Плен
Когда мне уже во второй раз показалось, что тропа с рекой уводят нас в неверном направлении, за очередным поворотом появились огни костров, разгоняющие вечерние сумерки. Солнце клонится к горизонту, воздух становится ощутимо прохладным и сырым. Ваня продолжает твердить об услугах электронщика, которого надеется найти в лагере, ибо «рюкзак-холодос», придумал же словечко, действительно оказался равен мне по весу. Наши мнения, по поводу контакта с людьми пока что расходятся. Битых полчаса мы топчемся вокруг стоянки, отгоняя тучи комаров. У меня нет уверенности в разумности своей предосторожности, но идея уходить в темноте дальше, и ставить палатку прямо в кустах, не сулила ничего доброго.
– Слушай, хорош менжеваться, – упрекает меня тяжеловоз. – Ты же видишь, синих повязок на головах у народа нет, дубья тоже не видно. Может, Синие где-то в другом месте тусуются, или проблемы только на условном кордоне чинят.
– Что, надоело кровопийц летучих кормить? Мне тоже что-то подсказывает, зря мы палку перегибаем. Может, правы Вольные, и тотального засилья на каждом шагу нет. Как ни крути, а мы в парке, – последний раз присматриваюсь к палаткам, выпрямляюсь и подвожу итог. – Ладно, твоя взяла, только давай с тропы зайдем, как нормальные люди.
Расслабленной походкой мы приближаемся к некой имитации входной арки, сделанной из стволов тонких деревьев, но тут же оказываемся остановленными двумя молодчиками:
– Куда спешишь приятель, где сопровождающий, где пропуск? – он оценивающе окинул нас взглядом. – Мы тебя не знаем, поэтому нужно все установить и проверить, твоего дружка это тоже касается, – молодчик свистит своим помощникам. – Братцы, помогите двум заблудившимся со статусом определиться.
– Все-таки мы наивны как дети, повелись на отсутствие атрибутов, – подумалось мне, когда от ближайшей палатки отходят парни с цепкими взглядами и крепкими руками. Вслух же говорю другое. – Мы здесь недавно, шли целый день с юга, и надеемся на отдых. Ни о каком сопровождении не слышал, и вообще люди почти не встречались, – грубо вру, но продолжаю. – Разве сюда нельзя так просто войти? – замечаю, что уставившиеся на нас парни молчат, то ли от удивления наглостью, то ли от презрения. – Если что, не станем вас смущать своим присутствием, пойдем дальше.
– Нет, так дела не делаются, пришел, так отвечай по полной. Снимайте поклажу, показывайте, чего несете, выкладывайте все из карманов, – его тон был категоричен, лишая возможности избежать проблем, особенно ввиду отсутствия не только сопровождающего, но всего кордона, потеря которого скоро может раскрыться.
Возражать нам не позволили. Главный охранник лагеря, не хотел возиться с двумя непутевыми туристами, и приказал подручным отвести нас на дознание. Пришлось повиноваться, им и кулаков хватит, чтобы прервать мой неудачно развивающийся поход, даже бить не надо, а рядом махнуть. Судя по Ваниному лицу и взволнованному голосу, он был обескуражен от развития событий. Мой попутчик что-то шепчет, пытаясь оправдаться, но слова проходят мимо моих ушей. Сам понимаю, что обидно наступить на одни и те же грабли второй раз за день. И сейчас, идя в кольце блюстителей навязчивого порядка, жалею об измене собственных принципов, не связываться с людьми, как сразу планировал.
– Они не могут знать о той драке на тропе и наших птичьих правах, – мне захотелось обнадежить Ваню и убедить самого себя, пока нас вели вглубь лагеря. – Попробуем выкрутиться.
– Выкрутишься тут, – недовольно бурчит Ваня. – Ты на рожи их глянь, как обкуренные.
Рядом с четырехместной палаткой замечаю натянутый тент, разумеется, синего цвета, жаль, что издалека мы его проглядели. Солидный человек, с внешностью и манерами казака, осматривает наши вещи. К моему скромному грузу нареканий не возникает. Зато диковинный рюкзак Вани порождает бурную реакцию. Открывается только один блок, со стандартным набором вещей, остальные же заперты кодовыми замками. Заподозрив особую ценность содержимого, ибо такими контейнерами пользуются больше всего военные, Ваню начинают допрашивать с особым пристрастием.
