все-таки сдержу свое новогоднее обещание привести себя в форму.
Должна же была Эдит Эшберн как-то добираться до магазинов. У дома не было припарковано никакого транспорта, но Эдриенн решила осмотреть его с другой стороны утром, когда взойдет солнце.
Если у Эдит и была машина, вполне вероятно, что она перешла по наследству к кому-то другому. Или была продана – если, конечно, Эдит не была ее единственной владелицей. Если дела обстояли так, то Эдриенн придется выкручиваться самой. Она могла купить велосипед, но хорошие велики стоили дорого, а все, что у нее осталось – двадцатка в кошельке и пустота на банковском счете. Дела пойдут лучше, когда ей заплатят за статьи, но уже два клиента просрочили выплаты по счетам и больше недели не отвечали на ее письма.
Вольфганг закончил вылизывать банку. Плюхнувшись на бок, он вытянулся, подставив живот огню в камине, и Эдриенн показалось, что она услышала слабое, но довольное урчание.
Наверное, хорошо быть кошкой. Никаких тебе счетов. Никаких трудных клиентов. Не надо придумывать, как вежливо сказать: «Переведи мне мои чертовы деньги!», потому что, если ты будешь груб, то никто больше не станет с тобой работать, а ты не можешь позволить себе остаться без работы.
Эдриенн откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Жар от огня приятно согревал ей ноги, и она дала себе минуту, чтобы разобраться с приоритетами. У нее был дом. Он был старым и странно пах, находился далеко от города, но, черт подери, у нее был свой собственный дом. Пока у нее был интернет, чтобы можно было вовремя отправлять статьи клиентам, она вполне могла быть тут счастлива. Она подумала о том, что могла бы даже полюбить этот город и, может быть, найти парочку друзей.
– А если никто не захочет со мной дружить, я просто заведу еще одного кота, – сказала она Вольфгангу. Котяра медленно сгибал и разгибал подушечки пальцев, словно разминая воздух. – Я заведу себе целую дюжину котов, дам им сопливые имена, вроде Кексика или Пышки, и превращусь в сумасшедшую кошатницу, живущую на холме. Как тебе такое?
Ответа не последовало. Не то что бы Эдриенн на него рассчитывала – по крайней мере, серый монстр выглядел довольным. Эдриенн улыбнулась и прикусила ноготь большого пальца, наблюдая, как угасали последние солнечные лучи. Без необходимости платить аренду, ее денег с фриланса должно было хватить на жизнь. Просто нужно было пережить несколько тоскливых недель, пока примут всю ее работу, и счета – будут оплачены. Затем она вновь займется накоплением средств, чтобы у них с Вольфгангом была подушка безопасности.
Рычание напугало ее. Вольфганг уже не лежал на боку, а перекатился на живот и привстал. Его уши были прижаты к голове, а шерсть на хвосте, и без того пышная, встала дыбом.
– Вольф? – Эдриенн поставила чашку на столик и наклонилась. Глаза кота были круглые, как блюдца, а зрачки настолько расширились, что зеленые радужки было почти невозможно разглядеть, усы дрожали. Он повернулся к ближайшему к камину окну и тихо зашипел.
Глава 5
Портреты
Эдриенн стояла неподвижно, не дыша и прислушиваясь изо всех сил. Слева от нее ровно потрескивали дрова в камине. Из-за ветра деревянные доски над головой двигались и стонали. За окнами же была полная тишина.
Эдриенн задумалась. Всего полчаса назад там была настоящая какофония из криков птиц. Даже если они все уснули, Эдриенн ожидала, что услышит хотя бы жужжание насекомых.
Вольфганг сжался в серый комок, развернулся и пулей влетел в свой укромный угол между книжным шкафом и роялем. Глядя, как кот спасается бегством, Эдриенн ощутила, как по рукам побежали мурашки. Это было совсем не похоже на Вольфганга – убегать от опасности.
Это всего лишь новый дом. Нужно дать ему пару дней. Она встала и подошла к окну. На улице была почти кромешная тьма, и все, что Эдриенн смогла разглядеть – лишь собственное бледное лицо и отблески огня, отражающиеся в стекле.
Где-то в доме загремела труба, затем все стихло. Балки и опоры над ее головой застонали еще сильнее, когда порыв ветра ударил по ним.
Должно быть, кот увидел какую-то тень и испугался. Эдриенн подошла ближе к окну и так сильно прижалась к грязному стеклу, что смогла почувствовать, как холод коснулся ее щеки.
Снаружи стояла гробовая тишина. Она могла различить лишь сияние луны, размытое и приглушенное редкими облаками, и силуэты деревьев на фоне неба. Между облаками виднелись десятки слабо светящихся точек. В ясную ночь небо здесь было звездным.
