Крису все же удалось немного усмирить свои эмоции, впрочем, как и всегда в разговорах с Томом. Когда вместо слов сочувствия и сострадания, друг просто продолжал беседу, которая помогала и успокаивала в разы лучше.

За последнее время на Криса столько всего свалилось, что в пору бы опустить руки и все бросить. Впрочем, он бы и до сих пор не исключал такой возможности, но уж слишком далеко он зашёл, слишком много людей оказались невероятным образом втянуты в события тридцатилетней давности. Не глобальную историю – с падением астероидов или таянием ледников, а маленькую трагедию в рамках одной семьи. Сейчас Крис, как никогда, ощущал свою близость не только с Кэтрин, но и со своим сыном (хоть и смирится с таким фактом, что у него есть сын, старше, чем он, так и не смог) и даже с Майком, которого не только жалел, но и которому был благодарен.

– Кто бы мог подумать, что все так обернётся? – с некоторой грустью в голосе, сказал он.

– А, если бы ты знал, что в итоге получится, все равно бы участвовал в эксперименте?

Слова Тома заставили Криса надолго задуматься, но однозначного ответа у него так и не получилось:

– Знаешь, я до конца все равно не верю, что все было заранее предопределено, и я не мог ничего изменить. Да, многие обстоятельства оказались подстроенными, но все же, каждое решение было моим: осознанным и необходимым. Поэтому, даже, если это и не так, я предпочитаю думать, что моей жизнью управляют мои выборы.

– Виски определенно открывает в тебе талант к философствованию, – подметил Том, усмехнувшись, но тут же, мигом стал серьезным, – что ты теперь намерен делать?

– Ооо, планы у меня самые глобальные! Вернуть Кэтрин – это раз. И два – показать ее отцу, что не один он может играть чужими жизнями.

Глава 19

Терпение Софи медленно, но верно подходило к концу. Уже прошло больше часа, а по ее ощущениям – так и вовсе целая вечность, как она торчала в вестибюле Центра под пристальным взглядом охранников. Усидеть на одном месте ей было сложно, а потому она успела несколько раз пройтись из одного конца в другой, постоять у окна, наблюдая за снегопадом, от одного вида которого ее пронимала дрожь. Хотя, что более вероятно, она дрожала от нервного перевозбуждения, пронимавшего все ее тело.

Потому, совершенно неудивительно, что выходивший из лифта, Брайан встретил ее прямо посреди лобби, застывшую в нелепой позе от неожиданности от его появления.

– Софи? – удивлённо спросил он, приблизившись. – А ты что до сих пор тут делаешь?

Пару секунд она выглядела так, словно не была уверена, к ней ли обращаются. Выйдя из ступора, она сказала, не совсем уверенным тоном:

– Я хотела поговорить с тобой.

– Прости, конечно, но мне сейчас точно не до выяснения отношений.

Получить такой ответ, в который раз оказалось ожидаемо больно. Наверное, это отразилось в глазах Софи, потому что дальше Брайан заговорил уже мягче:

– Не хотел тебя обидеть. Прости.

Ее вдруг озарило осознание. Она четко поняла, что ему сейчас нужно, даже раньше его самого.

– Тогда можно просто поехать с тобой? Я могу хоть всю дорогу молчать.

Не то, чтобы Брайан был так уж против ее присутствия. Скорее, наедине с ней, он теперь чувствовал ту особую неловкость, когда ты не помнишь человека и в то же время испытываешь стойкое ощущение, что ты его знаешь и вас даже связывает нечто большее, чем обычное знакомство. Он все не мог отделаться от мысли, что забыв ее, упускает нечто важное. Буквально чувствуя в сознании ускользающую тень воспоминания, он, как не старался, все равно не мог уловить его суть. Но у него появилось вполне сформировавшееся желание разобраться хотя бы в этом.

– Знаешь, а я не против. Поехали.

Софи моментально просияла той самой улыбкой, которая когда-то, сейчас уже казалось, что вечность назад, приглянулась и Крису. Но на этот раз она была самой, что ни на есть, искренней.

