Черт из табакерки

– Но когда и повторное обследование подтвердило: Никита непонятным образом, но выздоровел, Кисин бросился звонить Альбине.

– Значит, вы сказали ей, что муж излечился? – пробормотала я.

В голове заметались мысли. Вот оно что. Ай да Альбина! Решила построить собственную защиту на шатком фундаменте болезни Никиты. Действительно, ей не было никакой нужды убивать супруга. Это сделала бы опухоль. Вот милая жена и стала спокойно дожидаться, когда ей достанется наследство. Представляю, какие планы она строила, как надеялась на его скорую смерть. И на следователя такой аргумент призван был подействовать моментально. Действительно, крайне нелогично травить и без того умирающего человека.

А тут Кисин вдруг радостно сообщает, что Никита вылечился. Наверное, Альбина сама чуть не скончалась, услыхав подобную «радостную» весть. И тут ей в голову пришла мысль об убийстве.

– Конечно, – продолжал доктор, – позвонил, но ее не оказалось дома. К телефону подошла молодая женщина, звонкий такой голос.

Андрей Евгеньевич попросил даму:

– Когда Альбина придет, пусть свяжется со мной.

– Что-то случилось? – встревоженно поинтересовалась дама.

– Только хорошие новости, – успокоил хирург, – передайте Альбине, что Никита совершенно здоров, она может забрать готовые анализы.

В трубке раздалось слабое «Ах!».

Потом собеседница попросила:

– Оставьте свои координаты.

– Но у Соловьевой есть мой телефон! – изумился Кисин.

– Она потеряла вчера телефонную книжку.

Примерно час спустя женщина перезвонила и сообщила:

– У Альбины от радости приключился сердечный приступ, она слегла, поэтому за анализами приеду я. Кстати, не представилась – Ксения, жена брата Альбины…

– И она пришла?

– Конечно. В тот же день, буквально часа через два-три. Худенькая такая женщина в черных брюках, с кожаной банданой на голове. Очень приятная особа, интеллигентная, правда…

– Что?

– Лицо слишком вульгарно накрашено и очки дурацкие, огромные – почти во все лицо. Ну да каждый одевается, как ему нравится. Принесла бутылку коньяка «Отар» и забрала бумаги.

– И вы отдали?!

– Почему нет? Если бы плохой результат, то вручил бы, естественно, только жене, а хороший… Какой секрет в том, что Никита здоров? И потом, Альбина сама попросила невестке отдать.

– Так вы все же говорили с Соловьевой?

– Только что объяснил: звонил ей домой.

– Лично с ней беседовали?

– Нет, но звонил ей домой.

Вот заладил одно и то же: звонил, звонил. Мало ли кто там взял трубку. Значит, бумаги попали в руки Ксении.

ГЛАВА 27

Выйдя из корпуса, я уселась на одну из скамеечек, стоявших перед входом. Хорошая погода выманила многих больных на прогулку. Тут и там мелькали фигуры в халатах и тренировочных костюмах. Почти у всех болтались какие-то непонятные банки с резиновыми шлангами, скрывавшимися под одеждой. Сколько бы доктор Кисин ни пел об излечиваемости рака, клиника переполнена.

Значит, Альбина знала… Ксюша привезла ей документы… А что, если… Сумка выпала из моих рук прямо на землю… А что, если все на самом деле не так, и Альбина не виновата? Может быть, было иначе?

В случае смерти Никиты деньги отходят Вике. Но девочка несовершеннолетняя, и в отсутствие Альбины ее опекуном станет… Антон. Следовательно, он получит полное право распоряжаться банковскими счетами.

Но Антон – существо внеземное, совершенно не приспособленное ни для какой работы. Не похож он на преступника, придумавшего хитроумный план. Ведь сначала требовалось инсценировать смерть Веры, потом «отравление» Никиты. Нет, нашему поэту такое не по плечу, а вот Ксюша…

Милая, интеллигентная, очаровательная балеринка, похожая на девочку. Только за всей ее наивностью, за этими широко распахнутыми голубыми глазами виден железный характер. Несколько лет своей быстро уходящей молодости она посвятила Антону в надежде на обеспеченное существование. Женщина прямо говорила о том, что особых успехов на сцене не добилась. Карьера не слишком удалась и капитала Ксюше не принесла. Годы ее стремительно катятся к сороковнику, и Антон – единственная надежда заполучить семейное счастье. Не зря же она столько времени потратила на него. И, наверное, не последнюю роль сыграла мысль об обеспеченности избранника.

