– Я к тому и веду, – попытался, как можно спокойнее ответить Крис. – Сейчас я уже не вспомню все до подробностей, но я определенно уверен, что видел Кэтрин. Она сидела за столом в небольшой комнате и что-то писала, по-моему, в своём дневнике. А я был, словно сторонним наблюдателем. Прямо перед ней было окно и, когда я подошёл поближе, то увидел самого себя, как ни странно, с тобой.

– Со мной? Ты хочешь сказать, что видел меня во сне? Когда это было?

– Когда я вернулся из Австралии. Тогда я не придал этому сну значения. Но сейчас я уверен, что это был ты.

– И что было потом?

– А потом Кэтрин заплакала, – тихо ответил Крис, глядя прямо перед собой. – Она смотрела на нас и по ее щекам бежали слезы. И это все. Не знаю, есть ли в нем какой-то смысл, но…

– Есть, – уверенно заявил Брайан.

Он порылся в ящике стола и достал оттуда, уже довольно потрёпанный, дневник Кэтрин.

– Он уже давным-давно оцифрован, но мне нравится именно бумажный вариант. Мама, когда писала в нем, вкладывала частичку себя и так она мне кажется, ближе что ли.

– Я понимаю, – заверил его Крис.

Их взгляды на мгновение встретились и оба выражали печаль. Брайан первым отвёл глаза, словно вспомнил, что не должен показывать что-то настолько личное.

– Я где-то видел запись о подобном, – быстро заговорил он, безжалостно пролистывая несчастные страницы. – Вот. Кажется, здесь. Да, точно.

Он едва шевелил губами, про себя читая строки, по которым проводил подушечками пальцев. Его взгляд становился все мрачнее, посреди переносицы залегла глубокая морщина и он, казалось, не собирался озвучивать прочитанное вслух.

– Что там? – нетерпеливо спросил Крис поднимаясь с кресла.

Он подошёл к Брайану и постарался заглянуть ему через плечо. Но тот захлопнул дневник, резко развернувшись к Крису.

– Да что с тобой не так? – не сдержался, наконец, Крис. – Помниться, когда-то ты хотел быть открытым.

С минуту они просто молча смотрели друг на друга. Брайан прижимал к себе закрытый дневник, как своё тайное сокровище, которым ни с кем не хотел делиться. А Крис уже мысленно ругал себя, что попытки наладить отношения он начал явно не с того.

Брайан с тяжелым вздохом опустился в свое кресло и потер переносицу, прикрыв глаза и давая себе время на размышление перед ответом. Ко всему прочему, что ему было сказать? Он, конечно, слегка лукавил по поводу отношения отца к его общению с Крисом. По правде сказать, они даже немного поругались из-за этого. Майк отказывался понимать, зачем вообще Брайану вздумалось поддерживать с Крисом какие-либо отношения, будь то рабочие или личные. Все доводы самого Брайана словно пролетали мимо. В какой-то степени он, конечно, понимал неприязнь и даже ненависть отца к Крису. Но сам, при этом, испытывал довольно противоречивые эмоции. Ненависти в нем не было и в помине, как и внезапной родительской любви. А необоснованное, с его точки зрения, недоверие Криса к нему лишь отталкивало.

Но сегодня Крис вёл себя по-другому, более дружелюбно. Пытался завязать разговор и, если бы Брайан не был настолько поглощён своими идеями, он бы мог заметить эти попытки.

– Чего ты хочешь? – спросил Брайан напрямую, так и не придумав ничего лучше в своё оправдание. – Сначала ты обвинял меня в неискренности и дистанцировался от меня, сведя наше общение к чисто рабочему. А теперь сам предъявляешь мне претензии, потому что я не соответствую твоим представлениям о любящем сыночке?

Получилось резко и грубо, а отброшенный на стол дневник с успехом дополнил напряжение в его словах.

Крис, все это время с вызовом смотревший на Брайана, виновато опустил глаза.

