С Игнатом так приятно находиться рядом. Как будто становлюсь другим человеком. До ночи мы с ним болтали о детстве. Я узнала, в какие секции он ходил, куда ездил отдыхать летом, и это были не курорты, а соседние города либо деревни, но Игнат рассказывал о них очень тепло. Также поведал о своих проделках, когда учился в школе.

Я в свою очередь тоже поведала о своём детстве, но не упоминая о жестокости родителей и встрече десятилетней давности. Может, когда-нибудь я всё-таки расскажу ему о неприглядной части своей жизни, которая гложет и преследует меня по сей день.

***

Убрав одежду, краем глаза уставилась на дверцу шкафчика Мари. Уже прошло около недели с момента её исчезновения. На работе каждое утро начинается с воспоминаний о Мари и молитв о её здоровье. Только один человек знает, что случилось с бедняжкой. Этот человек – я! Та, которая убила её, избавила от мучений.

Я медленно провела пальцами по дверце шкафчика, холодный металл погнулся в некоторых местах из-за нескольких лет эксплуатации. Открыв его, уставилась на форму с бейджем, косметичку, яркую и наполненную средствами для макияжа, начищенную кремом рабочую обувь, которая успела покрыться пылью. Родители Мари вряд ли заберут её вещи отсюда, они не несут особой значимости, тем более все верят, что она ещё жива. Ведь Мари – крепкий орешек и лучезарный человек. Мы знакомы с ней были не очень долго и мало общались, но, смотря на её шкафчик, я чувствовала тоску. Её мольбы всё ещё звучат в моей голове. Когда-нибудь я избавлюсь от них? Забуду? Вряд ли.

Выйдя в зал, принялась наводить порядок на своём рабочем месте. Включила свет, пополнила бар, холодильники, протёрла поверхности. Рядом мелькала Рита, изредка кидала в мою сторону взгляд, проверяя готовность к работе. До открытия кафе оставалось около пятнадцати минут, у меня всё было готово, и я позволила себе лечь на диванчик в зале, отдохнуть. Рита ходила по залу, кидала короткие фразы с указаниями и замечаниями сотрудникам, когда у неё зазвонил телефон. Лицо её за секунду поменялось. Выражало оно встревоженность и страх. Грудь вздымалась, будто воздуха мало вокруг. Выслушав информацию, поступающую из телефона, она опустила руки вниз и побелела.

– Рита? Что случилось? – спросила я, сев на край дивана.

Она обратила на меня свои глаза, губы тряслись.

– Мари… Тело нашли, – голос её дрожал, как губы и руки.

– Что? – воскликнула я.

Моё непонимание было вызвано тем, что Женя должен был позаботиться о теле. Он обещал, что её никогда не найдут, ведь он не в первый раз этим занимается. Какого хрена?!

– За городом, около мотеля. Боже.

Рита села на стул и смотрела прямо мне в глаза.

Я молчала, ничего не говорила. Что можно сказать в такой ситуации? Мысли никак не могли прийти в норму.

– Это точно она?

– Звонила сестра её парня. Приехали с опознания. Как же так?

– Ужас.

Твою мать! Когда увижу этого мудака, разобью ему лицо. Он подставил меня. Подставил! А если на теле найдут мою ДНК? Или отпечатки? Я касалась её подбородка, билась в истерике рядом с её трупом, слёзы могли попасть на тело. Что делать? Стоит ждать полицию в ближайшие дни. Будут расспрашивать об отношениях с жертвой, алиби на день пропажи. У меня оно есть. Точно! Я же была на работе. Как же бьётся моё сердце!

– Через три дня похороны, – почти шёпотом произнесла Рита.

– Больше ничего не сказали? От чего она умерла? – сердце продолжало бить по рёбрам.

– Причину не сказали, только то, что её убили.

– Кто мог такое сотворить?

– Может, тот маньяк, которому ещё прозвище дали?

– Скорбящий убийца?

От произношения собственного прозвища у меня почти дёрнулся глаз.

– Да, точно. Город стал очень небезопасным. Столько чокнутых вокруг.

– Ага, – тихо произнесла я.

