Последний писк модницы

– Никак не относилась. Уехала она.

– М-м-м… Ольга уехала, Аня пропала. Кто-нибудь еще из тех девушек, с которыми ты общался, пропадал?

Фима опасалась, что Григорий сейчас возмутится, что она посмела его заподозрить в причастности к таким исчезновениям. Но он вместо этого заржал.

– Нашла тоже девушек! Ольге уже сорокет скоро стукнет. А выглядит она на полтинник. Моя мать и та свежий огурчик по сравнению с Ольгой.

Это было не совсем так. Верней, совсем не так. Ольга была женщиной интересной и на пятьдесят совсем не выглядела. А если уж сравнивать ее с Анной Семеновной, то последняя однозначно проигрывала с разгромным счетом. Но Фима оставила эти слова на совести Григория. В конце концов, у всех свои предпочтения.

– Значит, Ольга и ты… У вас с ней не было любовного романа?

– Нет, конечно! Просто Ольга мне комнату сдала. Очень удобно, между прочим. От нее до работы мне пять минут пешком. Утром можно на часок дольше поваляться. И после работы не нужно в пробках пухнуть или на метро трястись.

– А с чего же Ольга решила проявить такую лояльность?

– Так уж случилось, что моя мать имеет некоторый авторитет в нашей школе. Кстати, ты это учти, если решишь своего братишку к нам в школу пристраивать. Могу за него похлопотать.

– Значит, тебя к Ольге квартирантом пристроила твоя мама?

– Ну да. Нам с ней под одной крышей несподручно существовать. Отдельное жилье снимать дорого. Зарплата у меня хорошая, но если квартиру снимать, то на жизнь не так уж много остается. Вот мама и сказала Ольге, чтобы та меня к себе жильцом взяла. Ольга и послушалась.

Что-то не нравилось Фиме в этом рассказе. По ее представлению, Ольга была типичной сформировавшейся старой девой. Такому человеку нелегко менять все свои устаканившиеся за много лет одинокой жизни привычки. А если у тебя под боком появится молодой мужчина, то хочешь или нет, а тебе придется что-то поменять. Например, голой по квартире ты уже в свое удовольствие не побегаешь. И в туалете с открытой настежь дверью не посидишь. И даже к холодильнику по ночам тебе тоже придется с оглядкой ходить, и это в родном-то доме.

Да, помимо этого, мало ли есть еще приятных мелочей, понятных и доступных лишь закоренелому одиночке! И он за эти свои бонусы будет биться до последнего. И просто так чужака к себе подселить никогда не позволит. Для этого у него должны быть очень веские аргументы. Жажда наживы, любовь или страх. Желание подзаработать отпадало сразу, потому что много платить за жилье Григорий не стал бы. Любовь тут тоже никому из участников дуэта не светила: Ольга была совсем не во вкусе Григория. Значит, оставался страх.

Что-то такое знала Анна Семеновна про бедную библиотекаршу, что смогла навязать ей общество своего великовозрастного сынули. Ольга хоть жильца и приняла, но тусоваться с ним под одной крышей ей было невмоготу, и она попросту слиняла. Но это ей не помогло, и вредная завуч, узнав про бегство своей жертвы, пошла еще дальше, накляузничала директрисе и добилась увольнения несчастной.

Определенно, в соседской школе бушевали нешуточные страсти, не хуже мексиканских сериалов. Но все это, вместе взятое, хоть и было очень увлекательно, но ровным счетом никак не проливало свет на то обстоятельство, куда же подевалась Аня.

Фима отправилась домой, но у дверей столкнулась с тетушкой Риммой. Она была не одна, ее сопровождал высокий мужчина. Он был чрезвычайно болезненно худ. И в темноте его склонившаяся над тетушкой фигура выглядела пугающе.

– Ой! – вскрикнула Фима, обнаружив эту парочку. – Кто вы?!

Тетушка Римма просияла.

– Фима, деточка! Откуда это ты?

– Сверху. В гостях была.