– Я не это имел в виду. Как видишь, я и сам едва ли подхожу на роль заботливого папочки, если уж выражаться твоими терминами. Но так уж сложилось, что ты вынужден со мной общаться, хоть тебе и не особо хочется. Я и сам, поначалу, был не в восторге от такой перспективы. Но только лишь, потому что я растерялся и мое поведение было защитной реакцией. Понимаю, что это довольно слабое оправдание, однако, если ещё не поздно, я бы хотел извиниться за своё поведение.

Он поднял глаза на Брайана, который внимательно смотрел на него, и протянул ему руку в знак примирения.

Брайан немного поколебался, словно оценивал ситуацию, заставляя Криса понервничать, но, в конце концов, чуть приподнялся в кресле и пожал руку в ответ.

Облегчение, которое при этом почувствовал Крис, было сравнимо с тяжелым грузом, который, наконец, свалился с его плеч. Он даже выдохнул громче положенного.

Они кивнули друг другу и неловко убрали руки. Опять повисла неудобная тишина, уже не впервые за сегодня.

Брайан сел обратно в своё кресло, а Крис, немного потоптавшись на месте, вернулся в своё.

– К твоему сведению, – тихо начал Брайана, глядя на свои, сложенные на столе, ладони, – я общаюсь с тобой не только из необходимости.

Он замолчал ещё ненадолго, прежде чем продолжить:

– Знаешь, когда отец впервые показал мне мамин дневник, мне не было и 20. Большую часть своей жизни я считал его родным и до сих пор считаю. Но тогда мой привычный мир будто перестал существовать. Написанное в дневнике я сначала посчитал полнейшим бредом или глупой шуткой. Ты сам понимаешь, насколько трудно мне было поверить, что это правда. Я тогда несколько дней не разговаривал с отцом и всерьёз думал, что схожу с ума. Я не мог смириться с тем, что он обманул меня по поводу того, что на самом деле случилось с мамой. Маленькому мне говорили, что мамы больше нет и указывали на небо. Помню, как подолгу сидел на заднем дворе и всматривался в облака в надежде, что мама вот-вот выглянет из-за них. Уже позже мне рассказали, что мама погибла в аварии. И у отца, и у бабушки с дедушкой при ее упоминании, всегда становилось такое лицо, что я не пытался выспрашивать подробности. Я изучал ее жизнь по фотографиям и мне казалось, что хоть немного, но я узнавал ее. А потом появился этот дневник и все оказалось ложью. Я узнал о тебе, но у меня никогда не было особого желания тебя найти. А после разговора с отцом я понял, что мы все равно встретимся. Ты был для меня сродни мифическому персонажу, о котором я знал даже меньше, чем о маме. Ещё тогда я осознал, что отец, мягко говоря, тебя недолюбливал. По понятным причинам, мы никогда не говорили о тебе. Да и во время самого проекта разговоры не заходили дальше обсуждения твоих сеансов. Поэтому я имел прекрасную возможность составить о тебе свое собственное мнение.

После своей долгой и довольно откровенной тирады Брайан замолчал. Ему требовалось время, чтобы правильно подобрать слова, ведь он, даже для самого себя, окончательно не определился в своём отношении к Крису. Сейчас, в образовавшейся тишине, Брайан мог отчетливо наблюдать его волнение. То, как Крис бросал на него мимолетные взгляды и сразу отводил глаза, как часто сменял положение рук, потому что любая поза казалась ему неудобной, как время от времени кабинет наполнялся его тяжелыми вздохами.

– Я боюсь тебя узнавать, – все же признался Брайан, понимая, однако, всю неоднозначность своих слов, поэтому поспешно добавил, – боюсь разочароваться в тебе, как в человеке, которого когда-то полюбила моя мама. Признаюсь, у меня в голове уже есть некий твой образ, составленный по маминому дневнику и твоим отчетам мыслей. И он не очень-то вяжется с твоим отношением ко мне. Скажи честно: ты винишь меня в смерти мамы?