Поняв, что Ваня темнит, казак, назвавшийся Ставром, переключается на долго молчавшего меня:
– Теперь ты мне объяснишь, как вы незаконно заперлись на нашу территорию, не встретив наших ратников. И не заливай о пустых дорогах. Говори всю правду.
– Да тут и рассказывать нечего, – в моей голове наскоро складывается странная легенда, способная отвести хотя бы полбеды. – Мы наверно сразу с главной тропы восточнее свернули, и на второй день пути в горную гряду уперлись. Шагали вдоль, до реки, хоть и долго, но по берегу преграду обошли, – гляжу ему прямо в глаза, пожимаю плечами. – Так в лес и попали. А чтобы с направления не сбиться опять на запад двинули.
– Врет и не краснеет, – усмехается Ставр. – Вы на него только поглядите. А как по отвесным утесам прыгали, которые берег подпирают? Или у вас еще крылышки за спиной? Или ракетный ранец припрятан? Там даже мы не ходим, не то, что всякие простаки. Если бы вы с Хризолитовых ванн шли, еще могу поверить, а так нет.
– Может быть мы о разных реках говорим. Скалы там были, но вдоль берега маленькая отмель тянулась, по ней и прошли, – мое лицо уже предательски пылает, а сердце собирается проломить ребра, чтобы закончить это позорище.
Мы препираемся еще четверть часа, но прозорливый казак окончательно загоняет меня в логический угол. В какой-то момент моя голова сама собой сникает, а он поучительно говорит:
– Ну что парень, окончательно запутался? Не то что смысл вранья, так сам себя терять начал. Уж поверь знающему человеку, постоянная ложь слишком много сил отнимает. Глянь, во что превратился, – он неожиданно сует мне маленькое зеркало. – Страшно посмотреть. Как все просто было бы, выдай ты правду. Мы все люди, договорились бы. Что, язык проглотил.
– Правды в мире нет, – вырывается у меня строчка из одного лирического произведения. – В вашем мире точно.
– Обыскать нарушителей с ног до головы, все конфисковать вместе с обувью. Пусть ждут решения руководства. А мне пора пойти доложиться.
Ваня начинает возмущаться, но его быстро прерывают коротким ударом в грудь, перехватившим дыхание. Сказать было нечего, ситуация глупая, так влипнуть в самом начале. В худшем случае мне грозит провести три недели в роли пленника. Пока меня обыскивают, и вытаскивают карту, словно живую плоть отрывают, соображаю новый план действий. Сидеть сложа руки, не по мне. Безвыходных ситуаций, как известно не бывает. Пока что в голове зудит мысль о банальном побеге, но в моем нынешнем состоянии, да еще ночью, в неизвестном лесу, это равноценно досрочному завершению путешествия. За спиной, где никого не должно быть, снова слышится знакомый голос, похожий на бред, и невольно прислушиваюсь к нему.
– Не тупи, у тебя же есть отстраненность. Отойди в сторону от собственной гордости и принципов, примкни с Синим, ведь нет разницы как добираться, и Ставр говорит, что все люди. Ты хотя бы оглянись вокруг, – молчу в ответ, но осматриваюсь.
Кроме одержимых стражников замечаю простых путников, сидящих у крайних палаток. На их лицах то самое выражение, когда жертва радуется, что мучают не ее. Однако не обижаюсь, ибо понимаю, что не хочу пятнать свою честь в неблагородных делишках. Закрываю глаза, молчу, жду пока в голове прекратиться гул. Система все-таки отпускает меня, но радоваться нечему, конфискация достигает своего пика.
– Шляпу-то оставьте, вдруг мне голову напечет, – мне показывают кукиш. – Сатрапы, – кукиш превращается в кулак.
– Здесь мы музыку заказываем, – шутливо сказал один из моих мучителей. – Сейчас ночь, а завтра в тенечке посидишь. Целее будешь. Нечего по лесам в одну каску бегать, еще поди насорить успел.