– Филипп Петрович, разреши представить тебе мою внучку.

Мужчина оказался настолько галантен, что раскланялся перед Фимой. Пока он сообщал ей, что помнит ее совершенной крошкой, розовой, агукающей и прелестной, Фима рассматривала его с головы до ног. Так это и есть тот самый знаменитый Филипп Петрович, виновник нового тетушкиного увлечения флорариумами? Ничего не скажешь, высок. И худ. И выглядит словно смерть. Уж не его ли видел Григорий прошлой ночью входящим в их квартиру? Со своими ключами! И если так, то роман тетушки оказался куда глубже и серьезней, чем до сих пор подозревала Фима.

– Пойдемте к нам! – предложила она. – Будем пить чай.

Филипп Петрович отказывался недолго. Был приглашен в дом и представлен изумленным родителям. Он долго тряс руку папе, а маме сказал, что ее он помнит очаровательной розовощекой крохой.

– Когда твои родители были заняты, Риммочка брала тебя на работу. Там она приводила тебя ко мне в лабораторию, и мы усаживали тебя в огромное кожаное кресло, где ты премило играла ретортами и пробирками. Тебе там так нравилось, что ты не хотела с него слезать. На этом кресле ты ела и даже спала.

Мама кивнула, и глаза ее увлажнились. Теперь и она вспомнила то чудовищных размеров кресло, пришедшее откуда-то из прошлой жизни, где все предметы, окружавшие человека в его повседневной жизни, были внушительны и монументальны. То кресло в лаборатории было из их породы. Оно было обтянуто жесткой черной кожей, давным-давно потрескавшейся от времени и покрытой многочисленными трещинками, из которых складывался причудливый узор, и его можно было изучать, устроившись головой на одном подлокотнике, ноги положив на другой и водя пальцем по трещинкам, словно по лабиринту.

– Филипп Петрович, родной! Сколько же лет прошло с тех пор, когда мы с вами виделись в последний раз?

– Много! Увы, слишком много, моя дорогая.

– Поужинайте с нами?

– Мы с Риммой уже перекусили. А вот от чая я не откажусь.

К чаю у мамы был приготовлен тарт с начинкой из мягкого сливочного сыра. Готовился он предельно просто, мама не любила сложных рецептов, ради которых нужно часами стоять у плиты.

«Просто и вкусно», – вот было ее кредо по жизни.

Сегодня чай был приготовлен в большом заварочном чайнике в форме курочки-пеструшки, который извлекался из шкафчика только по случаю прихода желанных гостей. Это был своеобразный маркер: если пеструшка на столе, значит, в доме дорогой гость. И сейчас, если заглянуть внутрь, можно было различить в темном янтаре заварки кусочки цитруса – лимона и апельсина, аромат которых отлично сочетался с нежной хрустящей основой и сочной творожно-сырной начинкой тарта.

– Просто восхитительно!

– Язык проглотишь!

Тарт и впрямь получился хорош. А готовился он быстро. Основа из дробленого печенья с растопленным сливочным маслом аккуратно разравнивалась по форме, а сверху выливалась смесь из взбитых с сахаром яиц, сливочного сыра и оставшегося после завтрака творога – не выбрасывать же хороший продукт. Завтра его никто не захочет, а в тарте под общий шум он пойдет за милую душу. Затем все это сооружение ставилось в духовку минут на сорок, чтобы схватилось и слегка зарумянилось, а после остывания убиралось в холодильник.

– Смотрю и поражаюсь, какие чудесные девочки у тебя, Риммочка, – умилялся раскрасневшийся от рюмочки налитого ему коньяка Филипп Петрович. – А нам со Стасей судьба так и не подарила такого счастья. Трое мальчишек! Римма, трое!

– Прекрасные у вас получились мальчики.

– А Стася так хотела девочку! Ты помнишь это, Риммочка?

– Ну конечно, я помню.

