Солдат

***

Наступил восемьдесят четвертый год. Уже скоро год, как мы воюем в Афгане. Я был легко ранен в руку. Отлежался пару дней в военном госпитале в Кандагаре и снова с оружием в руках отстаивал честь Родины. Именно в Кандагар командование перебросило нашу бригаду для дальнейших операций. Главной задачей на новом месте было оказание помощи и поддержка сил ДРА.

Была ночь. Здесь я научился спать чутко. Любой шорох поднимал мне веки. Начался штурм нашей временной базы. Все происходило быстро, что-то разобрать было невозможно. По нам ударили ракетами, затем послышались выкрики духов. Все поняли – мы в осаде. Командир начал кричать, чтобы мы заняли позиции, но в такой суматохе ничего не получалось. Передо мной все бегали хаотично в разные стороны. Я с автоматом в руках прорывался к выходу. Вадима найти не мог, но думал, что он тоже бежит где-то позади меня. Прилетел еще один снаряд недалеко от места, где я собрался выбегать наружу. Меня отбросило ударной волной, в голове все зашумело. Я увидел трупы товарищей, с которыми не раз ходил на задания. Удивительно, но я знал наверняка, что сегодня не умру. Это было как твердая внутренняя установка. Я просто не мог умереть вот так. На какой-то момент все немного затихло, я пришел в себя, встал на ноги, прошел осторожно вперед. Увидел корчащегося от боли духа, навел на него автомат и пристрелил. За долгие месяцы, убийство человека для меня сделалось обычным делом, что никак не пугало. Противник начал отходить, нанеся нам большой урон. Уцелевшие оказывали помощь раненым. Я начал искать Вадима. У меня все внутри перехватило, когда я увидел его труп с простреленной головой. Я не мог смотреть на это безобразие, у меня из глаз потекли слезы. Я упал на колени перед его телом и положил на него руку. Он еще теплый. И тут у меня в голове стали всплывать воспоминания из моего прошлого. Как мы с ним вместе били Гриню в лагере, как соревновались с ним, как гуляли. Я потерял друга. Самое страшное, о чем боялся, произошло. Слезы кончились, наступила дикая усталость. Мои часы по-прежнему шли, а трещина так и будет мне напоминать об этих страшных мгновениях. Смерть – хищная, жадная, ненасытная тварь. Она хитра и всегда голодна. В ней нет никакого высокодуховного смысла. Она очень быстро входит во вкус. Одной жертвы ей мало. Чем больше трупов, тем ей сытней. Поэтому тварь любит войну. Любит пушечное мясо, обреченное мясо, слабое мясо с гнильцой. Она сделает для себя исключение, подпустит к себе слишком близко, если сам накормишь ее с руки, сам кого-то убьешь. Смерть – голодная тварь, принимающая различные формы. И она всегда незаметна до тех пор, пока не придет срок. Для Вадима срок пришел. Больше даже не хочу вспоминать об этой сраной войне.

***

Самое свинство происходило у нас дома. Советская пресса не давала гражданам четкой картины происходящего. Простые люди думали, что мы тут просто охраняем границы, чтобы не допустить распространения конфликта на наши территории. Только когда пошли первые «двухсотые», население начало осознавать, что происходит. Все скрывали, потому что для мировой общественности мы в Афгане не воевали. Помню еще в Кушке, перед отправкой на передовую, призывников в приказном порядке водили в фотоателье. Такие фотографии отсылали родителям на случай, если сын вернется «двухсотым». Меня это потрясло. Даже не знаю, что я чувствовал тогда. Наверное, безысходность и необратимость.

Я продолжил нести службу без Вадима. У меня насчитывалось примерно три снайперских дуэлей, где я выходил победителем. Проблема наших войск заключалась в том, что духи знали округу, ландшафт как свои пять пальцев. Мы же даже не могли привыкнуть к жаре, не говоря об ориентировании. Их вооружали американцы с западными партнерами. В купе с их природной жаждой борьбы, они становились сложной целью. Они легко прятались в горах, устраивая позже засады. Духи бывало выкашивали целые отряды под ноль. Злость из-за несправедливости начинала расти во мне.