Когда пришло время открывать кафе, все были разбиты. Посетителей встречали натянутыми фальшивыми улыбками, глаза практически у всех были пустыми. До конца смены чувствовался траур, воздух был тяжёлым. В перерывах практически никто не говорил, если и начинался разговор, то только о Мари.

Когда я вырвалась с работы, легче мне не стало. Тоска сменилась злостью. Добралась до квартиры, и к злости прибавилась встревоженность. В почтовом ящике торчало письмо. Закрыв за собой дверь, вскрыла конверт и прочитала содержимое.

«Алана! Здравствуй! Тебе, наверняка, хочется выговориться, учитывая обстоятельства, которые возникли внезапно. Надеюсь, мне удалось пощекотать твои нервы. Забраться в твой мозг и выпотрошить всё спокойствие. Ты ведь не остыла после случая с Мари? Слышишь её крики по ночам? Очень хочется увидеться с тобой.

В ближайшие дни жди моего звонка.

Искренне твой, Е.»

Лава злости разлилась по телу. Я чувствовала её в венах, как она ползёт через сердце, разгоняя его. Дыхание участилось, но кислорода не хватало. Почему я не боюсь, а злюсь? Меня должна волновать моя судьба, которая теперь зависит от этого мудака. Как ему в голову пришло выбросить тело на всеобщее обозрение? Он сделал это специально. Но чего добивается? В прошлый раз он упомянул, что ему надо сломать меня, опустошить. Это часть его затеи? Сначала заставить убить не чужого для меня человека, смириться с собственным поступком, принять ту Алану и избавиться от чувств. Забыть, что такое жалость, сожаление и боль. Но я не могу. Родившись с чувствами, невозможно просто выкинуть их. Возможно ли запечатать их в себе, как и воспоминания?

Психопаты в большинстве своём рождаются без человеческих эмоций, просто попав в обстоятельства жизни, становятся маньяками. Множество людей вокруг живут обычной жизнью только потому, что им повезло вырасти в хороших жизненных условиях. Они мало чего чувствуют, но из-за того, что им с детства показывали, как надо жить в обществе, они продолжают этим заниматься и во взрослой жизни. А те, кто выросли в окружении человеческого зла – наркотики, насилие, алкоголь, продолжают жить в нём, потому что по-другому не умеют.

А кто я? Почти до десяти лет меня избивали родители, но я родилась со всеми человеческими эмоциями. Поэтому я не могу просто выкинуть их часть из себя. Можно попробовать закрыть их. Но зачем? Чтоб удовлетворить эго Жени? Он жаждет иметь рядом человека, схожего с ним. Абсолютно такого же психопата. И, встретив меня, он понял, что я отличаюсь от него, что разожгло в нём желание выкинуть мои эмоции наружу, ведь он ими не обладает, значит, и я не должна.

Ну уж нет. Если хочет быть вместе, то он будет считаться с моими эмоциями и желаниями. Иначе я избавлюсь от него. Мир ничего не потеряет от его отсутствия. Мне необходимо выяснить, где он живёт и где находится дом в лесу. Стоит спросить у Игната трекер. Подброшу его в машину Жени и узнаю, куда он ездит. Хватит быть марионеткой. Хочет поиграть? Получит желаемое, но на моих условиях.

Письмо надо убрать в надёжное место, туда же, где лежат фото. Открыв шкаф, выругалась себе под нос, ведь как в прошлый раз я кинула сумку с инструментами и париком, так они и лежат здесь. Сумку придётся отпарить, а вот парик не спасти. Волосы спутались, перекрутились и останутся в таком состоянии навечно. Искусственный волос портится легко и беспощадно, а на натуральный денег лишних у меня нет. Стоит заказать новый. Покупка парика может вызвать интерес, ведь девушка с чёрными волосами и в кепке разыскивается как свидетель. Идти сейчас в магазин равносильно чистосердечному признанию, по телевизору постоянно крутят репортажи про жертв Скорбящего убийцы, расследование идёт полным ходом, как заверяют люди в интернете, хотя полиция не комментирует абсолютно ничего.

