* * *
Возвращаться к месту входа было сложно – в неудобных новеньких сапогах успел завестись песок, и Элиза до сих пор не сняла шубу. Почему-то ей казалось, что иначе она обязательно насмерть замерзнет в реальности. Да и песчаная коса была полна каких-то коряг и морского мусора, мешавших идти. По пути к прибрежной деревушке все ее мысли были заняты тем, что, возможно, она больше не найдет ни Бернарда, ни Селин. Но все же, каким-то чудом, она добралась до них. Впрочем, во сне сложно не встретить кого-то даже смутно знакомого.
Теперь они оба следовали за ней назад.
Было бы неплохо встретить и какой-нибудь знакомый экипаж. Или хотя бы знакомую лестницу (Элиза с трудом взобралась по глинистому склону, из которого торчали многочисленные корни). Пройдя сосновую рощу, она вышла к песочнице у подножья скалы, в которой до сих пор возились Бланш и дворецкий. Его было практически не видно, но все же казалось, что он был в человеческом обличии. Это радовало.
– Я вернулась, – оповестила Элиза. Бланш на секунду обернулась, быстро смерила взглядом ее спутников и снова принялась прилежно обновлять орнамент на песке. «С возвращением, госпожа.» – сказала она не своим голосом. Элиза облегченно вздохнула – она опасалась, что вид Бернарда шокирует горничную. Ведь ему сложно было залечить или закрыть полученные раны, потому он со всей присущей ему смекалкой воспользовался кусочками брони и частями поверженных врагов.
– Что это? – напряженно спросил он, схватившись за рукоять меча.
– Моя новая горничная. И мой старый дворецкий. Ты узнаешь? А… ты про рисунок, – улыбнулась Элиза, – он ничего особого не значит. Вот тут – меридианы к ловушкам, вот тут примерная духовная схема места, на котором мы уснули. Замечаешь? Песок будто сам разглаживается, если не обновлять. Оттого моя новая горничная все трудится и трудится.
Элиза гордо дернула плечом, хотя понимала, что подобный способ был едва ли лучшим, и вряд ли мог сработать, как предполагалось. Единственное, что внушало уверенность – то, что песок отторгал схему всякий раз, когда она близилась к завершению.
– Скажите, вы верите в драконов? – решилась спросить она.
Селин тоскливо взглянула в небо.
– Зачем теперь в них верить? – тихо спросила она, – я уж и не помню их…
Бернард еще больше напрягся, переглянувшись со своей бывшей госпожой.
– Эти места лучше оставить в покое, – повела рукой Элиза, как будто поглаживая горизонт за соснами, – а вот те, более новые, в которых вы начинали свой путь… Вам, кстати, не кажется, что они были куда обширнее?
– Да, славная госпожа… – проговорил Бернард.
– И это были не слишком хорошие места, не правда ли? – пристально глядя на Селин, сказала она, – я говорю про Мертвый город.
– Я должна помнить об этом… Иначе… – бесцветным голосом проговорила Селин и получила пощечину. Бернард дернулся, но ничего не сделал.
– Придите в себя, принцесса. Пожар произошел за век до вашего рождения, – мрачно сказала Элиза и снова обвела пейзаж, – а это – за века. Когда ведьма была еще совсем крохой. Вы же видите – здесь все великанское. Небо, море – так неразборчиво и ярко цвета и запахи взрослым не различить.
Она отошла на шаг и услышала «ах» горничной.
– Госпожа Элиза, – сказала Бланш.
– Да, кажется, время уже скоро придет, – кивнула Элиза и заговорщицки улыбнулась, – я всегда подозревала, что нельзя скрыться от верной смерти просто уснув.
(Не то, чтоб это было тайным знанием.)
А хозяин Монт Дернье, кем бы он ни являлся, был забыт всеми, потерял свой облик, но все еще пытался дотянуться из своего небытия до мира живых. Хоботками, жвалами или что он себе отрастил для этой вредной затеи. (Хотя, говорят, даже некоторые люди становятся призраками или чем похуже. Что тогда взять с нечисти.) Как бы то ни было, он был именно хозяином горы. Селения у подножия он не трогал, хотя ни коренных жителей, ни язычников, которые могли бы верить в него, там не осталось. Во сне ведьмы он мог вновь обрести форму, видимую глазу – родиться в форме какого-то бодрствующего существа. И вряд ли он мог по своей воле развоплотиться обратно, чтобы покинуть сон самостоятельно. Вряд ли много существ вообще имели опыт в подобном вопросе.
