Открыв глаза, я некоторое время смотрела в потолок. Почему я не ощутила ничего, когда увидела близких мне людей убитыми? Стоит ли акцентировать внимание на сне? Он не показатель моих чувств и мироощущения.
– Проснулась? – послышался голос Игната.
Я опустила глаза. В дверях стоял он, в руках держал кружку и мягко постукивал пальцами по ней.
– Это мне? – скрипящим голосом спросила я, перевернувшись на бок.
– Нет. Встань и возьми сама на кухне, – ответил Игнат, шумно отхлебнув из кружки.
– Вредный, – с наигранной обидой сказала я и уткнулась лицом в подушку.
– Как спалось? – голос его оказался совсем близко.
Матрас наклонился, значит, Игнат сел рядом.
– Нормально, – в подушку ответила я.
– Тебе кто-то звонил ночью?
Я подняла глаза на Игната и кивнула. Всё-таки он не спал. Слышал ли он голосовое сообщение?
– Телефон надо менять. На беззвучный режим перестал переключаться.
– Я ненамеренно подслушал, но голос был мужской. Назвал твоё имя, – Игнат замолчал, отпил чая и продолжил: – Больше я ничего не услышал, не подумай дурного. Ты в безопасности? Кто это был? Пора всё-таки ввести меня в курс твоих отношений с этим человеком.
– Он перестанет меня беспокоить. Не волнуйся.
Я села на край кровати.
– Это твой бывший?
– Нет! – воскликнула я, подскочив на месте.
– Сталкер? – Игнат повернулся всем корпусом в мою сторону. – Он нанёс тебе увечья. Мне стоит вмешаться. Пойдём в полицию!
Ох, Игнат, полиция как раз некстати. Возможно, он сам ею и является, а я на крючке, беспомощно болтаюсь.
– Давай так. Я сегодня решу всё с ним, если результат будет положительным, то всё хорошо и мы не вспоминаем о нём, а если отрицательный, то пойдём в полицию. – Игнат поджал губы, костяшки пальцев побелели от сжатия кружки. – Мы с ним не встречались. Просто общались какое-то время, он начал переходить границы, и я сейчас пытаюсь выйти из всего этого с меньшими потерями. Я справлюсь, не беспокойся. Если что, я приду к тебе за помощью, – я взяла Игната за руку и посмотрела пристально в глаза, чтобы он мне поверил.
Некоторое время он думал, кусал губы и хмурил брови, потом всё-таки ответил:
– Хорошо.
Позавтракав бутербродами с чаем, я собралась и уехала к родителям в гости. Прослушаю сообщение полностью, когда окажусь у себя в квартире, раз телефон не распознаёт наушники.
День разгорался, небо было ясным, а ветер холодным. Через полчаса я оказалась у родителей, изрядно замёрзнув от поездки в метро, решила сразу идти на кухню заваривать чай.
Зайдя в дом, встретила сначала маму в гостиной. Расположившись на огромном диване, она смотрела какой-то фильм, увидев меня, подскочила и с широкой улыбкой направилась ко мне, уводя на кухню.
– Алана! – воскликнула она, оказавшись совсем рядом.
– Привет. А где папа? – спросила я, поставив чайник на газ.
– В кабинете. Сейчас спустится.
Мама написала сообщение папе, положила телефон на стол и принялась доставать содержимое холодильника и шкафов.
– Я только позавтракала! Не доставай ничего.
– Я поставлю на стол, а ты, если захочешь, бери.
Мама шустро выставила несколько контейнеров и тарелок на стол и уселась на стул, убавляя телевизор. Родители имеют раздражающую привычку не выключать телевизоры в комнатах, в которых уже не находятся.
В кухню зашёл папа, как раз в момент, когда я разливала кипяток по кружкам. Мама рассказывала мне о будничной ерунде, иногда задавала вопросы о предстоящей учёбе и не забывала высказать своё недовольство тем, что я живу отдельно, перебиваясь с копейки на копейку.
– Алана!
Папа подошёл ко мне и поцеловал в лоб. Взяв две кружки, отнёс их к столу и не садился, пока я не присоединилась к ним.
– Как дела дочь? – спросил папа, отпив горячего чая.
– Хорошо. Как твоё повышение? Как у Славы дела?
