– Беги – прошипела она.
Майя бросилась влево, а сама Гадюка кинулась вперёд, намереваясь схватить Шкурупею. Змеюка быстро среагировала, отскочив в сторону, Гадюка грохнулась на каменный пол, распластавшись на животе. Она попыталась встать и повторить манёвр, но Полуночник со всей силы наступил металлическим каблуком ей руку, дробя кости ладони. Ядоязыкая закричала со всей мочи.
Её крик эхом разнесся по коридору, долетая до ушей стражей Мрака. Охрана быстро среагировала на нарушителя и бросилась в зал Каминов.
Крик Гадюки заставил Майю остановиться – в этот момент её и достигла Шкурупея, обившись вокруг ноги девушки, она добралась до её левого предплечья и укусила по центру локтевого сгиба.
Майя охнула, осознав, что получила последний роковой шестой укус – после которого никто не выживал. Количество яда в её организме достигла смертельной отметки. Она опустилась на пол и затряслась легкой дрожью – её зазнобило.
В этот момент главарь Стражей Мрака ворвался в Зал Каминов. Он увидел Майю, Гадюку и Полуночника и недоуменно уставился на ректора, не понимая, что ему делать.
– Вы её не видели, – ответил Полуночник, кивнув в сторону Майи, – доставьте ядоязыкую на Облачную Фабрику, пусть занесут в протокол и передадут в журнал «Оттеняемый» главному редактору Джилии Мглинской моё обращение к народу Губернии Ночи: «Сегодня, 6 февраля, была поймана первая ядоязыкая. Двадцать четвёртый губернатор Эрлик блэк Полуночник официально признаёт существования клана подземельных гангстеров ядоязыких. Отныне, каждый кто имеет отношения к клану считается врагом народа и будет казнён, посредством запечатления на мою особую фотопленку».
Гадюка извивалась и билась, но каждый её рывок стоил ей десяти ударов, которые наносил Страж Мрака куда придётся: в грудь, в хромую ногу, в живот, в лицо. На третий раз Гадюка уже перестала брыкаться – Страж Мрака тащил её за собой словно мешок с картошкой.
Полуночник не стал удостаивать смерть Майи своим присутствием, он покинул зал Каминов, оставив её наедине с собственной грядущей кончиной.
Майя старалась не двигаться и не плакать. Каждый вздох, каждое движение приближало её смерть. Она физически ощущала, как яд растекается по венам, а кожа бледнеет, синее и мертвеет, чернея как уголёк в камне.
Ей хотелось плакать. Майя хотела, чтобы всё это было нереально. Она хотела, чтобы её вытащили из этого страшного сна, обняли, погладили по голове и сказали, что всё будет хорошо. Майя хотела, чтобы рядом был хоть кто-то. Она хотела быть в тёплых объятиях Ильи, а не на холодном полу Академии. Но Илья был далеко, он даже не знал, о том, что Майи остались считанные секунды…
«Возьми себя в руки. – раздался в голове строгий голос Мудруса.»
«Я не хочу умирать»
«Спокойно. Ты ещё не умерла. Умрешь через двенадцать секунд, если не сделаешь то, что я скажу.
«Хо-хор-о-ошо»
«В правом кармане твоего черного платья лежит мешок с разрыв-травой…»
Майя догадывалась, куда клонит Мудрус. Разрыв-трава могла разрезать всё, что угодно.
«Нет. Нет. Нет. Т… Ты издеваешься?! Я не буду этого делать! Нет!»
«Распространение яда нужно остановить, или ты умрёшь прямо сейчас»
Майя сглотнула слёзы, закусила губы и опять полезла в карман за разрыв-травой. Она догадывалась, что задумал Мудрус и не хотела этому верить. Против пореза разрыв-травы не могли устоять каменные плиты, не то, что кожа.
«Пять… – вёл Мудрус обратный отсчёт»
Майя одним движением развернула мешочек и ухватила одну из травинок крестообразной формы.
«Четыре»
Майя поднесла дрожащей рукой травинку с своей посиневшей от яда руке.
«Три»
Майя завела руку и поглубже вдохнула.
«Два»
– Я не могу так – снова заревела Майя.