Убрав инструменты и письмо в коробку, достала сумку с париком, последний отправился в мусорное ведро, а сумку я принялась долго и мучительно отпаривать под новостной дайджест от местного блогера. В городе происходит много событий: ограбления, разборки подростков в школах, открытие очередного торгового центра и, конечно же, новые убийства. Жители требуют комментариев от полиции, ведь с июня месяца никого не обвинили в убийствах, а усиление патруля ни к чему не привело. Люди боятся, и это вызывает в них агрессию, которая выливается в обрывание телефонных линий полиции, публичные обращения блогеров и создание частных патрулей, которые просто сходят с ума и нападают на любого подозрительного прохожего. Наблюдать со стороны за всем этим смешно и приятно. Я сею панику в сердца стольких людей.

Приведя сумку в порядок, повесила её в шкаф и уставилась на чемодан, в котором лежит коробка с инструментами и фото. Через пару дней у мамы день рождения. Она, как всегда, сказала, что ничего не надо дарить ей, главное, прийти на празднование, но радовать маму мне приятно. Когда я достала коробку, мой взгляд сразу упал на брошь в виде лисы. Она выглядит дорого и уникально, маме, наверняка, понравится. Тем более она принадлежала моей лучшей работе, самой красивой и кровавой.

Где-то в глубине шкафа я нашла красивую подарочную коробку, в которой лежали серьги, давно подаренные мне тётей. Вкусы у нас с ней абсолютно не совпадают, поэтому они и лежат здесь, не удостоившись ни разу быть надетыми. Вытряхнув их, я примеряла брошь к коробке. Идеально! Положила их на стол, чтобы не забыть, и села за ноутбук. Стоит всё-таки поискать информацию об убийствах, которые произошли более пятнадцати лет назад.

Открывая страницу за страницей, я удивлялась, как с таким количеством преступлений человечество ещё не вымерло. Несколько десятков тысяч убийств в год с разными видами оружия. Чтобы проанализировать один год, мне потребовалось пять часов. На улице было уже темно, звёзды усыпали небо, фонари озаряли улицы, вдоль дорог прыгали дети, радуясь тому, что не попались очередному патрулю, а я растирала свои красные усталые глаза. Зато прочитав обо всех убийствах, которые были совершены пятнадцать лет назад, я могу судить о возрасте Жени. Ему не тридцать лет.

Беря во внимание его любовь к насилию и отсутствие человеческих эмоций, грубо говоря, можно предположить: первое убийство совершил он жестоко. Не столкнул кого-то с крыши, не сбил на машине, не отравил. Нет. Ему необходимо было совершить это руками, прочувствовать момент. Интересно, каким было его детство? Кто были его родители? Его били? Растлили? Унижали? Он наблюдал со стороны, как родители напиваются или обдалбываются? Может, он из плохого приюта? Как много вопросов. И как мало всё-таки ответов.

Глава 10. Не принимайте мои соболезнования

Мама в своём репертуаре, как всегда. Гостей пригласила немного, но празднование на широкую ногу. Купила самое лучшее мясо, дорогой алкоголь, украшение дома и двора, новое платье и, конечно же, макияж с причёской, за которые она вывалила несколько тысяч. Я тратиться не стала, надела платье, в котором ходила с месяц назад в клуб, причёску и макияж я делаю сама, и даже на подарок не потратила ни копейки. Собравшись, выдвинулась на празднование.

Подъезжая к дому, я почувствовала запах костра и чеснока. Вдохнула полной грудью, и желудок свело от голода. Отец всегда готовит гарнир перед мясом. Овощи в чесночном соусе на мангале. Зайдя в дом, сразу прошла на кухню, чтобы помочь маме с готовкой, у неё почти всё было сделано, но вопрос я всё же задала:

– Привет! Помочь чем?

Мама повернулась в мою сторону, широко улыбнулась и, вытирая руки полотенцем, ответила:

– Нет. Всё готово уже. Хотя отнеси бокалы во двор, только папу предупреди, а то не заметит, уронит.

– Хорошо.

Взяв бокалы, я вышла во двор, там уже стояли родственники и друзья родителей, кто-то потягивал сок из бумажных стаканчиков, кто-то жевал зелень, выложенную рядом с мангалом. Расставив посуду на краю стола, подошла к папе, сражающемуся с дымом.

– Привет. Как дела? – спросила я, уклоняясь от искр и дыма.

