* * *
Без всяких манер рухнув на кровать в обчищенной дочиста комнате Ренара, Элиза вздохнула. Все-таки, она очень устала. Она надеялась выехать с церковным конвоем из этого места. Сложив два и два, наконец стало ясно, что вчерашняя слежка велась каким-то магом. Простые люди не способны так неотрывно следовать за целью.
– Госпожа Элиза, не желаете ли чаю? – спросила горничная. Она стояла идеально – в точности повторяя первые уроки.
Элиза напряглась:
– Что? Нет… спасибо.
– Желаете, чтобы я п-приготовила вам постель?
– Что это значит? Здесь кто-то есть? – Элиза привстала на локте. Бланш вела себя так только при других. То есть, в мастерской оставался некто, ускользнувший от ее внимания?!
– Как вы велели, госпожа Элиза, – поклонилась горничная, – здесь никого. Простите, что донимала вас расспросами.
С трудом сев, Элиза вздохнула:
– Это с каких пор тебе не плевать?
– Госпожа Элиза. Вы ведь… Я не могла представить, что вы имеете такие связи со Священной Инквизицией. Если они узнают, что я над вами даже шутила…
– И что с того? – холодно сказала Элиза, – ты принад… работаешь на меня. Я больше не отдам никого. Хоть инквизиции, хоть самой смерти.
– Вы так говорите, госпожа Элиза, но…
– Так, – раздраженно сказала она,
Элиза Бенуа предпочитала, когда к ней обращались по правилам, но отчего-то проложенный ров этикета не годился для такой взбалмошной служанки. Хотелось вернуть прежнее доверие. Как? Был один способ:
– Что ты хотела? – надменно спросила Элиза, – вот: рассказываю о нашем следующем деле. Верить или не верить – решай сама. Едем ко мне домой сделав небольшой крюк. К северу отсюда горы. Там раньше водились драконы. Мы найдем одного и… Вижу, у тебя есть вопросы, задавай.
– Вы верите в драконов, госпожа Элиза?
– О! Я много во что верю. Драконов там нет. Может, и не было. Но это не помешает мне верить в легенду о них, так? Дальше. Как ты выразилась, я «потащу тебя на своем хребте» в страну грез. В мир снов великой ведьмы из Запретных Земель. Там меня ждет мой казненный рыцарь. Лучший рыцарь во всех мирах. С ним, в общем-то, мертвая будущая принцесса забытого всеми королевства. У меня есть дары для них двоих. Ну как?
– Я заметила, что вы опять стащили у меня эту отраву, госпожа Элиза. Я ведь слышала, что от нее начинаются галлюцинации, а потом и вовсе… Может быть, мы все-таки отправимся на юг? Вам следует отдохнуть, госпожа Элиза.
– Подойди и покажи рану, – грозно потребовала она. Горничная повиновалась.
Золотые стежки показавшиеся на свет из-за бинта, выглядели особенно убого. После недавней практики in vivo Элиза была лучшего мнения о своих хирургических талантах. Но сейчас она в первую очередь хотела продемонстрировать свою осведомленность и вменяемость. Она была уверена, что Луис провел с горничной некую процедуру, как тогда с ней в землянке. Следы волшебного вмешательства действительно были налицо – на неряшливой кровяной корке не было ни следа, ни запаха обычного для начинающихся внутренний нагноений. Подобного не достичь никакой медициной.
– Визу м’ин корпо, фрамме ан… – шепотом начала она заклятие. Просто для того, чтобы почувствовать сопротивление наложенных чар. (Примерно так, как бывает на балу, если резко развернуться в сторону сплетниц и посмотреть за их спины.) Ей хотелось почувствовать и продемонстрировать осколки, которые мог оставить Луис. Но их не было – внутри была какая-то несусветная мешанина.
Элиза с сомнением подвигала пальцами и поняла, что, даже если бы нашла за что зацепиться и извлечь более не нужные фрагменты работы Луиса, то, с помощью своих вполне материальных пальцев, это было невозможно произвести. Демонстрация провалилась по всем фронтам.
– Ой! – охнула горничная.
– А почему ты не веришь в драконов? – Элиза решила сменить тему.