Крис резко вскинул голову и уставился на Брайана в недоумении:

– С чего ты взял? Если уж на то пошло, то я не считаю ее – он тяжело сглотнул, потому что следующее слово горьким комом застряло в горле, – мертвой. Но, если тебе хочется искать виновных в этой истории, то и я виноват не меньше.

Каждый из них искал в лице другого любые признаки лжи или сомнения. И не находил. Может быть в первый раз за их общение, они были искренними настолько, что это причиняло почти физическую боль от тяжести этой правды. Ведь у них была одна общая потеря. И, если у Криса отняли его невозможную любовь, то Брайан лишился единственного самого близкого в мире человека.

– Искать и назначать виноватых совсем не решит нашу проблему, – подытожил Крис. – И, если у меня есть уверенность, что ты сможешь прекрасно обойтись и без меня, то я без тебя уже точно не справлюсь. Поэтому притворяться, что я готов помогать тебе бескорыстно, я не буду. Конечно же, я хочу ее вернуть и прекрасно осознаю, что только ты мне в этом поможешь. Но изворачиваться и имитировать резко проснувшуюся, ни с того, ни с сего, отцовскую любовь, не в моей природе. Я знаю, что нужно время, чертовски много времени, – уточнил он с нервной улыбкой, – чтобы ты начал мне доверять, и я не исключаю, что я буду вести себя так, что его потребуется ещё больше. Но все, что я сделаю, будет ради неё. Думаю, что в конченом счете, именно это для тебя и важно.

– Звучит не так уж плохо, – заключил Брайан после долгих раздумий.

Он расслабленно откинулся на спинку кресла и положил руки за голову. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что все же начал проникаться к Крису, если не симпатией, то довольно искренней признательностью. Его лица коснулась мимолетная улыбка. Напряжение, висевшее все это время в комнате, опускалось к нулевой отметке, пока не было окончательно сбито одним-единственным вопросом Брайана.

– Хочешь, я отправлю тебе копию маминого дневника? Она много писала о тебе. Не думаю, что она бы возражала, чтобы ты его прочёл. Она правда тебя очень любила.

– Спасибо, – только и смог вымолвить Крис.

В своей голове он ещё добавил, что тоже ее любил, да и любит до сих пор. Но счёл своё признание не совсем уместным.

Они просидели так до глубокой ночи, пока за окном опять не началась метель, безжалостно терзающая стекла. Брайан с головой ушёл в изучение статей, иногда прерываясь на записи или, если его вдруг озаряла по-настоящему стоящая идея, делился ей с Крисом. Который в свою очередь, был занят чтением дневника, воскрешавшего в его памяти ещё вполне свежие воспоминания, которые открывали свои новые грани, показывая чувства Кэтрин, ее душу и сомнения, радости и переживания, страхи и надежды.

– Ты знал, что отец Кэтрин, – он запнулся на слове “наркоторговец”, но вовремя остановил себя, понимая, что он совсем не знает, как к этому отнесётся Брайан, ведь, все-таки, это его родной дед. – Кхм, то есть, знал, чем он занимается?

– Я раньше неосознанно придерживался позиции мамы и не лез в их с отцом бизнес, пока он не касался меня.

В глазах Криса сразу же вспыхнуло любопытство, но он быстро подавил его, давая Брайану продолжить.

– В первый раз прочитав мамин дневник, я, безусловно, заинтересовался ее находкой. С этим вопросом я и отправился к отцу. Он, будто, только этого и ждал, а потому его ответ показался мне неправдоподобно заученным. Он сказал, что дедушку тогда подставили, а то вещество – было секретной экспериментальной разработкой, которая не должна была попасть в руки полиции. Какое именно это было вещество, он не уточнял, а от прямого вопроса просто отмахнулся, сказав, что не знает.

Брайан снова замолчал, прикидывая в уме, насколько он может рассказывать это Крису. Поэтому тут же предупредил:

– Надеюсь, что этот разговор останется между нами.

Крис молча кивнул и даже затаил дыхание, принимая его слова, как некую проверку на доверие, которую он совсем не собирался проваливать.