В восемьдесят шестом я уволился. Меня ожидало возвращение домой. Надо сказать, что родные от меня долго ничего не слышали. Единственную весточку я передал своим в восемьдесят третьем, когда был жив Вадим.

Я ехал в поезде погруженные в свои мысли. На мне была парадная военная форма. На груди висели медали за различные заслуги. Война поменяла меня, изменила мое мышление. Это как жить слепым и потом внезапно прозреть. Вокруг одна мишура и пустые слова. Солдат, да и вообще любой человек, не представляет никакой ценности. Он всегда расходный материал.

Павловск встретил меня солнечной погодой. Дышалось хорошо и свободно после всего, что довелось пережить. Родной Павловск чуть не выбил у меня слезу. Настолько я соскучился по родным местам. По чистой случайности я встретил тетю Марину около продуктового магазина. Скорее всего она приехала навестить отца. Она выходила с двумя пакетами, смотря себе под ноги. Тетя Марина показалась мне в тот момент такой родной, у меня аж подкосились ноги. Спустя годы ада наконец увидеть знакомое лицо, а не то, что доводилось лицезреть в Афганистане, сравнимо с глотком свежего воздуха после пребывания где-нибудь под землей с чувством легкого удушья. Эти перекошенные от ужаса лица, уставшие, грязные, безнадежные. Не хочу даже о них вспоминать. Она шла в легком платье с тяжелыми пакетами, сдувала со лба локоны. Я остановился, чтобы перевести дух, невольно начал улыбаться. Тетя Марина меня не видела. Но сделав пару шагов, подняла голову и не сразу приметила меня, потом посмотрела еще раз. Пакеты упали на землю. Из одного выкатились апельсины и отправились кубарем дальше по дороге. Тетя Марина очень быстро (насколько это возможно в ее возрасте и при массе тела), какими-то приседающими движениями побежала в мою сторону. Когда она была уже близко – заплакала, вытирая ладонями щеки от слез. Я скинул спортивную сумку с плеча и поймал Тетю Марину на лету. Без моей поддержки она бы точно упала. Она причитала и не могла поверить, что перед ней действительно я, ее племянник, прошедший мясорубку. Я не сопротивлялся ее поцелуям. Когда был моложе, то всегда уворачивался от тетиной любви. Меня еще в детстве раздражал ее парфюм. Сейчас же ничего кроме счастья я не испытывал. Морально уже готовился к встрече с родителями.

– Господи, Сережа, ты вернулся, – сказала тетя Марина, когда ее первые пары любви от неожиданности утихли. – Ох как родители обрадуются, а ты как? На поезде приехал что-ли? – она опять заплакала и уткнулась мне в грудь.

– На поезде, – подтвердил я, а у самого ком встал в горле.

Я помог тете донести пакеты. Вместе с ней мы пришли к родителям. Родной дом окончательно отрезвил меня. Все, я дома. А когда на прохожей я увидел маму, то не смог сдержать эмоций. Редко плакал. Только в детстве, а в сознательном возрасте себе слабину не давал. Мы долго стояли в объятиях, мама гладила мою спину, целовала в лоб и плечи. Тетя Марина стояла позади, всхлипывала. Не знаю сколько мы все провели времени в таком состоянии, по ощущениям целую вечность. Потом сели за стол на кухне пить чай. Мама сказала, что папа придет домой вечером. Меня не расспрашивали как оно было. Все понимали, что ничего хорошего и светлого я не пережил. Про Вадима пока решил умолчать, не было необходимости в такой момент говорить о моей боли. Только я подумал о нем, как будто огнем мне обожгло запястье. «Командирские» часы с трещиной на стекле смотрели на меня. Такие же потрепанные, с засаленным ремешком, память о самом страшном периоде в моей жизни. Выкинуть часы никогда не думал. Лучше они мне будут напоминать о лучшем друге, которого потерял навсегда. Хоть что-то будет мне о нем напоминать, кроме памяти в голове.

Тетя Марина ушла от нас вечером. Она столкнулась с папой на лестничной площадке и достаточно громко, чтобы нам с мамой в зале услышать, сказала:

– У вас дома самый дорогой гость.