– Мне и сорить нечем, – зачем-то оправдываюсь, а про себя подумаю о другом. – Как же вам повезло, паскудники, что меня сдерживают штрафы, отчеты системы и вероятность вылета из парка. Может бока не намял, но хотя бы словом уязвил.
Когда Синие добродетели унесли конфискованное, мы с Ваней пристроились у одного из костров, и просто глядели на пламя. Иногда приятно смотреть как языки огня медленно пожирают дерево, обращая его сначала в уголь, а затем в пепел. Святящиеся искры разлетаются во все стороны и слышится треск с пощелкиванием, приносящие умиротворение. Продолжаем сидеть и наблюдать за здешним населением. Ощущаю нездоровую атмосферу, словно в эпоху перемен попал. На память приходит старый подлый прием: некто объединяет людей сильной идеей, создает раскол и противостояние меж ними, а прочих пугают опасностями дальнего пути и другими выдуманными угрозами, не давая права на самостоятельность. На выходе идеальная модель паразитизма. У фанатиков абстрактная цель и верная борьба с прилагающимися наградами, у руководства обслуга и источник дохода. А все шишки на слабых духом падают, в том числе и на меня. Может рано еще в космос?
Из раздумий меня выводит Ванин голос:
– Однако, какая система у них ловкая, все в плоть до обуви забрали, равно что в тюрьму посадили, Босиком-то и с пустым брюхом далеко не уйдешь.
– Так и есть. Полная зависимость. Заточение без запоров, скажи кто подобное, в стартовом пункте, ни за что бы не поверил.
– Слушай, свой груз терять никак нельзя, лучше сдохнуть. Рассказать всего не могу, знаю мало, только по части доставки. Считай, что ноша бесценная, и моя судьба на кон поставлена. Уже мозг сломал, пока гадал как с холодосом свалить. Идеи есть, только все шумные. Может ты чего предложишь?
– У меня сейчас в голове первозданный хаос и раздрай. Гениальных мыслей не выдам, одна банальщина, – отвечаю Ване, и оглядываюсь в поисках лишних ушей, но нас сторонятся. – Лучше бы ты не уточнял о ранце своем, у меня он сразу сомнения вызвал. Не хочется в мутную историю влипнуть, только ты…
– Не волнуйся, все честно, – Ваня перебивает меня. – Но сказать мне, правда, нечего. Знаю одно, дотащить надо в одно местечко, ну и так, по мелочам указания есть. Выпутаться бы только, а холодос хоть силой отнимай, – договорив Ваня подсаживается ближе к огню, спасаясь от ночного холода.
Спать, согласно моему режиму, было еще рано, да и негде. Обчистили и оставили на произвол судьбы, с ощущением мнимой свободы. Практичное любопытство берет меня за руку и ведет осматривать лагерь. Замечаю попытку во всем навести порядок, особенно в сравнительно ровных рядах палаток. Но задачу выполнили спустя рукава. Об этом говорят внезапные изгибы улочки, выступающие тенты и разбросанные бревна. Типичный бардак в условиях принудительной системы. Посреди этой пародии на военный городок, замечаю шатер, сделанный из четырех тентов, жердей и веревок. Вокруг него толпятся люди, словно перед с кафе или закусочной. Оказывается, мои предположения попали почти в цель. Приблизившись, читаю надпись «Бар» на растянутом тросами полотне. За стойкой, сделанной из расщепленных бревен, стоит уже известный мне тип, встреченный на раздаче снаряжения.
– О, знакомое лицо. Помню тебя, молчун. Не мнись в стороне, подходи. Тебе чего налить, выбирай, хотя вариантов не много, – веселым голосом говорит парень, выставляя кружку на стойку.
Иногда бывает трудно ответить отказом, не обидев человека, особенно такого эмоционального, впрочем, у меня имеются причины, поэтому говорю:
– Здорово. Попробуй тебя забудь, контрабандист. Вижу, быстро устроился и, хм, грузу применение нашел. Мне разве что чаю или воды, если есть, и не уговаривай на другое, у меня самодисциплина.