– Прекрасно. На днях вступлю в должность. Слава дождаться не может, чтобы разгрузиться немного. Мы с ним практически живём на работе, и в ходе одного откровенного разговора почти в два часа ночи он мне проговорился, что компания в случае чего перейдёт ко мне, миновав сына.
– Почему?
– Сын его не особо рвётся работать с ним. Он больше в творчество, независимость уходит, а Слава не хочет ему мешать и навязываться.
Папа сделал ещё несколько глотков и глянул на маму.
– Что? Не мешаю я ей, – возмутилась она, отодвигаясь от папы.
– Вот и хорошо, – заключил папа, взяв кусочек мяса.
По телевизору начались новости. Ведущая перечислила темы, о которых пойдёт речь в выпуске, как ни странно Скорбящий убийца там тоже есть.
– Надоело уже. Обсасывают эту тему постоянно, а ничего нового по факту и нет, – выругалась мама.
– О чём ты? – спросила я, прекрасно зная, что она имеет в виду.
– Об этом психопате-маньяке. Как и тогда, они ни черта не шевелятся.
Папа прочистил горло, мельком глянув на маму.
– Вы ведь не думаете, что это он?
– Нет, конечно, нет. Столько лет уже прошло, – отозвался папа. – Тем более почерк у него был другой.
– Мне рот затыкаешь, а сам про его почерк говоришь?
– Стоп! Не начинайте ссору!
– Мы не начинаем, – мама отпила чая, вздёрнув брови.
– Ага, кому-нибудь другому рассказывай. Хватит избегать этой темы. Я уже не маленькая, не начну биться в истерике от страха.
Родители переглянулись, папа, поджав губы, повернулся ко мне и улыбнулся.
– Это точно не он, но это не означает, что можно расслабиться и ни о чём не думать. Нужно быть аккуратными. Вас обеих касается, – папа окинул нас с мамой быстрым взглядом.
– Он и мужчин тоже убивает.
– Я не боюсь этого урода, пусть только попробует, я быстро ему мозги вышибу, одним ударом.
Мама хихикнула, глянула на экран телевизора, и с поникшим видом сказала:
– Грёбаный психопат. Чтоб он сдох в канаве.
– Оу, тебя тоже стоит опасаться, – стрельнув глазами, сказал папа.
На экране телевизора показывали кадры с какой-то аварии на дороге. Спустя пару минут началось то, что невольно привлекло меня. Говорили о Скорбящем убийце. Звук хоть и был убавлен, но слышно было прекрасно. В кадре появился подтянутый крупный мужчина в форме, стоявший на фоне стены с огромным количеством грамот и дипломов.
– У вас есть подозреваемые? – спросил репортёр.
– Сейчас ведутся допросы и следственные мероприятия по делу.
– Патрулирование улиц дало результаты? Стоило ли это затраченных денег?
– Безусловно, стратегия имеет свои плюсы, убийца совершает ошибки. ДНК, найденная на недавней жертве, совпадает с ДНК, которая была обнаружена на первой жертве. Что даёт нам полную уверенность в их связи, – ответил полицейский, подняв подбородок.
ДНК? Какая к чёрту ДНК? Сердце сбилось с ритма, дышать стало тяжело, по телу разлилась паника. Я, сама того не осознавая, подскочила, ударилась ногами о стол и уронила на себя кружку. Отец дёрнулся в мою сторону, встретился с моим взглядом и попытался ухватить за руку.
«Новый костюм был залит горячим напитком. Температура была недостаточна, чтобы оставить шрам на теле, но вызвала жуткую боль, от которой я не могла никуда деться. Мама и папа отвлеклись от своей жаркой ссоры, в ходе которой разбивалась посуда. Их взоры источали гнев.
Папа двинулся в мою сторону, схватив полотенце со стола, начал скручивать его. Я знала, к чему всё это ведёт, что он собирается делать, и прекрасно знала, что мама мне не поможет. Папа был менее жесток, но его удары обладали огромной силой.
Я не хотела снова ощущать боль, как она обжигает тело, сильнее пролитого на костюм чая. Они горячо любят и ненавидят, но никогда не били друг друга, ведь для этого есть я. Маленький человек, который любит их и всё простит.