Папа, наверное, понял не сразу. Мама начала плакать заранее, а когда отец вошел в зал, совсем разревелась. Он, в военной форме, крепко обнял меня, даже поцеловал, чего он не делал с детских времен. Папа все понимал и было видно как трудно ему находить правильные слова, чтобы не дай бог затронуть мной увиденное там. Мы очень хорошо посидели в тот вечер. Мама пошла тогда спать раньше нас с папой и тут я уже не мог молчать и решил рассказать про Вадима, а у самого в этот момент стояла картина перед глазами, где он лежит с простреленной головой. Отец вздыхал, старался меня как-то успокоить. Неожиданно для себя я вспылил.

– Ты никогда не был на войне, тебе не знать каково это потерять друзей вот так.

– Начнем с того, что ты поехал туда по своей воли, – сказал отец.

– Я был глупый, – рявкнул я. – А ты знаешь как у нас все устроено, но не отговорил меня. Теперь у меня нет друга. А у тебя нет сына.

Наговорил лишнего и немного пребывал в шоке от самого себя. Отец остался недовольным, но не стал ничего говорить. Я встал, приложил ладонь ко лбу, у меня закружилась голова.

– Пойду пройдусь, – сказал я.

– Тебе поспать надо, – отец пошел за мной в прихожую.

Я обувался, сам на нервах. Трудно сказать, что мной двигало. Скорее всего ненависть ко всему вокруг, несправедливость. Входная дверь закрылась, отец вздыхал, но не мешал мне выйти из дома. Я же пошел бродить без цели по улицам ночного Павловска.

Долго не мог прийти в чувство. Я никогда не позволял себе в подобном тоне разговаривать с родителями, тем более с отцом. Наверное, война и вправду изменила меня и мое отношение к миру. Идя по плохо освещенной улице, я еще думал о том, как мне сегодня спать. Вот уже несколько суток подряд мне не удается крепко заснуть. Как только закрою глаза, так сразу же вижу всех погибших товарищей и кругом кровь со взрывами. Когда ехал в Павловск поездами, то соседи по плацкарту мне говорили, что ночью я кричал. Нас таких было много в вагоне. В таком составе ехали якобы герои войны, ветераны, все с медалями. Кто-то остался без конечностей, кто-то ослеп, оглох, контузило, просто сошел с ума или как я до конца не понял свое внутреннее состояние. И вот мы теперь должны возвращаться в мирную жизнь, но сделать это очень тяжело, практически невозможно. За собой я заметил изменения в плохую сторону. Я стал более закрытый, нервный, менее общительный. Казалось, таким я был всегда, но нет. Отматывая время назад, маленький Сережа любил все познавать вокруг и постоянно донимал родителей вопросами. Помимо физической силы во мне были заложены основные человеческие принципы такие как сочувствие, сострадание, готовность прийти на помощь, чуткость. Сейчас же мне стало все равно на всех людей. Одни родители оставались для меня неким ориентиром в жизни, маяком, указывающим мне правильный путь.

***

По прошествию месяца, после моего возвращения, я все также продолжал кричать по ночам. Я жил в Павловске у родителей. Мама поначалу пугалась меня, но потом привыкла. Папа же ходил постоянно, вздыхал. После того разговора, когда я необдуманно обвинил его, мы еще поговорили и вроде бы все наладилось. Вместе с ним я съездил на похороны Вадима. Его тело доставили военным самолетом с другими парнями. Кого-то привезли в цинковом гробу. Вадиму в этом плане повезло. Родные могли увидеть его в последний раз. Удивительно, но на сей раз я не испытал никаких эмоций. Просто стоял себе спокойно, сводя руки перед собой. Даже никакого камня в горле. Наверное это потому, что я уже успел с ним попрощаться несколько раз – в тот самый момент после налета душманов и мысленно у себя в голове уже после всего кошмара. Я обнял маму Вадима. На ней не было лица. Она сильно постарела. На похоронах я также увидел его друзей. Когда-то мы вместе веселились на турбазе, отмечая его день рождения. Я тогда первый раз поцеловался с девушкой. Всем было хорошо и беззаботно. И вот мы вновь встречаемся на мероприятии только теперь уже траурном и безрадостном. Девушка Вадима, Юля, ожидаемо не пришла на похороны. Мне стало интересно как у нее сложилась жизнь. Да просто хотелось посмотреть ей в глаза, узнать правдивость ее чувств. Хоть бы мои догадки не были правдой. Не знаю зачем мне лезть в чужие дела, но просто хотелось знать, что с той самой, которую Вадим выбрал. Опять взыграло чувство некоего долга, как тогда перед событиями в Афганистане.