К вопросу разборок с Уайтом Крис и Том решили больше никого не привлекать, а справится своими силами.

На разработку плана и согласование деталей у них ушло не так много времени. Однако, это растянулось на несколько дней из-за постоянной занятости Тома на работе.

Его отец уже предвкушал, если не скорую победу, то по крайней мере, один из решающих ударов по Уайту, а потому задерживал Тома допоздна своими, чуть ли не ежедневными, расспросами о том, что же они придумали. С некой маниакальной одержимостью он вникал в каждую деталь плана, пропускал ее через себя и только после этого высказывал свое мнение. Которое Том с превеликим удовольствием выслушал бы уже по итогу.

Что же касается Криса, то для него, чем ближе оказывался назначенный день Х, тем больше он сомневался в необходимой обоснованности выбранного ими метода. Жалости к Уайту он, конечно, не испытывал, но его все время терзали мысли, что бы сказала Кэтрин, узнай она об этом. Вряд ли ей бы понравилось. Поэтому Крис тщательно заталкивал такие мысли в самый отдаленный уголок сознания. Но его попытки раз за разом были обречены на провал. Отрезвляло его только присутствие Тома, с его решительным хладнокровием.

Самые последние, но и самые важные детали плана, накануне сообщил им Майк, а именно: время и место. Поздний вечер воскресенья, кабинет в здании Центра на минус первом этаже. Единственный – без номера и других опознавательных знаков. Имитирующий лабораторию, каких много на всех верхних этажах, но таковой не являющийся.

Проводил их в этот кабинет уже давно знакомый Крису Джо, по просьбе Майка, естественно.

Внутри кабинет очень напоминал тот, где Крис когда-то сдавал отчёт мыслей. Только вместо кресла была широкая и на вид удобная кушетка, а экран был больше своего аналога. Эта комната не была разделена перегородкой и в целом выглядела гораздо уютнее и светлее. Тем не менее, присутствие кого-либо еще, кроме Уайта, предполагалось только, в смежном с этим, кабинете. Который со своими габаритами едва вмещал двух друзей.

Изначально, это помещение отводилось для личного психолога Уайта, который, как думалось последнему, отличался, если не безоговорочной верностью, то хотя бы лояльностью, сродни такой же, как у священника во время исповеди. Но оказалось, что желающих выдать его секреты, а особенно за приличную плату, было немало.

Дверь в основной кабинет хлопнула секунда в секунду с назначенным временем и Крис с Томом, бегло переглянувшись, затаили дыхание. Слышимость и в ту, и в другую сторону была достаточной, чтобы они смогли уловить даже плеск воды, наливаемой в стакан, и пару тяжелых глотков, которые сделал Уайт, запивая таблетку – ту самую, на основе “зеленки”, которую принимала Кэтрин, а позже и Брайан. И идею которой, так удачно и прибыльно раскрутил сам Джордж Уайт.

Еле слышный скрип обивки кушетки о ткань костюма Уайта стал сигналом, что он готов к началу своего сеанса терапии. По предварительным рассказам Джо, знакомого с устройством аппарата для считывания мыслей, Крис знал, что и в какой последовательности нужно нажать, чтобы запустить устройство.

По ту сторону экран сразу засветился ярко-белым светом, а Уайт с некоторым блаженством прикрыл глаза, проваливаясь в свои мысли.

– Сегодня Кэтрин была со мной более приветлива, – начал он, не обременяя себя приветствием.

Крис и Том за стеной испуганно переглянулись, не до конца понимая, что он имел в виду.

– Нет, я все так же вижу эту ненависть в ее глазах, но она уже не высказывает ее вслух.

Фон на экране сменился изображением, которое друзья могли наблюдать в совсем крошечный монитор. Появившаяся картинка была не совсем четкой, местами даже размытой, будто Уайт наблюдал ее через густой туман. Но на деле все происходящее на экране было его недавним сном, одним из многих, участившихся в последние несколько недель.