– За объяснениями я потом пошёл к дедушке, который вроде бы и дал ответ, но настолько размытый, что у меня вовсе не прибавилось понимания. Вроде как, это вещество, как он сам назвал его – мое самое большое разочарование – должно было сделать прорыв в медицине, но оказалось огромным провалом.

– Подожди-ка, – прервал его Крис. Заслушавшись, он совсем упустил из виду, что он как раз-таки узнал то вещество:

– Насколько я помню, я тогда объяснил Кэтрин, что это такое и чем оно является в нашем времени.

– Так и было, – согласился Брайана, – но только не тогда, когда я впервые читал дневник.

– Что ты имеешь в виду?

– Что записи изменились. Как бы это объяснить? Любое событие – это цепочка мини-событий. Чем оно масштабнее, тем больше “звеньев” в этой цепи. Так вот. Такие события могут образовывать некое подобие закольцованного времени. Например, глобальное событие, как бы нарциссично не звучало – это мое рождение. Чтобы я родился, ты должен был отправиться в прошлое. Чтобы ты отправился в прошлое, должна была быть построена, так называемая машина времени. Чтобы ее построить, должен был быть дневник, в котором будет описана ее идея. А, если есть дневник, в котором это описано, значит уже есть машина времени и ты, отправившийся в прошлое. И история повторяется. Но, иногда, под действием разных факторов, эти звенья-события деформируются и происходят незначительные изменения. На всю цепочку в целом это не сильно влияет, но отдельный ее участок даёт своеобразный сбой.

– То есть, получается, что есть вариант истории, при котором я не рассказываю Кэтрин о “зеленке”?

– Да, он был. И я допускаю, что, в каком-то смысле, он есть и сейчас, и существует как бы параллельно. Но с тех пор, как записи в дневнике изменились, этот вариант я склонен принимать, как единственно верный. Знаю, это сложно понять, – усмехнулся он, глядя на полнейшее недоумение на лице Криса.

– Ты даже представить не можешь насколько. И сколько же может быть таких вариантов?

– Как минимум, по два на каждый шаг, требующий решения. То есть, практически на любой.

– Хочешь сказать, что прямо сейчас есть такие же мы, только выбравшие другой вариант событий, который существуют параллельно нам?

– У меня нет прямых аргументов “за” эту теорию. А “против” – есть только презумпция недоказанности. Теория не доказана до тех пор, пока нет прямых ее доказательств. Запутанный каламбур получился.

– У меня уже голова кругом идёт от всех твоих теорий, – сказал Крис и, не сумев сдержаться, зевнул, прикрывая рот ладонью.

– Уже так поздно, – подметил Брайан, сверяясь с часами, после красноречивого жеста Криса. – Я подвезу тебя?

Крис явно был не готов к такому предложению, но устал настолько, что с радостью принял его.

– У тебя есть своя машина? – спросил он, когда они уже вышли из кабинета в коридор и направлялись к выходу.

– Да, – подтвердил Брайан, – хоть это и не всегда удобно, сам понимаешь, из-за ограничений. Но мне повезло, у меня есть разрешение первой степени, – и пояснил, увидев непонимание на лице Криса, – я могу ездить в будние дни, а сегодня, технически, уже понедельник, так что мы ничего не нарушим.

Когда они спустились на парковку и подошли к единственной машине на ней, Крис на мгновение потерял дар речи и тупо уставился на автомобиль перед собой.

– Это же…, – только и смог вымолвить он.

– Мамина машина, – закончил за него Брайан. – Пришлось изрядно над ней поработать, чтобы она соответствовала сегодняшним требованиям по безопасности окружающей среды. Я и забыл, что оставил здесь именно ее.

Они расположились на передних сидениях, и Брайан завёл мотор, который отозвался во всю свою мощь.

Выкатив машину на заснеженную улицу, Брайан сразу переключил управление на автопилот и ввёл адрес Криса на приборной панели. Автомобиль ярко сверкнул фарами и в мгновение ока скрылся за поворотом.