34
– Монт Дернье, так вы ее называете? – отвлекшись от разглядывания горного пейзажа, спросила она у сидевшего напротив херувима. Тот вежливо кивнул. Это почему-то только внушило чуть меньше уверенности. Он так же кивал на ее вопросы касательно возможности добраться сюда за два дня. Но дорога заняла трое суток. И еще половину дня – по совершенно разбитому подобию каменистой тропы.
Элиза посмотрела на клонящих головы лошадей. Чем они собирались питаться было не ясно.
– Пора идти, – оповестила она спускавшуюся из повозки горничную и плотнее затянула воротник легкой шубы.
– А точно ничего? – прошептала на ухо подошедшая Бланш, – я ведь не дева… Мне же нельзя.
– Не с херувимами же тебя оставлять, – почти не двигая губами, тихо ответила она. Хотя вряд ли Бланш могла бы стать еще больше не девой.
Причина была корыстна – Элиза желала иметь при себе припасы и прочую помощь. Да и дворецкому лучше было не давать заскучать – он все реже подавал признаки жизни. А лично таскать при себе оружие, находясь в священном походе, было бы против правил.
– Я помолюсь за вас, – сказал херувим, не связанный обетом молчания, но, кажется, самый молчаливый из всей охраны.
– Благодарю, – кивнула Элиза, – я вернусь, самое позднее, через три дня.
– Я помолюсь, – в его повторенных словах не было ни капли уверенности.
Миссия была не самой сложной, с учетом того, что ее выполнение не имело сколь-нибудь решающего значения. Когда-то давно в эти горы ушли остатки сожженного в очередной войне монастыря. Разумеется, монастырь был обвинен в укрытии вероотступников перед (или, скорее, после) оного сожжения. Все бы так и оставалось одной из тысяч несправедливых кровавых страниц истории, если бы не обострившиеся споры касательно обоснования вторжения в земли Бенуа. Одной (совершенно незначительной) из этих причин были слухи о том, что Бенуа тайно укрывали в своих землях вероотступников. Еще сотнями тысяч причин стали спускаемые Элизой деньги на роспуск самых разных слухов.
Целями оных были, в основном, самые пожилые аристократы, ищущие истинной праведности и духовности в безумном вольнодумном современном мире, и оттого часто симпатизировавшие аскезе тех, кого заклеймили отступниками. Они получали самые разные послания. Некоторые послания намекали на процветающее существование нескольких коммун, живших в благостной истине. Одна из коих, впрочем, была вероломно стерта с лица земли безжалостным вторжением Бенуа. Сообщения были самыми разными – от денег, высылаемых на спасение благочестивых беженцев, до обвинений их друзей и родственников, также симпатизирующих отступникам, в тайных гонениях на праведников. Все, чтобы адресаты относились друг к другу с недоверием в итак щекотливом и неодобряемом Церковью вопросе.
Конечно, игра Элизы была не столь прямолинейна и бесхитростна – люди дожившие до преклонных лет, но имеющие крепкие и опасные духовные тайны, обладают свойством не подставлять свою шею под топор палача и скрывать то, что должно быть скрыто. Так что Элиза с интересом училась тому, как умудренные жизнью реагировали на вести – что именно считали безопасным, на что надеялись, к каким средствам прибегали. Третьей задачей этой игры была попытка смастерить на будущее дополнительный путь для побега ее вассалов. В том случае, если Буше сотоварищи окажутся способны прожить до зимы.
Как бы то ни было, вопрос отступников снова начал привлекать внимание Церкви, но совершенно в ином ключе. Серенький старичок, назвавшийся Флавием, (прошлых встреч с которым Элиза так и не вспомнила) выказал одобрение к ее предложению о путешествии к Монт Дернье. Все, что ей требовалось найти – какую-нибудь стоящую реликвию бежавших монахов, которую бы нельзя было однозначно отнести к отступничеству. И (если таковая найдется) реликвию, которая бы однозначно свидетельствовала об оном. Последнюю – исключительно тайно и исключительно для Флавия.