– Привет. Отлично. Маму уже видела?

– Да. Я принесла бокалы, аккуратней, они на краю стола стоят. Кто-то ещё придёт?

– Ага. Слава сейчас приедет. Застрял в пробке, – папа перемешал угли и поднял на меня глаза.

Губы растянулись в улыбке и искривились от шрама. Глаза покраснели от дыма и жара, казалось, он плачет, но это не так. Устроившись в плетёном кресле под деревом, я осматривала гостей. Не было никого моего возраста. Единственный человек, с кем я могу здесь поболтать, кроме родителей, это я сама. С остальными у меня отношения на уровне сказать: «Привет» и «До свидания». Никогда близко не общалась с роднёй. Да и родители в принципе тоже. У них более близкие и тёплые отношения с друзьями, по сути, чужими людьми, но доверия и чувств к ним больше.

Когда Слава наконец-таки приехал, все сели за стол. Поблагодарив всех за присутствие, мама начала вынуждать говорить тосты в свою честь. Первый в очереди был папа, сказав трогательную речь о любви с юных лет, понимании и заботе, передал эстафету мне. Речь свою я слепила из стандартных слов, нескольких фраз из интернета и вранья.

– Дорогая мама. Спасибо за такой прекрасный повод собраться всем вместе, увидеть родню, которая далеко живёт, и просто приятно провести вечер воскресенья за бокалом вина и ароматным мясом. – Многие гости закивали и подняли бокалы. – Будь всегда такой же целеустремлённой, настойчивой, харизматичной и дерзкой. Я в свою очередь продолжу тебя радовать своими успехами, чтобы ты мной гордилась. Придёт день, и я прославлюсь. Ты не разочаруешься.

Многие обратили свои взоры к маме, прикладывая ладонь к груди, показывая, как они тронуты. Кто-то даже вытер скупую слезу, а мама просто широко улыбнулась, подняла бокал и подошла ко мне. Я вручила ей подарок и обняла. Когда она села обратно на своё место, открыла коробку и изумилась вслух.

– Боже. Алана! Какая красота. Дорого ведь, наверно, – на глазах у мамы выступили слёзы.

Расплакаться её могут заставить только деньги.

– Ничего страшного. Не беспокойся об этом, – отмахнулась я, наигранно засмущавшись.

Многие гости отметили красоту и утончённость броши, кто-то захотел себе такую же, пытались узнать, где приобрела, но я уверила, что это единственный экземпляр, хотя не уверена в этом. Когда большая часть еды была съедена, гости вылезли из-за стола и пустились в пляс в другой части двора. Я вернулась в плетёное кресло, налила себе полный бокал вина и наслаждалась розовым небом. Когда я закрыла глаза и, расправив плечи, полностью расслабилась, услышала голос рядом:

– Не танцуешь?

Открыв глаза, я не сразу смогла понять, кто говорит, потому что человек стоял сбоку, а не перед лицом.

– Не интересно. Не моя музыка. Да и не с кем.

Со мной заговорил Слава. Его длинные волосы были убраны назад, открывая пирсинг в ушах. Ростом он был довольно высок, выше отца. Идеально выглаженная рубашка, застегнутая на все пуговицы, джинсы без единой складки и коричневые ботинки с рисунком. Почему-то обувь казалась знакомой.

– А какая твоя музыка? – Слава сел на корточки, сделав глоток вина.

– В клубах бывали?

– Ага.

– Как давно?

– Лет восемь назад.

– Ха! Сходите в клуб и узнаете, какая музыка меня заставляет танцевать.

– Я уже не в том возрасте, чтобы по клубам шляться.

– Каком возрасте? Сорок пять лет – это не повод отказывать себе в тусовках, – сделав глоток, я улыбнулась.

– Я передал первенство своему сыну. Как раз в этом году исполнилось восемнадцать.

– Ого.

– Отмечал в ресторане, потом в клубе. Пришёл только утром, уже протрезвевший.

– Надолго запомнит такую вечеринку, – сказала я с толикой зависти.

– Вероятно, да. Сколько ни просил, не показывает фотографии. Говорит, лет через десять похвалюсь, а пока стыдно показывать.