Глава 4

Брайан Харрис переступил порог своего дома уже практически под утро.

– Смарти, я дома, – негромко сказал он в пустоту.

Потолок над его головой тут же зажегся приглушённым светом и приятный, женский голос ответил:

– Вы сегодня очень поздно. Задержались на работе?

Брайан усмехнулся, как делал всегда, когда персональная смарт–система его дома, между прочим, его собственная разработка, отчитывала его за позднее возвращение. Конечно, в глобальном плане, она была едва ли на это способна, но все же он постарался вложить в неё алгоритмы, не присущие другим системам. Поэтому, она была не лишена сарказма, хоть и применяла его крайне редко, но, в большинстве случаев, просто проявляла чуть больше участия в своих выражениях.

– Да, пожалуй, задержался чуть дольше, чем обычно.

Привычка отвечать Смарти, как он ее ласково называл, была скорее печальным следствием его образа жизни, чем вариантом использования дополнительных возможностей системы.

Он снял ботинки и пальто, которые успели пропитаться снегом и от этого немного потяжелели. В стене справа открылась ниша, из которой выехала вешалка. Брайан аккуратно нацепил на неё своё пальто, которое тут же скрылось за раздвижными дверцами. Послышался легкий шум, который сопровождал процесс моментальной сушки.

– Чай, кофе? – вежливо предложила Смарти, как только получила сигнал о начавшейся сушке верхней одежды и сопоставила его с информацией о погоде снаружи.

– Кофе с молоком и сахаром, – чуть подумав, ответил Брайан. – В большую чашку, будь добра.

– Ваш кофе будет готов через 47 секунд, – отрапортовала Смарти и со стороны кухни сразу донёсся звук перемалываемых зёрен, а чуть позже – аромат свежезаваренного кофе.

Спать Брайан уже не собирался, да и сна у него не было ни в одном глазу, а потому он забрался на диван, сжимая в руках огромную кружку с кофе, и вытянул ноги, устало их разминая. С пару минут он бездумно листал ленту новостей в телефоне, но информация никак не желала восприниматься. В голове и так теснилось слишком много мыслей, которые в мгновение ока сменяли друг друга, так, что мозг казался подобием только что заведенного механизма.

Брайан попытался сосредоточиться на одном-единственном действии – поглощении кофе. Подушечками пальцев он чувствовал приятное тепло, исходившее от чашки. С каждым новым вдохом получал порцию горьковатого аромата. А первый глоток смог принести ему не только удовлетворение вкусовых рецепторов, но и желанное спокойствие.

Хотя, в его жизни и присутствовала, преимущественно, работа, спокойные вечера в ней выдавались нечасто. Но Брайан, в каком-то смысле не мог по-другому. Не мог и не умел. С того самого момента, как он прочитал дневник, все его заботы, целиком и полностью, были направлены в будущее. Ведь он, с точностью до дня, знал, когда сбудутся его планы, а некоторым из которых только предстояло осуществиться. По этой причине он совсем забывал жить настоящим, отодвигая другие сферы своей жизни, не то, что на второй, на самый задний план.

С самого детства он был не особо общительным ребёнком. Да и как тут было стать таковым, когда растёшь в огромном доме, полном родных и прислуги, но с полнейшим отсутствием сверстников?

Первое яркое воспоминание Брайана приходилось на посиделки в кругу семьи за рождественским ужином, когда ему было пять. Несмотря на то, что он, Майк, мистер и миссис Уайт жили в одном доме, Рождество было чуть ли не единственным поводом собраться всем вместе. Майк и мистер Уайт работали в компании последнего. Уходили они рано, а возвращались, когда чаще всего маленький Брайан уже крепко спал. У миссис Уайт нередко были свои заботы и, хотя, она и души не чаяла во внуке, но не собиралась посвящать ему все своё время.

