Ганс застыл на месте, и только сейчас вспомнил про «глаза Богов», найденные им у Пэйра, чьи свойства он видел своими глазами, хоть и обомлел тогда. Он положил факел на холодный бетонный пол, и потянулся к поясу, достал причудливый аппарат и присев на корточки, стал его вертеть в руках: те же скрепленные две подзорные трубы с непонятными выемками и выступающими квадратиками. Ганс нажал на самый большой чёрный квадратик и поднёс аппарат к глазам: мир погрузился в темно–зеленые тона и теперь кромешная тьма, мало уступающая маленькому свету от факела, мгновенно растворилась, позволяя видеть дальше. Ганс поднял факел, тот через окуляры «глаз Богов» светился неестественно ярким светом, он опустил его и отвёл в сторону от себя, чтобы не подпалить свою одежду, потому что это выглядело бы слишком комично и уж точно неуместно для этой вылазки.
Он шёл дальше, теперь видя туннель гораздо больше, чем видел ранее. в ярких светло–зеленых красках, которые были настолько неестественны для него, что от долгого использования артефакта, у Ганса начинали слезиться глаза. Наконец, показался обвал, Ганс подошёл к нему и осмотрел: засыпан он был наглухо скалистыми породами. Ганс очень удивился, ведь здесь нет гор, разве что пещеры, да и о тех он не слышал. Он развернулся и хотел пошёл обратно.
– Все сюда, я что–то нашёл, – эхом пронёсся чуть мягкий голос Айвареса.
Но необъяснимое чувство сковало Ганса, и он остановился, сам не зная зачем он повернулся назад, будто бы сейчас что–то произойдёт. Он убрал от глаз «глаза Богов» и нажал на черный квадратик, снова посмотрел в окуляры – и теперь это уже простые линзы. Он замер в ожидании чего сам не знал, и оно не заставило себя ждать.
Сначала появилась яркая светло–зеленая вспышка, напоминающая силуэт человека, появившаяся вместе с звуком скольжения клинка об клинок. Ганс отступил назад и запнулся об одиноко стоящий камень, упал на спину и отбросил от себя факел, и попятился назад. Вспышка преобразовалась в прекрасную девушку. Ганс, едва отделавшись от шока, стал её осматривать: пепельные волосы, зеленые пронзительные глаза, шрам над левой щекой, на ней была белая рубашка, с перевязанным поясом, с которого свивала цепочка с железным медальоном, издали напоминающим кота. Девушка быстро огляделась и посмотрела на Ганса:
– Ой, не туда попала. Удачи! – и на этих словах она исчезла, оставив после себя смытый ярко–зеленый силуэт, вскоре утонувший во тьме, и пронзительный звук, разнёсшийся эхом по туннелю. Ганс откинул голову назад, на пол. Это получилось так больно, что он нервно прорычал.
– Я скорее окунусь в Озеро облысения, чем ещё раз возьму у Тита его чертову траву.
Ганс поднялся, отряхнулся, и взяв свой факел, пошёл обратно. Эхом разносились глухие громкие звуки и Ганс, предполагая неладное, побежал.
Туннель он преодолел быстро, на всякий случай он глянул на туннель Августа и не обнаружил там ничего, кроме пустоты. Он пошёл прямо: чуть поодаль от него, метрах в метрах пятидесяти мелькали два силуэта с факелами.
– Зараза. Эта дрянь ничему не поддаётся, – Айварес матерился и мечом рассекал по стене. Подойдя поближе, Ганс разглядел очертания огромного дверного проёма, но увы, замурованного. Айварес встал перед ним и опустил свой меч, – о, вот и ты. Нашёл что–нибудь?
Ганс вспомнил встречу с таинственной незнакомкой и удивительным её появлением, но говорить об этом нельзя: примут за идиота. В Долине вообще стоило всегда следить за тем, что говоришь, тем более, если не можешь этого доказать.
– Ничего.
– У меня тоже обвал, – пробурчал Август.
– Проклятье! Придётся возвращаться с кувалдой. Черт его знает, насколько эта стена широкая, нужно взять побольше людей.
– Может для начала осмотримся? Ну, я к тому что, вдруг здесь есть рычаг?