Когда папа оказался совсем близко, его рука потянулась ко мне, а губы дёрнулись от злости, я схватила нож со стола и махнула им перед собой, не целясь.
Выкрикнув бессвязные слова, я замерла. На губе отца выступила кровь, глаза его выражали недоумение, тело замерло в шоке. Несколько секунд он не шевелился, кровь стекала по подбородку и капала на пол. Мама позади него негодовала.
Когда папа пришёл в себя, приложил полотенце к губе и вышел из кухни. Он накинул куртку, взял ключи от машины и отправился в больницу. Ему наложили несколько швов на верхнюю губу и с огромным отёком отправили домой, где его ждали любящая жена и восьмилетняя дочь, которые привели кухню в порядок, и об инциденте не напоминало ничего, только трясущееся тело дочери, которая долгое время вздрагивала даже от взгляда его карих глаз.»
Штаны мои залило горячим чаем.
– Блять! – выкрикнула я от досады и боли.
– Что с тобой? – спросил папа, взяв меня под руку.
– Алана! – недовольно произнесла моё имя мама, которую больше беспокоило, что я выругалась матом.
– Выскользнула кружка. Задумалась о чём-то, – начала я оправдываться, отходя от стола. – Пойду помоюсь.
– Штаны оставь в корзине, я постираю, потом заберёшь.
Пока мылась, меня не покидали мысли о ДНК. Я ведь была осторожна. Всегда в перчатках и в парике, никогда не позволяла себе вольностей. Стоп. А ведь первый парень мне попался совершенно случайно. На мне не было парика, я была без перчаток, может, оставила на нём волос? Потому что кожа была целая, никаких ран на теле у меня не было.
А откуда моя ДНК на последней жертве? А кто, по их мнению, последняя жертва? Комментарии полиция не даёт, Мари они не называли моей жертвой, как и мальчика с матерью. Так где же я оставила частичку себя? Приведёт ли эта оплошность ко мне? Слишком много людей, связанных со мной, я убила. Если попадётся толковый следователь, то придёт конец.
Выйдя из душа, выбрала себе штаны из оставшейся в шкафу одежды. Села на краю кровати и, достав коробку со старыми телефонами, принялась выбирать, какой будет выполнять роль одноразового. Были бы здесь телефоны хотя бы относительно нового образца, можно было бы заменить мой настоящий, от которого не особо много толку.
Пройдясь по комнате, я упала обратно на кровать и уставилась в потолок. Он казался таким далёким и высоким. В дверь постучали.
– Да?
– Не мешаю? – в дверях оказалась мама.
– Заходи, – устало ответила я, продолжая смотреть вверх.
– Чего интересного там увидела?
– Потолок.
Мама прошла по комнате, выглянула в окно, хмыкнула себе под нос и повернулась в мою сторону. Её вечная полуулыбка меня иногда раздражала, но не сейчас. Может, дело не только в ней, но и в глазах? В уголках образовались морщинки, веко немного опущено, взгляд выражал радость, а не обычное презрение, с которым мама часто смотрит на людей.
– Соскучилась по своей комнате? – спросила мама мягко.
– Да, – я ответила коротко, но искренне.
Я действительно скучаю по своей комнате. По своей кровати, которая скрипит, когда встаёшь с неё. По окну, которое выходит во внутренний двор и каждый вечер можно наблюдать прекрасные закаты. По шкафу, который достался мне от бабушки, и всякий раз, открывая его дверцы, ты ощущаешь прекрасный древесный запах.
– Может, тогда…
– Нет, – прервала я маму.
Прекрасно понимая, к чему она ведёт, я сразу решила пресечь все её попытки вернуть меня домой.
– Почему ты такая?
– Мы обсуждали это тысячу раз, не начинай заново!
Я села на край кровати и раздражённо уставилась на маму.
Она в ответ подняла руки, повернув ладонями ко мне, и собралась выйти из комнаты, но остановилась в паре шагов от двери. Я приготовилась к продолжению противостояния.
– Ой. Я возьму твою рубашку розовую? – спросила мама, направившись к шкафу.
– Она тебе подойдёт?
– Сейчас посмотрим, – пролепетала мама, снимая рубашку с плечиков.
Скинув свою домашнюю футболку, мама быстро накинула рубашку на себя и принялась застёгивать пуговицы. Размер ей подошёл.