На первый, посторонний, взгляд Антон кажется богатым мужчиной. Великолепно одет, живет в особняке, ездит на иномарке и может позволить себе не работать, а учиться… Очевидно, Ксюшенька сделала на него ставку, бросила все фишки на зеро. А зеро – это ноль. Вот и любезный Тоша оказался дыркой от баранки. Денежки-то у Веры и Никиты… И тогда Ксения решает действовать…

Так в голове появилась еще одна мысль. Быстрее лани я полетела назад, в кабинет к Кисину.

– Можно позвонить?

– Бога ради.

Я схватила трубку и даже застонала от нетерпения: ну вдруг ее нет на работе. Но Наташа преспокойненько отозвалась:

– Слушаю.

– Наталья, ты ведь у нас начальник загса?

– Нет, – преспокойненько ответила соседка.

– Как это? – оторопела я. – Сама же в прошлую пятницу рассказывала, что ввела у себя в конторе новую компьютерную программу. Люди подают заявления о бракосочетании, а ты быстренько проверяешь, не состоят ли они уже в браке. Еще говорила о каком-то мужике, который паспорт потерял, новый получил без штампов и со спокойной душой отправился жениться еще раз, не аннулировав первый брак, а ты его через компьютер вычислила!

– Правильно, – спокойно подтвердила Наталья.

– Чего тогда придуриваешься? – обозлилась я.

– Не придуриваюсь, а уточняю, – возразила соседка. – Я не заведующая загсом, я – директор Дворца бракосочетаний.

– Один шут.

– Вовсе нет, – оскорбилась Наталья. – Это то же самое, что сравнить весельную шлюпку с атомоходом.

Бывший Наташкин муж – моряк, и это обстоятельство наложило неизгладимый отпечаток на ее образ мысли и лексикон.

– Ладно, извини. Теперь включи свою замечательную программу и посмотри, регистрировал ли брак Михайлов Антон Альбертович, год рождения точно не знаю, скорей всего 1962-й.

– А зачем тебе?

– Он сделал предложение моей знакомой, да что-то подозрительным кажется.

– Секундочку, – пропела Наталья.

В трубке раздался щелчок, потом попискиванье, следом гудение.

– Михайлов, Михайлов, – бормотала Наташка. – Ага, вот. Ваш жених – негодяй. У него уже зарегистрирован брак. Слушай, Михайлов Антон Альбертович и Новосельцева Ксения Евгеньевна.

– И когда у них случилась свадьба?

– Первого апреля этого года расписались. Кстати, в этот день брачеваться не любят, а ваш женишок примет не боится. Пусть твоя подруга гонит его в шею, он аферист. Видишь, какая программа, не зря столько денег за нее отдала.

– Замечательная вещь, – согласилась я.

От больницы до метро «Тушинская» ходило маршрутное такси. Я села в него, устроилась на мягком сиденье и бездумно уставилась в окно. Внезапно мелькнул указатель «Барвинково».

– Сейчас будет поворот на коттеджный поселок? – спросила я. – Возле бензозаправки, да?

Водитель кивнул.

– Там можно выйти?

– Мне без разницы, где вас высаживать, – невежливо буркнул шофер.

Охранник, знающий, что я хожу заниматься с Викой, беспрепятственно открыл ворота. Я побежала к дому Соловьевых. Надеюсь, там кто-то есть. Во всяком случае, теперь, когда почти все члены семьи «удалены», Антону нет никакого смысла уходить из дома в библиотеку…

На крыльце стояла Ксюша, поливавшая цветы в больших вазонах у входа. При виде меня она вскрикнула:

– Ну наконец-то!

Лейка отклонилась от цели, тоненькая струйка воды потекла на мраморный пол.

– Вся издергалась, – продолжала Ксюша, не замечая, что она орошает ступеньки, – ну разве можно так исчезать? Где Вика?

– Вы не нашли записку?

– Нашла, только телефона вашего нет. Пойдемте в дом.