Но Фима не могла умиляться этому внезапному вечеру встреч. Как ни трогательно все это выглядело, Фима также прекрасно помнила и о том, что случилось прошлой ночью у них в квартире. Шум, собачий лай, а потом она обнаружила небольшие высохшие пятна крови на простыне как раз в том месте, где спал Пятница. А мама видела кровь в прихожей. Значит, песик кого-то искусал. А зная привычки своего Пятницы, девушка почти не сомневалась, что он должен был впиться незваному гостю в одну или другую ногу.

И она спросила:

– А как ваша нога? Не болит?

Филипп Петрович ничуть не удивился ее вопросу и тут же заверил Фиму, что серные ванны в Кисловодске сделали свое дело: колено почти совершенно его не тревожит. И в доказательство своих слов попытался станцевать прямо на лестнице. К сожалению, с координацией у него после выпитого коньяка было не очень, поэтому он едва не свалился на пол. И лишь благодаря своим зрительницам остался цел и невредим.

– А собачий укус? – продолжала допытываться Фима. – Он как? Зажил?

– Меня собаки не кусали.

– Никогда?

– Нет.

– И даже прошлой ночью обошлось? А можно мне посмотреть?

Филипп Петрович пожал плечами. Он хоть и казался чуточку смущенным настойчивостью Фимы, но продемонстрировал ей свои лодыжки. Они были совершенно целыми, ни малейших следов укуса на них не наблюдалось. Заодно Филипп Петрович продемонстрировал Фиме и то самое оздоровившееся в сере колено, которое его раньше тревожило. А потом и второе, чтобы она убедилась, что теперь они и внешне неотличимы, а раньше, до поездки в санаторий, заметно отличались размерами.

И колено, и лодыжки были в полном порядке, это нельзя было не признать. Фима исследовала ноги гостя от щиколотки и до колен, и теперь была растеряна и разочарована. Выходит, что к ним ночью на огонек заглянул вовсе не Филипп Петрович? Тут был кто-то другой?

Ох уж эта тетушка! Ох шалунья! Похоже, что разводит она не только цветы, но и кавалеров!

Глава 4

Утром Фима проснулась с твердой уверенностью, что ей просто необходимо ускорить розыск Ани. Действовать надо было активней, если она хотела, чтобы в этом деле был успех. Еще вчера вечером Фима позвонила Арсению и поставила того перед фактом, что если Аня сегодня утром не появится, то они вскроют дверь в ее квартиру.

Аня не появилась. Не было ее ни дома, ни у друзей, ни на работе. Родители также ничего не знали о судьбе своей дочери и не могли с ней связаться. И хуже всего было полное отсутствие социальной активности в ее сетях. А когда молодая современная девушка так надолго исчезает из своих групп и даже не отвечает взволнованным друзьям и подписчикам, это может значить только самое плохое и пугающее.

Павлик старался снизить градус напряжения:

– А помнишь, как вы в поход летом ходили? – спросил он. – Забрели в такие дебри, где интернета тоже не было.

– Во-первых, выдержали мы без интернета совсем недолго. А во-вторых, тогда было лето.

– Может, она не в поход, а куда-нибудь за границу на курорт улетела.

– Она бы меня обязательно предупредила. Я же должна была вернуть ей Пятницу.

Павлик выпучил глаза.

– Что значит вернуть? А где Пятница сейчас?

– Тс-с… Молчи!

– Нет, правда, где собака?

– Она у меня.

– У тебя? То есть у нас дома? Тут?

– Да. Пятница живет в моей комнате. Только это секрет.

– Конечно, я понимаю. А можно мне его погладить?

– Ну рискни. Но если он тебя тяпнет за палец, то я не виновата.

К счастью, все обошлось. Павлик был еще слишком маленьким, чтобы считаться мужчиной. То есть сам-то он давно считал себя серьезным и взрослым, но Пятница мигом просек, что это всего лишь щенок, то есть ребенок. И отнесся он к Павлику снисходительно. Мол, можешь меня погладить, раз уж ты одной крови с моей хозяйкой, но помни, что из нас двоих главный тут все-таки я.