Все это вновь напоминало ее торжественную экспедицию в Запретные Земли, которую она до последнего считала собственной умной идеей. Но лучшего варианта сложно было найти – к нужному месту сопровождал не самый плохой вооруженный кортеж. Возможно, и далее, к ее землям, если старичок не солгал. А лгать ему не было причин. Флавий знал ее. Он знал о наветах на ее род и на нее саму. Конечно, суд инквизиции до сих пор не выпускал обвинений против Элизы Бенуа, потому пока старичок был в своем праве. Но факт их договора в перспективе был опасен именно для него – и даже попытка предательства своего внезапного бенефактора не спасла бы его.
Но на душе все же было неспокойно.
Элиза обернулась, стараясь не показывать жующие движения челюстей. Очертаний повозки уже давно не было заметно в белом тумане. И вкуса остатков листочка во рту – тоже.
Горничная с хрустом оступилась.
Возможно, не стоило так нагружать Бланш. Рана все еще могла открыться. Но здесь почти ничего не росло – костер на ночь не развести. А сама Элиза вряд ли бы смогла дотащить и воду, и вторую шубу. К тому же, в таких чудовищных сапогах.
– Ты наступила на кости, – холодно укорила Элиза. Она не была уверена, чьи выветренные останки то и дело встречались посреди щебня. Они производили впечатление чего-то очень старого – как те, что привез в столицу папенька Марии.
Элиза пока не чувствовала ничего соответствующего дурной славе этих старых пологих гор. В них не было заметно ничего особенно неприступного или смертоносного. К тому же, здесь, кажется, жили сильфиды – хоть с растительностью было плохо, но не было ощущения того, что природа полностью оставила эти места. Просто сильфиды отчего-то не показывались.
Подъем продолжался. Обманчиво пологий склон выматывал быстрее, чем можно было представить. Но до сих пор было решительно непонятно, чем эти горы заслужили дурную репутацию. Ничего экстраординарного так и не встретилось. Не было и следов беглых монахов или каких-либо других путешественников. Элиза слышала, что бежавшие прожили в горах как минимум пять лет. Если рассуждать трезво, за пять лет немногочисленные не обученные группы людей, предоставленные сами себе в местах без еды, оставляют после себя хотя бы что-то вроде могил. Но ничего подобного не наблюдалось.
Выше по склону начинались обветренные скалы не засыпанные щебнем.
– Всё… – простонала горничная.
– Ты не чувствуешь ничего? – спросила Элиза.
– Нет, но я сейчас сдохну, – взмолилась та.
– Странно это, – холодно сказала Элиза. Старичок, вернее, его преосвященство, утверждали, что его люди уже однажды поднимались на эти сопки и-таки нашли монашеское убежище в первую же ночь. Вернее, так, по его словам, поведал лишь один – сумевший спуститься, но не вполне выживший. Подробных и внятных сведений не было.
Собственно, решающего значения поиски скарба беглецов не имели. Просто Элиза не была уверена, что ведьма снова так просто пропустит в эту ее «страну грез», а позже не воспрепятствует уходу. Монт Дернье было замечательным местом отправления. Элиза не слишком задумывалась о том, как именно устроены те врата, сквозь которые проходило ее спящее естество. Но они существовали – иначе как она попадала внутрь страны грез ведьмы?
Будь она на месте ведьмы… (не хотелось такого представлять, но все же) при новой попытке незваной гостьи их открыть, сквозь них бы хлынули все-все удивительные создания, которые прозябали без пользы в Мертвом городе.
Потому, чтобы исключить подобные варианты, Элиза рассчитывала встретить в горах что-нибудь сравнимых свойств.
Во-вторых, если бы на Монт Дернье было так опасно, как описывали, то было больше шансов утащить за собой и горничную, а то и висящую у нее на поясе рапиру. Для нескольких экспериментов, которые она хотела учинить, одной руки было очевидно мало. Да и одной преданности Бланш было мало. Та должна была увидеть все ставки.
– Дойдешь туда? – спросила Элиза, кивнув на расщелину выше.
– Ойх… смотри, тролль! – вдруг сказала она, указывая на россыпь камней.
Элиза краем глаза заметила вспугнутого сильфида. Камни и правда будто чуть-чуть сдвинулись.