Когда мы протирали брюхо в горах в ожидании душманов, Вадим всегда рассказывал про Юлю. Он строил планы на будущее, даже не обижался, что она не пришла его провожать на вокзал. Уж не знаю в курсе ли она о смерти Вадима. Я решил узнать про нее и спросил прям там на похоронах друзей Вадима. Она вроде бы из Новосибирска, но неизвестно живет ли она там до сих пор или нет. Кажется, Вадим говорил, что Юля родом из Заринска. Мне смог помочь его друг, которого я мельком может быть видел там на турбазе.

– Она, кажется в Заринске живет. Не знаю точно, но у нее вроде бы хахаль появился.

– После Вадима или еще при нем? – спросил я и просверлил товарища взглядом.

Он неловко отвечал:

– Вообще-то когда Вадим с ней встречался, она частенько гуляла с этим парнем. Я точно не знаю, могу ошибаться. Может быть слухи. Но на счет Юли я не удивлен, что о ней постоянно все говорят плохо.

– Шлюха? – не удержался я.

Он ничего не сказал, а только поджал губы. Надо было ее найти.

После похорон мы с отцом поехали домой. Оттуда я позвонил давнему знакомому, живущему в Заринске. Никита обрадовался моему звонку, поздравил с возвращением и быстро согласился на назначенную мной с ним встречу.

На следующий день я отправился поездом в Заринск. Город находился в тридцати километрах от Павловска, был меньше по размерам и менее ухоженный. Именно такие места называют Мухосранском или жопой мира. Он представлял собой городскую депрессию, от него веяло безнадегой. Однотипные дома, понатыканные хаотично «хрущевки». Я бы назвал Заринск селом, но он носит гордое название город. Я прибыл на вокзал, потом сел в такси. Никита жил в одной из пятиэтажек на Шолохова. При въезде во двор стояла огромная лужа. Она показалась мне такой знакомой. Я не первый раз в Заринске, уже доводилось здесь бывать раньше. Но каждый раз я задавался вопросом: зачем тут еще остаются жить люди?

Я вышел из такси, нашел нужный подъезд. Никита проживал с женой на четвертом этаже. Он открыл мне дверь, пожал руку и впустил в дом. Он мало чем изменился со школьной поры. Все такой же взъерошенный, полноватый, с вечно удивленным взглядом. Я увидел женщину на кухне, накрывающую на стол. Ее звали Галина. Пухлая блондинка с выдающимися грудями и мясистыми губами улыбалась мне.

– Сергей, – представился я. – Мы с Никитой вместе учились.

– Знаю. Он говорил. Галя, – она протянула мне руку для пожатия.

– Ну что? Сразу на кухню давай, к столу. Ты с дороги, голодный поди, – сказал Никита, показывая в направление кухни.

Мы уселись на маленькую, но уютную кухоньку. Галя подала пюре из картошки с варенными сосисками.

– Вот еще, мама сама делала, – Галя поставила на стол настойку. – На бруснике.

– Ну рассказывай, как ты? – спросил Никита.

Мне говорить то особо было нечего.

– Все нормально. Спать не могу только. А так пойдет, – махнул я рукой и отправил в рот пюрешку.

– Давай тогда за возвращение. Ты герой. Слава Богу жив, здоров.

Мы подняли рюмки с настойкой, выпили.

– Друга вчера похоронил, – сказал я.

Мне не с кем больше делится своими переживаниями, только с родителями. После возвращения я стал ощущать свою ненужность никому. В Никите я увидел человека способного выслушать меня. Пусть он мне никто, но хотелось просто поговорить.

– Ойойой, – ухнул Никита.

– Вадим зовут. В Афгане убили.

Я выпил не дожидаясь остальных. Галя смотрела на меня мокрыми глазами.

