Глава 4
Пустая и тёмная комната давила на меня своим мрачным окружением. Потрескавшаяся под действием времени краска вызывала ощущение безысходности. Вот уже час, как я сидела в одном положении, пытаясь совладать с внутренней паникой. С того момента, как меня доставили в штаб, я ни на секунду не оставалась в одиночестве. Конвоиры все время стояли над душой и следили за каждым моим движением. Я так и не смогла прочитать записку от отца и понять, что он хотел мне сообщить. Неизвестность пугала. Мне хотелось любой ценой увидеть отца и узнать, что с ним случилось. На все мои вопросы об отце вояки не давали никаких ответов. Этот факт злил и выводил меня из себя. Я сжимала лист бумаги в своём кармане. Мне хотелось поверить в то, что отец жив, и ему ничего не угрожает.
Вояка покинул кабинет стремительным шагом. Я осталась сидеть на прежнем месте, радуясь возможности остаться наедине с собой. Рука потянулась к заветному клочку бумаги, что уже давно лежал у меня в кармане. Развернув скомканный лист, мои глаза впились в корявый и плохо различимый почерк отца.– Дмитрий Сергеевич, – я решила нарушить тишину и попытаться поговорить со своим надзирателем. – Как долго вы продержите меня взаперти? И когда я смогу увидеть отца?
– Екатерина, вы пробудете здесь столько, сколько потребуют обстоятельства, – голос вояки не выражал ни единой эмоции. – Ваш отец выполняет свой долг. Вам ли не знать об этом.
– И в чём заключается его долг? – я повернулась в сторону мужчины, прожигая его насквозь. – Когда я смогу увидеть отца?
– Вам следует отсидеться в безопасности. Ситуация серьёзная. Вы подверглись нападению диверсантов и могли пострадать от действий опасного террориста. Ваше заключение – это необходимые меры безопасности.
– Нападения террориста? – я знала, что слова военного чистой воды ложь. – Что известно об этом диверсанте? Кто он, сколько ему лет, и как он пробрался в наш город? Где были ваши конвои, когда в город пробиралась банда диверсантов?
– При всём уважении к твоему отцу я не намерен делиться конфиденциальной информацией с малолетней девчонкой.
– Мне исполнилось восемнадцать лет. Разве у вас на службу не берут как раз с этого возраста? – моя бровь взметнулась вверх. – И не вы готовите своих будущих служителей с раннего возраста?
– Ты точная копия своего отца. Но ты женщина и твой характер может сыграть с тобой злую шутку.
Рация мужчины затрещала. Вояка громко фыркнул и впервые за долгое время отошёл в сторону. В динамике раздался чей-то хриплый голос. Из диалога мужчин я смогла разобрать несколько слов. «У нас чрезвычайная ситуация. Мы не можем… Срочно приступить к действиям! Главнокомандующий, он…». Разговор резко оборвался. Я не могла поверить в услышанное. Сообщение явно было о моём отце. В стенах штаба происходило что-то неладное. Мужчина спрятал рацию и повернулся ко мне спиной.
– Сиди здесь и не выходи. мне придется оставмит тебя на некоторое время. Если ты хочешь выжить, то ни при каких обстоятельствах не покидай стены этой комнаты.
Вояка покинул кабинет стремительным шагом. Я осталась сидеть на прежнем месте, радуясь возможности остаться наедине с собой. Рука потянулась к заветному клочку бумаги, что уже давно лежал у меня в кармане. Развернув скомканный лист, мои глаза впились в корявый и плохо различимый почерк отца.
«Екатерина, Катя. Если ты это читаешь, то мои действия оказались бессмысленными. Заранее прости старика за все его грехи и за эту тяжёлую ложь, длиною в восемнадцать лет.