Мы вошли внутрь, и я обратила внимание, что из холла и гостиной убраны большие пушистые ковры. Ксения заметила мой взгляд и пояснила:

– У меня аллергия на пыль. Никогда не было, а тут невесть откуда зимой появилась. Хотя, это, наверное, профессиональное.

– Вы же не уборщица.

– Ой, – засмеялась Ксюша, – знаете, как на сцене пыльно, когда все прыгают? Мрак!

Я удивленно глянула на нее. Однако у нашей балерины великолепное настроение. Хотя данное обстоятельство кажется странным. Ну с чего ей веселиться? В доме за один месяц случились две смерти и арест. Логично впасть в депрессуху, а эта хохочет, за цветочками ухаживает.

– Так Вика у вас? – переспросила, улыбаясь, Ксюша.

– Да. Вот хотела кое-какие ее вещи забрать.

– Конечно, конечно, – засуетилась Ксюша. – Да, наверное, денег надо дать? За сколько вы с Альбиной договорились? Сто долларов в день?

Ее изящная, но сильная ручка взяла с журнального столика дорогое портмоне.

– Извините, – пресекла я порыв. – Вика – моя гостья.

– Ой, простите, не хотела вас обидеть, – моментально откликнулась Ксюша. – Мы с Антоном вам очень благодарны. Виктория – непростой ребенок, слишком впечатлительный и нервный. Ей сейчас было бы невыносимо тяжело одной в доме.

– Почему же одной? А вы?

Ксения горестно вздохнула:

– Как назло получилось. Заболела девочка из первого состава, и приходится за двоих отдуваться, каждый божий день по сцене прыгаю. Спектакли знаете во сколько заканчиваются?

– Ну примерно около одиннадцати…

– Это для зрителей, а балеринам надо еще пе-реодеться, снять грим, принять душ… Раньше полуночи не освободиться. Машины у меня нет, сюда на такси ездить – немыслимые деньги, вот и ночую на своей квартире.

– Но ведь у Антона есть автомобиль, мог бы и приехать за вами.

Ксюша улыбнулась:

– Тоша занят на работе.

– Где? – изумилась я и уронила на пол красивую сиреневую блузку.

Балерина понимающе кивнула головой:

– Вот именно, сама удивляюсь, только его как подменили. Никита ведь продюсером был, большие деньги в вокальные ансамбли вкладывал, а потом получал прибыль от концертов. В первую тройку крупнейших зажигателей эстрадных звезд он не входил, но в десятке держался прочно. С его смертью ниша оказалась пустой, и тут Антон!

Она всплеснула руками:

– Антон сам решил встать у руля. Я его не вижу уже несколько дней. Вчера он меня сюда привез, зная, что у меня два выходных впереди, и рухнул в постель, а утром умчался, когда еще и девяти не пробило. Я его таким никогда не видела! Активный, веселый, стихи побоку. Договаривается с исполнителями, клип снимать надумал. Диво-дивное.

Да уж, очень странно…

– Ксюша, скажите, а куда положили результаты анализов Никиты?

– Что?

– Вы сказали Альбине о звонке доктора, Ксюша?

– Какого доктора?

– Ну лечащий врач Никиты, тот самый, к которому ездили.

– Не понимаю, – пробормотала Ксюша, – какой врач? Кисин? Первый раз слышу. Вот пианист с такой фамилией есть, совершенно гениальный мальчик…

Мне надоело играть в кошки-мышки, и я спросила напрямую:

– У вас есть черные брюки?

– Конечно, – растерянно ответила балерина, – целых три пары… Очень люблю черный цвет, стройнит.

На мой взгляд, ее худощавость граничила с истощенностью. Ксюше смело можно надевать шорты в бело-красную клетку. От этого ее внешний вид только выиграет.

– А кожаная бандана?

– Валялась где-то. Они были модными прошлой осенью, сейчас их никто не носит.

Я молча застегнула чемодан на «молнию» и проникновенно спросила:

– Ксюша, скажите честно, вам хочется стать женой Антона?