Трюк сработал. Бармен пожимает плечами, тихо изумляясь моим причудам. Воды налил, выгонять не стал, позволив сесть на деревянную чурку и послушать разговоры, предсказуемо пустые. Мне думается, что таков и был его изначальный план, этого ушлого парня. Разумеется, он все забыл, однако недвусмысленный характер ноши и подходящая пси-закладка сделали свое дело. Много уже слышал о подобных затейниках, заявившихся в путешествие со своими странными целями. Некоторые пари заключают, другие деньги зарабатывают. Читал мнение, что такие люди на туристическую фирму работают, или вообще третьей силой являются. Знаю заранее, что правы все, но мотивацию нового бармена выяснять не хочу, ведь лишнего не беру, даже знаний.
– Так ты у нас босяк. – восклицает контрабандист из-за стойки, глядя на мои ноги. – Что натворил-то?
– Слишком самостоятельный. Хотел без чужой указки до вершины дойти. Оказывается нельзя.
– А-а, денег пожалел, нагрубил поди, – улыбаясь говорит бармен. – Им такое не нравится. С Синими лучше сотрудничать. Они парк хорошо знают. Кого водили, никто не жаловался, не то что у Красных.
– Ну-ну, потому что не возвращались. Верно? – мой собеседник иронично пожал плечами. – Мне в чужие игры играть без надобности, свои ноги и голова есть, разберусь уж с вершиной.
Ко мне подсаживается помятого вида субъект, иначе и не скажешь. Из его невнятного бормотания стало ясно, что индивид ищет компанию и помощника, чтобы общими усилиями одолеть горючее зелье. Молча мотаю головой, зная о важности не вступать в разговор. Мысленно усмехаюсь, и думаю, если подобные подвиги духа продолжатся и дальше, следящая система выдаст мне великолепный отчет. Как ни крути, а в состоянии глубокого погружения, большинство людей, нашего добродетельно общества, свободного от вредных пристрастий, падают здесь ниже некуда. Лишь единицы имеют внутренний стержень, правда нет гарантий, что в моем отчете не будет отметки «сбой погружения». Однако для объяснения такого положение дел, своему незваному соседу по столику, у меня не хватало ни красноречия, ни желания.
На обратном пути к одиноко скучающему Ване, случайно сворачиваю не в тот проулок между палатками. Решаю пройти насквозь, чтобы не возвращаться, да и земля здесь помягче, ноги-то обувью избалованы. Почти сразу до моего слуха доносятся знакомые голоса, один рассудительный, другой возбужденный, эмоциональный, как популярного певца. Впрочем, это и был певец. Возле скромного костерка сидят тот самый Валентин и Эшли. Мое появление окончательно превращает Валентина в словесный ураган, правда позитивный. Выясняю, что парни оказались здесь не по своей воле, тоже против порядков пошли, на какой-то час меня опередили. Они больше жалуются и возмущаются своим положением, нежели строят планы спасения. Меня слушать не стали, так на личной драме зациклились, особенно отнятая мандолина печалила вдохновенного менестреля. В конце концов у меня заканчиваются силы и терпение. Коротко прощаюсь и ухожу спать, точнее имитировать отдых.
Томление духа
Ночь мы с Ваньком скоротали под каким-то навесом, вблизи одного из костров. Съежившись на боку, мне удалось ненадолго задремать, чтобы сразу попасть в бредовую галлюцинацию, которую и сном не назовешь. Рассудок оказался достаточно крепким, чтобы признать в облике сотрудницы «Восхождения» следящую систему. Просто люди не умеют говорить подобным образом, давя железной логикой, как машина. Она призывала меня к активности, ждала решительных действий. Девушка не делала разницы между принятием присяги у Синих, безрассудным побегом, выводом из строя стражи ради снаряжения и повязок. Неимоверных усилий мне стоило выбраться из липкого кошмара, чтобы просидеть остаток ночи с открытыми глазами. Необходимость активности мне самому была ясна, но без подготовки или случая результат будет печальным.
Приступ гостеприимства так и не случился среди любителей синего цвета и лесного порядка. Ночью о нас никто не вспомнил, а весь новый день мы безуспешно пытались вступить в переговоры с местным лидером, ибо рядовые представители Синих глядели на нас, как на пустое место, статус, мол, не определен. Давно ушедшая в прошлое бюрократическая система процветала здесь пышным цветом. В очередной раз мне пришлось заметить, как у погруженных людей проявляется темная сторона, начисто подавляющая нравственность и разумность. Нас просили ожидать неопределенное время, пока идет «разбирательство», причем без участия главных лиц.