Со дня твоего появления на свет жизнь изменилась. Ещё до наступления апокалипсиса я был всегда одинок. Большую часть своей жизни я отдал на служение Родине и защищал интересы нашей страны. Россия тогда была не в лучшем положении. Мир стоял на грани Третей мировой войны, и я был нужен своей стране. Но отдавая долг Родине я лишился права обрести счастье. Я так и не смог заиметь семьи и не смог узнать, что такое любовь. Но твоё появление всё изменило. Я не знал твою мать и не знал, кем она была и откуда пришла. В тот день, когда ты родилась, она появилась на моём пороге, моля о помощи. Я не смог бросить девушку в тяжёлом положении. Я был до мозга и костей одиночкой. Безжалостным и бесчувственным солдатом. Но когда я принял роды у твоей матери, и взял тебя на руки, мой мир перевернулся. Твоя мать умерла сразу после твоего рождения. Она успела произнести лишь твоё имя. Екатерина. Это была ее последняя воля. Труп твоей матери я закопал на заднем дворе своего дома. Когда я вернулся домой и увидел новорождённого младенца, то понял, что не смогу больше бросить тебя. Ты стала моим лучом света. Как писал Островский в своем произведении «Гроза»: Катерина – луч света в тёмном царстве. Ты и есть этот луч света и всегда им будешь. Пусть я не был твоим биологическим отцом и не был связан с тобой кровной связью, но ты моя духовная дочь. Я никогда не забуду твой первый скачок на мои руки. Твои ручки тянулись ко мне, а комнату пронизывал жалобный и отчаянный писк. Этот писк стал твоим криком и твоей силой. Используй свою силу с умом и никогда не забывай, кто ты. Ты дочь генерала Петра Ивановича Вознесенского и всегда будешь ею. Теперь ты свободна в жизни. Я больше не смогу защищать тебя и сдерживать твою силу. Используй силы, данные тебе Богом, во благо людей, но никак не во вред. Где-то в этом разрушенном мире есть лекарство от этой заразы. Я верю, что мир придёт в норму и ты увидишь его таким, каким видел его я в своём детстве. Ты достойна большего, чем сидеть взаперти загнанным зверем. Пари словно гордый орёл по жизни и никогда не давай сломить тебя. Будь тем гордым волком, который ни при каких обстоятельствах не исполняет чужие команды. Пусть я не говорил тебе этого в жизни, но на бумаге я могу сказать тебе, как сильно я люблю тебя. Екатерина, ты моё наказание и моя награда. Моё проклятье и моё освобождение…»
Руки предательски тряслись. Последние слова я разбирала с больши́м трудом из-за обильных слёз в глазах. Я не могла поверить в прочитанное и в то, что отец не был мне кровным родителем. Он всю жизнь защищал меня и каждый день рисковал своей жизнью и своим положением ради меня. И к чему это привело? Отец будет казнён сразу после того, как меня раскроют. Он погибнет ради девчонки, которая даже не была ему родной дочерью. Ход моих мыслей прервал звук хлопка. Дверь в комнату распахнулась и на пороге показался бледный и запыхавшийся отец.
– Папа! – я взвизгнула, кидая в сторону мужчины. – Ты жив? Но как? Они тебя не раскрыли?
– Нет времени объяснять. Хватай вещи и бегом за мной.
– Папа, я не понимаю. Твое письмо. Ты…
– Отставить разговоры! – крик отца и его жёсткий взгляд заставили меня собраться и заглушить все эмоции. – Без лишних слов и разговоров следуй за мной и не произноси ни звука. Задача ясна?
Я, молча, кивнула и схватила небольшую сумку с немногочисленными вещами, взятыми еще из дома. Отец схватил меня за рукав и потащил в сторону коридора. У самого́ порога он вытащил пистолет и снял его с предохранителя. Вид боевого оружия не удивлял меня. Но я не верила, что отец может начать силовое столкновение со своими же подчинёнными. Это было невозможно. Мы быстрым шагом двигались по коридору штаба. На каждом повороте отец останавливал наше движение, и жестом отдавал мне приказ сидеть тихо и не высовываться. Я не знала, куда мы идём. На одном из поворотов мы заметили конвой, который внимательно осматривал кабинеты здания. Оружие военных было заряжено, и в любой момент могло начать действовать. Отец затащил меня в одну из комнат и тихо закрыл дверь за нами.
– Екатерина, ты помнишь, где располагаются камеры заключённых в штабе?
– Камеры? Ты про карцер?
– Именно. Ты сможешь переместить нас туда?
– Нас?
Я взвизгнула. Ладонь отца тут же зажала мой рот. Он затащил мое тело за большой письменный стол и усадил на грязный пол. Отец выглянул из-за стола, осматривая дверь и вход в комнату. Дуло его пистолета было направлено прямиком на дверной проем. Убедившись, что комната по-прежнему пуста, отец вернулся на свое прежнее место.