– А я думал, что бедная собака до сих пор заперта в квартире у Аньки. И еще удивлялся, почему его голоса не слышно из-за ее двери. Анька уже сутки как исчезла, а пес не воет.

– Потому и не воет, что всем доволен.

Прогуляться с Пятницей они отправились вдвоем. Потом Павлик пошел в школу, а Фима с Пятницей дождались Арсения, который явился тоже не один, а в компании с участковым и слесарем, которого привел из жилконторы.

– Повезло вам, я как раз на прошлой неделе менял замок на этой двери. Хозяйка – молодая девчонка – решила сэкономить. Ну, баба она и есть баба, хоть молодая, хоть старая. Разве же баба в замках толк понимает? Я ей одно толкую, а она мне другое, совершенно даже обратное. Я ей говорю: возьми, красавица, подороже замок в магазине, он надежней будет, а она мне твердит: мол, у меня воровать нечего, лишь бы дверь закрывалась, и ладно. Ну, ладно так ладно, не стал с ней спорить. Купила она самый дешевый. А к нему ключ подобрать – это раз плюнуть. У меня с собой всегда связка имеется, найдем подходящий ключик, не сомневайтесь. Все будет в порядке, даже резать дверную коробку нам не придется.

Все получилось в точности как предсказывал слесарь. Уже третий из нескольких десятков ключей, пусть и с некоторым нажимом, повернулся в замочной скважине.

– Ну вот! Все и готово! Заходите, смотрите, делайте, что вам там нужно!

Арсений с участковым сразу прошли внутрь. А Фима ненадолго задержалась, чтобы расспросить слесаря:

– А как получилось, что вы замок меняли?

– Обыкновенно. Вызов поступил, я пришел.

– Но что было с замком? Сломался?

– Сломаться-то сломался, но такое впечатление, будто бы в нем кто-то отмычкой или каким-то чужим ключом поковырялся. Я потому ей и посоветовал новый замок подороже купить, чтобы избежать опасности повторной попытки взлома. А она лишь посмеялась и говорит, что у нее сторож имеется. Вот он!

И слесарь ткнул пальцем в сторону Пятницы, что вызвало немедленный всплеск агрессии у песика. Слесарь отличался хорошей реакцией, он успел отдернуть свой палец буквально в последнюю секунду. Зубки Пятницы клацнули в воздухе в какой-нибудь паре сантиметров от него.

– Вот зараза! – обозлился слесарь. – Чуть снова не тяпнул! Я думал, он меня уже знает!

– Если вы уже приходили к Ане, то должны были знать его характер.

– Он и тогда все норовил меня укусить. Бешеная псина. Вы его усыпите лучше, пока он и впрямь кого-нибудь не покусал.

Услышав это, Фима онемела от возмущения, а Пятница разразился таким громким и злобным лаем, что слесарь счел за лучшее ретироваться.

– Какой противный тип! Его бы самого усыпить не мешало!

Пятница в ответ гавкнул и побежал разбираться со следующими двумя. С Арсением они были уже знакомы, так что Пятница ограничился сдержанным рычанием, напоминая, что он не терпит касаний и прочих фамильярностей от лиц мужского пола, потому что пол этот раз и навсегда вышел у него из доверия. А вот к участковому начал присматриваться всерьез.

Но участковый был не лыком шит.

– Чей это пес? – грозно спросил он у Фимы.

– Он тут живет, то есть жил.

– Уберите собаку! Она мне мешает. Уберите, уберите!

Пятница оторопел. Впервые в жизни ему встретился человек, который не хотел его потискать, погладить или как-то иначе выразить ему свою симпатию. Пятница даже подошел поближе и заглянул в глаза участковому. Мол, точно не хочешь? Не передумаешь, нет?

– Животное, вон! И вообще, все посторонние, тоже вон!

Теперь наступил черед оторопеть уже Фиме. Это она-то посторонняя? Да если бы не она, участкового тут и близко бы не было!