Балерина удивленно вздернула брови, но ответила:

– Знаете, дорогая Виола, у балетных, почти у всех, крайне несчастливая личная жизнь. Посудите сами. В юношеские годы, когда все подыскивают себе пару, мы днями стоим у станка, шлифуем технику. Репетиция – спектакль – репетиция. Тренаж – премьера – тренаж, иногда гастроли. Вращаешься в очень узком кругу, видишь только одни и те же знакомые лица. Чтобы пойти в гости, времени просто не хватает. Значит, супруга надо искать среди своих. Но наши мальчики… – Она махнула рукой. – Горе, а не мужчины, да и половину из них с натяжкой можно отнести к сильному полу. В балетных кругах широко распространен гомосексуализм. Иногда, впрочем, девочки находят мужа, не имеющего отношения к артистам. Но, как правило, из этих семей ничего хорошего не выходит. Родить ребенка можно себе позволить только после выхода на пенсию, в тридцать пять, не раньше.

– Почему?

– Беременность длится девять месяцев, и около года надо потом восстанавливаться. Причем это не у всех получается. Вот и приходится выбирать между любовью и профессией… Конечно, понимаю, как мне повезло с Антоном, но сейчас, по-моему, не совсем уместно говорить о бракосочетании, когда в семье похороны предстоят… – Она откинула назад свои роскошные волосы.

Я фальшиво вздохнула и сказала:

– К сожалению, Антон не слишком откровенен с вами.

– Что имеете в виду?

– Первого апреля этого года он зарегистрировал брак с гражданкой Новосельцевой, и вам надеяться не на что.

Ксения вспыхнула так, что слезы выступили у нее на глазах.

– Откуда узнали и зачем надо мной издеваетесь?

– И не думала даже смеяться, – идиотничала я. – А сведения точные, из загса, вот спросите его, когда придет!

Ксюша покрылась синеватыми пятнами.

– Ну и что хотите за молчание? Сразу предупреждаю, бешеных денег нет. Тысячу? Две? Впрочем, это предел.

– О чем вы?

– Хватит! – топнула ногой балерина. – Прекратите. Великолепно знаете, что я – Новосельцева, и явились шантажировать.

– Вот уж совершенно не собиралась требовать у вас никаких денег, да и за что? – абсолютно искренно ответила я. – Просто интересно стало: свадьба была, а всем говорите, что гражданская жена. Обычно женщины наоборот делают.

Внезапно Ксюша рухнула на диван и сжала ладонями голову.

– Как все надоело. Господи, до жути, устала я. Говорите быстро, сколько? Вот, тысяча есть, возьмите…

И она принялась судорожно вытаскивать из роскошного кошелька зеленые бумажки.

– Берите, берите, только имейте в виду, плачу один раз. А расскажете Антону… Может, и к лучшему…

– Как это? – оторопела я. – Он что, не знает о женитьбе?

Ксюша захохотала, слезы цепочкой покатились по ее худому лицу с четко выступающими скулами.

– Надоело, боже, все надоело, не могу, отстаньте…

Она принялась мотать роскошной гривой волос. Банкноты с портретами американских президентов разлетелись по ковру.

– Уходите, – твердила Ксюша, – убирайтесь! Вас наняли следить за мной? Убирайтесь…

Крик перешел в горькие, отчаянные рыдания. Я аккуратно собрала доллары, положила их в кошелек Ксении и сказала:

– Не порите чушь! Лучше быстро говорите, куда дели результаты анализов Никиты.

– О господи, – простонала Ксюша, – русским языком объясняю, ничего не видела!

– А доктор Кисин утверждает обратное.

– Я с ним незнакома.

– Он говорит – передал бумаги Ксении, жене брата Альбины.

– Никогда не представляюсь женой! Никогда, поверьте. И зачем мне результаты чужого обследования?

– Врете много. Доктора в глаза не видали, документы тоже, Антону – не жена, и вообще он и слыхать не слыхивал о женитьбе на вас… Только кто же тогда зарегистрировал брак первого апреля?

Ксения напряглась:

– Ну очень сложно объяснить.

– Зато мне все понятно, – неожиданно выпалила я. – Узнали от онколога, что Никита выздоровел.

– А он был болен? – тихо поинтересовалась Ксюша.

– Вот эти примочки оставьте для следователя, – фыркнула я. – Великолепно знали: у Соловьева рак.

– Нет, – потрясенно покачала головой Ксюша. – Впервые слышу.