«Один…»
****
Было уже глубоко за полночь. Илья перевел окошко календаря на пятницу 7 февраля. Он стоял перед окном в своей квартирке и никак не мог выбросить из головы слова Майи. Он никогда не задумывался о том, что значит быть счастливым. Он всегда стремился быть лучше всех остальных, он всегда был недоволен результатом. Ему казалось, что стоит поставить цель побольше и по величественнее, он получит все, в том числе и счастье.
Вот только цель – стать великим героем, преодолев все шесть подвигов Плутона, не делала его счастливым. Как только его миссия почти подошла к концу, он вновь ощутил пустоту. Будто вместо того, чтобы дать ему славу и почести, у него что-то похитили.
– Когда же я был счастлив? – тихо прошептал Илья, задумчиво покачиваясь с носков на пятки.
От этого вопроса, от самой ситуации, что он думал над этим вопросом ему захотелось плакать.
– Когда… когда у меня постоянно пищал почтовый холодильник от её писем. Она писала так много, что мне… что мне попросту было лень отвечать. Когда она устроила и организовала для меня мой же день рождение. Когда она так доверительно смотрела на меня, готовая открыть душу. Когда пыталась меня обнять, вопреки тому, что я не люблю обниматься… Я был счастлив… Я был счастлив с ней… Так и зачем мне бессмертие, если мне нужно совсем другое.
Илья пересек коридор, разделяющий их с Майей квартирке, и постучал. Но ему никто не открыл.
– Мида. Майя – крикнул он, но ответа не последовало, – ну я захожу тогда.
Илья открыл дверь и вошёл, обошёл все комнаты, заглянул по привычке даже в кухонный ящик – ни одной хозяйки не было дома.
И тут раздался душераздирающий крик. Сердце у него не по-доброму ёкнуло. Илья выскочил из комнаты и побежал туда, откуда слышался вой и всхлипы.
Рев и всхлипы доносились из Каминного зала. Там прислонившись спиной к стене, стояла Лина Сильвер-Голд и заливалась слезами, где-то около камина лежал какой-то бледный посиневший мешок.
Илья бросился к Лине, держа её за плечи и пытаясь успокоить. На все вопросы Ильи «Что случилось?», она только всхлипывала и снова зажимала рот ладонью. Когда в Зал Каминов влетел Полуночник и два его агента Александр Топазов и Артур Лунин, Лина смогла взять себя в руки и подавляя всхлипы прошептала одними губами.
– Т… т… там… д… дев.. девочка…
– Иппалина Полозовна, у меня в Академии полторы тысячи теневиц-девочек… – фыркнул Полуночник, – это всё что вы мне сегодня хотите сказать?
– О… он… она мёртвая!
Лина опять забилась в рыданиях, дрожащим пальцем показывая в сторону камина.
То, что, войдя в Зал Каминов Илья принял за мешок, было вовсе не мешком. А телом девушки. Это была Майя. Мертвая Майя.
Илья долго смотрел на посиневшую подругу, не в силах понять, что случилось. Это не могла быть Майя. Это была чья-то шутка. Майя жива. Бегает где-то, ищет дурацкое сердце губернатора, но точно не лежит мертвой в Зале Каминов. Илья не хотел это признавать, но чем дольше он смотрел на остекленевшие глаза – тем больше это принимал.
****
Он всё ещё не верил. Её больше не было на свете, а ему казалось это обманом. Илья напряженно смотрел на почтовый холодильник. Вот сейчас. Вот ещё минута и от Майи придёт очередное письмо. Оно всегда приходило. Каждые несколько часов она интересовалась как протекает изучение Подземельной истории, что у него нового, не слышно ли что-то о сердце Полуночника, о предстоящих экзаменах, либо она писала о новой прочитанной книги… Она часто писала. И сейчас напишет. Ведь напишет? Неужели это было так сложно?
Он подождал ещё минут десять, нервно вскочил, набросил на плечи куртку и вышел. Илья выбрался из Академии Теней тайными ходами незамеченный и направился в сторону ресторана Соболья Нора.
Он с минуту в нерешительности простоял у дверей с выгравированной надписью «Только для персонала», репетируя то, что скажет бывшей соседке. В голову ничего не приходило. Стучать не пришлось – дверь отворилась сама, на пороге стояла Василика. Увидев Илью, она попыталась захлопнуть дверь, но парень впихнул носок ботинка между дверью и проёмом.