– А я тут по твоему на отдыхе? – Айварес тяжело выдохнул и убрал меч в ножны, – оглядись.
Ганс стал осматривать стены. Он ходил туда–сюда вдоль них и не видел ничего примечательного. И тут к нему в голову пришла гениальная идея…
– Глаза Богов!
– А? Где? – резко обернулся Август.
– У меня. Йослихт же говорил, что ими можно видеть то, что обычным глазом не увидишь, – Ганс бросил на землю уже надоевший ему факел и быстро достал их, активировал, и прижал к глазам. Сильный засвет от факелов очень сильно бил по глазам, – Отойдите, слишком сильно светите, – Август с Айваресом отошли, предварительно забрав факел Ганса. Ганс стал оглядывать стены и не видел ничего необычного, как вдруг он заметил маленькое свечение на стене с левой стороны. Он пошёл прямо на него, располагалось оно на уровне груди, поначалу Гансу показалось что это просто магическое мятно, но он вгляделся и удивился ещё больше: это была надпись «нажми», написанная быстрым кривым почерком, и маленький кружок под ней. Ганс убрал прибор и посмотрел на стену – там ничего не было, снова взглянул через «глаза» и надпись с кружком появилась. Ганс, недолго думая, нажал на кружок и…
Ничего не произошло. Тогда он нажал сильнее, почти навалившись на стену и послышался щелчок. Ганс развернулся, и забетонированная стена стала уходить вниз, открывая проход в следующую секцию.
– Мать твою, ты что сделал?! – Айварес подбежал к Гансу и стал трясти его за плечо, – это что ещё за волшебство? Как ты заставил стену уйти вниз?
– Скорее всего, речь идёт о простом механизме. У нас в Империи…
– Я уже понял, что у вас в Империи живётся лучше всех других. Ты, Ганс, что ты сделал?
– Нажал на стену, – Ганс передал Айваресу «Глаза богов» и пальцем показал на одну из многих металлических плит, коими были отделаны туннели.
– Охренеть, – Айварес всмотрелся через окуляры прибора в стену и ухмыльнулся, – И это всё? Табличку бы хоть повесили, конспираторы хреновы, – он передал «глаза» Гансу и отошёл в сторону исчезнувшей стены, – ну что, посмотрим?
Они вошли в просторное помещение с резким неприятным запахом. Впереди был тупик, с уходящем вправо узким проходом на лестницу. На бетонном полу были видны чёрные, въевшиеся в пол следы. Айварес наклонился к ним и провёл по ним рукой.
– Ох. Не нравится мне это.
– Что это? – спросил Ганс и сделал то же самое.
– Следы. Рельефные, черные, непонятные. Такие же иногда можно найти по всей Долине.
– Кто мог оставить такие следы?
– Боги. Это сделали Боги, больше некому. Только рассказы о их способностях, и способности твоей штуки могут объяснить и это. А запах… – он глубоко втянул его в грудь и неприятно сморщился, – Похоже на протухшее зажигательное масло, но я не уверен. Пойдём дальше.
– Возможно речь идёт о средстве передвижения, – предположил Август, – Ширина от одного следа до другого примерно сопоставима с шириной телеги.
– Я ещё осмотрюсь здесь, со своей игрушкой. Проверьте тот лаз, – сказал Ганс и активировал «Глаза».
Айварес встал и прошёл к лестнице, Август последовал за ним. Ганс достал «Глаза богов» и стал осматривать комнату на предмет новых подсказок. По правую сторону присутствовал маленький очаг света, видимый только с его «игрушкой». Ганс подошёл к нему и повторил то же, что сделал несколько минут назад. Но ничего не произошло. Он нажимал снова и снова, сильнее и сильнее, но ничего не происходило, последним ударом Ганс ударил плиту ногой, махнул рукой, убрал «глаза» и пошёл к остальным. В проходе оказалась бетонная лестница на 5 ступеней, маленькое помещение, и что–то обсуждающие его друзья.
– Нашёл что–нибудь? – в маленькой комнате по всему полу был разбросан различный мусор: щепки, остатки бумаги – словом, ничего полезного. Но Август внимательно разглядывал ровный листочек белой бумаги и очень неоднозначно качал головой.