За прошедшие, без малого, тридцать лет сны с участием Кэтрин были единичными, да и вообще сновидения посещали Уайта редко. В них она представала едва заметным, полуразмытым силуэтом среди непроницаемой темноты. Как ни странно, эту темноту он запомнил достаточно отчетливо. Но, прежде чем начались сеансы, не придавал ей никакого значения.

Сначала, когда сны участились, по пробуждении он стал испытывать тревогу, а позже – и вовсе непонятный для него страх. От части потому, что сам сон ему не запоминался. Но постоянная тревожность накладывала свой отпечаток на его жизнь, работу и эмоциональное состояние.

До поры до времени Уайта, как ни парадоксально, спасали те самые таблетки. Болезнь, которую он сам долгие годы презирал и считал проявлением слабости постепенного настигала и его самого.

Но совсем скоро препарат стал все менее эффективным, что таинственным образом совпало с появлением снов, которые были все более реальны. В одном из таких он испытал стойкое чувство, что Кэтрин заметила его, увидела из своего, невообразимо чёрного, пространства и прокричала, как сильно его ненавидит.

Сон повторялся в течении недели, просто сводя Уайта с ума! В конце концов, он был вынужден искать помощи у специалиста из той области, действенность которой он в свое время отвергал.

На первом же сеансе Уайт, вместо долгих описаний, просто показал ему свой сон. Как ни странно, разговоры ему действительно помогали, на какое-то время. Однако, не настолько сильно, чтобы он отказался от идеи прекратить поиски Кэтрин, любыми правдами и неправдами свернуть проект. Идея о том, что собственная дочь испытывает к нему только ненависть, засела настолько глубоко, что съедала его изнутри. Поэтому ее возращение он расценивал не иначе, как свою погибель.

Он все продумал и, как ему казалось, просчитал все варианты. Запугать и подставить Криса, запудрить мозги Брайану, чтобы он стал сомневаться во всех и вся, даже в себе самом. Последним пунктом шло бы устранение Майка – физическое или моральное, он еще не решил – как человека, который знает слишком много лишнего и которого он держал на коротком поводке только обещаниями возращения Кэтрин. Сам же Уайт, который в весьма короткие сроки смирился с уходом дочери, прикладывал усилия по ее поискам, в основном, ради Брайана. По-своему, он в нем души не чаял, хотя проявления его заботы всегда были весьма специфическими.

На деле же оказалось, что нити, которые Уайт усиленно переплетал между собой, заманивая в свои сети все больше людей, словно в паутину, уже давно начали ослабевать и рваться в самых неожиданных для него местах.

Доверие, как чувство, которое он испытывал к кому-либо крайне редко, в итоге и сыграло с ним злую шутку.

Софи, хоть и не осознанно, а больше по велению сердца, стала тем элементом, той ниточкой, которая в конечном счете должна будет затянутся на шее Уайта. Он и представить не мог, что девушка, в которой он увидел все нереализованные амбиции и ожидания по поводу собственной дочери, которую он сам буквально вытянул наверх, сможет его предать.

Но прямо сейчас он еще ничего не осознавал, а продолжал описывать свой сон. То, с какой теплотой он говорил о Кэтрин, в который раз поколебало уверенность Криса. Но его колебания никак не передавались Тому, который уже настраивал воспроизведение заранее подготовленной записи и готов был вот-вот нажать кнопку “Пуск”. Когда его палец уже почти коснулся заветной кнопки, его запястье, вдруг, перехватил Крис. Том перевёл на него вопросительный и даже разозленный взгляд, буквально говоривший: “Ты в своём уме? Что ты вообще творишь?”. Крис определенно не мог похвастаться наличием хоть какого-то ответа, а потому медленно разжал пальцы и кивком головы выразил свое согласие, чтобы Том продолжал.

Тот посмотрел на него еще пару секунд, чтобы убедиться, что друг снова ему не помешает, и нажал на кнопку.

Взволнованный и звонкий голос Кэтрин разнесся вокруг, отражаясь от стен полупустого кабинета гулким эхом:

– Папа? Это я.