Василика крепко сжала кулаки:
– Чего тебе?
Илья отвёл глаза, чтобы не смотреть на неё.
– Прости меня…
– Я тебя плохо расслышала, – она вновь попыталась закрыть дверь, он не дал.
– Я был не прав. Можно войти? Нельзя же держать человека на пороге.
– Человека – нельзя. Но ты не имеешь права называться человеком. У тебя нет человечности.
– Я тоже рад тебя видеть.
Василика выслушала всё. Но ни один мускул ни дрогнул на её лице, когда она услышала про смерть Майи.
– Это чья-то злая шутка. Она… Она не могла… – он не мог выговорить фразу до конца.
– Умереть? – спросила бесстрастно Василика – Ты сам говорил: «Каждый день кто-нибудь да умирает».
– Обязательно сейчас издеваться надо мной?
– Ты же знаешь и сам, что для подземельцев мёртвые не такие уж и мёртвые. Отпусти её.
– Мы поссорились в нашу последнюю встречу я всегда её отталкивал… пытался избавиться… когда она хотела меня обнять.
– Объятия терпеть не могут те, кто был когда-то сильно ранен, людьми, чьи прикосновения были дороже воздуха. Ты совершил одну серьёзную ошибку, ни тогда, когда рассорился с ней, а тогда, когда позволил себе к ней привязаться. Все люди остаются в прошлом, каждый в эту жизнь приходит лишь на мгновение, на отведённый срок! Кто-то уходит предупреждая, а кто-то резко, мгновенно и навсегда!
– Ты бездушная.
– Я – честная. Все мы, как красивые ленты. В один момент мы сплетаемся с кем-то, и так же внезапно рвём связи. Но узелки-воспоминания навеки останутся с нами…
– Боли, коли, ломи, пытай… – начал Илья.
– Быстрее сердце заживай… – продолжила Василика, – и так далее…
Когда он ушёл, Василика достала из складок юбки письмо от Майи, адресованное Илье. Согнув пополам, она разорвала его на части и подойдя бросила в горящий камин. Листок, исписанный чернилами, скукожился от языков пламени. Василика осталась единственной, кто знал, что же на самом деле произошло в Каминном Зале Академии Теней.
– Прости меня, но так будет лучше для вас обоих – шепнула она пламени.
Глава 26:
Последний щелчок
– Четыре, три, два – вёл обратный отсчет Мудрус.
– Я не могу – ныла Майя.
– Один…
Майя собралась с духом, выдохнула, закусила губу и закрыла глаза, из которых без перерыва текли слезы. Она резанула травинкой почти под самое плечо – всего один надрез. Один надрез – разрыв-травы мог разрубить камень.
От яда, разливающегося по телу и убивающего все изнутри Майя не чувствовала другой боли. Она не могла заставить себя открыть глаза, но чувствовала, что лежит в теплой липкой луже. Без левой руки она чувствовала себя как-то странно. Ей хотелось пошевелить пальцами, но она потеряла с ними связь – от этого еще больше хотелось плакать.
«Поздравляю, теперь считай, что кнопки «сдаться» у тебя больше нет… Долго будешь жмурится? – уточнил Мудрус».
Внезапно Майя почувствовала, что с обрубком левого плеча происходит что-то странное. Кто-то неосязаемый будто что-то вытягивает из него. Мягко и безболезненно. Девушка открыла мокрые от слез глаз и попыталась сфокусироваться, хотя из-за пелены слез это и было сложно.
Кровь течь перестала, а сам обрубок будто вырос на несколько сантиметров. Майя помотала головой, закрыла и открыла глаза – не веря в происходящее. Обрубок подрос еще на несколько сантиметров. У неё уже появился новый локоть, который она свободно могла сгибать и разгибать.
Майя опустила глаза на отрубленную руку, которая валялась на полу и глаза её полезли на лоб от удивления. Её отрубленная рука тоже росла. Из неё уже успело вырасти плечо и даже основание шеи. Майя попятилась и села.
Через пару минут её тело приняло свой первоначальный облик. Все пальцы сгибались, ладонь двигалась, кожа была гладкой, даже шрама не осталось. Отрубленная рука к тому времени вырастила себе туловище, даже ноги и голову. Майя охнула толи от страха, толи от удивления. Из руки росла вторая идентичная ей Майя, только изначально мёртвая, посиневшая и почерневшая, и пропитанная ядом Шкурупеи.