– Я лучшая подруга Ани! И еще я ее соседка.

– И что? Понадобитесь, мы вас найдем и допросим.

Фима хотела возразить, но быстро поняла, что это ни к чему не приведет.

– Хорошо, я ухожу.

И сделала вид, что уходит, но слишком при этом не торопилась.

А замешкавшись в дверях, услышала, как участковый говорит Арсению:

– Определенно, тут что-то есть. Посмотри сюда на эти следы. Они тебе ничего не напоминают?

Дорого бы дала Фима, чтобы услышать ответ Арсения. Но, увы, тот как раз в этот момент оглянулся и посмотрел в упор на девушку. Мол, чего ты тут забыла? Пришлось Фиме удалиться.

– Ничего, они ко мне еще придут! Приползут! А я еще подумаю, говорить мне с ними или нет.

Дома Фима успела покормить Пятницу, и пришло время отправляться на занятия. Выходя из своей комнаты, Фима увидела тетушку Римму, которая с восхищением разглядывала канну. Вчера тетушка была слишком занята своим гостем, у нее не было времени, чтобы оценить старания родителей. Но сегодня старушка уделила время своей любимице.

– Уж не знаю, куда твои родители возили цветок и что они с ним делали, но он выглядит просто великолепно. Какие цветы, какие листья, мне кажется, что она стала еще роскошней, чем была прежде. И самое главное, цветы стали не только крупней, но и цвет у них изменился в лучшую сторону. Они прямо сияют!

– Скажу папе, он будет рад это слышать.

– А при чем тут папа?

– Он же возил твой цветок на реабилитацию после погрома, который устроил тут в прихожей кто-то из твоих поклонников.

Тетушка Римма очень удивилась.

– Каких еще поклонников?

– Я не знаю, кто у тебя нынче кроме Филиппа Петровича имеется.

– Никого у меня нет, – печально произнесла тетушка. – Ты же знаешь, Арон Наумович повел себя не лучшим образом и получил у меня отставку. Вздумал на мне экономить!

– Он и раньше экономил, тебя это не обижало.

– А теперь обидело, – капризно заявила тетушка. – Нет и не будет ему прощения, так ему и передай. Он тебе что, звонил?

Фима была вынуждена признаться, что не звонил. И тетушка совсем приуныла. Похоже, что исчезновение старого адвоката из числа ее поклонников сильно ее опечалило, хоть тетушка и храбрилась изо всех сил и делала вид, что все в полном порядке, так и было задумано.

– Что касается Филиппа Петровича, – произнесла она после заметной паузы, – то он вовсе не мой поклонник. И с чего ты взяла, что он станет устраивать погром? Он очень порядочный человек. Ученый! Не чета некоторым! Он до сих пор занимается научной работой. И ему некогда по ночам шастать, вот так-то! И что это вчера был за пристрастный осмотр его лодыжек и коленей? Это же неприлично, пойми! Хоть он и держал тебя на руках, когда ты была малышкой, но он посторонний тебе человек да к тому же мужчина! Я готова была сквозь землю провалиться от стыда за твое поведение. А сегодня ты снова пытаешься обвинить Филиппа Петровича – этого благородного человека – в том, что он по ночам шарит по чужим домам?

В общем, как и следовало ожидать, тетушка очень разволновалась и обиделась. И на что рассчитывала глупая Фима, затевая этот разговор? Пришлось ей бежать из дома. Оставалось лишь надеяться, что оскорбленная тетушка будет обходить территорию своей обидчицы стороной и не наткнется на очередной сюрприз в лице Пятницы.

Весь день Фима слушала преподавателей вполуха, ерзая на стуле и дожидаясь того заветного мига, когда ей позвонит Арсений и все объяснит.

Но время шло, а Арсений не звонил. Сначала Фима оправдывала это тем, что Арсений занят осмотром квартиры Ани. Потом она решила, что он занялся оперативной разработкой. Потом еще что-то и еще. Но когда часы показывали шесть часов вечера, а от Арсения по-прежнему не было ни слуху ни духу, аргументы в его оправдание у Фимы иссякли.