У нее похолодела спина. До сих пор она связывала собственную способность видеть духов с тем, что задержалась на свете в состоянии неизбежной, практически наступившей смерти. Никаких значимых талантов к магии у нее не было. Бенуа, как и другая старая аристократия, тщательно проверяли своих детей на этот счет в самом раннем возрасте – суеверие из давно ушедшей эпохи, когда магия была не так редка и слаба. Но и в те времена она проявлялась чаще в именитых семьях. Простолюдинка Бланш не могла просто взять и внезапно открыть в себе возможность видеть духов или вкладывать силу в заклинания. Ее прозрению оставалось только первое объяснение.
– Ойх, – повторила горничная, теперь уже испуганно, – ты кого-то страшного почуяла?
Элиза перестала рыскать глазами и постаралась смягчить лицо:
– Не почуяла, – безэмоционально сказала она. Она действительно не чувствовала ничего, что могло бы убить горничную или ее саму, – а вон там видишь? Выше, где лишайник свисает.
* * *
После заката с каждой минутой становилось все холоднее. Но Элизе было отчего-то очень спокойно. Безлунная, беззвездная, но и безветренная ночь насмехалась над попытками человеческих чувств заявить о существовании реальности. Гора была мертва и тиха. Только холод и напоминал о том, что бытие продолжается.
Само существование таких вещей, как «лампа» или «очаг» казалось чем-то все более странным. Как будто неизвестный художник вдруг срезал мастихином все слои краски, изображавшие города, леса и поля. И под всем этим показался изначальный черный холст, на котором совершенно ничего не было. В таком мире свет и тепло существуют, только когда соблаговолит встать солнце. До тех пор можно довольствоваться только внутренним теплом, что неизбежно исходит из человеческого тела – удивительно естественное доисторическое ощущение, самое естественное из всего, что можно ощутить.
Элизе почему-то на мгновение показалась глупой собственная уверенность в том, что рассвет должен обязательно настать. Но спокойствия это не нарушило. На горе не было никого. Даже сильфиды, и те покинули окрестности полузаваленной пещеры, возле которой был устроен привал. Бесшумно лежавшая за спиной горничная отчего-то впилась пальцами в ее правое плечо, как будто камней под противоположным боком Элизе было недостаточно. Из-за них затекла вся левая часть тела. Хотя и шея, и правая часть также успели онеметь. Элиза снова открыла глаза, но вокруг было все так же темно. Сопоставив факты, она поняла, что, несмотря на приказ, горничная выпустила рапиру из руки, а снотворное до сих пор не подействовало. Сама же Элиза и без снотворного едва бодрствовала.
Ловушки, которые она расставила перед сном, так и не сработали. Если их можно было назвать ловушками – три серебряных стаканчика, примерно расставленные на меридианах, расходящихся от привала (отчего-то здесь они шли примерно в одном направлении). Скажем, третий меридиан должен был приблизительно соответствовать с направлением к созвездию змееносца возле полуночи. Что это даст, Элиза понимала не до конца, но не зря ведь Тортю сподвигли Церковь к уничтожению книг с подробным описанием этого действа. И не зря даже современные ученые продолжали тратить силы на изучение созвездий и сверхтонких материй, вроде эфирной, магнитной и флогистонной.
С другой стороны, что вообще можно увидеть в созвездиях?
Сердце сбилось с очередного сонного удара – Элиза увидела несколько звезд у горизонта и едва заметную рваную полосочку черного ночного неба лишенного облаков. Если бы не продолжавшие сжимать ее плечо пальцы горничной, она бы вскочила. Вернее, ей показалось, что она бы вскочила. Небо скрывал не непроницаемый покров туч – над привалом висело что-то огромное и бесформенное. И более того, оно уже давно касалось Элизу своим жалом. Она вспомнила, что это напоминало.
Когда она явилась встречать и поздравлять ныне мертвых братьев с охоты. В одном из мешков, повешенных на ограде, вдруг очнулся какой-то зверек. Она не помнила, кто именно это сделал – все, что она увидела – тонкий блестящий росчерк снизу, сквозь мешковину, и потекшая тонкая струйка крови. Не кормленные с утра гончие сбежались лакать эти жалкие капли. Элизе тогда почему-то стало страшно за себя. Больше всего на свете она боялась оказаться в подобии такого мешка.