– Ты похудела? – изумилась я.
– А ты думаешь, чем я занимаюсь вечерами? Хожу на зумбу, – ответила мама, вертясь перед зеркалом.
Несколько раз расстегнув и застегнув верхние пуговицы, она принялась за рукава.
– Это что? Ох, шоколад что ли ела? Что за пятно?
Мама подошла ко мне, указывая пальцем на коричневую кляксу. Это кровь! Когда я стирала рубашку, расправила рукава и не заметила пятно внутри. Интересно, его можно отстирать по прошествии стольких месяцев?
– Похоже, да, – ответила я, натянув улыбку. – Давай заберу, постираю!
– Да ну! Я просто опущу рукава и всё, – мама опустила манжеты и застегнула пуговицы. – Вот! И ничего не видно, пятно внутри.
– Хорошо, – кусая губу, согласилась я с ней.
Ошибки. Грёбаные ошибки! Не постирала рукав должным образом, не составила план, прежде чем убить, не изучила местность перед нападением. В любой момент я могу попасться из-за ошибок прошлого. Как же тупо.
Мама вышла из комнаты, забрав с собой рубашку. Я осталась сидеть на кровати, смотря на шкаф. Резные вставки и блестящие ручки в разное время всегда выглядят по-разному. На что способны свет и тень!
Спустя пару часов я отправилась к себе домой. Солнце скрывалось за зданиями, опускаясь всё ниже к горизонту. Людей на улице становилось больше, пробки на дорогах набирали объём. У меня появилась привычка разглядывать людей и машины, хотя раньше я могла пройти мимо знакомых, которые в итоге окликали меня или хватали за руку для привлечения внимания. Но среди лиц я не находила человека, которого искала, среди машин я не наблюдала знакомые очертания.
Зайдя в квартиру, я сразу проверила социальные сети и почту, кроме спама я ничего не обнаружила. Набрав полную грудь воздуха, я включила аудиосообщение, которое получила ночью.
«Здравствуй, Алана!
Как расточительно ты тратишь моё время. Столько дней прошло, а ты так и не обзавелась телефоном? Тебе совсем не интересно?
Я всё жду действий с твоей стороны. Ты не соскучилась? Подзатянуть петлю? Бэмби ищет маму, Бэмби окружён пожаром.»
Я выдохнула. Сердце моё, наверно, трепетало бы, не будь голос изменён. По факту прошло всего лишь два дня, а он уже весь на взводе, что я не рвусь общаться с ним. Может ли он ощущать что-то типа «голода», который ощущают парочки, когда начинают встречаться? Ему не терпится увидеться со мной? Или это всё блеф? Очередная попытка ввести меня в заблуждение, обмануть. Ждать правды от него очень опрометчиво.
Достав из сумки телефон, я вставила симку и стала ждать, пока он включится. Что же ему сказать? Привет? Тебе, парниша, не хватает терпения!
Когда телефон нашёл сеть и полностью запустился, я набрала номер и, затаив дыхание, нажала на кнопку вызова. После пяти гудков я была готова нажать на кнопку сброса, но гудки прекратились, в трубке послышался шум.
– Здравствуй! – голос его был спокоен, как всегда.
– Здравствуй, – ответила я.
Ладони мои вспотели, сердце забилось чаще. Я волновалась. На фоне был шум, смех и разговоры, значит он находится на улице.
– На этот номер я могу звонить?
– Да, – после паузы я продолжила: – Соскучился?
– А ты нет?
– Ты не ответил на вопрос.
Дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос. В трубке послышался смешок.
– Мне доставляет удовольствие находиться с тобой.
– Хах! – воскликнула я, не ожидая от самой себя. – Калечить и мучить меня ты горазд!
– Это же приятно.
– Объяснишь смысл своего сообщения? – голос мой приобрёл снисходительный тон.
– Там всё предельно ясно.
На фоне стали отчётливо слышны голоса. Дети! Подростки!
– Не смей трогать близких мне людей!
– Не беспокойся. Фраза брошена для красного словца и устрашения, – голос его стал выше.
После небольшой паузы я заговорила:
– Завтра мы можем увидеться? – слова прозвучали виновато.
Чёрт! Опять смешок.