– Ого.
«Ого – это всё что ты можешь мне сказать? – фыркнул Мудрус.»
«С этим телом нужно что-то делать – размышляла Майя – как я это объясню, когда сюда явится кто-то…»
Майя взялась было за руку и попыталась оттащить почерневшее тело в сторону. На удивление оно оказалось тяжелым.
«Дурище. Неужели ты не видишь, какие возможности перед тобой теперь открыты? Ты легко сможешь исчезнуть из Академии – Полуночник считает тебя мёртвой, как и все остальные.»
«Но куда мне идти? Бабушки больше нету. И… Галина… Он убьёт её»
Мудрус не ответил.
«Мудрус!»
«Она приговорена к смертной казни. Но у тебя еще есть время её спасти»
«Где она?»
Мудрус молчал.
«Где она?»
«Там же, где когда-то хотели казнить тебя.»
«Но Огневика больше нет во внутреннем ядре. Я сама его отпустила.»
«Огневика то нет, Атланты тоже разлетелись по всей вселенной, охранять им больше некого. Но вот… фотоаппараты… Полуночник создал фотоаппараты, которые превращают подземельцев в предметы гардероба».
Майя почти покинула Зал Каминов, как опомнилась.
«А как же Илья?»
«Ты правда думаешь, что сильно ему нужна? – мягко поинтересовался Мудрус»
Майя поникла.
«Но он нужен мне»
«Это ненадолго. Как бы не было больно, ты должна его оставить. Ты забудешь о нём. Очень быстро. Любого можно забыть – это факт!»
«Это нечестно! Нечестно! – психовала Майя – Почему ты отнимаешь его у меня?»
«Пффф, потому что у тебя его и нет – спокойно ответил Мудрус»
«Это несправедливо»
«Это правильно, а справедливо и правильно редко совпадают.»
Майя не смогла ему возразить, неохотно понимая в глубине души, что это правда. Илья никогда ей не принадлежал, поэтому потерять она его и не могла.
«Но ведь были… моменты. Были эпизоды, которые нас сближали… когда я видела, что у него есть ко мне чувства»
«У вас не было чувств. Вас просто тянуло к жизни в холодных стенах Академии. Жизнь тянется к жизни.»
Мудрус вздохнул тяжело и горестно. И прошептал себе под нос так, чтобы Майя не слышала: – Вы еще встретитесь. Скорее, чем мне хотелось бы. Когда он повзрослеет, а ты поумнеешь.
Тайным ходом, Майя выбралась в город и направилась к Облачной Фабрике.
****
В сопровождении конвоя из шести Стражей Мрака Гадюку на губернаторском буре доставили на Облачную Фабрику.
Облачная Фабрика – с виду как фабрика викторианской Англии, из терракотового кирпича возвышалась над остальным городом. Из её трубы поднимались вверх на несколько десятков метров, оттуда не переставая валил пар – Фабрика была не только зданием правительства, но и главным производством облаков для импорта и экспорта в Надземный мир.
В главном просторном вестибюле большую часть стен занимали огромные окна с витражными вставками в виде цветов. Лепной декор чередовался с литыми женскими масками в ореоле волос и растительного орнамента. Всё внимание приковывала к себе широкая лестница, чей центральный марш разделялся на два других противоположных друг другу. Лестница была обрамлена мраморными перилами с декоративными бронзовыми вставками. По обе стороны от неё стояли, словно часовые, грозные торшеры с гроздьями белых шаров-фонарей. На верхней площадке марша был установлен гипсовый бюст с подписью «Заведующий кафедрой героев и катастрофологов, член-корреспондент Подземельной академии наук, академик Подземельной академии образования, доктор безликих наук, профессор заслуженный деятель науки Подземельного мира, заслуженный свободный артист Подземельного мира, двадцать четвертый губернатор Нижнебурга Эрлик грей Полуночник». На стене над головой гипсового Губернатора парил белый мраморный орёл с темными рубиновыми глазами.
Первый раз в своей жизни Галина попала в это легендарное здание. Здание, в котором отец проводил большую часть своего времени. Все 25 лет своей жизни она прожила в мафиозной деревушке по ту сторону, в Царстве Полоза. В Губернию Ночи она выбиралась только на задания, да и то только с 18, когда наконец стала капо, правой рукой Полуночника.