– Да ладно. Давно в курсе, поэтому и поспешили расписаться с Антоном, чтобы иметь право на деньги. Тоша вроде не от мира сего, но черт его знает, как поступит, если получит капитал.

– Глупости, – взвизгнула Ксюша. – Бред сивой коровы!

– Кобылы, – поправила я.

– Что?

– Бред сивой кобылы, а не коровы…

Ксюша закусила губу, потом спокойно сказала:

– Все понятно, вы – ненормальная, сбежали из психушки. По вас поднадзорная палата плачет!

– А вас ждет не дождется камера смертников Бутырского изолятора, есть там такое милое местечко в Пугачевской башне.

– Почему? – оторопела Ксюша.

– Потому что вы – безжалостная убийца. Сначала подстроили автомобильную аварию и убрали Веру. Потом отравили Никиту и сумели свалить все подозрения на Альбину. И ведь как хитро придумали, вроде вам от кончины Соловьевых никакой выгоды: гражданская жена никаких прав на имущество не имеет. Но брак-то оформили по всем законам!

– Ты с дуба упала, идиотка, – прошептала Ксюша, зеленея на глазах, – в первый раз такую чушь слышу.

Я взяла телефон.

– Куда ты звонишь?

– В милицию, следователю Куприну, пусть приедет и сам разберется, что к чему!

– Не надо, пожалуйста, не надо…

– Если ты никого не убивала, то и бояться нечего, – отрезала я, тыча пальцем в кнопки.

– Но тогда придется рассказать Антону обо всем, – заплакала Ксюша.

– Об убийстве?

– Да нет, о свадьбе!

– Хочешь сказать, что он не знает о бракосочетании?

– Именно.

– Однако, – ехидно пропела я, – ты внесла его в зал регистрации в глубоком наркозе? Или он был в состоянии гипнотического транса?

– Он там вообще не был, – выпалила балерина.

– Как это? – изумилась я.

Ксюша шумно высморкалась.

– Ладно, слушай. Глупость, конечно, получилась.

ГЛАВА 28

Сколько Ксения себя помнит – ей не везло. Сначала с родителями. Папа-дирижер и мама-певица твердо решили, что дочь должна стать балериной. Особых данных у девочки не наблюдалось, но блат – великое дело, и Ксюша попала в хореографическое училище. Впрочем, подобных ей «позвоночников» оказалось в доме на Третьей Фрунзенской улице много. Дети высокопоставленных родителей, отпрыски «своих» из мира искусства… Но были и другие, талантливые девочки и мальчики, выдержавшие совершенно честно огромный конкурс. И вот с ними-то педагоги занимались рьяно, порой не жалея своего свободного времени, понимая, что именно эти «гадкие утята» вырастут со временем в лучших лебедей балета. Так что в училище Ксюшу не выделяли, но выучили. Педагоги прославленной на весь мир кузницы хореографических кадров высокопрофессиональны, а научиться исполнять классические танцы может любой.

Потом папа нажал на все кнопки, и Ксюша попала в Большой театр, где ее задвинули в последний ряд кордебалета. Так девушка начала карьеру. Ничего, кроме разочарования, работа не приносила. Ксюша автоматически выполняла па, отточила технику, но не более того. Сольную партию не предложили ни разу.

Кое-кто из ее товарок, не слишком преуспевших в балеринах, променял карьеру на семью. Девочки выскочили замуж, растолстели, нарожали детей и навсегда расстались с карьерой танцорок. Кое-кто подался в танцевальные ансамбли, где требования, предъявляемые к солистам, были не столь строги, как в Большом театре. Начали плясать «Русскую» с балалайкой и объехали весь мир с гастролями.

Но Ксюше и тут не повезло. Папа-дирижер и слышать ничего не хотел о какой-нибудь «Березке» или «Ритмах планеты». Стоило Ксюше заикнуться о намерении пойти на просмотр в ансамбль, как отец хватался за валидол и кричал: «Дочь Новосельцева никогда не станет плясать в ресторане».

Почему в ресторане? Отчего Зал имени П.И. Чайковского, где чаще всего выступали ансамбли, казался папе кабаком, не знал никто, но уйти из Большого он дочери не позволил.

Не лучше обстояло дело и с надеждами на личное счастье. Стоило появиться какому-нибудь кавалеру, как мамочка-певица мигом накрывала стол, заставляя его разнообразными блюдами домашнего изготовления – кулебяками, салатами, заливными и желе.