И она разозлилась.

– Ну, он сам напросился. Сейчас я ему сама позвоню и все выскажу!

Но то ли у Арсения с ней была невидимая энергетическая связь, то ли вообще он умел чуять неприятности своей пятой точкой, но только он опередил ее буквально на долю секунды.

– Привет, привет! Как дела? Как поживаешь? Чем занимаешься? Ужином не угостишь?

– А ты где?

– Неподалеку от вашего дома. Так покормишь голодного труженика сыска?

– Заходи. Я уже подхожу.

С Арсением они столкнулись буквально у подъезда.

– Ох и проголодался же я! А что в меню?

Фима не имела понятия, есть ли у них дома вообще хоть какой-нибудь ужин, но надеялась, что так далеко мстительность тетушки не распространится.

Оказалось, напрасно она идеализировала характер тетушки Риммы. Не было ни ее, ни ужина, имелась лишь мама, которая с изумлением разглядывала пустые кастрюли и сковородки.

– Странно, я была уверена, что мы с тетушкой Риммой договаривались, что сегодня она готовит ужин.

Еще сильней ее удивление выросло, когда она услышала собачий лай, который донесся из комнаты дочери. Это Пятница позабыл на радостях все предостережения хозяйки и приветствовал ее возвращение домой.

– Это еще что такое?

– Это не что, это кто. Это мой Пятница!

Фима сбегала к себе и принесла маме Пятницу.

– Знакомьтесь!

– Это же собачка Ани.

– Нет, это мой песик. Просто он жил какое-то время у Ани, потому что у тетушки была аллергия на собачью шерсть.

– А теперь нет?

– Представь себе, Пятница у нас уже второй день, а тетушка за это время ни разу даже не чихнула.

– Потому что ее нет. Ты не знаешь, куда она ускакала?

Ответ нашелся в записке, которую тетушка оставила на дверях холодильника. Оказалось, что тетушка вовсе не обиделась, а ужин не приготовила банально из-за нехватки у нее свободного времени.

– Она на каком-то очередном собрании суккулентологов.

– Кого? – удивился Арсений, чье ухо еще не привыкло к подобным названиям. – Это какая-то секта вроде саентологов? И вы так спокойно отпускаете свою бабушку в их лапы?

– Она взрослый человек.

– Удивляюсь я вам.

И Арсений поджал губы, всем своим видом выказывая неодобрение за подобное равнодушие к судьбе близкого человека, бьющегося в тенетах тоталитарной секты. Но мама не обратила внимания на него, потому что прикидывала, чем бы ей накормить своих домочадцев.

– У нас есть куриное филе. Может, нажарим шницелей?

– Отлично.

– Тогда вы чистите картошку для пюре, а я пока что отобью курицу.

И работа закипела. Разумеется, Пятница принимал самое деятельное участие в приготовлении ужина. Бегал от одного к другому и не брезговал ничем. Ломтик сырой картошки – отлично! Кусочек куриного хрящика – объедение! Белый сухарик – вообще вкуснятина!

Вскоре обсыпанные толчеными сухариками размером с ладонь взрослого человека шницеля шипели на такой огромной сковородке, что ее приходилось ставить сразу на все четыре конфорки. Но зато и ужин приготовился быстро. И вскоре шницеля, покрытые золотистой хрустящей корочкой, аппетитно пахнущие травами, перчиком и чесночком, уже были сложены аккуратными стопочками на расписанном розами старинном блюде. А Фима с Арсением заканчивали приготовление пюре. Арсений толок и мешал стоящую на огне картошку, а Фима добавляла необходимые ингредиенты – соль, сливки и сливочное масло, которого она вбухала в кастрюлю с пюре целую пачку.

– Не многовато ли будет?

– Кашу маслом не испортишь! – азартно восклицала Фима. – Главное, ты размешивай!