– Ещё один знак, что отметил день рождения на ура. Если стыдно, значит, круто.

– Возможно, ты права.

Слава посмеялся и осушил бокал. Некоторое время мы молчали, смотрели на танцующую толпу.

– Никогда не замечал шрам у тебя на подбородке. От чего он?

Я повернулась в сторону Славы, пальцами он указывал на область подбородка на своём лице.

– Как ты его заметил?

– Вот сбоку только увидел бороздку.

– На самом деле даже не помню.

Ложь. Мама ударила меня головой о край кровати, когда я не желала вставать в школу. На уроки в тот день я всё-таки не ходила. Зато поехала в травмпункт зашивать подбородок и врать о том, что прыгала на кровати и, запнувшись об подушку, слетела с неё.

– И губы у тебя интересной формы. Уголки очень подняты вверх. Улыбаешься много.

– Стараюсь, – сказала я, всматриваясь в бокал.

Повернувшись обратно в сторону Славы, наткнулась на его изучающий взгляд. Слишком тщательно он меня осматривает. Неловко улыбнувшись, он поднялся на ноги.

– Пойду ещё вина налью. Тебе добавить?

– Нет. Спасибо.

Слава пошёл к столу, а я опустила взгляд на его обувь. Слишком знакомые ботинки. Уникальные. Налив вина, он скрылся среди толпы, а я продолжила наслаждаться одиночеством под деревом.

Когда комары изрядно насосались моей крови, я решила зайти в дом. Проходя мимо стола, поставила на него пустой бокал и взяла кусочек мяса. Опустив глаза вниз, отправилась в дом. Двигаясь мимо танцующей толпы, видела только ноги, которые были облачены в самую разнообразную обувь. Туфли с низким каблуком, босоножки, кеды, открытые ботинки и те самые коричневые ботинки с рисунком. И буквально за секунду я вспомнила, где их видела. В тот день я убила мать маленького мальчика и, выйдя из леса, не поднимая глаз, двинулась домой. Среди немногочисленных ног, которые мне попадались, я встретила вот эти самые ботинки. Коричневые, начищенные кремом, с уникальным рисунком.

Я подняла глаза в растерянности и встретила взгляд Славы. Он с немым вопросом уставился на меня и ничего не говорил. Я, замерев на пару секунд, пыталась сообразить, где вообще нахожусь. Неужели он понял, что это была я? Спрашивал про шрам и губы. Только их он мог видеть из-под капюшона. Почему не спросил напрямую? Зачем эта таинственность? Придя в себя, я натянула улыбку, кивнула ему и двинулась в дом.

Убрав часть продуктов в холодильник и загрузив посудомойку, я, облокотившись о кухонный стол, уставилась в одну точку. В голове мелькали события того дня, когда я убила мать мальчика. Меня никто не может опознать, никто не видел, по улице я шла просто так. Гуляла.

Шумела посудомойка, с улицы доносились визги и музыка, погрузившись в воспоминания, я не заметила, как передо мной возник Слава.

– Сбежала ото всех, – спокойным голосом произнёс он, наклонившись, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ах, да! С посудой маме решила помочь. – Он застал меня врасплох, но улыбнуться я не забыла.

– Я тоже часто сбегаю, даже со своих праздников.

В ответ я только улыбнулась, не сказав ничего. Слава прошёлся по кухне, убрав руки в карманы джинсов, остановился прямо напротив меня и спустя несколько секунд заговорил:

– Ты на днях не гуляла в районе лесопарка? Днём.

Слава неотрывно смотрел в мои глаза.

Что ему ответить? Соврать? Нет, не ходила, и всё. Сидела дома, мучилась от головной боли. Почему он задаёт мне этот вопрос? У него явно что-то ещё есть. Но откуда? Какое ему дело?

– Нет, не ходила, – ответила я ему.

– А месяца полтора или два назад не ходила в районе новостроек? Довольно далеко отсюда.

Твою мать! Какого чёрта? Его там точно не было. Я уверена на сто процентов. Он живёт и работает в другой части города, как он мог там оказаться? Может, проезжал мимо и увидел меня с той девушкой? А может, я себя накручиваю? Спросить у него напрямую?

– Нет, – улыбнувшись ответила я. – Что за странные вопросы?