– Итак, вы верите в драконов? – торжественно спросила она Бернарда и Селин, – но отчего нет?
Элиза недовольно цокнула языком:
– Разрешаю верить хоть во что-то, что способно сожрать все эти грязные части мира снов ведьмы. Я вам привела кое-что. Но вам, – она затейливо улыбнулась и погрозила пальцем, – сперва нужно догадаться, что это.
Элиза рассмеялась. Но Селин все-таки, кажется, наконец поняла, что все это значило: та, кто встречается кому-то только во сне, неизбежно получит черты и уклады сновидца. А та, чьи вековые сны практически целиком состоят лишь из сожалений, горечи и ярости, чьи сны будут сожраны заживо… В общем, если во всех снах великой ведьмы останутся лишь смутные видения детства, и единственной душой в них останется Селин, то кем будет она сама, если не Селин? Конечно, не полностью. Но души не бессмертны. От былой ведьминой и так не осталось ничего стоящего. А если считать бессмертной ту часть души, для которой нет разницы между счастьем и неизбывным горем, то от ее бессмертия меньше прока чем от камня в саду – на тот хотя бы можно присесть.
– А теперь наш гость, – разметав ногой песок, обернулась она к начавшей рушиться скале и сказала, пытаясь имитировать акцент золотистого сильфа. Среди потоков сыпящихся камней и разметанных потоков пыли были видны очертания морды таких масштабов, что Элиза не была уже не столь уверена, что существо услышит.
К сожалению, на дракона оно похоже не было. (Мечта не сбылась.) Но все-таки нечто ящеровидное наблюдалось.
– Послужи моим людям, тогда я, может быть, помогу тебе выбраться назад, к твоему дому. Так что не серди меня… Он, – Элиза указала она на Бернарда, – отведет тебя туда, где живут очень странные существа. Ничего другого здесь съесть ты не сможешь. Так что лучше будет следовать указаниям этого человека.
Огромная лапища подняла бурю песка ударив рядом. Сосны заскрипели.
Только сейчас она поняла, что это последний раз, когда она видит Бернарда – и как всегда насущные дела мешали достойно попрощаться.
Но не все всегда идет, как хочется.
С небольшой досадой Элиза приложила палец к губам.
– Земля здесь не очень крепкая, – негромко сказала она, стараясь звучать как можно менее успокаивающе, – не провалис-сь…
36
Утро было чудовищно, неоправданно холодным. Элиза не стала будить горничную, чтобы та привела ее в порядок. Ведь ради этих процедур пришлось бы снять капюшон, коснуться холодной воды.
Так и теряется аристократический лоск и красота – с такими вот уступками остаткам комфорта. Только пейзаж Монт Дернье и облака могли по-настоящему позволить себе не заботиться о том, чтобы поддерживать себя в приличном виде. В отличие от них, Элизе следовало пересилить себя и заняться утренними процедурами, но она продолжала сидеть, постыдно дрожа от холода и усталости. У нее была отговорка – великая ведьма не помешала ночному вторжению и отпустила назад – поэтому надо было экономить силы на случай мести с ее стороны.
Не могло быть, чтобы ведьма просто сдалась. Ведь это человекоподобное создание прожило столько лет. Куда дольше, чем Элиза думала раньше. В одних Запретных Землях ее правление длилось по счету на нескольких жизней. Неужели после всего этого можно просто сдаться? Неужели и у самой Элизы существовало что-то, что заставило бы ее отвернуться от имени Бенуа? Она никогда об этом не думала. И теперь начала догадываться, почему не могла впустить подобные мысли.