После очередного отказа решаю поделиться мыслями с Ваней:
– На мой взгляд, здесь применяется традиционный прием выдерживания в очереди, ради создания важности, демонстрации власти и еще невесть чего. И все обыски, допросы, принуждения, такая мерзость, поубивал бы всех, но это верх безрассудства, да и рука не поднимется.
Приятель согласно кивает, и осматривается, не желая провоцировать Синих нечаянным словом и говорит:
– Просто на мозги давят, чтоб не зарывались. Наверно лучше мне и не выходить отсюда, даже не знаю что хуже. Опоздаю, если еще денек балду пинать будем. А если бегом добираться, то умру уставшим, как говорится. Дрянь дело, – он глубоко вздыхает, нервно переступая босыми ногами. – Похоже здесь все сделано, чтобы тормозить нормальных людей.
– Считаешь себя нормальным? С их точки зрения ты бандит, разделавшийся с патрулем, да еще с подозрительным грузом за спиной, – на Ванино возмущение поднимаю ладонь. – Нет, сам так не считаю.
– Что, тоже подслушал? Или тебе открыто сказали.
– Ты о чем? Не улавливаю.
– Если вчера Синие сомневались, то теперь разбитый патруль, а точнее заставу, на нас списали. Будем теперь отвечать по полной. Не представляю как. Короче приплыли, хоть босиком удирай. Но они, как ты заметил, тормоза еще те. Пара дней у нас может и есть, хотя толку с того…
Вечером мы снова сидим у костра, грея чай и думая каждый о своем. Ситуация напоминает мне работу незримой, иной системы равновесия, стоящей выше местной, следящей за всеми, и лезущей без спроса в голову. На фоне успехов прочих путников, мой стремительный марш, без задержек на учебу и другие вещи, ломает устоявшийся порядок, превышая допустимое. Сейчас понимаю, что получил компенсацию, щедро заплатив самым дорогим, то есть временем странствия. Ноги тоже заплатили совой налог, хоть почти и не ходил. Пришлось сесть на голени, не самым удобным образом, но насладиться чаем помешал неожиданный ступор.
То самое равновесие или собственный внутренний голос ехидно начинает бормотать в голове:
– Вот видишь, сам все понимаешь. Негоже впереди всех бежать, будь добр, сбавь скорость. Людей сторонился, вот теперь и сиди в тесном кругу, постигай тонкости общения.
– Тьфу ты, сгинь, – вырывается у меня вслух, а мысленно продолжаю. – Интересно, здесь всех так накрывает, или это все-таки побочный эффект для не погруженных? Спасибо, что без зрительных галлюцинаций, – ступор прерывается, а Ваня недоуменно глядит на меня, не отрываясь от кружки.
– План созрел? – спросил мой друг по несчастью.
– План есть, подходящего момента нет. Или это просто плохой план, не знаю. Выберемся, но не сейчас, а пока можно спокойно еще посидеть у огня, подумать, – мой взор обращается на завораживающую игру опасной стихии.
– Притомило мне здесь штаны протирать и ноги камнями колоть. Как ты только можешь так спокойно рассуждать.
Чтобы разрядить обстановку обращаю внимание Вани на окружающее пространство, широко поведя рукой:
– Ты заметил, что люди в лагере, оплатившие проход, мало говорят, неохотно идут на контакт и вообще замыкаются? Понятно, что многие удручены после больших поборов. Все честно ждут своей очереди на сопровождение. Верят в помощь и одновременно презирают обладателей силы и власти. Про отрабатывающих сомнительную услугу, вообще молчу. Там совсем депресняк. И ни одного бунтаря в их рядах. Другими словами, помощи ждать неоткуда.