– Конечно. Подходи в девять часов вечера в парк «Потухающее солнце». К мосту, где ты лишила жизни парня своей подруги.
– Хорошо.
В трубке послышался странный звук, продолжительный и трескучий. Я всё пыталась вслушаться и понять его источник, но Женя завершил звонок.
***
Вчера весь вечер и половину ночи я занималась подготовкой к встрече с Женей. Подключала трекер к ноутбуку, проверяла уровень заряда, а оставшееся время потратила на изучение убийств, совершённых восемнадцать лет назад. Три убийства подходят Жене.
Первое: убита девушка, задушена, изнасилована, тело подвешено на дереве у реки. Попытка выдать за самоубийство, значит, совершили на эмоциях, без плана.
Второе: убита семейная пара в собственном доме. Муж застрелен, жена задушена, вокруг постели были расставлены зажжённые свечи. Примечательно, что они попадали в новостную ленту, когда попали в аварию, за пару лет до смерти.
Третье: убита девочка-подросток, изнасилована и задушена. Убийство произошло зимой, тело нашли только в середине весны. В ладонях был зажат букет цветов и записка, с признанием в любви к девочке, но сам текст записки я не смогла найти.
Может, он влюбился в девушку, но она ему всё отказывала, и в какой-то день он решил взять её во что бы то ни стало? Первая девушка была в возрасте двадцати лет, училась в институте и вряд ли могла пересекаться с пятнадцатилетним школьником, но могла жить по соседству.
Вот вторая девочка больше подходит на роль первой жертвы Жени. Один возраст, последовательность убийства ему по душе. Сначала пытать, насиловать, потом убить. Но девочку нашли в лесу зимой. Есть вероятность, что её туда привезли и выкинули.
И наконец семейная пара. Тела их нашли только на следующий день. Сын был в лагере. Ритуал, который сопровождал убийство, нигде не повторялся. Значит, это не серийный убийца либо только начало его пути. Возможно, он жил рядом с ними, завидовал их семье и, дождавшись, когда сын, с которым он, возможно, дружил, уедет в лагерь, пробрался в дом и убил. Может, ему не хватало семейного тепла? Или друг так сильно обидел, что лишил его самых дорогих людей.
На работе меня весь день клонило в сон, посетителей было мало, работы, следовательно, тоже. Большую часть времени посвятила изучению статей, которые описывали причины сексуальных преступлений. Также прочитала несколько интервью с насильниками, как они отвечают, что говорят и как ведут себя при интервьюировании. Я чувствовала себя более уверенно, подкованно. Надеюсь, у меня получится разговорить Женю, узнать что-нибудь личное, возможно, детали из детства.
В восемь часов закончилась моя смена. Переодевшись, я быстро ретировалась с работы, чтобы не попасться никому, а то у многих есть особенность болтать с теми, чья смена уже окончена.
На метро я ехала опять за наличные, прикрывала лицо капюшоном и старалась не приближаться ни к кому. Когда я поднялась наверх, то обнаружила, что солнце уже почти село. Фонари зажигались, вывески включались, а толпы людей на улице редели. С каждым пройденным метром я просыпалась, тело окатывало энергией и волнением. Конечно, я не забыла взять с собой инструменты: нож, перчатки, цепь, спирт и свечу с зажигалкой.
Когда проходила по парку, мне редко попадались люди, по факту только влюблённая парочка и бегун. Выйдя на мост, долго смотрела на водоём, с каждой минутой он становился всё чернее из-за тени, совсем рядом плескалась пара уток, которые вскоре уплыли прочь. Слева я почувствовала чьё-то присутствие, повернувшись, увидела Женю. Одет он был в тёмную одежду, джинсы, кроссовки и кожаную куртку. Руки держал в карманах. Встретил мой взгляд, и уголок его рта дёрнулся, кивнув головой, указал путь, куда нам нужно идти. Подойдя совсем близко, я заговорила:
– Безлюдный парк вызывает во мне больше опасения, чем глухая машина.
– Это правильно, – с улыбкой произнёс он.
Пройдя по тропинке, мы ушли в глубь парка, позади уже не было видно моста и воды, только деревья.
– Не звони мне на личный номер. Твои звонки могут вызвать вопросы, – негромко произнесла я.