Когда она разрыдалась перед Эриком, ей казалось, что скоро она действительно не выдержит. Но потом поняла, что этого не случится. Никто не мог лишить ее имени. Пока она чувствовала себя, этот факт нельзя было переломить. Но не все остальное. Тот заостренный крюк, сооруженный из половины щипцов, примотанный к остаткам левого предплечья – он действовал от ее имени. По ее воле, с ее мастерством. Но он не был ее рукой. Так же и все части души. Раньше, чем она упадет без сил, раньше, чем она сдастся – они отомрут, заменятся стальными крепкими подделками, которых требует мир вокруг. И избежать этого нельзя. Ведь ее жизнь в большой мере состоит в землях Бенуа, в ее вассалах. Поэтому следовало подталкивать дальше в пропасть дела Буше и его подельников, посадить на крючок Сен-Мартен, и дальше, и дальше. Иначе ее разоренным землям не видать ни средств, ни законного правителя. Без ее действий уже бы погибло больше вассалов. И никто бы не воспользовался караваном. Не вспыхни у Буше подстегнутые каторжные восстания, он не прекратил бы вывозить зерно и ячмень по ставшим неспокойным дорогам, он бы оставил больше своих солдат топтать поля ее людей.
Потому было не обязательно прощаться с Бернардом – ведь были более насущные дела.
Она посмотрела на свою левую руку.
И если бы она не украла шкатулку у ведьмы и не оставила ее Тортю, прихватив часть содержимого, у нее не нашлось бы легкого способа добраться до тех, кто совершил это изуверское проклятие. За все следовало платить. И ей, и другим.
Но… понятное дело, не хотелось.
– Лиза? – соизволила проснуться горничная. Ее голос прерывался, – Лиза?
– Дела здесь закончены. Спускаемся после утренней молитвы, – холодно сказала она.
– Ты плачешь?
– Да…
Где-то осыпался щебень. Даже без хозяина гора пока никак не изменилась.
– Получается? – спокойно спросила Элиза. Она понимала, что должно быть больно и грустно, но почему-то слез почти не было, сколько она ни думала о Бернарде и всем прочем. Она обманом распалила в нем надежду на то, что он сможет исполнить свою мечту. И вместо мечты завлекла в ад, где способны сгореть все надежды. И напоследок призвала помощь, чтобы он сгорел до конца вместе с адом. И он продолжал ей верить. Как бы холодна она ни была…
– Я… сейчас что-нибудь покушать… – немного потерянно сказала горничная.
– Сначала молитва. Не я придумала правила, – спокойно сказала Элиза.
– Ах точно… мы же призвали нечистого… – дрогнувшим голосом сказала Бланш.
– Да какой это нечистый? Оно само за нами притащилось, – отмахнулась Элиза, – Бернард его прикончит, когда оно доделает все. За упокой забытой нечисти молиться не по правилам. Да и из небытия оно наверняка снова вернется сюда.
– Как это… Бернард…
– Он всегда понимал такие вещи по моему взгляду. Впрочем, я больше не его владелица, так что не важно, – спокойно сказала Элиза.
– Нет, я только сейчас поняла. Бернард – это тот самый?! – прикрыв руками рот спросила Бланш.
– Итак, молитва, – прервала Элиза.
* * *
После долгих сомнений, Элиза все же решила не бежать от выданной старичком охраны. Так что вернулись они той же дорогой.
Исполнить договор с Флавием она не могла. По наивности она изначально рассчитывала найти на горе какой-то охранный талисман, благодаря которому та оставалась нетронутой в течении многих поколений. Или нечто похожее, чтобы затем отдать Бернарду. Но вместо этого встретилась с хозяином горы. У беглых монахов не могло быть средств противостоять ему. Даже у Элизы подобных средств бы не нашлось, если бы не недосмотр ведьмы. И раз обычные беглые монахи смогли протянуть целых пять лет рядом с эдакой невидалью, то исследования горы следовало прекращать немедленно. Флавий несомненно пытался использовать ее, но…
– Прикажите оцепить эти сопки, что непонятно? – сказала Элиза, проигнорировав лишние вопросы херувимов, – нечистого оттуда я изгнала.
– Нет, хоть вы и дева, но не экзорцист… – тихо начал тот, что держал обет молчания. Он сидел в самом углу палатки и латал какую-то белоснежную форменную тряпочку. Свет лампы, стоявшей на камнях, играл на пряжках плаща того херувима, который действительно молчал, и медной окантовке священной книги, которую он зачем-то держал на коленях.