– Очень интересная брошь, которую ты маме подарила. Видел её на фото у одной девушки.

– Какой? – паника подступала, я терялась и не знала, куда вести разговор.

– Она уже мертва.

– Ох.

Слава не отводил взгляда от меня. Видно было, как он кусает губы изнутри. Он что-то подозревает, но исходя из той информации, которой он обладает, ничего не доказать. Почему же мне так неспокойно? Я всеми силами скрывала свою панику, только улыбалась. Но в какой-то момент поняла, что улыбка на моём лице совсем не приветливая, а презрительная и высокомерная. Продолжу гнуть свою линию. Буду всё отрицать.

– Ты странный, – сказала я, спустя некоторое время молчания.

– Возможно, – Слава огляделся вокруг и вернул взгляд на меня. – Слышал, у твоей подруги парня зарезали.

– Да. Так и есть. В этот момент мы были с ней вместе, у неё дома, – в голосе моём звучала издёвка.

Ничего не могу с этим поделать, из-за паники я защищаюсь нападением.

– Откуда ты знаешь, в какое время его убили?

– Полицейский сказал.

На лице Славы промелькнуло удивление. Он явно не ожидал это услышать.

– Ты общалась с полицией? И как?

Он перестал кусать губы. Затаив дыхание, ждал моего ответа.

– Да. Приходил ко мне домой, спросил, где была, и всё.

– Никаких ДНК не взяли, ничего?

– Я же не подозреваемая! – вскрикнула я.

– Прости, не хотел обидеть, – голос Славы звучал тише.

– Не обидел. Но вопросы у тебя странные. Непонятные.

– У меня иногда бывает, переклинивает, и начинаю людей расспрашивать о всяком.

Слава улыбнулся, вытащил руки из карманов и облокотился о кухонный гарнитур.

Я улыбнулась ему в ответ, паника утихла, но сомнения в голове моей поселились. Он меня подозревает. Доказать, конечно, ничего не может, но я под пристальным наблюдением. Нужно быть осторожней, осмотрительней. Убивать я его, конечно, не буду, но и наблюдать не перестану.

На кухню зашёл отец, окинул нас взглядом и, вскинув брови, развёл руки в стороны.

– Что здесь происходит? Болтаете наедине? – наигранно высоким голосом спросил он.

– Пап, он ко мне пристаёт, – воскликнула я тонким детским голоском, указав пальцем на Славу.

Папа кинул взгляд на него, улыбнулся и повернулся обратно ко мне.

– Дочь, у папы на работе намечается повышение, поэтому терпи.

Слава рассмеялся. Папа взял чистый бокал с полки и вместе со Славой они ушли во двор. Что же это было? Как можно начать подозревать человека по настолько незначительным совпадениям? Что за бред?!

Спустя час гости начали собираться домой. Я вместе с родителями стояла в прихожей и провожала всех. Когда дом опустел, остался только Слава. Спустя полчаса и он засобирался домой. Всё это время я старалась не пересекаться с ним, но наблюдала со стороны. В поведении ничего странного не было замечено. Стоя напротив него, я ждала очереди, чтобы сказать: «Спасибо, до свидания».

– Всё было прекрасно. Почаще надо собираться вот так, – сказал Слава маме, когда она выпустила его из хватки.

– В следующий раз соберёмся у тебя. Не забывай.

– Хорошо, – Слава улыбнулся маме и повернулся ко мне.

Мы встретились с ним взглядами, кивнули друг другу, и он наклонился обнять меня, когда его руки сомкнулись на моей спине, я услышала шёпот над ухом:

– Тебе идут чёрные волосы.

Тело прошибло током. Сердце остановилось на секунду. Я замерла. Он отпрянул от меня и улыбнулся, я ответила тем же. Пока дверь за Славой не закрылась, я не дышала и не двигалась. Почему же я вызвала у него такой интерес? Чувство справедливости? Или он с кем-то из моих жертв был знаком? Что же с ним делать? Главное, не говорить о нём Жене. Я на сто процентов уверена, что он его убьёт, избавится от ненужного свидетеля. Возьму заботу о Славе на себя, буду следить и наблюдать.