– Давай не будем об этом. Тебе не надо об этом вспоминать. Вчера похоронил, ну и земля ему пухом. Пускай спит спокойно. Давай, – он всем налил.

– Не чокаясь, – продолжил я.

У Никиты дома стало как-то хорошо. Будто я его знаю уже очень много лет, а по сути мы не общались с ним с того момента, как мы окончили школу в Сибирском.

– Как папка твой? Он же какой-то там высокий чин занимает?

– Да все нормально. Он теперь полковник.

– Ого. А ты как? Планируешь, так сказать, по его стопам пойти?

– Пока даже не знаю. А чего делать то? Я ничего больше не умею как строем ходить, приказы выполнять и метко из оружия стрелять.

– Ну не говори. Мне кажется ты неплохо танцевал.

– Когда это было?

– Ну у нас в школе. Ты со Светой Кротовой танцевал вальс, помнишь?

– Ну ты вспомнил конечно. И что мне теперь в балероны идти? – я рассмеялся, искренне. Наверное, впервые за много лет.

– А почему бы нет? – Никита тоже посмеялся. – Ладно давай еще по одной. Ты куришь?

– Нет.

– Тогда сейчас бахнем, потом пойду на балкон посмолю.

Мы опять выпили. Внутри меня становилось все теплее и теплее. Я бы пошел с Никитой на балкон просто постоять, но не хотел оставлять Галю в одиночестве, поэтому остался сидеть.

– Вы долго с Никитой? Как познакомились? – спросил я Галю, когда Никита отошел.

– Уже как шесть лет вместе живем. Он учился в политехе в Павловске на инженера, а я там же, только на архитектора. Только не закончила.

– А что так?

– Мы сына ждем, – гордо сказала Галя.

Вот почему она показалась мне нереалистично пухлой.

– Ух ты, – сказал я, – поздравляю. Знаете уже как назовете?

– Дмитрий.

– Дмитрий Никитич. Звучит!

– У тебя есть кто?

– Нет. Мне бы сейчас с собой разобраться. Я после Афгана все не могу прийти в норму. Уже сколько? Месяц прошел. Кстати хотел тут у Никиты про одну девушку узнать, говорят живет в Заринске. Может ты ее знаешь, город то у вас маленький. Юля зовут, Харина, вроде бы у нее фамилия.

Галя на несколько секунд задумалась, даже призакрыла глаза.

– Харина… Харина… Юля… Что-то знакомое. А зачем она тебе?

– Есть к ней разговор. Это уже мои дела.

– Поняла. Ну что-то знакомое, может Никита знает.

Никита как раз вернулся и Галя тут же его спросила.

– Слушай ты знаешь Юлю Харину? Сергей спрашивает, а мне она кажется знакомой, только не вспомню кто такая.

– Юля Харина? Знаю такую. Она же с каким-то бандитом крутиться. Та еще женщина.

– Знаешь, где ее найти? – спросил я.

– Тебе зачем?

– Хочу поговорить.

– Что тоже знакомая? Давно не виделись?

– Типа того, – усмехнулся я.

– Да хрен его знает где она. Последний раз я ее видел у нашего универмага. Она тут в Заринске личность известная, – Никита улыбнулся.

– И чем она занимается?

– Ну как бы тебе это помягче сказать. Под мужиков ложится.

– А ты откуда это знаешь? – спросила Галя.

– Спокойно женщина. Просто слухи ходят разные. А если есть слухи, значит доля правды в них есть.

– Как мне с ней связаться? – поинтересовался снова я.

– Она часто у универмага трется, знаешь, где это?

– Примерно.

– Ну вот там можешь поспрашивать, если тебе оно надо.

– Кстати, поздравляю с сыном, – сказал я и поднял стопку, сигнализируя о своих намерениях.

– Ты что ему сказала? – Никита повернулся к Гале.

– Ты думаешь он не заметил вот это? – она обвела руками свой выпуклый, острый живот.

– Блин, а я хотел преподнести как-то по-другому. Ну ладно. Давай за сына.