– Нас. Это наш единственный шанс выбраться отсюда живыми. В ином случае мы оба обречены.
– Я никогда не перемещала других людей. Я себя не всегда могу перемещать и делаю это на близкие расстояния. Я не смогу…
– Катя, вспомни все, чему я тебя учил. Никогда не позволяй себе испытывать неуверенность и страх. Если ты хоть на мгновение позвольшь себе отдаться эмоциям, то твоя жизнь оборвётся также стремительно, как гаснет пламя свечи под действием ветров.
– Папа, я не смогу сделать этого. Нам надо найти другой выход.
– Другого выхода нет, – строгий взгляд отца продолжал прожигать меня насквозь. – Теперь возьми себя в руки и сделай все для нашего спасения.
Перед дверью раздались шаги. Сквозь деревянную поверхность я различила несколько мужских голосов. Ручка на двери стала дёргаться и издавать тихий скрип. Я схватила руку отца и закрыла глаза. Адреналин в крови возрос до предела. Перед глазами встал туманный образ помещения карцера, где я была всего пару раз за всю свою жизнь. Послышался тихий хлопо́к. В глазах мгновенно потемнело. Рука по-прежнему сжимала потную и холодную ладонь отца. Разом все звуки прекратились. Голоса военных пропали, как и скрип старых дверных петель. Как только зрение вернулось, я смогла различить темное помещение карцера. Пустынные и мрачные клетки были пусты. Я и не знала, что в карцере не было ни единой души. По моим предположениям, здесь должны были находиться несколько диверсантов и особо непокорных жителей города. Но карцер был пуст и безжизнен. Отец отпустил мою ладонь и бросился к глухой железной двери. Массивное сооружение напоминало больше вход в бункер, но никак не камеру заключённого. Отец открыл дверь в бункер и тут же шагнул в царившую внутри тьму. В нос ударил едкий запах плесени, крови и экскрементов. У меня возник лёгкий рвотный позыв, который я всеми силами пыталась сдержать. Сквозь темноту загадочного бункера я расслышала громкое шарканье и чьё-то яростное мычание. В мгновение из темноты показался бледный отец, который нес на своем плече чье-то тело. Сквозь бледный свет настенных фонарей я смогла различить бледный и изнеможённый силуэт парня. Его опухшее от побоев лицо сложно было узнать, но я смогла разглядеть в нем пойманного отцом диверсанта из допросной. Парень хоть и был изрядно искалечен, но продолжал выражать попытки освободиться из сильной хватки отца. Тело парня было заковано в цепи и колючую проволоку. Лицо было прикрыто плотной маской, а руки закованы в нечто, что напоминало железные рукавицы. Отец сбросил тело парня на пол и попробовал снять маску с его лица.
– Если ты решил таким образом заставить меня говорить, то можешь сразу вернуть меня обратно, – глаза парня были полны лютой ненависти, а голос звучал максимально жестоко. – Я не имею привычки сотрудничать с фашистами.
– Молчи, – отец за малым сдерживал весь спектр накрывавшего негатива. – Сейчас ты закроешь рот и выслушаешь меня. Я дам тебе шанс выбраться отсюда живым и отпущу тебя на все четыре стороны.
– В чем суть? Пытки не дали никаких результатов, и ты решил добиться от меня содействия, сыграв добродетель? – парень изобразил максимально ироничный и фальшивый смех. – Боюсь тебя огорчить, но я не ведусь на столь убогие разводки. Особенно со стороны фашистов.
– Послушай меня, идиот. Я предлагаю тебе шанс выжить и избежать утренней казни, – отец сжал кулаки. – Но мне от тебя нужна будет одна услуга.
– Тебе? От меня? – парень засмеялся еще более наигранным смехом. – И что же? Если ты попросишь встать на колени и совершать непристойные действия, то я лучше выберу самую жестокую казнь, что имеется у вас в арсенале, чем пойду на подобное.
– Прекрати этот треп! – отец схватил парня и поставил его прямиком перед собой. – Ты сейчас сбега́ешь вместе с этой девушкой и помогаешь ей добраться до Москвы. Ты поможешь ей скрыться и быть необнаруженной. После этого можешь идти на все четыре стороны и отправляться прямиком в ад.