Галину вытолкнули из бурмашины ректора и повели в здание. Трость у неё отняли – она хромала на левую ногу. Бороться она уже перестала – сбежишь от одних, поймают другие.
В глубине души она знала, что однажды это случиться – её поймают Стражи Мрака или безликие и губернатор её казнит. Она с малых лет знала – поймают, защиты не жди, Полуночник не за кого не вступиться, даже за своих детей.
Пока её вели к Внешнему ядру Земли, где раньше обитали тринадцать атлантов, охраняющих внутреннее ядро с демоном Огневиком, все сотрудники пялились на неё как на чудо света. Губернатор всегда утверждал – ядоязыкие – сказка.
Когда её привели во внешнее ядро.
Они оказались внутри огромной сферы. Сфера будто была выдолблена внутри черного пупырчатого камня. По кругу располагался небольшой металлический балкон с чугунной узорчатой оградой, куда выходило еще восемь пронумерованных дверей – легендарных тайных комнат, доступ к которым был только у губернатора. Внутреннего ядра – тюрьмы, в которой раньше сидел демон Огневик больше не было, охранников-атлантов тоже. Без них помещение казалось пустынным.
– Оставите нас на минуту, – попросил Полуночник.
Стражи Мрака поклонились и послушно вышли.
– Возьми слова обратно… – прошипел Полуночник, в упор смотря на Галину.
– Что? Позволишь мне сбежать? – фыркнула она, – Не за что. Лучше умереть, чем работать под крылом того, кто убил мою маму. Мама была единственной кто меня любил.
– Сейчас расплачусь. Ты была слабой, соплячкой, а после смерти матери стала сильной, упорной, беспощадной…
– Монстром. Машиной для убийств… Папа – эти слова коробили Полуночника, – а любить не могу, – на её глаза навернулись слёзы, – я же сильная, упорная, беспощадная… У нас весь Ядовитый Порох – сплошь парни, все меня бояться. Я ж сильная, упорная и беспощадная. Все мои ровесницы уже замужем… зато я – сильная, упорная и беспощадная… Как ты хотел… но я не счастлива, и ты мной не гордишься.
– Чем я должен гордиться? Чадом, которое ослушалось меня?!
– Почему ты никогда не называл меня дочерью? Почему никогда не звал по имени? Никогда не хвалил меня. Не смотрел мои рисунки. Никогда не называл красивой. Почему остальные папы называли дочек принцессами… а я тоже хотела быть принцессой. А мама называла меня карамелькой.
– Не переживай, скоро ты с ней встретишься.
– А остальные? Ты думаешь, они простят тебя за то, что ты меня убьёшь?
– А ты думаешь, меня они волнуют. Я последние сотню лет считаю, что ядоязыкие – это атавизм, бесполезная вещь, чей функционал более мне не нужен. Они загнуться без меня очень скоро.
– У них есть Виктор, – Гадюка сама в это не верила.
– Пфф, Аспид – слабак. Замкнутый в себе нытик, который корчит холоднокровного волка одиночку. Он камнедолюбов не в состоянии организовать, не то, что мафиозную структуру.
Полуночник топнул каблуком, подавая сигнал входить стражам Мрака. Облаченные в черные плащи и маски вернулись во внутреннее ядро.
Гадюка заставила слёзы втечь обратно и широко улыбнулась.
– Улыбаешься? – выгнул бровь Полуночник.
– Кодекс чести ядоязыких Токсидо гласит, что ядоязыкий умирает торжественно, произнося имя и улыбаясь.
– Твое дело, – фыркнул Полуночник, – несите фотоаппарат.
Один из Стражей унесся за фотоаппаратом.
– Ты будешь первой, кого официально казнили этим новым изобретением.
– А до этого скольких ты казнил неофициально?
Полуночник проигнорировал.
Дверь распахнулась.
– Ну наконец-то, – Полуночник обернулся и открыл рот, – ты же должна была умереть.
На пороге стояла красная и запыхавшаяся Майя, она тяжело дышала.
«Это тупо, – сказал Мудрус, – я рад, что ты осознала, что практически бессмертная, но это не значит, что нужно лезть на рожон. У тебя план есть?»