Радушно наполняя тарелку гостя, она начинала милый разговор, сильно смахивающий на допрос. Сколько лет? Какая квартира? Большая ли зарплата? Каковы перспективы на работе? Кто родители? Где расположена дача? Как правило, юноши, подвергшиеся этой «процедуре», больше никогда в дом не приходили и порывали с Ксюшей какие бы то ни было отношения. Девушка пыталась скрыть от любящей мамочки ухажеров, но не тут-то было. У Варвары Андреевны повсюду находились шпионы, доносившие на Ксению матери. Узнав, что Ксюшенька завела роман, мать категорично требовала: «Приведи кавалера в дом!»

Если Ксюша пыталась увильнуть и не выполняла приказ, то мамуля наносила удар ниже пояса. Ложилась в спальне на кровать и голосом умирающей оповещала: «Боже, как мне плохо!»

Приезжала «Скорая», домработница бегала беспрестанно в ванную, меняя мокрое полотенце, возлагавшееся хозяйке на лоб. Ксюша начинала чувствовать себя убийцей и оставалась сидеть у постели матери. Спустя сутки маменька выздоравливала и, взяв дочурку за руку, шептала: «Слава богу, отпустило, не умерла на этот раз. Я так волнуюсь, когда ты проводишь время с неизвестным мужчиной… Ну приведи своего кавалера!»

Ксюша безнадежно кивала, и маменька бросалась на кухню отдавать приказания прислуге.

Потом она вдруг внезапно скончалась от обширного инфаркта. Бедная Ксюша прорыдала целый год: оказывается, у матери и впрямь было больное сердце, а дочь считала, что все ее припадки – лишь хорошо отрепетированный спектакль. После кончины супруги отец сильно сдал, начал пить, и не прошло и двух лет, как Ксения осталась круглой сиротой.

Возраст подкатил к тридцати. Прежние кавалеры были давно женаты, а среди нынешних – почти сплошь мужчины, обремененные алиментами. Никто из них не спешил делать предложение стареющей девушке. Парни охотно приходили в гости, пили чай, укладывались спать в удобную постель с великолепным бельем, но… Но дальше дело не шло. О женитьбе никто из них не заговаривал. Потом на ее пути попался Антон.

Ксюша быстро смекнула, что, возможно, это ее последний шанс. Антон на первый взгляд казался идеальным кандидатом для брака. Во-первых, он был богат. Ездил на блестящей иномарке, великолепно одевался и, расплачиваясь в магазине или кафе, бормотал, вытаскивая кошелек: «Не помню, сколько у меня там завалялось».

Ксюша, живущая на зарплату танцовщицы, всегда точно знала, сколько денег у нее в сумочке – три копейки. Платили в Большом театре гроши, и женщина экономила, как могла, стараясь прилично одеваться. Положение балерины обязывало. Никому не рассказывая, Ксюша заглядывала в магазин секонд хэнд, выискивала там вполне пристойные вещи и потом гордо врала подругам, задававшим вопрос: «Где взяла?»

– В бутике «Версаче», дороговато, конечно, но хорошие шмотки того стоят!

Через полгода Ксюша поняла, что Антон очень даже непрост. С виду мягкий, аморфный, расстерянный, он, когда требовалось, проявлял твердость и даже неприступность. Один раз Ксюша слышала, как любовник разговаривает с водителем, который, не успев затормозить, разбил фару его «БМВ». Балерина поразилась резкому, холодному тону и какой-то беспощадности, с которой интеллигентный Тоша выколотил из не слишком богатого на вид шофера двести долларов. Тогда ей впервые пришла в голову мысль, что мужчина ее мечты носит маску, и сейчас из-под этой маски на миг глянуло мурло злобного хама. Но, спрятав баксы, Тоша растерянно улыбнулся и вновь стал своим, родным, любимым.

Еще он постоянно обо всем забывал, терял очки, ключи, документы, и Ксюша приглядывала за ним, как мать за неразумным младенцем. Правда, один раз он полетел без нее отдыхать в Майами. Ксюша просто извелась, предполагая, что Антон уже давным-давно сидит в полиции, так как, скорей всего, остался без паспорта и денег. Но нет! Любовник вернулся загорелый и страшно довольный. Очевидно, когда некому было его пасти, он мобилизовывался.