– Могу назад вернуть, пусть экзорцисты занимаются, – фыркнула Элиза, – а на тему реликвий… Каюсь, я чуть было не согрешила. Но вовремя вспомнила. Ведь без разрешения настоятеля нельзя забирать. И раз он мертв, то разрешение нужно получить от новоназначенного настоятеля. Неврученное письменное разрешение от любых высших иерархов ничтожно. А вручить-то нельзя. Таковы уж правила.
– То есть вы намекаете, что это нам надо отправиться? – с уже нескрываемым раздражением спросил херувим.
– Совсем наоборот. Не смейте и соваться туда, оцепите. Нечистый был изгнан мною, за что я ручаюсь.
– То есть там и второй есть? – осторожно спросил второй херувим.
– Сомневаюсь, – чуть мотнула головой Элиза и с укором вздохнула:
– Не имели вы дел с инквизицией, не так ли? Кстати, почему лошадь другого цвета? – обвиняюще указала она на жеребца, уныло нюхавшего камни за приоткрытым пологом палатки. Среди шестерки такого раньше не было. Хотя сбруя была такая же, как у прочих – в прошлом белая.
– Должно быть, вы чего-то не понимаете, баронесса, – сказал раздражительный, – мы не принимаем приказы от мирских властей. И мы не обязаны держать ответ перед вами, баронесса.
Его тон граничил с пренебрежением. Стоило каким-то мерзавцам захватить ее земли и даже обычная охрана вела себя так. Впрочем, нет, за время ее недавнего отсутствия случилось что-то, что заставило их изменить отношение.
– И правда, – улыбнулась Элиза, – отдайте это святому отцу. Думаю, он посчитает свою просьбу выполненной.
Она щелкнула пальцами и приняла от горничной сложенную бумажку.
– Что это? – спросил херувим, без смущения разворачивая послание, – шифр?
– Глава-стих-номер слова Священного Писания, – задумчиво солгала Элиза. К сожалению, наизусть она помнила лишь молитвослов. По нему и был составлен шифр. Но старичок должен был разобраться, – или священного текста. По три цифры на каждое слово. А некоторые недостойные и пугающие слова я записала без шифра. Ведь негоже использовать священный текст для этой грязи. Не так ли? Все. Я свою часть уговора выполнила. Пришло время расстаться.
Херувимы переглянулись. Кажется, у них были несколько отличающиеся инструкции и ожидания.
– Вам следует остаться с нами, баронесса, – наконец решился херувим, – все равно без нашей охраны вас схватят до утра.
Элиза гневно обернулась к едва слышно хихикнувшей Бланш. Но та успела взять себя в руки и уже снова стояла с непроницаемым лицом, как и положено горничной Бенуа.
– Вы можете продолжить сопровождать меня, либо я отправлюсь одна, – сказала Элиза холодно.
– Сейчас по всей империи неспокойно, баронесса.
– Разве? – подняла она брови.
– Именно так. Даже нас подрядили недавно в особняк одного крупного жертвователя наведаться. Да вот только не успели.
– Это для вашего-то пансиона? Жертвователь-жертвователь-жертвователь, – шепча попыталась припомнить Элиза.
– У нас не «пансион», баронесса, – огрызнулся он, – так вот, никому не сообщив, сбежал он. Прямо все оставил и сбежал по реке. И…
– Меня это не слишком волнует, – Элиза наконец вспомнила одного из недавних «клиентов» из бумаг Самуила, – хотя я сожалею, что он отказался от благого дела жертвовать вашему пансиону.
Херувим побагровел.
– Госпожа Элиза, – шепнула горничная, – пора бы уже.
– Не совсем, – покачала головой Элиза. Хотя она тоже услышала приближающийся стук копыт – галоп, двоих или троих верховых. Лязг подков о камни разносился далеко, а все трое херувимов оставались в палатке, бесстрашно отбрасывая тени от лампы на тканые своды, не боясь столкнуться с внезапным роем дроби из мушкета снаружи или просто стрелы. Значит, они ждали этих гостей.
– Кто это грозится нарушить наше уединение вы, надо полагать, тоже мне не скажете? – предположила Элиза.