Сердце стучало так, что она не слышала даже треска дров. Эдриенн пыталась не обращать внимания на оба эти звука и услышать хоть что-нибудь снаружи – крик птиц, пение сверчка или гул совы – любое доказательство того, что мир за окнами существует. Даже деревья, казалось, были неподвижны, хотя дом стонал от порывов ветра.
Эдриенн окинула взглядом двор, пытаясь различить очертания форм в темноте и увидела лишь свет из окна, падавший прямоугольником на заросший сорняками газон. Ничего больше. Никакого движения ей заметить не удалось, однако Эдриенн ясно понимала, что будь за этим участком света человек, она бы его не увидела. От этой мысли ей стало плохо.
Прекрати. Ты пугаешь себя по пустякам. Вольф просто испугался, а снаружи все стихло – вот и все. Должно быть, у окон здесь хорошая звукоизоляция или что-то в этом роде…
Внезапно, словно по невидимому сигналу, лес ожил. Птицы закричали и взлетели в воздух, сотнями вырываясь из ветвей с неистовым стрёкотом крыльев. Пронзительно зажужжали насекомые. Где-то глубоко в чаще вскрикнуло какое-то животное – наверное, это была лиса. В своем убежище взвыл Вольфганг. Шум, поначалу напоминавший глухой ропот, становился все громче и сильнее и превратился в один из самых ужасных звуков, которые она когда-либо слышала.
Эдриенн зажала уши руками и упала на колени. Происходило что-то кошмарное, и хотя она не понимала причину, она чувствовала, как приближается нечто, грозящее поглотить и уничтожить само ее существо. Землетрясение, цунами или Армагеддон…
Звук начал стихать. Вольфганг задыхался, и его вой превратился в рычащее шипение. Крики стихли, птицы разлетелись насколько далеко, что их уже невозможно было услышать, а стрекот насекомых затих. Эдриенн медленно опустила руки и открыла глаза. Ее трясло, хотя ничего не произошло. Дом стоял на месте, никаких пожаров, гигантских волн или астероидов, пролетевших над окрестностями не случилось. Если Судный день и настал, Эшберн весьма достойно устоял.
Вольфганг продолжал рычать из своего укрытия, но уже не так громко, он просто напоминал о себе, а не реагировал на неожиданную опасность. Пару долгих минут Эдриенн простояла на коленях на полу, но явление не повторилось. Наконец, она поднялась, медленно, словно одно неверное движение могло все испортить, и выглянула в окно.
Мир вновь был неподвижен, но тишина уже не была столь оглушительной. Эдриенн слышала, как деревья стонали под напорами ветра, а в двух метрах от окна трещал сверчок.
– Что ж, – Эдриенн вытерла вспотевшие ладони о джинсы. Грудь словно славило тисками и она попыталась отдышаться. – Это безумие какое-то.
Вольфганг вышмыгнул из своего укрытия. Сердито взглянув на хозяйку, словно та была причиной его испуга, и должна была понять, как плохо поступила, кот вернулся к камину с упрямством животного, которое слишком привыкло к теплу и комфорту, чтобы продолжать свое существование без них. Эдриенн подождала, пока Вольф займет свое место, и вновь опустилась в кресло возле камина. Ощущая себя немного потрясенной, она дрожащими руками взяла чашку. Чай был уже чуть теплым, но она все равно его выпила. Ей был необходим кофеин.
Что это было, черт возьми? Я бы решила, что это землетрясение, но ничего не тряслось. Что могло так взволновать птиц за окном и Вольфганга, чего я даже не почувствовала? Может, какая-то страна объявила нам войну и сбросила атомную бомбу? Эти бомбы вообще так работают?
От такой мысли по коже Эдриенн пробежал холодок, и она неожиданно захотела осмотреть улицу получше. Если, не дай бог, что-то случилось с городом, она бы не узнала этого, потому что деревья, окружавшие дом, закрывали весь вид. Но если добраться до окон выше, чтобы взглянуть поверх леса…
– Будь здесь, приятель, – сказала Эдриенн коту, который совершенно не обращал на хозяйку внимания. Вытащив из чемодана куртку, она закуталась в нее и вышла из комнаты отдыха.
Свет в прихожей был все еще включен, но лампочка была настолько грязной, что, направляясь к лестнице в задней части дома, Эдриенн подумала, что бредет в сумерках. У подножия лестницы стоял маленький круглый столик. На нем примостились аккуратно расставленные на кружевной салфетке старая масляная лампа, спичечный коробок и металлическая банка. Как-то странно было оставлять тут лампу. Может, в Эшберне часто случаются перебои с электричеством?
Эдриенн прошла мимо столика и принялась подниматься по лестнице. Старые деревянные ступени заскрипели под ее весом, а шум, казалось, поднимался вместе с ней по узкой лестнице и разносился по верхним этажам.