Кроме того, Тоша регулярно забывал о назначенных свиданиях. Сколько раз Ксюша ждала на улице по два часа! И еще она знала теперь: Антон нищий. Шансов на получение денег практически не существует. Правда, и Никита, и Альбина принимали балерину вполне радушно. Хозяин один раз бросил фразу:

– Все равно мой драгоценный родственничек когда-нибудь женится, так уж пусть на приличной Ксюше. А то еще приведет лимитчицу с бетонного завода. Впрочем, тогда выгоню, и дело с концом.

Ксюша понимала очень хорошо, что в семье Михайловых-Соловьевых она стоит на иерархической лестнице намного ниже собаки Каси, но не протестовала. Все-таки это была видимость брака, а жить одна Ксюша больше не могла, у нее начиналась сильнейшая депрессия, когда приходилось ночевать в полном одиночестве в городской квартире.

Вроде, с одной стороны, Ксюша и понимала, что разлюбезный Тоша не лучший кандидат на роль спутника жизни, но с другой… Их роман длился пять лет, сил и здоровья было угрохано много, и отдавать кому-то Антона не хотелось. Еще мучила мысль о его неприспособленности к жизни. Она боялась, что без нее он пропадет. Балерине было жаль «вечного студента», а жалость у русской женщины – это синоним любви. И потом, она все же очень надеялась на предложение, ну уж если не сердца, то хоть руки… Но Антон не торопился с оформлением отношений. Очевидно, положение холостяка при женщине, исполнявшей функции жены, устраивало его полностью.

В этом году в середине марта неожиданно ударила жара, Антон вытащил из гардеробной плащ, сунул руку в карман, вынул паспорт и засмеялся:

– Ну надо же!

– Что такое? – поинтересовалась Ксюша.

– Да паспорта обыскался, – пояснил любовник, – нигде не нашел. Вот и решил, что потерял. Сходил в милицию и получил новый. А он, оказывается, в плаще лежал! Теперь у меня два документа.

– И как поступить? – испугалась законопослушная Ксюша. – Не положено…

– Разорви этот на мелкие куски и спусти в унитаз, – рассмеялся Тоша. – Два паспорта мне и впрямь ни к чему.

Но Ксюша побоялась рвать документ и просто спрятала бордовую книжечку подальше от людских глаз.

В конце марта ей неожиданно предложили приработок – обучать бальным танцам дипломатов. Многие из консульских и посольских работников не знали даже вальса, а на приемах подчас приходилось приглашать дам и исполнять с ними салонные па.

Работа казалась ей плевой – всего лишь полтора часа в день, три раза в неделю. Разве это нагрузка для профессиональной танцовщицы? Оклад обещали замечательный, ученики – все сплошь за тридцать, словом, не служба, а райское наслаждение, и ходить нужно было в самый центр, в здание МИДа на Смоленской площади.

Было лишь одно «но». Руководство министерства не хотело неприятностей. Танцы – такая интимная вещь, партнер должен обнимать партнершу… Мало ли что… Преподавательница обязана быть замужем.

Ксюша чуть не разрыдалась, услыхав об этом условии. Ну не глупо ли? Можно подумать, что штамп в паспорте – надежный заслон от адюльтера. И потом, она живет в гражданском браке, а на эту дурацкую работу пошла только ради зарплаты. В отчаянии, не желая терять чудесное место, Ксюша брякнула нанимателю:

– Я через два дня выхожу замуж.

– Принесите свидетельство о браке, – велел тот.

Несколько раз Ксюша разыгрывала перед ним сцену – «простите, забыла», но кадровик был настойчив. Балерина поняла, что скоро ее выгонят. В понедельник мужик категорично заявил:

– Если до пятницы документ не представите, на следующей неделе можете не приходить.

Не зря говорят, что понедельник день тяжелый. У Ксюши в тот день приключались одни лишь неприятности, да еще Антон, пообещавший заехать за ней на Смоленскую площадь к пяти, не появился даже в семь, а его мобильный упорно талдычил: «Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить позднее».