Уайт резко распахнул глаза, приоткрыл рот в немом изумлении с примесью страха и сел на кушетке, дико озираясь.

– Кэтрин? – хрипло спросил он, поднимаясь на ноги. Но, так не ступив и шагу, тяжело рухнул обратно. К нему на мгновение вернулось самообладание, и он поинтересовался, почти своим обычным тоном, обращаясь в ту сторону, где, как он думал, должен был находится психолог:

– Что это за шутки, Нэд?

Тому пришлось быстро включить воспроизведение, чтобы сбить Уайта с толку.

– Ты не узнал меня, папа? – прозвучал жалобный голос Кэтрин.

В целом на разработку сценария монолога мнимой Кэтрин, а затем на подборку голоса под ее реальный тембр с максимальной точностью, ушло довольно много времени. По большей части из-за того, что нужно было продумать все возможные варианты реакции Уайта.

Но, как они и предполагали, у Уайта долго не находилось, не то что нужных, вообще никаких слов. Он, неожиданно быстро, безоговорочно поверил в то, что с ним и правда разговаривает Кэтрин.

Том, после еще одной консультации с Майком и, падким до денег, психологом, объяснял это настолько сильно накопившимся чувством вины, что разговоры с Кэтрин, правда без ответа, уже стали для Уайта обыденностью. Как пару минут назад, например. Когда Уайт начал с обращения к психологу за стеной, а продолжил уже общением с Кэтрин, образ которой отображался на экране.

Запись продолжилась:

– Ты уже забыл обо мне? Почему ты не заберёшь меня отсюда, папа? Я хочу домой.

– Ты меня ненавидишь, ненавидишь, – еле слышно проговаривал тот, теперь безотрывно пялясь в монитор. Который, повинуясь бессвязным мыслям Уайта, то становился снова белым экраном, то отображал целый калейдоскоп бесформенных образов, очень быстро растворяющихся в туманной белизне.

– Скажи мне правду! – тон голоса Кэтрин стал угрожающим. – Зачем ты пичкал меня наркотиками всю мою сознательную жизнь?

Со стороны Уайта воцарилась звенящая тишина. Он молчал, а экран исказился жалобной помехой и потух от перегрузки бешеным потоком его мыслей.

Том приостановил запись, предчувствуя момент раскаяния.

Спустя пару минут Уайт и правда заговорил. Слова давались ему с трудом, через длинные промежутки времени.

– Ты не должна была об этом узнать. Я хотел, как лучше. Хотел, чтобы ты стала … нормальной. Я беспокоился за тебя, Кэт. Слышишь? … Ты должна меня понять. Этот препарат. Это же все для тебя. И для Брайана тоже. Он так напоминает мне тебя. Так хочет, чтобы ты вернулась… Но я не могу, не могу. Ты вернёшься и возненавидишь меня. И он возненавидит.

Крис испытал стойкое желание сиюминутно закончить происходящее. Какие бы поступки Уайт не совершал, ему стало его жаль.

Но запись продолжилась прежде, чем он успел хотя бы дернуться в сторону кнопки:

– Зачем ты убил меня? – остро очерченные слова больно резали слух, врезаясь в сознание до основания. – Разве моя жизнь не стоит больше всех этих денег?

Крис не выдержал и все же с силой нажал на кнопку.

Именно сейчас Уайта, сидящего на кушетке с лицом, исказившимся гримасой такой боли, которую Крис надеялся больше никогда в своей жизни не увидеть, настигло раскаяние. Искреннее и чистое, как слезы, градом катившиеся у него из глаз. Казалось, что он мигом постарел лет на двадцать, а его безудержные рыдания набатом стучали в головах Криса и Тома.

Человек, из-за которого Крис почти потерял мать, принёсший столько горя его семье и другим таким же семьям. Который построил свою империю, по пути растеряв, казалось бы, всю человечность, показал себя настоящего. Без напускного цинизма. После проявленного акта жестокости, который был не чужд ему самому всю его жизнь.