– Была кнопка, но… она не работает. Что там у тебя, Август?
– Глянь сам. Как будто вырвана из… мира? Не понимаю.
Ганс взял в руки листок, точно такой же, какой он отобрал у пленника на горе Пьер. Бумага была скользящая как клинок меча, а сама она отбрасывала от себя свет, покрываясь бликами от света факела. на листке были изображены четверо мужчин, со свисающим оружием Богов, повешенным на ремни этих людей.
– Такую же вещь я отобрал у плененного мною человека, возможно, агента Богов. Я до сих пор не знаю, что это. Но это просто поразительно, ты только посмотри!
– Видел, видел… – сказал он без преукрас, – видишь где они стоят?
Ганс присмотрелся: позади них был отчетливо виден огромный тёмный лес, разрезанный пополам, казалось, совсем маленькой рекой, впадающей в красивое бирюзовое озеро.
– На возвышении, возможно в горах. А где это?
– Понятия не имею, дай мне лучше «Глаза».
– Попробуй. Нажми на вон эту кнопку и вперёд, – Ганс протянул ему ранее найденный артефакт.
Август не торопясь прижал к глазам аппарат, Ганс отвёл оба факела на лестницу. Август сморщился и стал осматривать стены, «привыкает» – подумал про себя Ганс. Вдруг Август уставился в одну точку и тут же отпрянул артефакт. Он растерянными глазами посмотрел на Ганса, тот недоумевающе спросил:
– Что такое?
– Глянь сам.
Август, утирая слёзы, передал ему «глаза» и держал палец ровно на том месте стены, что привлекло его внимание. Он обратил внимание, что белки глаз его друга слегка отдавали зеленым цветом после использования прибора, Ганс резко прильнул к окулярам и посмотрел куда показывал Август.
«Разве я не сказал тебе перестать быть их игрушкой?»
– Что это, мать твою, такое? – Ганс убрал свой прибор и посмотрел на Августа, до сих пор счастливого от своей удивительной находки.
– А ты что думаешь? Ждали нас, – отсмеявшись, сказал Август, подошёл к лестнице и задрав голову вверх, прокричал. Айварес что–то сказал в ответ, но Ганс не услышал, – полезли, – сказал он и махнул Гансу рукой, – и побыстрее. Быстрее, я говорю!
– Постой! К чему спешка, возможно здесь мы сможем…
– Ты так и не перестал быть их игрушкой. Уходим. Сейчас же.
Август бросил факел, вскочил на лестницу и полез вверх, Ганс повторил за ним. Вверху этого узкого проёма сияло ясное голубое небо и тянул свежий воздух. В голове до сих пор крутилась настенная фраза, и Ганс никак не мог понять откуда она там взялась. Размышления Ганса под монотонное карабканье по лестнице прекратилось сменой обстановки. Они вылезли наружу где–то в кустах, Август стоя на коленях протянул ему руку и Ганс резко выпрыгнул из наскучившего подземелья.
– Айварес, ты не поверишь…
– Заткнись!
Айварес пригрозил ему кулаком и ладонью помахал пригнуться. Ганс огляделся по сторонам: они находились прямо у городской стены, в том её отрезке, что примыкает к пруду в бедняцком районе. Ганс прижался к кустам, развёл ветки в сторону и стал наблюдать интереснейшее событие: вокруг разрушенной таверны стояла огромная толпа зевак.