И Арсений мешал так, что у него рука почти отваливалась. Зато ничего не пригорело, и можно было садиться за стол.

– Мама, ты идешь? У нас все готово!

– Вы садитесь, я пойду встречу папу. Он что-то задерживается.

Пятница провожать маму не пошел, он остался с Фимой и Арсением. Сидел рядом и пристально следил за каждым кусочком, который отправляли в рот его друзья, и при этом так жадно дышал, так жалобно сглатывал слюну, что казалось невозможным оставить его без вкусненького.

В итоге Пятница съел половинку шницеля и не меньше половника пюре. А для такой крохотной мальтийской болонки это было очень и очень много. Неудивительно, что после еды песика потянуло в сон. Он с трудом доковылял до своей постельки, и вскоре друзья услышали его храп, который разносился по всей квартире.

– Надо же, такая маленькая собачка, а так громко храпит.

– Не заговаривай мне зубы. Что ты узнал про Аню?

– Может, кофейку выпьем? – жалобно спросил Арсений. – А то меня тоже что-то в сон потянуло. Но мне еще по делам надо бежать.

– Так что с Аней?

– А кофе?

– Будет тебе кофе!

Вымогатель! Но и Фима тоже кое-что понимала в таких вещах. Она достала кофемолку, потому что папа признавал только смолотый своими руками кофе. Брал он смесь зерен двух сортов, а каких, держал в строжайшей тайне. Для измельчения зерен кофе у них в доме имелась старинная дедушкина кофемолка, которая не молола, а буквально давила кофейные зерна в мелкий-мелкий порошок. В итоге смесь получалась такой мелкой, что ею можно было спокойно припудривать волосы, избавляясь от первых проблесков серебра в них.

– Будешь молоть кофе и рассказывать! – велела Фима. – А я займусь… водой.

Фима напустила на себя весьма многозначительный вид, чтобы Арсению не вздумалось вообразить себе, будто бы вода для кофе – это так, ерунда и пустячок. Достигнув нужной степени озабоченности на лице, Фима поставила перед собой пузатую турку. Критически ее оглядела, а затем принялась цедить в нее по ложке воду из кувшина, из графина, из пузатой стеклянной бутыли, стоящей на окне с неизвестной целью вот уже не один месяц.

Арсений наблюдал за ней, приоткрыв рот. И даже сказал, что никогда не видел, чтобы к процедуре приготовления кофе готовились бы столь тщательно.

Видя, что Арсений убедился, что не прогадает, если сейчас поделится частичкой своих новостей, Фима милостиво кивнула ему:

– Можешь рассказывать! Я тебя слушаю!

– Новости у меня не самые лучшие.

– Я так и знала! С Аней что-то случилось!

– Пока нет, но боюсь, что может случиться.

– Что именно?

И так как Арсений молчал, Фима ему напомнила:

– Аня – моя подруга! Я имею право знать, что ей грозит!

Арсений помялся, ему явно не нравилась эта тема, но деваться было некуда, и он начал рассказывать. И сразу же оказалось, что участковый заговорил про следы у Ани в квартире отнюдь не случайно.

– Точно такие же следы находились в местах, где исчезали другие девушки.

– Другие? – ахнула Фима. – И… что с ними случилось? Их нашли?

– Увы, да.

– Значит, они погибли?

– К сожалению, всех пропавших девушек находили потом уже убитыми. Задушенными. Но не это самое худшее.

– А что же может быть хуже?

– А то, что их тела были одеты в нарядные платья, относящиеся к самым разным эпохам, от древних времен и до наших дней. Но все эти платья были пошиты одной рукой. Ты же понимаешь, что это значит? У нас появился серийный убийца!

– Маньяк! – прошептала Фима. – Это дело рук маньячилы!

– Мы тоже так думаем. И только поэтому я рассказал тебе эту информацию. Надеюсь, что ты разумно распорядишься ею. И не станешь заводить новые знакомства, по крайней мере до тех пор, пока мы не изловим злодея. Я очень за тебя боюсь.