Крис в этот момент испытывал двоякие и абсолютно противоположные чувства. Торжество справедливости, когда цель, казалось бы, целиком и полностью оправдывала средства, смешивалось с ощущением отвращения к самому себе. Он не хотел искать себе оправданий. Но в следующий момент сделал то, на что, как он думал, не сможет решится.

Немного повозившись, он поставил на воспроизведение фрагмент, который записал лично и о котором ничего не знал Том. Он сделал его на тот маловероятный случай, если он сможет проникнуться состраданием к Уайту.

Добавив громкости так, чтобы Уайт точно услышал, Крис запустил запись. Последнюю на этом торжестве правосудия без привкуса торжественности.

– Я тебя не ненавижу, папа.

Крис прокрутил запись еще трижды. Но уже на втором воспроизведении Уайт поднял голову, прислушиваясь, словно слова, которые до этого ранили без ножа, теперь исцеляли.

Том все это время смотрел на друга, как на сумасшедшего, но все же не без восхищения. Его поступок подарил Уайту ту самую искру надежды, которой он сам, прямо или косвенно, лишал многих.

Слабый ее отголосок был, однако, отчетливо слышен в голосе Уайта, сорванного до хрипоты:

– Правда? Кэтрин, это правда?

Крису осталось только включить запись еще на один раз.

После тяжелых, с моральной точки зрения, разборок с Уайтом прошло уже пару дней. Столько же Брайан пытался дозвониться до Криса, но получал только унылую череду гудков в ответ.

О самом инциденте со своим дедом он узнал, как ни странно, от Тома, который позвонил ему в конце второго дня с просьбой не беспокоиться и дать Крису еще немного времени. Для последнего произошедшее стало той последней каплей, после которой нужно, как минимум, собрать свое сознание воедино и принять свой поступок, как нечто уже свершившееся, а потому необратимое. Каким бы относительным не было это утверждение, при всех известных условиях его истории.

Все это время Крис старался проводить с мамой и Стивеном, радуясь, что в ее состоянии наконец наметилась положительная динамика, а брат больше и не заговаривал о том, чтобы снова обратиться в бега.

В конце концов, Крис сам набрал Брайана, чтобы назначить встречу, ожидая от неё чего угодно, разве что, кроме того, что он узнал в реальности.

Пересказ умозаключений Майка занял довольно много времени, на протяжении которого Крис не проронил ни слова и, не отрываясь, смотрел прямо перед собой. Где-то на середине, все знакомые слова перемешались во что-то непонятное и для их осмысления пришлось приложить усилия. Особенно, когда весь смысл становился яснее, но верить в него все равно не хотелось.

Брайан постарался выдержать паузу и не лезть сразу с вопросами, которые его волновали вот уже несколько дней.

– Что я должен делать? – неожиданно спросил Крис осипшим, от долгого молчания, голосом.

Брайану на мгновение показалось, что Крис говорил, как о своем принятом решении, но потом осознал, что тот ждёт, как раз его реакцию. Как, если бы боялся, что один из его возможных выборов приведёт к разочарованию в нем.

– Я не требую от тебя ответа прямо сейчас. Подумай столько, сколько тебе нужно, а потом мы встретимся и еще раз все обсудим. Ладно?

– Сколько у меня есть времени?

– Я не тороплю. Сколько тебе будет нужно, – еще раз повторил Брайан, максимально мягко.

– У тебя уже все готово?

– В каком смысле?

– Для моего перемещения. Все готово?

В первую секунду Брайан сомневался, правильно ли он расслышал. Поняв, что он услышал верно, он стал сомневаться, правильно ли Крис его понял.

– Я может, как-то не так выразился, но ты же понимаешь, что, при благоприятном исходе перемещения, ты, практически стопроцентно, не сможешь вернуться. Застрянешь в этом межвременном пространстве. И хорошо, если с мамой.

– Будешь меня отговаривать? – Крис выдавил из себя слабую усмешку.

– Эмм, нет. Но я хочу, чтобы твоё решение было взвешенным, и ты четко понимал все последствия.

– А я и понимаю.

– Ты так спокойно об этом заявляешь! Это же твоя жизнь.