– Ну и наделали мы шуму: фанатики привели с собой ещё пару десятков засранцев. Ладно, давайте валить отсюда, и по–тихому. Тит будет нас ждать в одном притоне, что находится как раз на выходе из этого пренепреятнейшего района. А теперь – легли. Легли, я сказал. Считайте, что вы в армии, мать вашу! Представили, что вы, маленькие, сука, мышки, и ползком, ползком, сука, вдоль стены…
***
– Ха–ха–ха, ну вы даёте! Там же целая история с этой таверной была – в ту ночь бушевала сильная гроза и один из пьяниц крикнул: долой Богов! Так молния ударила и всё погорело. После того случая местные подходить боятся, говорят – проклятое место. Ну и ну! А про туннели эти я уж давно слыхал, и бывал пару раз, но не здесь – в Эмирате. Даже и представить не мог, что их можно встретить здесь, м–да. В основном, ничего интересного – туннели как туннели, но как наслушаешься всяких историй, так в дрожь бросает… А по поводу вашей находки, – Тит затянулся самокруткой и всмотрелся в картинку, – вам нужно к летописцам из Высшей школы знаний. Если кто и знает, что это за хрень, то только они. Благо мы сейчас в нужном городе. И нам пора бы убираться из этого района, вся одежда провоняла, мать его. Товарищи! – Тит широко развёл руки и обратился к владельцу дома, пожилому мужчине, и его сыну, – был рад сотрудничеству! – Тит положил свои старческие худые руки на их плечи и широко улыбнулся, – идём же, друзья! – быстрой походкой он вышел из самого простого деревянного дома в самом простом районе самых простых людей, ведя за собой своих друзей, – кони накормлены, все хорошо. Даже в этой дыре. Ну что, какие планы? – выкинув самокрутку на улицу и примяв её ногой, развернулся и сказал Тит.
– Послать тебя куда подальше за твою чертову траву! – грозно заявил Август, Ганс посмотрел на него, но тот даже рассмеялся.
– Ха–ха–ха! Правда она прекрасна? Вот и мои коллеги оценили. К слову, неплохо заплатили. Эх, хороша жизнь контрабандиста! Елисейтская высшая школа знаний расположена к югу от Девичьего моста и площади независимости, где сейчас расположились наши друзья. Быстрее будет поехать меж районов: в это время весь центр города забит.
Трущобы занимали собой всё открытое пространство, потому коней выставили под охрану на лужайку у самого частокола. Дома были выстроены вокруг небольшого колодца, возле которого, сейчас, в полдень, дети играли в рыцарей. Завидев Айвареса, именно он выглядел наиболее вооруженным, Ганс с Августом выглядели обычными путниками, пряча оружие и доспехи под плащами, дети подбежали к нему и окружили его. Он остановился и стал наблюдать за вооруженными палками детей, что увидели, как им казалось, настоящего рыцаря.
– Вы рыцарь?
– Какому барону вы служите?
– Покажите пару приёмов?
– Вы ведь наваляете этим имперским сволочам?
– Конечно наваляем! У моего отца есть топор! Я сам встану в строй…
– Лучше мечтайте стать ремесленниками. В войне нет ничего хорошего. А теперь – брысь! – он кинул монетку одному из мальчуганов, и дети с радостным криком отстали от него, они вышли из внутреннего двора прямо к воротам частокола, где они въехали. Сбоку от ворот стояло четыре коня, привязанных к кольям забора, которых стерег один лопоухий мальчик, ковырявший зубы стебельком и прислонившийся к забору, к которому подошёл Тит.
– Мы за конями.
– Вот, Господин. Кони накормлены и напоены. С Вас тридцать серебряных монет.
– Чего?
– Господин, жизнь в большом городе очень дорогая, нам едва ли хватает на хлеб!
– А ну вали отсюда, щенок! – Тит дал ему подзатыльник и мальчик убежал во двор, – совсем уже молодежь никаких понятий не признаёт! Вот в наше время всё было совсем по–другому! И молодые были куда поприличнее и куда получше!.. Помню я один случай…
– Эх, – тяжело вздохнул Август и с глазами полного сожаления посмотрел на Ганса. Ганс лишь пожал плечами, погладил и отвязал коня, взобрался на него и с тяжестью на сердце приготовился слушать одну из многих неинтересных историй о молодости Тита. Хотя именно это и придавало Титу определенный шарм.
– Тит, прости что перебиваю! – решил исправить ситуацию Ганс.
– Вот, вот! Даже перебивать не стесняются! Ну чего ты хочешь?
– Будет лучше, если мы разделимся: мы с Августом прокатимся в Елисейтскую высшую школу, поговорим с летописцами, а Айварес может прикупить запасов в поход. Чувствую, путь нам предстоит неблизкий. И думаю, вечером могли бы посидеть где–нибудь вместе на прощание.