Мы выпили. Доели пюре, сосиски, стали пить чай с тортом. Никита предложил переночевать у них. В зале раскладывается диван. Если надо, то я бы мог оставаться у них несколько дней, как мне сказал Никита. Такого гостеприимства от школьного товарища, с которым я особо никогда не разговаривал, никак не ожидал. Я вообще не знаю зачем поперся в Заринск. Пусть Юля живет как хочет. Вадима уже не вернуть. Но во мне оставался тот стержень, который всю жизнь вбивал в меня отец. Справедливость должна восторжествовать. Пусть даже Юля не раскается, скажет, что на Вадима ей было всегда плевать, пусть. Но зато я услышу это лично от нее и моя совесть будет спокойна.

Перед тем как отправиться спать, я решил прогуляться. Никита вызвался пойти со мной, несмотря на мои протесты. Было как-то неудобно, вроде я его как бы заставлял идти. Он сказал Гале, что мы скоро придем. Она с улыбкой нас проводила, сама пошла укладываться. Мы с Никитой гуляли по району, по темным улицам, где очень редко слышались хоть какие-то звуки окружающей среды. Наша прогулка проходила под разговоры не о чем. Такое бывает, но как мне это понравилось. Мы вспоминали школьные времена, кому какие девчонки нравились, учителей вспомнили. С Никитой я очень быстро нашел общий язык. Он чем-то мне напоминал Вадима. Скорее своей простотой, честностью, открытостью.

– Зачем тебе Юля та на самом деле, скажи? – поинтересовался Никита.

– Она, до того как мы уехали в Афган, встречалась с Вадимом, но не пришла провожать его на вокзал. К тому же, говорят, мол она ему изменяла. Да ты сам говорил, что ее большинство мужиков в Заринске знает.

– Ну я не так говорил, но примерно.

– Думаешь, плохая идея?

Судя по его виду, он не совсем одобрял мое намерение встретиться с Юлей.

– Тебе решать. Просто что ты хочешь добиться?

Мы прошли мимо закрытого ларька с решетками, вышли в очередной двор.

– Сам не знаю. Считаю просто нужным.

Ответил как есть, как чувствовал на тот момент. Никиту ответ удовлетворил, но может он просто не стал лезть со своей моралью ко мне. Чужой двор оказался еще более неприветливым, чем тот, где жил Никита. Пожалуй мы шли по самому мрачному двору, где мне доводилось бывать.

Уже дома у Никиты я специально не сразу уснул, хотя очень устал. Выждав определенное время, которое на мой взгляд было достаточным, чтобы Никита уснул, я потихоньку погружался в дремоту, до последнего сопротивляясь сну. В любой момент посреди ночи я мог заорать, что явно напугает хозяев. Особенно боялся за беременную Галю. Мне приснился корчившейся от боли Вадим с простреленной грудью. Над ним склонялась Юля в военной форме медсестры. Она качает головой, разводит руки в стороны, говорит, что ему нечем помочь. Я пытаюсь кричать на Юлю, ведь Вадим все еще в сознании, сам лежу рядом весь в крови, но боли не чувствую. Мой крик, несмотря на усилия, Юля не слышит или не хочет слышать. Она растворяется в пространстве, на ее месте материализовавшейся дух. Он стреляет в Вадима, потом быстро переводит калаш на меня и дает очередь уже по мне. Я просыпаюсь. Еще ночь, я лежу на раскладном диване в квартире Никиты. Кричал я или нет, не знаю. Прислушался к звукам в Никитиной спальне, вроде все спят, никого не потревожил. Я пошел на кухню попить воды, вернулся, лег опять спать.

На утро мы вместе позавтракали.

– Как спал? – спросил Никита.

– Нормально. Вы ничего не слышали? Криков?

– Нет ничего такого не было, – сказала Галя, намазывая масло на хлеб.

– Видимо сегодня обошлось, – выдохнул я.

– Какие планы сегодня? – бодро спросил Никита.

– Пойду Юлю искать.

– Я, кстати, думал перед сном, кто может тебе помочь в ее поисках и вспомнил. У меня товарищ работает на рынке около нашего универмага в центре. Он наверняка знает где эту Юлю искать. Все его Филей зовут.

– Ну хорошо, спасибо, – я немного растерялся от такой заботы.

– Короче, он там торгует мясом. Напротив армяне торгуют специями. Там есть только одно такое место. Сейчас объясню как пройти.

Никита начал рассказывать про своего знакомого. Я примерно понял, как туда попасть.