***

Утреннее солнце светило ярко. Небо было чистым и ясным, однако дул холодный ветер. Надев чёрное платье, очки и ботинки и взяв сумку, я двинулась в церковь. Сегодня день похорон Мари. Рита даже в честь этого закрыла кафе на весь день, освободив всех от работы. Спасибо ей. Думаю, после погребения Мари я буду в ужасном состоянии, выжата как лимон. Смогу ли я посмотреть на неё?

Доехав до церкви на такси, я около минуты сидела в машине, не решаясь выйти. Водитель спокойно ждал и пытался приободрить, но это не помогло. Поднимаясь по лестнице, я то и дело натыкалась на сотрудников кафе, кто-то уже попрощался с Мари, а кто-то, как и я, только приехали и не решались зайти. Я, набрав полную грудь воздуха, прошла внутрь.

Не люблю церкви. В них всегда максимально гнетущая атмосфера, всё давит и заставляет чувствовать себя ничтожным существом, виноватым во всём. Тишина внутри нарушалась шёпотом и всхлипываниями, которые исходили от гроба, стоявшего среди множества траурных венков. На стульях сидели, как я поняла, родители Мари, её парень и ещё пара родственников, которых я не знаю. Пока я приближалась к гробу, сердце колотилось всё сильнее, воздух становился более тяжёлым и влажным. Смотрела на гроб неотрывно, не обращая внимания на людей вокруг. Внезапно передо мной возникла Рита, отчего я вздрогнула.

– Привет, Алана, – сказала она.

Лицо её было изрядно опухшим и покрасневшим. В руке сжимала носовой платок, который насквозь был пропитан слезами. А вот я о нём не подумала.

– Здравствуйте, – тихо поприветствовала я Риту.

– Сопроводить тебя?

– Нет, спасибо. Давно вы здесь?

– Полчаса назад приехала.

Я кивнула Рите и прошла мимо неё. Приближаясь ближе к Мари, я чувствовала себя всё хуже. Куда пропал весь воздух? Может, уйти? Не покажется ли это странным, что я слишком близко к сердцу принимаю её смерть, ведь мы с ней не особо знали друг друга. Сделав глубокий вдох, я всё же подошла к гробу, несколько секунд смотрела в пол, потом подняла глаза.

Кожа Мари была бледная, как будто восковая. Синяки и ссадины на лице чуть виднелись, сквозь макияж. Она будто спит. Руки, сложенные на животе, держали букет цветов, ногти были все на месте, но, приглядевшись внимательней, можно заметить, что они накладные. Её светлое платье выглядело так нежно в обрамлении цветов и гладкой ткани внутренней отделки.

Проведя ладонью по краю гроба, ощутила холод лакированного дерева и синтетической ткани. В голове всплыло воспоминание о живой Мари, которая сидела напротив меня и просила убить её, избавить от мучений. И вот она здесь. Не мучится, ничего не чувствует, не существует. Я всё-таки никогда не смирюсь с её убийством, не приму его как необходимую жертву моего становления. Оно мне на хрен не сдалось! Нужно что-то с этим делать. Избавить людей от Жени – вот что я должна сделать, а не пытаться избавиться от человеческих эмоций.

Проведя пальцами по щеке Мари, я почувствовала уже знакомый холод. Кожа не была мягкой и нежной, она превратилась в лёд. В последний раз я трогала её, когда она пылала жаром адреналина и страха.

– Прости, – прошептала я максимально тихо.

Слёзы не подступали к глазам, мне не было грустно или тоскливо. Я чувствовала стыд и злость на саму себя. В её смерти виновата я, никто другой.

Дышать становилось тяжелее, руки внезапно затряслись, глубокие медленные вдохи не помогали мне успокоиться. Тишина вокруг вдруг превратилась в шум, начала давить и обносить голову. Соберись, чёрт тебя дери!

– Совсем как куколка моя дочурка! – сквозь слёзы произнесла мама Мари, сидящая недалеко от гроба.

Всё! Больше не могу. Я развернулась и двинулась прочь от гроба, из церкви, подальше от этой звенящей тишины и рыданий. Если бы не я, этого не произошло бы. Мари могла жить долго и счастливо. Родители не хоронили бы своего ребёнка. Солнечный день не омрачался бы чёрной одеждой.