– Вот я и говорю: абсолютно оглупели! С чего ты взял что вы поедете втроем? Мальчик мой, так не работает: я тебя спас и теперь несу за тебя ответственность, и черта с два я дам тебе помереть от собственной глупости где–нибудь в глухих лесах на границе мира! Да и делать мне, собственно, больше нечего. Всё! И никаких больше вопросов! Мы вместе с Айви закупимся! Так вот, о чём это я…
– Ха! А этот старик мне начинает нравится! – тихо и с уважением сказал Август.
– Главное ему об этом не говори, а то получишь ещё одну историю в подарок.
Группа выехала из бедняцкого района и на маленькой площади, где всего пару часов назад сжигали еретика, они ненадолго попрощались со «стариками», как их вежливо обозвал Август, и двинулись по узким дорогам к реке. Миновав несколько совершенно одинаковых кварталов, они въехали в квартал, совсем недавно отданный под заселение мигрантами, постоянно патрулируемый стражей, и выглядевший очень плачевно: некогда простые, но приятные на глаз фасады двухэтажных домов, были грязными и обшарпанными. Земля смешалась с лужами от выливаемых тут же помоев. Августа едва ли не стошнило. Мигранты сидели вдоль домов на протяжении всей этой улицы, увешанные традиционными нарядами и оскаленно смотревшие на проезжающих Ганса и Августа.
– Откуда они здесь? Пустыня на другом берегу, – недоумевал Ганс.
– Пока ты отдыхал неделю на берегу моря, я со своими…эм…компаньонами познавал заново этот мир, и немного в курсе новостей: ваше королевство решило дать убежище мигрантами пустыни, что бежали оттуда от тирании Эмира, но…
– …но теперь они создали в этом маленьком районе то, от чего пытались убежать.
– Именно. Пожимаем плоды либерализма ваших стран.
Как можно быстрее они миновали этот неблагополучный район, отсалютовав стражникам и въехав в обычный район города, уже мощенный брусчаткой и начисто убранный.
Они выехали на набережную реки Рейс, отделявший город от дворцового и паркового района. На другом берегу реки ярко смотрелись дворцы, вместе с самым главным – королевским лебединым замком, отделанным белым песчаником, и ярко сияющим в лучах полуденного солнца; набережная была забита людьми, здесь, как и на главной площади, всё показывало роскошь и убранство: вдоль всей набережной аккуратно были выстроены заборы добротных усадеб, банков, и лучших ремесленных лавок, но им ничего из этого не нужно. Ганс помнил рассказы о Высшей школе знаний, где сидят умнейшие люди в королевстве, но сидят они в самом уродливом, лишенном стиля здании, напоминающим огромную коробку с дырками. Им повезло: они выехали сразу к ней, и им не пришлось ездить туда–сюда по солнцепеку в будний день.
Маленькая квадратная площадь перед школой была по периметру усеяна простыми скамьями, на которых в перерыве между изучением различных дисциплин сейчас сидели студенты разных возрастов. Над входом в Высшую школу знаний были расположены огромные витражи, на котором был изображён огромный старик с книгой, прижавшей её к телу и маленькими людьми у его ног. Друзья не стали вдаваться в подробности, кто там изображён, ведь цель их пребывания была иная, нежели изучение истории.
– И правду говорят, что эта Школа знаний уродливая, – съязвил Август.
Ганс с Августом вошли в переполненный холл Школы, утопающий в игре цветов спадающего света витража. Перед ними находились две каменные лестницы по обе стороны стен, и вставленных в них дверей, а между двумя лестницами расположился маленький столик, за которым сидела женщина в возрасте. Они подошли прямо к ней и заговорили.
– Добрый день! Нам нужен кто–то кто…
– Говорите в полголоса. Даже перерыв не даёт права студентам нарушать правила этикета.
Ганс с Августом переглянулись и с небольшой заминкой Ганс продолжил.
– Прошу прощения. Нам нужен кто–то кто специализируется на… Богах.
Женщина отпрянула от бумаг и укоризненно посмотрела на двух молодых людей.
– Либо факультет теологии, либо факультет истории. Говорите яснее.
– Кто может объяснить, что это такое? – Ганс вынул свою находку и показал женщине. Та взглянула без малейшего интереса.