У Майи не было плана – она так стремилась успеть до живой Гадюки, что забыла придумать план спасения.
Лицо Гадюки тоже вытянулось. Все чего-то ждали от Майи, находясь в состоянии шока.
«Мудрус, а если я блефую и скажу, что умею стрелять лазером из глаз…»
«Не поверят»
«Проверим»
Майя открыла рот, собираясь наплести что-то, но не успела. Всё вокруг затряслось и завибрировало. Будто начиналось землетрясение.
«Зажигалку свою доставай. Зажигалку. – у Мудруса начиналась паника, это было слышно по его голосу»
Майя полезла в карманы за зажигалкой Огневика, она уже догадывалась, что происходит – ВремеНика, почувствовав, что она наконец покинула стены Академии, где находилась Лина, пришла по её душу.
Дверь слетела с петель и вплыла ОНА.
ВремеНика была чем-то средним между полной женщиной и мощным деревом. Вместо ног у неё были извилистые корни, переплетавшиеся друг с другом. Ствол, усеянный множеством прожилок, перерастал в темную гладкую кожу богини. Её вытянутые вверх руки были подняты к небу, она держала будто держала на них небесный свод – свои волосы. Её пышная кудрявая шевелюра спускалась крупными кудрями до самых ног-корней. То там, то тут между кудрями проглядывали звёзды и планеты, кометы и метеориты. Пухлые губы были сжаты. На щеках горел яблоками румянец, а во лбу мерцал крупный камень, будто третий глаз. Но самым большим и крупным из камней был граненный изумруд – он располагался на месте живота богини и приковывал всё внимание. Майе казалось, что ей знакома форма этого камня, но она не могла вспомнить откуда.
Стражи Мрака посмотрели сперва на Полуночника, затем на богиню.
– Вы поклоняетесь МНЕ – не ей, – сурово сказал он, – только склоните пред ней головы – попрощайтесь с карьерой. Все.
– Не склоните головы, – фыркнула богиня, – попрощайтесь с жизнью.
Стражи мрака мигом поснимали маски и упали на колени. ВремеНика самодовольно окинула их взгляды.
– Свободны – хлопнула в ладоши она и Стражи унеслись, оставив Полуночника.
ВремеНика сделала шаг вперёд. Гадюка упала на колени, Майя последовала её примеру. Полуночник остался стоять не шелохнувшись.
– Склонись перед нами, всеобщей праматерью богов ВремеНикой, – сурово сказала богиня, – тебе нужно особое приглашения?
– Я в тебя не верю – гордо сказал губернатор.
«Щёлкай, щёлкай зажигалкой – молил Мудрус»
Майя исподтишка щёлкнула.
– Не веришь? – выгнула она бровь, – так мы склоним тебя сами.
ВремеНика хрустнула пальцами, взмахнула рукой в воздухе и подняла с пола одну из половин внутреннего ядра, которая раньше была темницей её мужа. Половина с легкостью приподнялась в воздух, а потом опустилась на спину Полуночника, прижимая его к полу. Тот сопртивлялся, пытаясь удержать каменную половинку сферы, но ВремеНика ещё сильнее взмахнула и колени Полуночника подкосились. Он рухнул на пол и замер, придавленный тяжелым камнем. Он был жив, но не двигался.
– Теперь ты, – ВремеНика указала пальцем на Майю.
Майя подняла глаза.
– Встань, когда с тобой разговариваем мы, всеобщая праматерь богов ВремеНика!
Майя встала, и наконец услышала желанный свист-полет Огневика. Секунда и огненная птица-павлин с двухметровым огненным хвостом влетела во внутренне ядро, заслонив спиной Майю. Птица кивнула огненной головой и обернулась молодым юношей. Волосы его дёргались словно языки пламени и доставали до плеч, лицо было усеяно веснушками, а черные глаза уверено смотрели на жену.
– Хватит, Времи.
– Не смей называть меня так! Я… Я вообще с тобой не разговариваю.
Она скрестила руки на груди и отвернулась. Всеобщая праматерь ВремеНика за секунду превратилась в маленькую капризную девочку.
– Послушай… – начал Огневик.
Но ВремеНика лишь закрыла ладонями уши и запела:
– Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, а я ничего не слушаю. А я ничего не буду слушать.
– Времи, – Огневик подошёл к жене и отнял её руки от ушей, – нам надо поговорить.