Тьма, просочившаяся со второго этажа, поглотила Эдриенн, когда она покинула часть дома, куда еще достигал свет из прихожей. За углом, где лестница упиралась в стену, была кромешная темнота. Девушка прищурилась, пытаясь разглядеть очертания ступенек и молясь, чтобы на них не оказалось выбитых досок и торчащих гвоздей, и дотронулась кончиками пальцев до стены, чтобы сориентироваться в пространстве.
На вершине лестницы, наконец, появилась площадка, и Эдриенн облегченно вздохнула. Ее опять трясло, отчасти из-за рискованного подъема, отчасти от произошедшего только что. Ей потребовалась минута, чтобы осознать, что вверху лестницы не было выключателя.
Эдриенн вытянула руку, провела вверх-вниз по обоям, но не нашла и следа переключателя. В голову пришла мысль, которая показалась ей нелепой.
Не может быть. Это просто нелепо. Переключатель мог быть в самом конце коридора.
В одно из окон проникал лунный свет, и Эдриенн прищурилась, пытаясь разглядеть смутные силуэты. Девушке показалось, что она увидела приставные столики и огромные картины на стенах, но она не была в этом уверена.
Лампа, оставшаяся внизу, не давала ей покоя. Ее оставили так удачно, что Эдриенн могла буквально представить, как ею освещали верхние этажи.
Но в комнатах внизу было электричество. Почему же свет на нижних этажах был, а на верхних нет?
Она вновь взглянула на пустую стену и шагнула к ближайшей двери. Та открылась с протяжным скрипом. Эдриенн сунула руку в проем и ощупала стену, но не нашла никаких пластиковых переключателей.
– Да вы издеваетесь. – Она бросила последний недоверчивый взгляд на стену у верхней ступеньки лестницы и потопала обратно вниз.
Дом был невероятно стар. Стар настолько, что был построен до того, как электричество стало общедоступным. Вероятно, сооружение было слишком ненадежным, чтобы протянуть провода через стены верхних этажей. Или, быть может, Эдит могла позволить себе обеспечить электричеством только часть дома.
Эдриенн спустилась вниз и взглянула на столик. Лампа все еще ждала ее там. Стекло слегка помутнело от дыма и налипшей грязи, а рядом лежала почти полная коробка спичек. Девушка потратила несколько минут, пытаясь понять, как снять стеклянную колбу, чтобы добраться до фитиля, затем обнаружила, что масло почти закончилось. Внутри металлической банки, плескалась жидкость. Эдриенн открутила крышку.
Девушка понятия не имела, сколько масла лить в лампу. Последнее, чего ей хотелось – чтобы хрупкая вещица взорвалась в ее руках, но потерять единственный источник света в темном коридоре было еще хуже. Она зажгла фитиль, подождала, пока пламя стало ровным, затем опустила стеклянную колбу на место.
Свет лампы распространялся недалеко, но благодаря ему подниматься по лестнице стало гораздо легче. Когда она добралась до площадки второго этажа, ей удалось разглядеть обстановку в коридоре.
На стенах висели картины в вычурных позолоченных рамах. Поравнявшись с ними, Эдриенн пристально вгляделась. Это были портреты. Оглядев несколько картин, она поняла, что это были портреты одной и той же семьи: мужчина, две женщины и девочка. На некоторых они были изображены вместе – либо только мужчина и пожилая женщина – но большинство картин были индивидуальными портретами.
У мужчины были суровые глаза с тяжелыми веками, и густые каштановые усы. У женщины постарше – наверное, его жены, предположила Эдриенн – волосы были темнее, и на большинстве картин она улыбалась. Вторая женщина была моложе, с тонкими чертами лица и светлыми волосами. Девочка с волосами густыми и длинными, как у первой женщины, на всех картинах была с одинаковым серьезным и задумчивым выражением лица.
С самого начала портреты показались Эдриенн какими-то неправильными. Их было более пяти десятков, и на всех была изображена одна и та же семья. Картины были развешаны по всему коридору, их глаза следили за ней, как бы быстро она ни пыталась пройти мимо. Пульс Эдриенн участился, она стиснула зубы, наугад выбрала дверь и влетела внутрь.
Занавески были задернуты, не пропускали в комнату лунный свет, Эдриенн пришлось поднять лампу повыше, чтобы лучше разглядеть обстановку. У одной из стен расположилась кровать с пологом, его бордовая ткань лохмотьями свисала по краям. Напротив, рядом с комодом, стоял шкаф, одна его дверца была наполовину распахнута.
Сделав пару шагов внутрь комнаты, девушка заметила, что ковер был изрядно потерт, а одна сторона матраса измялась от десятков лет использования. Эдриенн почувствовала, как внутри нее все похолодело.
Это была комната Эдит.