– А с чего ты взял, что у меня с ней не будет жизни?

В этот момент с Брайана можно было писать картину под названием “Подлинное удивление”. Или он мог бы быть живым примером для системы Станиславского.

– Обещай подумать хотя бы до завтра, – попросил Брайан скорее для проформы, уже сам не веря, что Крис изменит свое решение. Но, как бы то ни было, он волновался за него.

– Если ты просишь…

– Да, прошу. И хочу, чтобы ты знал. Даже, если ты изменишь свое решение, я пойму, правда. И мое отношение к тебе останется прежним.

Немного помолчав, подбирая слова, он добавил:

– Я очень рад, что узнал тебя. Знаешь, после того, как я узнал правду о маме, я воспринимал тебя, как случайного незнакомца, абсолютно безликого. К тому же, еще и моложе меня. Но теперь ты стал для меня примером. Того, как нужно любить. Такой же, как…

– Как твой отец?

– Да. Тебе неприятно, наверное, это слышать? Ты же тоже… мой … отец.

– Я на звания и не претендую. Но мне важно, что ты это сказал. Спасибо.

Возникшая пауза, тем не менее, не была неловкой. Они оба наконец открылись друг перед другом и переступили через себя, времён их первых встреч. Брайан, не без непосредственной помощи Криса, хоть немного избавился от обременяющего чувства вины. А Крис обрёл уважение и уверенность в своей значимости в жизни Брайана.

Путь, который они прошли к друг другу, оказался для обоих таким же важным, как их совместный путь к Кэтрин. И они были готовы продолжать этот путь вместе, без громких званий, как сказал Крис. Но всем же известно: что сказано тише, проникает глубже.

Брайан, как бы невзначай, перевёл тему, чувствуя потребность расставить все точки над и:

– Я слышал об истории с моим дедом. В целом я не одобряю то, что вы сделали, но я понимаю твои чувства. И от себя хотел бы попросить прощения за то, что случилось с твоей мамой. Это, конечно, ничего не изменит, но мне правда очень жаль. И за последнюю фразу спасибо. Это было сильно.

– Я сделал это ради Кэтрин. И за неё. Я верю, что она бы приняла раскаяние отца.

– Если я могу еще что-то сделать для твоей мамы, ты только скажи.

– Теперь нужно только время. И надежда на лучшее.

В глазах Криса промелькнула невысказанная печаль, но он быстро отвёл их.

– О, я совсем забыл! – спохватился Крис, похлопав себя по карманам джинс. – Я же хотел отдать тебе кое-что. Да, где же они?

Наконец он достал небольшой прямоугольник бумаги и протянул Брайану.

– Что это? – спросил тот не глядя.

– Хочу, чтобы они были у тебя.

В ладони Брайана оказалось три фотографии, запечатлевшие события тридцатилетней давности, сделанные чуть больше полугода назад. На них Крис обнимал Кэтрин, они весело смеялись и смотрели друг на друга глазами, полными зарождающейся влюбленности.

– Не знаю, остались ли такие же у Кэтрин или потерялись за столько времени, но я бы хотел, чтобы они у тебя были. К тому же, со скромным напоминанием и о моей персоне.

– Да уж, скромности тебе не занимать, – с улыбкой сказал Брайан. Подушечкой большого пальца он провёл по неровному нижнему краю, словно нарочно обрезанного, и перевёл вопросительный взгляд на Криса.

– На четвёртой то, что родители обычно не показывают своим детям, – неловко пошутил тот, но, откашлявшись, проговорил уже серьезно, – я оставил эту фотографию в записке для Кэтрин. На том сеансе, когда ты отправлял меня.

– А я и забыл об этом…, – сказал Брайан, задумчиво разглядывая каждую фотографию. – Когда впервые читал мамин дневник, все удивлялся, кто это сделал?

– Сейчас бы я так не поступил. Не стал бы пытаться изменить наше прошлое.

– Потому что оно и так было предопределено?

– Нет. Потому что я наконец его принял.