В то рождество они сидели вчетвером за праздничным столом. Рядом стояла пышная, зелёная ель, которую Брайан впервые, не без помощи миссис Уайт, конечно, наряжал самостоятельно, чем он сам очень гордился. Этим он сразу, как только принесли десерт, поспешил поделиться с Майком и мистером Уайтом. От Майка он тогда услышал похвалу, но сильнее всего запомнились слова мистера Уайта, сказанные в нравоучительной манере:

“Большие шарики нужно вешать снизу, а сверху – поменьше”.

Вот и все, что он сказал, чем очень огорчил маленького Брайана. Уже перед сном он спросил у Майка:

“Пап, а почему дедушке не понравилось, как я украсил елку?”

“Ему все понравилось, просто он очень устал на работе”, – заверил тогда его Майк.

“Ты тоже устал, но тебе же понравилось”, – запротестовал Брайан, чем вызвал снисходительную улыбку Майка.

“И ему тоже. Дедушка таким образом выражает своё одобрение”.

На протяжении всей жизни Брайан привык не получать хоть какое-то одобрение от мистера Уайта, хотя и, неосознанно, к нему стремился. А после маминого дневника вообще обзавёлся мыслью, которой никогда, ни с кем не делился: о том, что мистер Уайт винил его в смерти своей дочери.

Брайан до сих пор был склонен считать себя виноватым во всем, что случилось с его мамой, а потому проецировал такие мысли на отношение других людей к себе.

Он никогда особо не любил обсуждать свои душевные переживания с кем бы то ни было, пускай даже и с очень близкими людьми, предпочитая проживать эти диалоги у себя в голове. Поэтому сегодняшний разговор с Крисом был скорее исключением. Брайан вообще достаточно тяжело впускал в свою жизнь новых людей. С Крисом же он, хоть и не сразу, почувствовал связь, которая совсем не была следствием их близких родственных уз. А, скорее наоборот, возникла вопреки его внутренним установкам и постоянным метаниям от желания узнать Криса поближе до того, чтобы загнать их общение в чисто рабочие рамки. Однако, с самого начала последнее не имело никакого смысла. Потому что, как верно подметил Крис, Брайан вполне мог справиться и без него.

Ответ крылся гораздо глубже. Его тянуло к Крису из, вполне обоснованного, желания узнать человека, который был так близок его маме. И, хотя, тот же Майк всегда был частью жизни Брайана, именно Криса он негласно считал тем, от кого мог получить подробности о жизни своей мамы, которых ему так не доставало.

Такая зацикленность на построении наиболее полного образа Кэтрин была результатом странных ощущений и предчувствий, преследовавших Брайана с самого детства. Как некоторые дети представляли, что играют с воображаемыми друзьями, так и Брайану казалось реальным незримое присутствие мамы. Из семейного альбома с фотографиями он знал, как она выглядела, а потому четко понимал, кого не раз видел во сне. Так уж вышло, что в детстве Брайану довольно часто снился один и тот же сон: небольшая комната, в которой была только молодая девушка – его мама. Она сидела за столом напротив окна. Когда Брайан подходил к ней ближе, он каждый раз видел, что она листает альбом с его собственными фотографиями. При чем, как раз в том возрасте, в каком он был каждый раз, когда видел эти сны. По пробуждении он сразу бежал перелистывать свой альбом, который прятал под кроватью, и представлял, что сейчас его мама делает то же самое.

Эти сны всегда провоцировали у Брайана ещё большую тоску, с которой он, в силу маленького возраста, не знал, как справляться. Именно поэтому он часто рассказывал Майку, что с ним опять играла мама. Тогда Майк садился в кресло, усаживал его на колени и подолгу говорил с ним. О том, что его мама сейчас в мире, из которого она не может вернуться. О том, как она любила Брайана и как наверняка, сейчас скучает, когда смотрит на него. А Брайан каждый раз после этого просил рассказать ему, какой она была. И успокаивался, заслушав очередную порцию историй от Майка.

Пожалуй, сегодня как раз и был такой день, чтобы опять прибегнуть к помощи своего отца: когда мыслей и вопросов стало слишком много. Нет, конечно приём с сидением у него на коленях уже двадцать лет, как не работал, но Майк все ещё был для Брайана тем человеком, к которому он шёл за советом.