ВремеНика надулась.
– Ты засадила меня в чёртово ядро, ни разу не поговорив, ничего не объяснив. Что тогда случилось?
– Сам знаешь!
– Знаю что?
– Да то!
– Что?
– То, что… – ВремеНика замерла на полуслове, – а я… а я не помню.
Богиня прямо-таки была шокирована собственным ответом. Она тысячелетиями держала в себе обиду, так долго, что уже и забыла на что злилась. Она стояла и чувствовала себя немножко глупой, а богиням быть глупыми не солидно.
– Ладно, хорошо, все прощены. Мы, богиня ВремеНика всеобщая праматерь, даруем великодушно всем своим детям… – она зыркнула на Огневика, – и мужьям, прощение.
ВремеНика и Огневик мигом обернулись в два урагана: огненный и порывистый и унеслись прочь, обратно в космический простор.
– Эээээ… – данная ситуация оставила Майю в непонимании, – они не вернуться?
– Молись, чтоб не вернулись, – поднялась с колен, отряхиваясь Гадюка, – у богов свои тараканы и разборки, мы их никогда не поймём.
Майя глянула на придавленного каменной половиной ядра Полуночника.
– Мне жаль, что отец так с тобой поступил.
– Меня жалеть не нужно. У меня хоть мать нормальная… Спасибо, – помолчав, добавила она, – за то, что вытащила.
Эти слова давались ей с трудом. Она никогда никого не благодарила, она не знала, как благодарить.
Гадюка не долго была милой, привычный командный тон очень скоро к ней вернулся:
– Нам пора уходить, пока Полуночник не поднял всех безликих на нашу поимку.
– И куда мы пойдём?
– Да есть тут одно место… – задумчиво сказала Гадюка, – оно в Царстве Полоза.
– То есть мы больше сюда не вернёмся?
Гадюка отрицательно покачала головой.
– Если жизнь дорога.
– Дашь мне немного времени? – Майя очень хотела увидеть одного человека, – Мне очень нужно.
Гадюка отрицательно качнула головой, потом вздохнула и сказала:
– Пол часа, не больше.
Майя рванула в сторону «Собольей Норы», туда, где работала Василика. Она так спешила, что не заметила, как налетела на какую-то девушку, лет семнадцати с ярко-розовыми волосами, сплетёнными в затейливой узловатой прическе. Волосы её были столь насыщенного цвета, которого даже при желании в природе не встретишь.
От кожи розоволосой нельзя было оторвать взгляд. Белая как айсберг, гладкая как мрамор, при этом безжизненная и холодная. Кожа, которая боялась солнца. Лишь маленькая родинка над губой нарушала весь перфекционизм лица девицы. Это было единственное что делала похожей ее на человека, а не на куклу с идеально выпрямленными волосами.
– Куда летишь?! – фыркнула та, кого сбила Майя.
– Простите, – Майя не успела поднять глаза, как поняла, что сбила Селесту Л’Норкину – девушку Никиты Л’Горностаева.
Вот только в Селесте что-то изменилось за эти полгода – она отощала, под глазами багровели синяки, белки покраснели от недосыпа, сама девушка была бледнее смерти, на подоле розового платья стояло заметное пятно, а корни розовых волос порядком отрасли – однако они не смущали Селесту. Она будто была погружена в себя, а то и потонула в депрессии.
Селеста казалось, даже не узнала Майя – ещё бы прошло полгода. Селеста начала собирать с пола то, что выронила. Только сейчас Майя заметила, что это были письма. С десяток толстых конвертов в крафтовой бумаги, запечатанные сургучом и печатью Л’Норкиных.
– Помочь? – осведомилась Майя, злость на Селесту давно прошла у неё.
– Не надо, – буркнула та, но Майя уже успела наклониться за одним из писем и одёрнула руку. Оно было адресовано Никите Л’Горностаеву с пометкой «Возвращено отправителю». Все письма были адресованы Никите. Все с пометкой «возвращено отправителю».
Селеста выхватила письмо из рук Майи и прижала к себе.
– Я сказала – не надо мне помогать!
На секунду Селеста замерла, а затем осела на пол и зарыдала. Майя хотела уйти, но что-то её удержало. Она села рядом с Селестой и приобняла её за плечи.