Разговор с Брайаном, а позже и с Софи, которая, вполне ожидаемо, присоединилась к ним, надолго затянулся и домой Крис вернулся уже за полночь.

Стараясь не разбудить Стивена, он тихонько пробрался в свою комнату и, не раздеваясь, лёг на кровать да так и заснул. Нельзя сказать, что этот день оставил его без сил, наоборот, он наполнил его внутренним воодушевлением. Но что-то словно подбивало его поскорее переместиться в мир грёз, слепляло веки и расслабляло тело, стоило ему только принять горизонтальное положение.

По ту сторону его встретила необъятная темнота, которая всегда сопровождала его в моменты перед встречами с Кэтрин: во сне и наяву.

В этот раз тьма показалось ему легкой, обволакивающей. Она принимала его в свои объятия, внушая спокойствие и чувство правильности происходящего. В противоположность себе, наполняла его незримым светом, который, как магнит тянул его вперёд. И он знал, кто его там ждал. Неизмеримо долго и так невероятно реально.

Кэтрин стояла к нему спиной: ее плечи слегка подрагивали, а длинное платье развевалось на неощутимом ветру.

Сначала Крис попытался крикнуть ей, чтобы она обернулась, но звук провалился в пустоту безмолвной нотой. Он сделал шаг, а Кэтрин отдалилась от него на десять. Он взмахнул руками, а пространство вокруг подернулось густой дымкой, сковывая его движения. Шаг, крик, взмах руками и так по кругу. Его троекратное упорство практически обнулялось бесполезностью его действий.

Но вдруг, Крис отчетливо услышал стук в дверь. И Кэтрин тоже его услышала, потому что вмиг перестала дрожать и чуть повернула голову в сторону, прислушиваясь.

Стук повторился и в следующее мгновение само время, словно, пошло вперёд: Крис смог сократить расстояние до Кэтрин в пару шагов и положить ладони ей на плечи.

Она не испугалась, как если бы еще до его приближения точно знала, что он стоит за спиной. Обернувшись, она застыла каменным изваянием, долго-долго смотря ему в глаза, даже не моргая. А потом обняла его с такой силой, которую Крис даже предположить в ней не мог.

Последнее, что ему запомнилось перед пробуждением – яркий, ослепляющий, белый свет, который полностью рассеял всю темноту.

– Нам нужно поговорить, – вместо доброго утра, сказал Крис, как только вошёл на кухню, где уже был Стивен.

– Я догадался. И о чем же? Доброе утро, кстати.

– Доброе.

Крис сначала сел на стул напротив брата, но, почти сразу, резко вскочил и пару раз прошёл комнату по периметру, с плохо скрываемым нервным возбуждением во всех движениях.

Стивен с беспокойством наблюдал его метания, но терпеливо ждал, когда тот сам успокоится и будет готов начать разговор.

– Прошу, только не нужно меня отговаривать, – попросил наконец Крис, как будто в своей голове он уже закончил свой монолог.

– Ты же еще ничего не сказал, – подметил Стивен, скептически выгнув бровь, что придало его лицу несколько злое выражение.

– Не знал, с чего еще начать.

– Поэтому решил начать с конца?

На лице Криса мелькнула тень горькой улыбки. Его сердце болезненно сжалось, а изо рта, прямо как в сегодняшнем сне, не пролилось ни звука.

Он намеренно не стал заранее обдумывать, что же сказать, боясь потерять всю ночную решимость. Но сейчас, лихорадочно перебирая в голове все возможные варианты, один казался ему хуже другого. Вряд ли в мире найдётся хотя бы один удачный способ, чтобы рассказать родному брату, что собираешься добровольно отказаться от семьи. Как не крути, суть оставалась такой. Даже, если бы Крис привёл тысячи аргументов “против”.

– Брайану удалось настроить машину и теперь мы, скорее всего, сможем найти Кэтрин.

– Вы же так и планировали, верно?

– Не совсем. Конечно да, но предполагалось, что мы ее вернём. В наше или в ее время.

– Но вы не сможете… И что теперь?