Поблагодарив Галю с Никитой за завтрак и гостеприимство, стал с ними прощаться, обещал, что еще непременно созвонимся и обязательно увидимся. Мне очень понравилась эта пара. Никита пошел провожать меня. Мы вышли во двор. Небо хмурилось, кругом серость. Никита закурил.

– Тебе не надо сегодня на работу? – спросил я у него.

– Надо, но я позже пойду. Сегодня слава Богу не надо с утра. Я то обычно в семь часов уже у себя. Работы стало меньше.

Мы шли по тротуару вдоль симпатичной улице с клумбами. Впереди виднелась остановка.

– Вон, садись на тридцать четвертый и через пять остановок выходи. Там увидишь универмаг, а рынок на другой стороне, – сказал Никита и пожал мне руку.

– Спасибо за все еще раз. Встретимся еще обязательно. Пока, счастливо, – я с ним попрощался, стал ждать нужный автобус.

Оранжевый ЛиАЗ с цифрой тридцать четыре подъехал к остановке. Я вошел, занял место у окна. Автобус ехал полупустой. Передо мной открывались пейзажи Заринска. Думал, что скажу Юле, когда ее увижу. Честно говоря, даже не имел никакого плана действий. Просто ехал в неизвестность.

Я успешно доехал до универмага. На выходе из автобуса меня окружал центр Заринска. Прямо перед глазами раскинулся универмаг из серого кирпича. Здесь людей уже было много. Я перешел дорогу в направлении рынка, зашел в павильон и стал выискивать из толпы продавцов и работников нужного мне человека по описанию Никиты. Сразу заметил стеллаж со специями и несколько армян за прилавком. Они пытались мне продать свои товары, но я мотал головой. Напротив мясной прилавок. Получается, что армян вижу, прилавок с мясом тоже, а его нет. Решил подойти к полной женщине спросить.

– Здравствуйте, а не подскажите. Тут мужчина мясом торгует, ваш коллега. Мне сказали он сегодня здесь будет.

– Филя что ли?

– Да. Он не на месте?

– Отошел разгружать грузовик.

– Я тогда подожду.

– Может купите чего?

– Нет спасибо.

Филя долго не возвращался. Я решил пройтись по павильону. Меня окрикивали продавцы, заявляя, что именно у них лучшие и самые вкусные продукты. Вышел наружу, постоял на крыльце. На территории рынка уже какой раз замечаю странных людей. Они прилично одеты, снуют туда-сюда, крутят головой по сторонам. После Афгана у меня вошло в привычку анализировать ситуацию вокруг. Чем же они занимаются? Я решил вернуться назад к прилавку. Нужный мне Филя был на месте.

– Здравствуйте, – крикнул я ему через рядок мяса.

– Здорово.

– Я знакомы Никиты… – хотел назвать его фамилию и понял, что забыл. – Вот хотел у вас кое-что спросить.

– Никита? Сабурин?

– Да он.

– Чего хотел? – спросил Филя.

Филя, этот тощий старик, с золотыми коронками, испытывающе смотрел. Его фартук был измазан кровью.

– Юлю Харину знаете?

Та полная женщина видимо услышала мой вопрос, повернулась в мою сторону, посмотрела на Филю.

– Епта, давай не ори, – Филя схватился за голову. – Пошли выйдем.

– Куда пошел? – спросила у него толстуха.

– Сейчас помогу человеку. Никита попросил ему помочь.

– И чем ты ему поможешь, господи?

– Дайи, – он махнул, взял меня за локоть, потащил на выход, где я стоял пару минут назад.

– Идиот, – послышалось в спину.

Филя выдохнул, когда мы уже стояли на крыльце.

– Жена моя, – пояснил он. – Пилит постоянно. И из-за этой Юли, в том числе.

– Вы ее знаете? – спросил я.

– Конечно знаю, блядь.

– Не подскажите, где мне ее найти?

– А что тоже хочешь? Ты как про нее узнал?

– Чего хочу? Я ее давний друг. Давно не виделись. Я недавно только вернулся, вот решил ее проведать.

– Откуда вернулся?

– С Новосибирска. Учился там.