– Сейчас у тебя появилась симка, поэтому мне нет нужды названивать тебе. Ты выяснила, каким было моё первое убийство?
– У меня есть три на примете, но пока я не буду их оглашать.
– Хорошо. Как дела с твоей человечностью? – голос Жени не менялся, был спокойным и монотонным.
Как ему удаётся говорить таким образом?
– С ней всё прекрасно. Избавляться не собираюсь. Если я лишусь её, то в убийствах не будет смысла.
– А сейчас он есть?
– Насыщение. Если я лишусь эмоций, то пропадёт острота, – ответив, я глубоко вдохнула холодный воздух.
– В твоих доводах есть правда, но абстрагироваться от убийств всё-таки полезно. – Женя повернулся и пошёл спиной вперёд, я отстала от него на пару шагов.
– Может, это придёт с опытом? – сказала я улыбнувшись. – Как медики, многие во время учёбы не переносят вид крови, а по истечении нескольких лет их пульс не учащается, даже когда они смотрят на оторванные конечности.
– Ага.
Нужно задать этот вопрос, Алана. От него не скрыться.
– Твоё лицо поменялось, – сказал Женя, наклонив голову на бок.
– Ты полицейский?
Брови Жени дёрнулись вверх, губы обнажили зубы, он был готов рассмеяться.
– С чего ты взяла?
– Убийство женщины и мальчика… ты упомянул детали, которые знают только я и полиция, – меня немного потряхивало.
– Может, ты не там искала?
– Ответь на вопрос! – Я начинала злиться.
– Нет. Я не полицейский.
Женя улыбался.
– Тогда откуда ты знаешь детали?
– Я могу быть судмедэкспертом. Или назойливым журналистом, или даже иметь в друзьях полицейского, с которым мы вечерами пьём пиво и болтаем о работе. Так много вариантов.
– И какой из перечисленных твой?
В ответ Женя пожал плечами. Позади я услышала шорох, обернувшись, увидела девушку-бегуна, которая не обращала на нас внимания.
– Профдеформация, кстати, полезная штука. Ты начинаешь видеть мир немного по-другому, замечать изъяны и грехи.
– И что же замечаешь ты?
Девушка пробежала мимо меня, из её наушников я уловила музыку, дыхание было ровным, не сбивчивым. Когда она собралась оббежать Женю, он рванул в её сторону. На его руках я заметила кожаные чёрные перчатки, в тени блеснуло лезвие.
– Я замечаю слабых людей, – голос его не изменился!
Одной рукой он схватил её за подбородок, поднял лицо вверх, второй рукой полоснул по горлу, откуда хлынул фонтан крови. Девушка подняла руки, обхватила свою рану, пытаясь остановить кровотечение, но всё было тщетно. Хрипы, доносящиеся из её рта, прекратились из-за того, что Женя закрыл его своей ладонью.
Всё произошло за две секунды, как будто в замедленной съёмке. Когда я поняла, что он сделал, то осознала, что я закрываю свой рот ладонями, на глазах выступили слёзы. Я следила за происходящим не шевелясь. Женя потащил девушку в сторону леса, тело её было бездыханным. Слишком быстро она потеряла сознание, даже не успела толком побороться за собственную жизнь. Когда он скрылся из поля моего зрения, до меня дошло, что стоит осмотреться по сторонам, вдруг кто-нибудь нас заметил, но вокруг не было ни одной души. Через минуту Женя вышел из-за деревьев с самодовольной ухмылкой. На нём не было ни капли крови.
– Зачем? – вымолвила я, опустив руки вниз.
– Ты бы смогла её убить, если б я сказал? – он убрал руки в карманы и кивнул в сторону тропы.
– Вряд ли.
– А я могу.
Мы двинулись вверх по тропе, к выходу из парка.
– Это повод для гордости?! – голос мой сорвался.
– Чёрт возьми, да! – тон голоса Жени немного поменялся. – Мне плевать на чью-либо жизнь, поэтому я всё ещё здесь, а не в земле или за решёткой. Если из-за угла выйдет полицейский, то моё сердце не дрогнет, лицо не поменяется из-за эмоций, а ты…
– Но мне всё равно не понятно, зачем тебе убивать людей, если ты ничего не чувствуешь?