И вот, кажется, оказалась. Нечто закрывающее небо не было каким-то зловредным кровососом, ставшим в тысячи раз больше своей обычной родни. Оно как будто нашло место на мешке из ткани бытия, которое еще можно проткнуть так, чтобы потекла кровь – ведь все на горе было уже выхолощено, кроме бестелесных сильфов.
Потому она до сих пор не ощущала ни магии, ни чего-то живого – гость сам не находился в мешке.
– Мой приказ. Спи, – шепнула она Бланш.
Элиза закрыла глаза и отдалась болезненному сну.
35
– Славная госпожа…
– Все правильно, – отмахнулась она, стараясь не глядеть на Бернарда. Работа, которую он на себя взвалил, не пошла ему на пользу, – глубже идти пока не надо.
На пейзаж смотреть также не хотелось. Похоже, великая ведьма была родом из каких-то варварских земель – таких величественных гор на горизонте и таких прибрежных деревень в империи никогда не было. В резных украшениях на опустевших домах тут и там встречались языческие символы. Одно слово – варвары. Элиза никак не могла понять, как такое место могло стать частью мира снов ведьмы. Впрочем…
– Но, славная госпожа, грань мира живых…
– Я тоже не могу просить тебя о большем! – взмолилась Селин, – я была счастлива, что моя душа смогла задержаться подольше… И с таким героем… А воскреснуть же…
– Что? – удивилась Элиза. Бернард стоял не шелохнувшись.
Элиза нашла в себе силы снова спокойно и безучастно посмотреть в его глаза.
Она продолжила:
– Я бы не стала воскрешать кого-либо. Не мне менять естественный порядок вещей. Мы не будем его менять. Да… К тому же… Церковь учит нас смириться со смертью в нашем бренном мире. Ведь любая жизнь и любая утрата меркнут перед вечностью, для которой и были сотворены наши души. Божественный замысел…
Бернард принял начало ее тирады с соответствующим унынием, но потом его лицо чуть перекосило, и он вдруг заржал самым бессовестным образом. К сожалению, Бернард больше не был в ее собственности. Она не имела права наказать его. Хотя, когда он продолжил проявлять неуважительное отношение, сказав в ее присутствии несколько слов на ухо оторопевшей от его выходки Селин, Элизе показалось, что некоторое право у нее все же имелось. Правда веер, которым следовало воспользоваться, отсутствовал.
– Ну, положим, в вечность души я действительно не верю, – холодно ответила ему Элиза, – это было бы слишком отвратительно. Но с божьей помощью или без нее ты закончишь начатое. А пока помогу тебе я. И мне нужно сказать пару слов будущей королеве Запретных Земель.
Не сказав больше ни слова, Элиза направилась в ближайший дом.
Только переступив порог, она поняла, что увеличенные пропорции жилища не были причудой строителей-варваров. Слишком высокая трава, заборы и деревья были как будто несколько больше обычного. То же было и с домом.
Селин следовала по пятам. Подойдя, она робко и слишком тихо задала вопрос про лорда Запретных Земель, потому Элиза демонстративно проигнорировала. Конечно, Бернард понимал, что в браке принцессы нет ничего похожего на обычную романтику. Но вот Селин могла поставить его в неловкое положение, которое могло доломать его дурацкую мечту.
– Я ошибалась, – спокойно сказала Элиза, когда они остались наедине в комнате.
– То есть, вы все-таки поверили в нашу… в то, что наш союз с… – пробормотала Селин.
– С лордом? Нет. Я никогда не сомневалась в том, что вы оба сможете допустить подобную глупость, – отмахнулась Элиза, – хотя было бы проще, если бы ты влюбилась в Чудовище, а не в сломленного принца, теряющего рассудок от заточения.
– Он не такой!
– Он не такой, – согласилась Элиза, – конечно, ты влюбилась не в то, чем он выглядит, а в то, что видишь ты. Как и он. Для него ты – шанс вырваться из плена. Незнакомка, что пришла, бряцая случайно обретенными ключами к двери его темницы. Подобрала ли ты ключи, данные природой или великой ведьмой – не важно. После стольких лет заточения сложно не начать превозносить тебя, не связать все свое существование с тобой.