– Это вас не касается, баронесса.
– А давайте, – Элиза запнулась. Привычного веера не было в левой руке, – я покажу, почему следует всегда удовлетворять мое любопытство. Например, вы знаете, почему вы получили на руки только путевую грамоту, а не собственноручный приказ его преосвященства Флавия? – спросила Элиза, – все потому что вы великими стараниями, постом, умеренностью… Хотя нет, вы имеете право зваться херувимами, то есть, священными рыцарями, исключительно до той поры, пока вы неукоснительно следуете приказам воспитателей и высших иерархов. Церковь может закрыть глаза на сложности в процессе вашего воспитания, но не в…
– К чему вы клоните, баронесса? – прервал херувим.
– К тому, что в приказе сказано, что пока я при вас, вы будете защищать меня. Чтобы вас не казнили, вы сохраните мне жизнь, что бы я ни делала. Что бы я ни сотворила с вашими гостями, – заговорщицки сказала Элиза, – вот теперь пора.
– Хватай ее! – крикнул херувим. Тот, что был в углу с шитьем дернулся, но замер. Молчун захлопнул книгу и вяло поднял голову.
– Как мне больно, – страдальчески зажмурилась Элиза, чувствуя перекованное лезвие рапиры Бланш, чуть проколовшее кожу под правым ухом, – боюсь, если вы сдвинетесь, то меня убьют.
– Клянусь и знаю о последствии, – сказала Бланш, прижав свободную руку к груди, где скрывалась выданная Флавием цепочка.
– Прошу вас, госпожа баронесса, не продолжайте, – вздохнул молчун вставая.
– Но у меня есть еще три замечательные идеи, – кротко сказала она, – уверена, после них все здесь присутствующие будут на моей стороне.
Она нетерпеливо покрутила в воздухе пальцем, будто пересчитывая:
– То есть, по меньшей мере, два человека! А остальные… наверное…
– Я разберусь, госпожа баронесса, – буркнул он, откидывая полог, – прошу вас, пока напишите нормальное письмо его преосвященству.
– А вы не станете его читать? – с недоверием спросила Элиза.
– В отличие от вас, мне моя шея дорога, госпожа баронесса, – произнес молчун. Двое остальных мгновенно тоже притихли.
Рука Бланш едва заметно дернулась. Или это был дворецкий?
37
Возвращение в Запретные Земли выходило все более и более муторным и долгим, и еще более муторным. Элиза уже начала переживать, что оставила охрану херувимов, с которой расстояния преодолевались все же куда быстрее. Но, судя по всему, дальше с Флавием ей было не по пути. Разожженные, не без ее помощи, слухи о вероотступниках подняли какие-то конфликты внутри Церкви, которые раньше казались делами давно минувших дней. Занимать в них сторону было последним, чего ей хотелось. Верховный Синод и так до сих пор медлил с резолюцией касательно последователей Гилберта, так что теперь эти проблемы быстро улечься точно не могли.
Но и без бед второго сословия, теперь посреди самых обычных трактов часто попадались кордоны в самых неожиданных местах. Хотя в зажиточных городах дела шли достаточно обыденно.
Как назло, помимо неизбежных проблем в государстве (ее последние шалости вряд ли внесли решающий вклад), случились и другие. Горничная слегла с жаром. Некоторое время она уверяла, что дело временное и вынесла довольно долгую дорогу от Монт Дернье, но под конец совсем обессилела. Они успели добраться уже до городка «Хадол», как называли его в караване. Оттуда было рукой подать до земель Бенуа, а затем и до застав перед Запретными Землями. Адоль был сравнительно зажиточным спокойным сонным городом. Элиза выбрала его лишь потому, что он внезапно исчез из списков филиалов Сен-Мартен, хотя никаких перебоев с поставками в нем не должно было случиться. Напротив, городок был сравнительно близок к ее владениям. По глубокому убеждению Элизы, филиал не мог пойти на дно до тех пор, пока город в порядке – потоки денег бегущих от конфликта (и в обратном направлении) должны были оросить предприятие. Словом, детали закрытия были неизвестны. Все, что выдало сам этот факт – внезапно появившаяся сноска – как у филиала в Мижане, оповещающая о том, что заказы не могут быть приняты в обозримой перспективе. Обновленный листок со списком филиалов Сен-Мартен получил владелец первого счета – тот, что с рубленным почерком – заявлявший, что его магазин выходит в скором времени маршем в сторону (вымарано) новой дислокации, которую он не вправе разглашать.