– Боишься? Но почему?

– Твою подругу похитил маньяк! А вдруг он и на тебя покусится?

– Снаряд два раза в одну воронку не падает! В этом подъезде маньяк уже наследил, больше он сюда не рискнет соваться.

– Только не в случае с этим типом. Подонок настолько обнаглел, что трижды наследил в одном и том же поселке, доведя его жителей практически до состояния панического ужаса. И лишь после того как родные совершенно перестали выпускать своих молодых девушек и женщин на улицу одних, он оставил их в покое и перекочевал в другое место.

– То есть он может повторить маневр в нашем доме?

– И даже в вашем же подъезде.

Вот теперь Фиме стало не по себе. Но каково же сейчас приходилось Ане!

– Или Аня уже мертва?

У Фимы навернулись слезы, и Арсений поспешил ее утешить:

– Нет, думаю, что нет. Обычно со времени похищения и до момента смерти жертвы проходило от нескольких дней до месяца.

– И отчего это зависит? Почему так разнятся сроки?

– Думаю, что, как только маньяку надоедает играть со своей жертвой, он от нее избавляется. И отправляется за следующей. Но, возможно, дело не только в этом.

– А в чем еще?

– Платья.

– Что?

– Всякий раз на убитой девушке находили самые разные наряды. От греческой туники, которую сшить – раз плюнуть, слишком много времени на такой наряд тратить не нужно, до платьев времен Реставрации во Франции. Последние, как мне говорили, напротив, очень трудны в исполнении.

– То есть ты хочешь сказать, что сложность пошива некоторых из этих туалетов и давала похищенным бедняжкам несколько лишних дней жизни?

– Именно так. Чем дольше шилось платье для жертвы, тем длинней была ее жизнь.

Вот только радоваться такой жизни несчастные жертвы вряд ли могли. Сидя в темнице, куда их упек злодей, они уже догадывались о том конце, который он для них приготовил. И это становилось для них сущим кошмаром. И сейчас в этом аду находится ее подруга. Но усилием воли Фима заставила взять себя в руки. Не будет она сейчас плакать и страдать. Это все она будет делать потом, когда они отыщут и спасут Аню. Почему-то Фима была совершенно уверена, что сумеет спасти подругу.

– А кто мог сшить такие платья? – спросила она у Арсения.

– Мы спросили мнения специалистов, все они в один голос утверждают, что работал настоящий профессионал. Не какой-нибудь там кустарь или доморощенная швея, а настоящая мастерица, каких еще поискать.

– А ткани? Вам удалось установить, что за ткани он использовал и где их приобретал?

– Тупик. Все ткани уже не новые. Нет, они сохранились в безупречном виде, находились где-то на складе или на полке в шкафу, но вот только их уже давно перестали производить.

– Как давно?

– Где-то в восьмидесятых годах прошлого века. Ткани производились в странах социалистического лагеря, а если точнее, то в Восточной Германии.

– О-о-о… Значит, маньяк – это человек в возрасте?

– Необязательно.

– Но если в восьмидесятых он имел возможность приобретать эти ткани, значит, он уже тогда был как минимум совершеннолетним.

– Или он мог получить эти ткани в наследство. Скажем, умерла запасливая бабушка, у которой антресоли были битком забиты дорогими отрезами. Внучок обнаружил их и решил пустить в дело.

– Да, такое тоже могло быть.

– А что-нибудь еще известно об этом типе?

Но Арсений не захотел ответить.

– Столько кофе нам с тобой хватит? Можно уже засыпать?

Только сейчас Фима обнаружила, что все это время она с самым сосредоточенным видом помешивала ложечкой воду в турке. Она совсем забыла, что кофе там нет и в помине, и сейчас даже рассердилась на Арсения. Нашел время, чтобы думать о каком-то там кофе! По их дому, по их лестнице бродит маньяк, а Арсению кофе подавай!