– Я не…
– Какая разница? Начало вашего союза может быть любым, – безразлично оборвала Элиза, – ошибалась я в другом. Если ведьмины заклятья разрушатся, случится катастрофа, что бы я ни предприняла. Гибель Запретных Земель, не обладающих ни армией, ни политическими союзами, ни поддержкой второго сословия… Я думала, что если нанять одного из лучших инквизиторов – того, кто подтвердит поражение великой ведьмы, подтвердит, что нечистого нет в Запретных Землях, и создаст соответствующие документы… Документы ведь нельзя заставить измениться пытками и шантажом. Думала, так получится исправить часть беды. А сама бы я предотвратила неизбежное в такой ситуации военное вторжение.
– А… ошибка? В чем она? – Селин уже пришла в себя и впервые действительно смело взглянула в глаза, хотя ее голос был все таким же сдавленным.
– В том, что это невозможно, – холодно констатировала Элиза, – дело не только в сильфидах.
Действительно, она слабо представляла себе, что случится без великой ведьмы со всеми тамошними сильфами, но вряд ли нечто спокойное.
– Сильфидах? Вы про лесных фей? – напряженно спросила Селин.
– Не думаю, что феи дожили до наших времен, – дернула плечом Элиза, – впрочем, я уже и этому не удивлюсь. Знаешь, что составляет плоть государства?
– Жители? – предположила Селин, оправившись от замешательства от внезапной смены темы. Все же похоже было, что она была настроена серьезно, – земля?
– Нет.
– А что же?
– Ответ в том, что ты этого не знаешь. Но ты жила в чем-то вроде государства, хоть у вас и не было монарха. Ты знала, что ваши земли отличаются от других. Все просто знают, что эта «плоть» существует. Если низвергнуть ведьму, то новая плоть не нарастет сама собой. Ее придется пришивать по живому распадающемуся мясу, либо позволить стать Запретным Землям добычей соседей и внутренней войны. Такой, где определится право лорда. Одного одобрения Церкви и политических союзов будет недостаточно, – холодно закончила Элиза.
Она лгала. Население Запретных Земель было ничтожным. Способы скрепить воедино забытое королевство, внезапно открывшееся всем ветрам, существовали. Тот же латник мог бы показательно уничтожить пару десятков тысяч человек из наступающей армии или внутри королевства. Он непременно смог бы, если найти с ним общий язык или припугнуть, или шантажировать. В Мертвом городе также имелись козыри (довольно мерзкие). Можно было предпринять и много чего еще. Но все эти способы можно было использовать, только имея перед собой цель соответствующих масштабов. Ради подчинения того, чем стали бы без ведьминого колдовства Запретные Земли, подобные средства были нерациональны – все равно, что ломать дамбу, дабы насытить водой один тщедушный кустик.
К тому же, ни Селин, ни ее суженный, вряд ли бы смогли удержаться в таком водовороте.
Кажется, Селин поняла сказанное:
– Значит… что бы я ни делала, все кончится катастрофой? Но ведь, пока ты не появилась… Пока вы не появились, Элиза. Все ведь шло хорошо.
– Помимо того, к чему неизбежно приведут твои бесстыдные желания, хочу напомнить, – официально сказала Элиза, – еще один немаловажный факт, что ты, в общем-то, мертва. И еще один, куда более важный факт – ты плохо знаешь лорда ваших земель. Мне кажется…
Селин закрыла лицо руками. Как будто по привычке. Она сильно переменилась. Прошлая Селин тоже могла бы быть в отчаянии, но теперь она переменилась. Стала более сильной и жалкой.
– Мне кажется, – чеканно повторила Элиза, повысив голос, – тебе следует пойти на уступки этой действительности. Что ты стонешь? На какие уступки ты готова пойти?
– Я могу… Но я не понимаю… – всхлипнула Селин.
– И не нужно, чтобы ты все понимала. Все-таки мы во сне ведьмы. Было бы плохо, если бы она услышала мой план даже в твоих мыслях, – устало улыбнулась Элиза, – но, к сожалению, он не сработает без твоего согласия.