В принципе, Элизе это было безразлично. Сен-Мартен так и не попался в ее капкан. Да и с корреспонденцией становилось совсем плохо, так что предпринимать новые усилия было уже почти бесполезно. Следовало сосредоточиться на собственных землях и положении Пропащей Полли. Остальное можно было делать, только когда она, наконец, раздобудет тайное приглашение на раут.
Подумать только, что она воспользовалась этой лазейкой! Как какая-то низкородная крыса. Тайные, сиречь анонимные, приглашения существуют лишь с одной целью – возможность привести в самый высший свет своих возлюбленных неподобающего ранга, а то и безродных, либо незаконнорожденных детей. Словом, тех, кого именитые дворяне не должны удостаивать и взглядом. Привести, чтобы почтеннейшая публика могла оценить персону, остающуюся инкогнито и дать ей намек на шанс.
Элиза думала об этом, сидя в ночной рубашке на холодном натертом дубовом полу спиной к дивану. Окна комнаты она приоткрыла сама. Камин не слишком справлялся с ледяным воздухом, но, когда Элиза болела, ей становилось лучше от открытых окон и теплых перин. Возможно, это помогло бы. Правда, приличных перин в городке не нашлось. Она смогла купить только одну, довольно посредственную.
Ей было мерзко. Ей хотелось вернуться в свет, но не таким жалким способом. Но ведь другие варианты были совсем уж против правил. Как же мерзко.
– Кажется, ты закончила с моими волосами, – холодно сказала Элиза, почувствовав и услышав, как из ослабевших рук горничной выпала расческа.
Элиза обернулась к дивану и небрежно поправила огромное пуховое одеяло. Землистое лицо лежавшей Бланш смотрело на нее. В сером утреннем свете оно совсем не казалось живым, – на сегодня твоя работа закончена. Я хочу прогуляться одна. Я понятно выразилась? В этот раз точно понятно?
Элиза поднялась и пошатываясь добрела до камина. Последнее время ей самой было худо. Чем бы сейчас ни занимался Луис, это было совершеннейшее безумство.
И небо было затянуто нескончаемыми облаками с каждого утра до каждой ночи.
Она сняла медный чайник и налила воды в чашку. Некоторое время Элиза смотрела на растолченные еще вчера ингредиенты. Все, что она выбрала для отвара сегодня, она выбирала по вкусу, бросив вспоминать все подходящие знания. Все-таки книгочеи были как всегда бесполезны – никаких духов болезни не существовало. Нескольких трупных сильфов Элиза уничтожила ночью, но они лишь выжидали и никак не вредили больной.
Элиза поднесла пряно пахнущую чашку горничной. Это тоже было неприятно – Бланш до сих пор считала ее подругой. Хотя Элиза ни на секунду не сомневалась бы, ее рука не дрогнула бы, если бы был способ ценой жизни горничной спасти род и земли Бенуа. Единственная загвоздка состояла в том, что такого способа принципиально не могло существовать. Ее рыцари стали более чем доходчивым примером.
– Еду… – откинувшись прошептала Бланш, сделав несколько глотков.
– Еду принесут позже, – кивнула она.
– Ты… тебе… – прошептала Бланш.
– Я знаю, – фыркнула она, подобрала остов рапиры, покоившийся в ножнах возле дивана, и пододвинула поближе, – обопрись, когда будешь вставать.
Элиза кивнула на ночную вазу.
– Он…
– Стесняется? – понимающе кивнула Элиза, – а для чего я ему ножны покупала? Ладно, шутки в сторону. Дворецкий должен оставаться при тебе.
Рапира дернулась.
– Скоро все закончится, – она сжала сильнее тонкую рукоять, – шкатулка уже дошла до адресата. И, кстати, те стекляшки, что я из нее забрала, начали иногда мерцать. А пока тебе нужно пообвыкнуться со своим починенным телом, исполняя простую работу.