Допив последний глоток кофе, он отставил пустую чашку на пол и блаженно прикрыл глаза, проваливаясь-таки в объятия сна.

– Ты хотел о чём-то поговорить? – спросил Майк Харрис, отрывая взгляд от монитора компьютера и переводя его на, только что вошедшего, Брайана.

– Да. То есть, нет. То есть, как дела, пап?

Брайан неспешно вошел в кабинет отца и остановился, прислонившись к стене, чуть левее стола, за которым сидел Майк.

– Все хорошо. Только не говори, что соскучился за выходные.

– А, что, если и так?

– Тогда мог бы, для приличия, позвонить. Сообщение с поздравлениями не в счёт, – сразу отрезал он Брайану пути к возражениям.

– У меня были дела.

Майк чуть нахмурился.

– Какие же?

– Я виделся с Крисом. Ещё раз, – ответил Брайан, опустив глаза.

– И?

Брайан посмотрел на отца, лицо которого стало ещё более нахмуренным.

– И мы немного поговорили.

Майк многозначительно хмыкнул, но ничего не сказал.

А Брайан продолжил.

– Я, на самом деле, хотел узнать твоё мнение, если я буду время от времени с ним видеться. Я считаю, что это может очень помочь в дальнейшей реализации проекта.

Свои личные мотивы Брайан, однако, благоразумно предпочёл не озвучивать.

– Ты же уже знаешь мое мнение. Но тебя, я вижу, оно не останавливает. Тогда, зачем тебе нужно мое благословение?

Майк внимательно посмотрел на сына. С течением времени, он все больше напоминал ему Кэтрин. Особенно сейчас, когда в жизнь Брайана, также, как и 30 лет назад в жизнь Кэтрин, врывался Крис, а он опять не мог никак этому воспрепятствовать. А в случае Кэтрин, даже поспособствовал их встрече. Печальнее всего было то, что он не мог иначе. Он принял своё решение много лет назад, когда откликнулся на затею мистера Уайта, которая втянула его в многолетнюю череду событий, все время ведущих его к заранее известному итогу. Этим решением он принёс в жертву всю свою жизнь и для него никогда не было вариантов, в которых он бы поступал по-другому.

– Я хочу, чтобы ты понял, почему я это делаю.

– А ты сам понимаешь? Почему ты так уверен в человеке, которого совсем не знаешь?

Брайан на мгновение был сбит с толку таким вопросом.

– С чего ты взял, что я ему доверяю?

– Потому что ты пришел ко мне не с вопросом о нем, а с вопросом о вашем общении, как о свершившимся факте. Поэтому, я повторю вопрос, зачем тебе нужно мое благословение?

– Чтобы дать мне понять, что я поступаю правильно, – выпалил Брайан, не сдержавшись. – Я путался в этой истории, сколько я себя помню и сейчас запутался окончательно. Я не понимаю, к кому и как мне относится. Я очень боюсь тебя обидеть. Но Крис… не чужой для меня человек. И знаешь что? Мне его чертовски жаль. Он, в каком-то смысле, оказался случайным участником нашей семейной драмы. И, хотя, без него абсолютно ничего бы не случилось и даже меня бы здесь не было, он и для тебя, и для дедушки – даже не человек, просто средство, которым можно попользоваться и выбросить за ненадобностью.

Брайан отчаянно пытался контролировать свой голос, но то и дело срывался практически на крик, а потому, по окончании своей тирады, его дыхание совсем сбилось и в кабинете были слышны его громкие, рваные вдохи.

– Как давно ты принимал лекарство? – как можно спокойнее, поинтересовался Майк, осторожно поднимаясь из-за стола, чтобы медленно подойти поближе к Брайану. – В последние недели ты сильно переживал и должен был принимать его ежедневно.

Брайан перевёл озадаченный взгляд на отца и несколько раз моргнул, чтобы прийти в себя.