Выскочив на улицу, ушла максимально далеко от церкви, чтобы никто ко мне не подходил и не разговаривал. Найдя лавочку, довольно старую и потрёпанную, я села, изредка кидая взгляд на толпу у церкви. Холодный воздух быстро привёл меня в порядок, сердце успокоилось, голову перестало обносить. Когда я в очередной раз осматривала толпу, заметила людей в строгих костюмах, они стояли вразброс, осматривали всё вокруг. Один из них поправлял воротник, и под поднявшимся пиджаком я заметила пистолет в кобуре. Что?! Полиция? Внимательней осмотрев остальных людей в костюмах, приметила выступающие области под пиджаками и куртками, там явно оружие.

Почему здесь столько полицейских? Из-за того, что Мари, возможно, жертва Скорбящего убийцы? Пытаются найти подозрительных личностей, которые решили посетить похороны? Ведь бывает, что убийцы приходят на похороны своих жертв, чтобы посмотреть. Я из их числа, но не намеренно. Если б мы не были приглашены, то я тут не оказалась бы. Приходить на похороны своих жертв мне совсем не хочется.

Спустя час толпа у церкви засуетилась. Подойдя ближе, увидела, как выносят закрытый гроб Мари, родственников, которые толпой шли позади, и машину, подъезжающую к лестнице, с распахнутыми дверцами.

Сев в микроавтобус, мы двинулись к кладбищу, Рита, как всегда, оказалась рядом со мной. Но она молчала. Изредка были слышны перешёптывания и шуршания. Когда мы почти доехали до места назначения, Рита заговорила:

– Впервые на таких молчаливых похоронах. Все очень подавлены и напуганы, – вполголоса сказала она.

– Что? Почему? – так же тихо спросила я.

– Из-за её убийцы. Все боятся.

– Ах, да. Точно. Заметила полицейских? – окинув салон взглядом, я наклонилась к Рите.

– Да. Родственники Мари предупредили. Но мне кажется, не придёт он на похороны. Откуда ему знать, когда и где проходит процессия?

– Ты права.

Доехав до кладбища, мы не спеша вышли из микроавтобуса и двинулись к свежевырытой яме. Полицейские уже стояли по периметру и осматривались. Сколько их здесь? Человек десять или пятнадцать? Кого-то заприметили? Внесли в список подозреваемых? Может, моё поведение им тоже показалось странным и подозрительным?

Когда гроб принесли и уложили рядом с ямой, в толпе опять послышались рыдания. Родители Мари произнесли речь, молитву и отошли в сторону, дав работникам кладбища спустить гроб вниз. В этот момент у меня завибрировал телефон. Номер был мне не знаком, я отошла в сторону и ответила.

– Алло, – тихо сказала я, проходя мимо полицейского.

– Здравствуй, Алана, – послышался уже до боли знакомый спокойный голос.

Я замерла, чем вызвала интерес у блюстителя закона, который стоял метрах в десяти от меня.

– Какого чёрта? – прорычала я, ускорив шаг, уходя прочь от толпы и полицейских.

– Тебе не идёт скорбящее лицо. Теряется твоя уникальная нотка безумия, – язвительным голосом сказал Женя.

Я окинула взглядом всё вокруг, но Жени не увидела. Где же он прячется? Где-нибудь за деревьями? В зарослях кустарников? Или в одной из машин? Внимательно вглядываясь в лобовые стёкла автомобилей, я его не заметила, всё было пусто.

– Потеряла меня?

– Где ты? У меня есть повод для разговора с тобой, – сказала я, снедаемая злобой.

– Не сомневаюсь. Для этого я сюда и приехал. Тебе нужно сейчас повернуть направо и идти к противоположному выходу с кладбища. Там район очень богатых мертвецов, поймёшь по вычурным памятникам. После них поверни налево, мимо каменной беседки иди аккуратно, там сидит пёс, очень злой. В следующий раз надо будет его убрать. И пройдя мимо живой изгороди, поверни опять направо, в глубь леса, там будет тропинка, пройдя по ней, выйдешь ко мне. Смотри, чтоб за тобой не было полицейских. Они любят сопровождать гуляющих людей.