– Нет-нет. Как раз-таки в момент убийства я ощущаю жизнь. Её краски и переливы, она просачивается через мои пальцы, я вижу её, – голос Жени подрагивал, звучал выше.
Вот оно! Вот что заставляет его трепетать и голос меняться – смерть. Больше ничего.
Я молчала. Я пыталась осознать услышанное и увиденное, мои шестерёнки крутились с бешеной скоростью. Во мне начали бороться отвращение и восхищение. Он просто так убил девушку, которая не успела ничего осознать, но скорость и беспристрастность, с которыми он это сделал, меня поразили и привели в восторг.
Пытаясь уличить его в мерзких поступках и доказать, насколько он ужасен, я забыла о себе. Ведь моим действиям в отношении людей тоже нет оправдания. Смерть может настигнуть любого, кто мне не понравится, не важно, кем он является, богатым или бедным, мизантропом или филантропом. Картина, которую я сейчас наблюдала, является отражением, как бы я ни старалась это отрицать.
Мы приближались к выходу, виднелись редкие фонари и лавочки, людей не было совсем.
– Опять идём в машину? – спросила я, выйдя из раздумий.
– Да, – голос Жени опять стал спокойным.
– А потом?
– Съездим к реке. Поболтаем. Может, себе кого-нибудь найдёшь.
Ничего не ответив, я продолжила идти рядом с ним. Подойдя к машине на пустой парковке, оглянулась по сторонам, людей не было. Подойдя к двери, я специально выронила телефон, выругалась и опустилась поднять его. Быстро сняв ленту с клейкой основы трекера, прикрепила его ко дну машины, взяла телефон, встала на ноги и принялась разглядывать экран и нажимать кнопки.
– Чёрт! Этого не хватало! – прорычала я, садясь на сиденье.
– Что случилось? – спросил Женя, заводя мотор.
– Телефон на днях искупала, он начал глючить, теперь ещё и трещина появилась. Придётся у родителей просить деньги на новый.
– Я уверен, они тебе не откажут.
Пока мы ехали к реке, в машине стояла тишина. Полностью погрузившись в свои мысли, я потеряла счёт времени и очнулась только при остановке мотора.
– Приехали? – спросила я.
– Да. Красиво. Так ведь? – Женя смотрел вперёд, оглядывал берег, попутно вытащил ключи из зажигания.
Я достала из сумки свечу с зажигалкой, корпусом повернулась к Жене и принялась кусать щёку от волнения. Когда его глаза остановились на мне, я зажгла свечу, внимательно вглядываясь в его лицо.
Глаза Жени открылись шире, рот дёрнулся, такого выражения на его лице я ещё не видела и идентифицировать эмоцию не смогла.
– Нравится? – тихо произнесла я.
Когда его взгляд вернулся обратно ко мне, выражение лица опять поменялось, на губах начала появляться улыбка.
– Романтик? – с издёвкой произнёс он.
Пытается защититься. Значит, моя догадка верна.
– Восемнадцать лет назад ты убил семейную пару, в то время как их сын находился в летнем лагере. Я предполагаю, что ты жил по соседству, возможно, дружил с их сыном. И вы поссорились в один из дней. В отместку ты убил дорогих ему людей, – максимально спокойным тоном произнесла я.
– Умница, – спустя несколько секунд произнёс он.
– Какое вознаграждение? – с нескрываемым предвкушением сказала я, задувая свечу.
– Я расскажу немного о себе.
– Это и есть моя награда?
– Да. В твоей догадке есть огрехи, – Женя сел удобней, положив голову на свою согнутую руку. – Я не был соседом той семейной пары. Я был их сыном.
– Ого! – воскликнула я.
Женя шире улыбнулся и продолжил:
– Они не были мне родными. Усыновив в возрасте десяти лет, они увезли меня далеко от родного дома, обеспечивали всеми хотелками, старались корректировать моё поведение, но им это удавалось плохо.
– Я вижу. За что ты их убил?
– Из мести. В тринадцать лет они хотели меня сжечь живьём.
– Чего? – я искренне не поверила его словам.
– Их можно понять.
– Ты сказал, что они пытались корректировать твоё поведение. Что ты делал?
Женя посмотрел пристально мне в глаза, будто решал, говорить ли мне правду.