– Что? Ты просишь меня спасти какую-то девчонку и устроить ее в столице? И это после того, как ты приказал убить меня и подвергал жестоким пыткам? Пошел ты, Гитлер. – парень плюнул прямиком в лицо отцу.
– В последний раз призываю тебя одуматься. Другого шанса выбраться у тебя не будет, – я впервые наблюдала за тем, как отец не реагировал на провокации в его адрес. – Помоги ей выбраться. От тебя зависит и твоя, и ее жизнь.
– С чего мне помогать ей? И кто она вообще такая?
– Она такая же, как и ты. Она относится к людям G.
– Она? – парень впился в меня глазами. – Ты думаешь, я поверю, что ты спасаешь девчонку поколения G? Ты умом тронулся? Я никогда не поверю в это и никогда не стану помогать тебе!
В коридоре раздалось эхо множества бегущих ног по полу. Шорох от грубой подошвы армейских берцев нарастал с каждой новой секундой. Громкие мужские голоса наполняли пустынное и мрачное пространство карцера. Отец выхватил пистолет из-за пазухи и тут же снял его с предохранителя.
– Катя, хватай этого недоумка и перемещайся в самую дальнюю точку от города, в которую сможешь прыгнуть.
– Я не уйду без тебя! – я схватила отца за руку, осматривая его лицо с неконтролируемой паникой. – Они же казнят тебя. Ты теперь такой же террорист, что он или я! Ты должен бежать с нами.
– Мы оба знаем, что ты не сможешь переместить всех нас, – голос отца стих. – Я восемнадцать лет пытался заглушать твои силы и пытался сделать из тебя обычного человека. Твоя сила неподвластна тебе, и в этом виноват я. Мне не стоило заставлять тебя быть кем-то другим и заглушить твою природу. Но теперь эта ошибка будет стоить мне жизни. Я отдам свою жизнь за тебя и за шанс обрести долгожданный покой.
– О чем ты? – я вскрикнула, сглатывая стекающие по щекам слезы. – Ты не можешь остаться здесь, и ты не должен жертвовать собой ради меня. Я же даже не твоя родная дочь! Я тебе никто и не имею никакого права забирать твою жизнь…
– Ты ее не забираешь, – ладонь отца провела по моим мокрым от слез щекам. – Ты дала моей жизни самое ценное – смысл. Путь ты не моя кровная дочь, но ты мой истинный и духовный ребенок. Катя, будь сильной и никогда не позволяй себе эмоции. Борись за жизнь и за себя. Никогда не доверяй людям и будь всегда готова к тому, что самые близкие могут предать.
– О чем ты?
– Я соврал тебе, когда говорил, что не любил. У меня была девушка, на которой я хотел жениться. Но началась пандемия Генезиса. У новорожденных детей проявлялись странные симптомы, а люди вокруг умирали тысячами. Моя невеста умерла из-за помощи ребенку, чьи глаза стали искриться. Младенец выжил лицо моей Виктории, вместе с ней уничтожив любовь в моей душе. Но ты все изменила. Ребенок, что каждую минуту перемещался на мои руки. Ты подарила старику счастье и позволила вновь почувствовать любовь…
– Ты из-за этого так ненавидел всех представителей поколения G?
– Да. Но из всех правил есть исключения, – отец притянул меня к себе и обнял. – Никогда не забывай, кто ты и кто твой настоящий отец. Генерал в отставке Петр Иванович Вознесенский.
В коридоре послышался свист пуль. Стены тут же стали осыпаться под действием крупнокалиберных снарядов. Отец прикрыл меня спиной, закрывая мое тело своей массивной фигурой. Он указал мне на тело парня, который все это время сидел закованный на холодном полу. Я пыталась схватить рукав отца и не позволить себе оставить его в стороне. Пули просвистели в нескольких сантиметрах от моего лица. Я взвизгнула. В этот момент хватка отца ослабла. Его тело стало шататься и трястись. Из коридора показались силуэты вооруженного конвоя. Отец из последних сил прикрывал меня от свистящих вокруг пуль, в то время как его тело испускало последний жизненный рывок. С истерикой и громким криком я отпустила руку отца. Он тут же упал на колени и обмяк. Я взялась за закованного в кандалы парня и закрыла глаза. Раздался громкий хлопо́к и все разом прекратилось.