– Вчера я вернулся поздно и забыл выпить таблетку

– У тебя есть сейчас хоть одна с собой? – спросил Майк, на всякий случай подходя ещё ближе и, незаметно для Брайана, держа руки чуть вытянутыми в его направлении.

Похлопав себя по карманам брюк, Брайан достал оттуда небольшую блистерную упаковку из трех изумрудно-зелёных таблеток. Одним движением он извлёк полупрозрачную капсулу и проглотил, даже не запивая.

С пару минут они оба стояли на месте, застыв в нелепых позах и почти не двигаясь.

– Прости, – тихо попросил Брайан и опустился в ближайшее кресло. – Я не должен был этого говорить.

– Не должен был, – согласился Майк, вернувшись на своё место за столом. – Но я понимаю, что ты хотел сказать. Просто будь осторожен с этим Крисом. Он не так прост, как может показаться.

Брайан слабо кивнул в ответ, не глядя в сторону Майка.

Он не любил свои внезапные срывы. Сейчас они, впрочем, были редким явлением. Он почти всегда мог контролировать свои поступки и мысли, осознавать, когда нужно остановиться. Глубокий вдох и протяженный выдох. Повторить десять раз. Этот нехитрый порядок действий уже давно въелся в мозг на уровне подсознания и в моменты помутнения звучал в голове голосом Майка, мало изменившимся со времён его детства.

– Обещаю, что буду осторожен.

– Хорошо. Удалось узнать что-то новое? – резко перевёл тему Майк, уводя Брайана от неприятных размышлений.

– Не то чтобы новое. Скорее – непонятное. Помнишь, у меня были сны о маме?

Майк напряжённо кивнул, пока что не понимая, к чему ведёт Брайан.

– Оказалось, что у Криса тоже был подобный сон. И даже мама в дневнике писала о похожем у неё.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что во всех трёх случаях присутствуют, как минимум, две общие черты: собственно, мама и комната, в которой она находится. Таких совпадений просто не бывает.

– Ты думаешь, что она находится в этой комнате?

– И да, и нет. Комната – это скорее абстракция, за которой скрывается что-то, куда более сложное и необъяснимое. И эти сны могут быть своеобразной формой общения, способом передачи информации от неё к нам. Будто мы трое связаны сквозь пространство и время.

Обсессивное состояние Брайана очень быстро перетекло в довольно мирное русло, чему Майк не мог не радоваться. Чего нельзя было, однако, было сказать об этой теории трехсторонней связи. Он, конечно, и раньше подозревал ее силу и возможное практическое применение, но только в отношении Брайана и Кэтрин. Наличие в этой связке еще и Криса его нисколько не радовало, скорее, даже наоборот. Но пока он не нашёл достаточное подтверждение возможности устранения этой переменной, ему приходилось мириться с таким порядком вещей.

– Я только повторюсь, чтобы ты был с ним поосторожнее, – бесстрастным тоном сказал Майк. – Над твоей теорией я подумаю и мы обсудим ее позже. А теперь извини, у меня много работы, – добавил он, когда его взгляд упал на телефон, который отобразил только что пришедшее сообщение от мистера Уайта:

“Сегодня, в 23:00, в парке у озера”.

Глава 5

Кэтрин чувствовала, что задержалась во второй комнате, пожалуй, слишком надолго. Частота смен “рассветов” и “закатов” стала уж чересчур высокой: она то и дело добавляла следующую отметку на стену под книжной полкой. Теперь, рядом с цифрой девять было уже 6 чёрточек. Время неумолимо неслось вперёд, пока она, все так же, сидела на месте. А, может, это она неслась мимо чего-то недвижимого?

В этом месте Кэтрин потеряла способность чувствовать не только время (ей всегда казалось, что день длится не больше получаса), но и пространство. Особенно, в моменты своеобразного перехода от “ночи” к “утру”, когда она открывала глаза и не сразу могла понять, где заканчивается верх и начинается низ. На какие-то короткие мгновения, Кэтрин все казалось перевёрнутым с ног на голову.