– Хей, всё будет хорошо… – Майя не понимала, к чему она это говорит, но говорила.
– Не будет! Он… Он пропал. Он пропал после того дурацкого шестнадцатилетия и 30 августа. Ушёл с концами и больше о нём никто ничего не слышал. Я знаю… Я знаю, что он ушёл к Ней! К Ней! Она победила, чёрт бы её побрал. Она меня победила!
– Кто победил?
– Майя, чёрт её бери, Л’Сазонова!
Майя замерла. Селеста повернула к ней голову и отшатнулась.
– Т… Ты?!
– Селеста, я…
– Он не с тобой?! Отвечай!
Селеста схватила Майю за белый именной воротничок и из-за всех сил начала трясти. Майя настойчиво убрала её руки от своей шеи и покачала головой. У неё засосало под ложечкой – меньше всего на свете она хотела бы встречи с Никитой.
– Так куда он отправился? – взывала к ней Селеста.
– Я не знаю. Да и знать не хочу! У меня теперь слишком много проблем, чтобы думать о том, куда он подевался и кого любил.
Майя встала и ушла, оставив Селесту сидеть на полу.
В комнате для официантов она нашла Василику. У неё оставалось минут пятнадцать. Она попрощалась, обнялась и отдала письмо. Письмо, адресованное Илье.
– Это – плохая идея, Майя, – покачала головой Василика, – не стоит.
– Я просто хотела бы всё ему объяснить…
Василика спрятала письмо в карман, а Майя спешно покинула ресторан, вместе с Гадюкой направляясь к Рынку Девяти Площадей – нейтральную территорию между царством Полоза и Губернией Ночи, а затем в Ядовитый Порох.
Глава 27:
Ядовитый Порох
Ядовитый Порох расположился на огромной выжженной местности, той, где пересекались две реки лавовая Авен и кипяточная Аковпрак. Реки тушили, друг друга образовывая хороший плодородный слой для выращивания кристаллов – на этом и специализировалась деревня – на самоцветах. Бесконечные стеклянные оранжереи окружали деревянные резные домики. Домики были разных размеров и высоты. Некоторые ничем не отличались от коттеджей из Надземного мира, другие напоминали неприступные крепости, один дом вообще выделялся своим ярким розовым цветом.
– Это… – Майя открыла рот.
– Добро пожаловать в Ядовитый Порох, деревню ядоязыких.
Майя застыла у входа, упираясь ногами в землю.
«Что ты творишь? – выгнул бровь Мудрус»
«Мне нельзя туда… Я не могу»
«Мне нельзя. Я не могу. – передразнил Мудрус – Я интроверт я не совершаю ошибок я не выхожу из комнаты… ты заложница собственных правил и принципов. И из-за этого страдаешь. Из-за этого тебе так плохо. Отпусти себя. Отпусти.»
Майя переступила деревянный мост – они оказались на земле подземельных гангстеров.
Они прошлись по широких гравийным дорожкам, заросшими, словно травинками, хрупкими зелеными кристаллами, до небольшой площади.
Домики в Ядовитом Порохе были деревянными, но только здесь, на площади дома были выстроены из белого камня, тем самым подчеркивая свою значимость и важность.
– Идём, – Гадюка кивнула в сторону одного из белокаменных домов и толкнула его двойные белоснежные двери.
Майя последовала за ней следом.
Зал был просторным с высоким потолком и огромными люстрами из горного хрусталя, кристаллами, спускавшимися почти до самого пола. Белые стены из мрамора пронизывали серые прожилки. Ни стульев, ни диванов, лишь в конце у противоположной стены стоял трон с резной спинкой из серебра и литыми узорчатыми ручками, принадлежащий не иначе главному.
– Это зал собраний, – сказала Гадюка, – здесь у нас проходят все важные мероприятия.
Гадюка хотела сказать ей что-то ещё, но тут в зал ворвался Аспид. Маски на нем не было. Он был высокий, словно жираф, под два метра, невероятно худой, но крепкий. Телосложение его не позволяла набрать мышечную массу, хотя силы парню было не занимать. Лицо его заросло жесткой щетиной, что придавало ему возраста и брутальной. Об острые углы его скул можно было порезаться. Взгляд из-под густых бровей веял холодом. Все его действия были медленные, рассудительные, в отличие от импульсивной старшей сестры.