Ванек ерзает на бревне, внимательно слушая, и подбросив охапку веток в огонь, внезапно изрекает, в несвойственной для него манере:
– Да чего с них взять, эгоисты. Надеются урвать свой кусок, хотя и мы не лучше. Правда объединились вроде как… Бредово получается. Синих здесь десяток, не больше, а в страхе такую толпу держат, даже не считал, – мой попутчик громко чешет лысую голову, словно ускользнувшую мысль пытается достать. – Может так и должно быть. Спасайся сам, а остальные подтянутся, если захотят.
Погреться и понаблюдать за вечерней жизнью лагеря нам помешали. Меня зовут к лидеру Синих двое подошедших охранников. Все под тем же синим тентом сидит никто иной, как Ставр. Мне кое-как удается сдержать смех, от здешней системы секретности. Правда мог бы и раньше догадаться, вряд ли тайный лидер способен безвылазно сидеть в палатке. Вместо избитой темы проникновения и канувших в небытие патрульных, он начинает выпытывать у меня сведения о ранце-холодосе. Проблема кроется в сложности вскрытия контейнеров. Лидер почему-то считает меня более сговорчивым, и сначала подкупает, потом объясняет, а под конец начинает угрожать. Наивный, как в глупом кино, думал, что соучастник странной акции посвящен во все тонкости.
– Либо ты чокнутый псих, либо в правду ничего не знаешь, – говорит лидер Синих, устало присаживаясь в самодельное кресло. – Если бы чушь тогда не нёс, мы бы нашли нормальный выход, отправили бы утром с одной группой. А так нет. Мы эти контейнеры все равно откроем, не с тобой, так с дружком твоим, или еще как, – он тянется в мою сторону и начинает вкрадчиво говорить, до мурашек по коже. – Но сможешь ли потом с этим жить?
– Стоп, – мне надоел этот спектакль. – Ставр, по-моему, ты заигрался. Тебе так не кажется?
– Э-э, не дерзи. Мы тут не в бирюльки играем, а серьезными вещами занимаемся. Жизненно важными.
– Ладно, пусть так, – мне стало интересно понять логику глубоко погруженного. – Просто скажи, ради чего тебе это надо? Неужели нравится? Уверен, что пару недель назад ты шел к вершине, и не собирался вовлекаться во все эти расследования, допросы, конвои и другие избыточные занятия. Избыточные перед главным, от чего отказался.
На лице моего собеседника и тюремщика отображается великая скорбь, словно ему сообщили о зря прожитой жизни, однако он заглушает это чувство:
– Что бы ты понимал, малец. Считаешь, у наших парней нет возможности во время сопровождения группы взять уйти на вершину? Просто им это не нужно. Опасно, рискованно, и вообще, говорят наверху ничего нет. А здесь есть, и за это надо держаться, сея всеобщее благо, чем бы оно тебе не казалось. Понял?
– Понял, но немного другое хотел. В чем причина такого выбора? Может мне самому захочется.
– Молодежь… Не видишь еще все изъяны мира и людей, а мне они очевидны. За людским стадом должен кто-то присматривать, направлять и наказывать, куда ж без этого. Прутся, не зная дороги, кругами ходят, делают что хотят, рискуют без пользы, а мы во всем порядок устанавливаем. Нравится мне наверно, реальное благо приносить, даже если народ того не разумеет.
– Да уж, спорить не стану. Но по мне, вы отнимаете у путников возможность получать уникальный опыт, и свободу выбора сокращаете. Большинство слишком узко смотрит, чтобы найти лазейку в вашей системе, но таковые есть. И просто боятся, им бы поблажек больше.
– Опасные речи ведешь, малец.
– Уже закончил, а слова при себе оставлю. Кто чокнутому поверит. Ладно, подумаю до утра над порядком, и над грузом моего приятеля. На ночь такие важные дела не делаются.
Врать и играть с огнем мне решительно не хотелось, урок пошел впрок. Просьба отсрочки до утра, на удивление срабатывает. Ставр соглашается, ибо условно зависит от меня. Его искаженное глубоким погружением восприятие мира порядочно озадачило меня. Такая дикая философия кажется мне признаком новых методов воздействия следящей системы на умы путников, ведь год назад подобного не наблюдалось. Возвращаюсь к приятелю, думаю о последней возможности выкрутиться, ибо обман раскроют, а дальше… Лучше даже не предполагать.