– Спустя месяц после усыновления они стали замечать моё пристрастие к убийствам. Я мучительно убивал животных. И каждый раз, когда меня ловили на этом, слёзно обещал, что не повторится такое никогда, но я лгал, всегда.
– Это не причина.
– Да, ты права. Потом я начал драться в школе. Раздевал девочек, с которыми играл во дворе, родители тщательно это скрывали и откупались от других родителей, приглашая постоянно на ужины и праздники, где я играл роль максимально добродушного и приветливого мальчика.
– И? Главная причина какая? Должно было случиться что-то настолько непростительное, что они решили избавиться от тебя.
Женя потёр подбородок, отвёл глаза и несколько секунд отсутствующим взглядом смотрел в окно. Будучи поглощённым воспоминаниями, он мельком улыбнулся, видимо, наслаждался.
– К нам на лето приехала племянница моего отца. Моя двоюродная сестрёнка Ева. Мы с ней прекрасно проводили время под присмотром родителей, но в один день они уехали в магазин, нужно было накупить много продуктов. И я предложил Еве поиграть во взрослые игры. Она отказалась.
Женя опять сделал паузу, скрипнул зубами и продолжил:
– Тебе с подробностями?
– Да, – ответила я, вскинув руками.
– А ты отчаянная. В общем, я ударил её вазой, привязал к спинке кровати и раздел. Она была идеальна. Нежная фарфоровая кожа, тонкие пальчики и светлые волосы цвета пшеницы. Когда она дёргалась, пытаясь высвободиться, меня это разжигало ещё больше, во мне всё кипело. Она стала моей первой в плане секса. И, как оказалось, я у неё тоже. Чтобы соседи не слышали криков, я прижал сначала к её голове подушку, но не видеть её лица мне не нравилось, поэтому, просто прикрыв ей рот рукой, я продолжил. Я чувствовал, что поступаю неправильно, но останавливаться не стал. Абстрагировался от моральной дилеммы и просто ловил кайф.
– В этот момент пришли родители?
Во мне плясал интерес. Всё, что он говорил, не устрашало меня.
– Почти. Они появились дома, когда я уже всё сделал. В тот момент, когда я застёгивал джинсы, в комнату вошёл отец. Я не отвязал Еву от кровати, просчитался, потерял счёт времени.
– Как отреагировал он?
– Налетел на меня, ударил несколько раз, но мне было плевать. Я чувствовал себя хорошо, как под наркотой.
Женя опять потёр подбородок, зубы его скрипели громче.
– Продолжай. Как отреагировали родители Евы?
– Они не знают, что произошло в тот день. Мама очень долго разговаривала с Евой, возила её по магазинам, задаривала подарками, а отец в свою очередь отправил меня за город, к бабушке. Когда я вернулся домой, то узнал, что Ева не рассказала ничего своим родителям, и вообще про тот день все решили забыть, кроме меня.
– Сколько тебе было лет?
– Тринадцать. И предвижу следующий твой вопрос, на который сразу дам ответ, Еве было двенадцать.
– Двенадцать? – вскрикнула я.
– Я сам был ребёнком, поэтому педофилом не считаюсь. Тем более сейчас меня привлекают совершеннолетние девушки, дети мне не интересны. Я, конечно, могу их убить, но насиловать их не возникает желания, даже есть некое отвращение.
Я затихла. Такое откровение меня поразило и впечатлило. Как много он сегодня мне расскажет?
– А когда они решили тебя сжечь?
– Мы ехали в соседний город, к друзьям родителей, отмечать Новый год. Трасса обледенела, нас занесло, и мы улетели в кювет. Родители были в крови, но быстро выбрались из машины, она начала гореть, а я не мог отстегнуть ремень безопасности, – Женя хихикнул и продолжил: – Они стояли и пристально смотрели, как огонь подбирается ко мне. А я кричал, просил помощи, тогда я действительно поверил, что умру и не повидаю мир. Но они вдруг начали сами кричать, мама заплакала, а кофта на мне уже горела. Потом меня потушили из огнетушителя, отстегнули и вытащили. Оказалось, нашу машину заметили и пришли помочь. Если б эта компашка парней не остановилась, то я мог сгореть под пристальным взглядом людей, которых любил.