Чуть не вырвалось слово Афган, но я решил, что не стоит Филе много знать. Тип он оказался не приятный.

– Понятно. Ты же знаешь чем она занимается? – Филя поднял одну бровь.

– Догадываюсь.

– Мне жена все не может простить, что я с Юлей в свое время спутался. Хорошо в ментовку не сдала. Ни меня ни ее.

– Дак вы знаете, где мне ее найти?

Я хотел быстрее закончить разговор с мясником. Не хотел даже представлять, что между ним и Юлей происходило. Бедный Вадим.

– Пересечение Ленина и Петра Сухова. Хотя ты же не местный… Блядь… Если выходить с рынка, то поворачивай налево и иди до памятника Гоголю, – Филя активно махал руками, показывая мне в воздухе маршрут, – потом смотришь направо – это улица Петра Сухова, там будет такое угловое здание. Идешь по левую сторону. По левую? – он задумался на секунду. – Да по левую. Так вот первый подъезд ее. Подозреваю, что у них там типа блатхаты, хуй его знает.

– У кого у них?

– У шалав.

– Ну спасибо.

– Жене не говори только, вообще никому нахуй не говори про меня. Я тебе рассказал, потому-что Никиту знаю.

– Вы давно с Никитой знакомы? – вопрос просто висел в воздухе.

– Давно. Мне пора.

Он нырнул обратно в павильон, а я с неприятным осадком от нового знакомства пошел на выход.

Я пришел к нужному месту, названному Филей. Вон на той стороне стоит Гоголь, перед собой вижу угловое здание. Обхожу его с левой стороны, как надо, открываю деревянную дверь первого подъезда. Понял, что не спросил квартиру и этаж, хотя думаю Филя не знает таких подробностей. Что ж, придется спросить местных. Я позвонил в первую попавшуюся дверь. Мне открыла усталая на вид полная женщина в косынке в горошек.

– Чего надо? – спросила она.

– Юля Харина здесь живет?

– А тебе зачем?

– Я ее давний друг, не виделись давно, хотел поговорить.

Женщина прищурилась, изучала меня. Потом наконец сказала:

– Нету ее. Когда будет не знаю. А теперь иди отсюда. Тоже мне друг.

– Но подождите…

Я не договорил, передо мной захлопнулась дверь. Оставалось несколько вариантов. Первое, самое адекватное – возвращаться в Павловск и попытаться наладить собственную жизнь, а не лезть в чужую. Второе, караулить около подъезда в надежде, что Юля сегодня появится. Как можно догадаться, я выбрал второй вариант. Бывшая любовь моего друга не давала мне покоя. Она притягивала меня, манила.

Выйдя из подъезда, я двинулся дальше по Сухова. Сразу через метров пятьдесят от перекрестка имелась закусочная. Решил зайти, может чего еще про Юлю узнаю. По итогу выпил чаю, поговорил с официанткой. Она была в курсе похождений Юли и ей подобных. Для меня открылся интересный факт. Та неприветливая женщина, что мне открыла недавно дверь, являлась «главной у девочек», как мне сказали, что-то вроде мамочки. Также говорят, что Юлю частенько видят в компании молодого человека «при деньгах». Мне советовали появиться здесь еще раз ближе к вечеру. После рассказанного официанткой мне захотелось еще сильнее увидеться с Юлей. Пока до вечера имелось время в достатке, решил ни в чем себе не отказывать и погулять по Заринску, осмотреть достопримечательности, пообедать в заведении, может еще с кем познакомиться. Хорошо, что я с собой прихватил побольше денег, чем планировал.

***

Прямо скажу, Заринск мне не очень понравился. Я думал, что когда приезжал сюда в первый раз, то был маленьким и много не понимал. Всегда говорил родителям, с которыми сюда приезжал по неизвестной мне причине, что Заринск – большая деревня, где плохо пахнет. Ради справедливости в городе уже не пахнет помойкой, как в детстве, но общая картина удручала. Маленький, провинциальный городок, затерявшийся где-то в Сибири. Отсюда выехать даже трудно, так как электричка до Павловска ходит раз в день. В другие направления ездит автобус. Да тут имелся университет, больница и прочее. Главным предприятием оставался оборонный завод, где работает Никита.