Сдерживая рыдания, Ксюша поехала к себе. Не успела она раздеться, как раздался звонок в дверь. Ксения распахнула створку, даже не глядя в «глазок», настолько была уверена, что приехал Антон. Но на пороге, мило улыбаясь, стояла соседка из семьдесят девятой квартиры. Ксюша здоровалась с ней, сталкиваясь у лифта или возле почтовых ящиков, но больше никаких отношений не поддерживала.

– Простите, – проговорила нечаянная гостья, – не найдется ли у вас немного сахару? Очень не хочется на улицу выходить и в ларек топать. Одеваться надо.

Внезапно Ксюша почувствовала, что у нее по лицу бегут слезы.

– Что случилось? – испугалась соседка.

Ксения хотела ответить: мол, ничего, ерунда, но рыдания подступили к горлу, и балерина принялась судорожно всхлипывать.

– Могу вам чем-то помочь? – заботливо спросила соседка, входя в квартиру.

И вдруг Ксюша, совершенно неожиданно для себя, выложила полузнакомой женщине все: про Антона, балет, тяжелую жизнь и требование противного кадровика.

Соседка выслушала и спросила:

– Ты ведь в Большом работаешь?

Ксения кивнула.

– Можешь контрамарки достать?

– Не на все спектакли.

– А на все и не надо. Раз в месяц достаточно.

– Кому?

– Слушай, – велела женщина, – есть у меня ближайшая подруга Соня, жуткая балетоманка и театралка. А билеты, сама знаешь, сколько стоят. Вот если ты ей контрамарки станешь носить, она тебя выручит.

– Как? – усмехнулась Ксюша. – Замуж выдаст?

– Соня работает регистраторшей в загсе, – спокойно пояснила соседка. – Давай паспорт и данные жениха, она тебе печать шлепнет. Свидетельство о браке не даст, они строго учетные, а печать за милую душу, вот твой кадровик и утешится.

Ксюша полетела за паспортом, открыла коробочку и увидела две бордовые книжечки.

– А может она и ему штамп шлепнуть? – поинтересовалась балерина.

Соседка рассмеялась:

– Да все сделает, только имей в виду, законной силы печать не имеет, поскольку в книге актов ничего записано не будет.

Вот так неожиданно все уладилось наилучшим образом. Кадровик бросил взгляд на страничку и отвязался, незнакомая Соня стала регулярно получать контрамарки, а Ксюша превратилась в «замужнюю» даму. Антону она ничего не рассказала, решив про себя: если случайно заглянет к ней в паспорт, скажет – шутка, розыгрыш, тем более что «брак» был заключен в день дураков, первого апреля, самое время для розыгрышей и смеха.

– Значит, Антон ничего не знает… – пробормотала я.

– А мне нет никакого смысла убивать его родственников, – тихо сказала Ксюша. – Абсолютно никакого. Более того, сейчас, когда он получил в свои руки деньги – Вика же не может распоряжаться средствами, – Антон изменился до неузнаваемости. У меня такое впечатление, что он меня вот-вот выгонит…

В этот момент во дворе коротко просигналил автомобиль.

– Антон приехал! – вскрикнула балерина и схватилась за пудреницу.

Раздались шаги, мужчина вошел в гостиную и раздраженно сказал:

– Где еда? Очень тороплюсь. Быстро чистую рубашку дай, еду на телевидение, будем вести…

Тут он увидел меня и замолчал.

– Виолочка приехала за вещами Вики, – залепетала Ксюша, – вот все уже в чемодан сложили. Ты когда уедешь?

– Максимум через полчаса, – буркнул мужик, буравя меня взглядом.

– Вот и… – начала Ксюша.

– Вам надо заплатить? – прервал ее Антон. – Сколько? Составьте счет – еда, стирка, в общем все, и отдайте Ксении.

Я промолчала.

– Виолочка позвала Вику в гости, – тихо попыталась вмешаться в разговор Ксения, – просто так, бесплатно.

Антон вздернул брови:

– Бесплатно?! Мы что, нищие? Нет уж, спасибо, вполне способны нанять для Виктории гувернантку, давайте не кривляйтесь. Во сколько вы оцениваете свои услуги? Только имейте в виду: Вика будет жить у вас не более десяти дней, пока тут все устаканится с похоронами, поминками… Ну? Сколько?