Стивен быстро улавливал самую суть разговора, освобождая Криса от обязанности пересказывать ненужные подробности, но тем самым неумолимо приближая время, когда нужно будет огласить свое решение.

– В ближайшие дни будет еще один сеанс. Скорее всего последний. И я намерен в нем участвовать.

– Эмм, ладно. Но, в чем смысл? Ты же сам только что сказал, что не сможешь вернуть ее, – осознание назойливой мухой вертелось вокруг Стивена, но он старательно отгонял его. – Нет. Ты же… Нет. Не может быть. Ты же тогда…

– Не вернусь, – закончил за него Крис.

Стивен резко вскочил из-за стола с четким намерением подойти ближе к брату, будто надеясь рассмотреть тень улыбки или расслышать слово “Шутка”. Но так и остался стоять на месте, в бессильном молчании осмысляя услышанное.

Озвученное признание легло на плечи Криса неподъемной ношей, которую без поддержки Стивена он бы точно не вынес.

– Я не жду, что ты поймёшь меня.

Он широким, чисто мужским жестом, вытер ладонью, собравшиеся на водной линии, слезы и громко шмыгнул носом.

– Но я понимаю, – поспешно заверил его Стивен. – Принять, пока, не могу, уж извини. Но прекрасно понимаю. Ты уже окончательно все решил? – абсолютно без намерения его отговорить, спросил Стивен.

– Да. Я не смогу по-другому, – опустив глаза, Крис принялся рассматривать костяшки своих пальцев, попеременно щурясь от, вновь подступающих, слез. – К тому же, Брайан будет тебя помогать. С мамой и вообще. Он сам предложил, представляешь? На днях я вас обязательно познакомлю.

– Сколько у тебя еще есть времени? До сеанса? – тон Стивена был подчёркнуто ровным, но свои истинные эмоции он сдерживал из последних сил, понимая, насколько Крису сейчас нужна его поддержка.

– Мы еще толком не обсуждали, но около недели. Прощаться мне особо не с кем, а все мои дела в последнее время, были полностью связаны с проектом. Как будто вообще все, что я делал в жизни, вело меня к этому моменту.

– Что ты имеешь в виду?

Только теперь Крису открылась полная картина: все элементы истории разложились по полочкам, выстроились в линию в хронологическом порядке и, наконец, приобрели окончательную, хоть и весьма запутанную, логику.

– Я сейчас понял, что все решения, которые я воспринимал, как навязанные, были, в конечном счете, моими. Иначе можно сомневаться во всем подряд и превратиться в параноика. И это решение – оно только мое и ничьё больше.

И Крис рассказал все с самого начала: и про “зеленку” во всем спектре ее применения, и про любовь Уайта везде и всюду внедрять своих людей, чтобы строить чужие судьбы, и, наконец, про подстроенную аварию, о которой он до последнего молчал… На рассказе об этом Стивен в силой сжал руки в кулаки, до побелевших костяшек пальцев. Его злоба завибрировала под кожей, вызывая назойливый зуд, от которого сложно было отделаться.

– И что с ним теперь будет? – спросил Стивен, когда Крис закончил свой рассказ недавним инцидентом в Центре.

– Не знаю. За ним тогда пришёл Харрис и увёл его. Уайт уже был не в себе.

Крис запнулся и, тщательно обдумав следующую мысль, сказал:

– Мне кажется, что мы немного перегнули палку.

– Крис, из-за него мама уже год, как в больнице, а ты беспокоишься, что был с ним слишком жесток?! По-моему, он заслужил даже большего.

– Но тогда получается, что я ничем не лучше его. Хоть методы и разные. Что уже сделано, то сделано – я жалеть не буду. Но и дальше по пути мести я не пойду. Уверен, что его история еще будет иметь продолжение. Я еще не говорил с Томом. Он как раз сможет дать этому делу ход. Но они пусть сами с Харрисом все решают.

– Я вот слушаю сейчас тебя и не узнаю. Когда ты успел научится так философски смотреть на жизнь? Сколько я тебя помню, у тебя всегда действия были впереди мыслей.