– Во времена моей юности студенты были куда вежливее и чуточку образованнее. Понятия не имею. Спросите доктора Эдуарда Гиббона, второй этаж, архив отдела изучения истории. А теперь не мешайте мне.
Они молча поднялись по лестнице и оказались в продольном коридоре, левая стена которого была усеяна окнами, они шли вперёд по видавшему виды деревянному полу и разглядывали названия аудиторий на табличках у дверей по правую руку: номер три, номер четыре, номер пять, номер шесть, архив. Ганс постучался и открыл дверь. Перед рядами стеллажей с разноцветными книгами, бумагами, свитками коробками за столом сидел пожилой мужчина, Ганс наклонился к нему.
– Господин, где мы можем найти Доктора Гиббона?
– У седьмой стойки, до конца и налево, – не отвлекаясь от своих записей, ученый указал рукой вдоль архива, Ганс быстрой походкой пошёл вдоль стеллажей, из которых некоторые были заставлены аккуратно, а в некоторых свалено всё в кучу, и уже падало на пол. Он прошёл первый, третий, пятый стеллаж, и наконец седьмой: Доктор Гиббон стоял спиной к окну и светя свечой на полку что–то просматривал.
– Доктор Гиббон, нам нужна ваша помощь, – сказал Ганс вполголоса.
– Я занят, подойдите позже, – ответил ему Доктор Гиббон бесцеремонно, взяв в руку какую–то запыленную книгу и положил её на подоконник.
– Но господин, это срочно!
– Подойдите позже, – с той же интонацией сказал Гиббон.
Не имевший терпения Август вырвал картину из рук Ганса, и проскользнул между стеной и ним, дёрнул за плечо Гиббона и развернул его к себе.
– Вы знаете что это, Доктор Гиббон?
Ошалевший от такой наглости и слегка испуганный доктор Гиббон, бросил свой взгляд на кусок бумаги в руках Августа, и взгляд его сменился любопытным и по–детски наигранным. Он взял её в руки, поставил свечу на подоконник и поднёс её на свет от окна. Он приблизил её близко к глазам и стал сначала щупать, потом гладить.
– Как новая. Будто бы только сделали. Совсем идеальная. Откуда она у Вас?
– Из подземелий.
– Да–да, конечно… Откуда им ещё взяться!
– Вы знаете что это?
– А? Да–да, это Хукоммельсе. С древнего языка Богов переводится как «Воспоминания, оставленные на бумаге». Теперь, стало быть, вы понимаете, как были развиты наши предшественники на этой земле. Какие технологии! Поразительно! На основе изучения всех Артефактов Богов, что нам известны, мы можем лишь предположить, что они рукотворны, и не были созданы с помощью магии или как говорит Культ, по Воле сильнейших.
– Да, Господин, конечно. Вы можете сказать, что запомнили Боги на этой Хукоммельсе?
– Это… хм. Огромный чёрный лес, река, бирюзовое озеро, возвышение… Конечно же это Падающая башня, ещё она известна под названием Белая башня, куда был ниспослан падший Бог Бонанно ещё до времен падения людей. Она расположена в разломе Великого леса, как раз за озером. Кстати, вы никогда не думали почему лесное озеро называется разломом? Стало быть, нужно спросить об этом наших картографов. Интересно, с какого времени сие носит такое название.
– Точно! Говорю же, где–то видел. Август, пойдём скорее…
– Но башня недоступна.
– В каком смысле? – переспросил его Ганс.
– Уже много лет никто оттуда не возвращался. Один лишь лес преодолевают немногие. Идея попасть туда – не самая лучшая.
– Спасибо, доктор Гиббон.
Он широко улыбнулся, Августу стало не по себе, они откланялись и быстро вышли из архива.
– Мать твою, у Вас у всех стариков зубы через один? Это же ужас какой–то! Тоже мне, цивилизованное, мать его, общество!
– Если когда–нибудь сраные Боги бросят меня в Империю, то лично буду считать количество зубов у каждого старика, что встречу.
– Считай сколько захочешь. К слову, я пошутил – миф о ослепительной имперской улыбке – только лишь миф. Кроме меня, разумеется, – и он широко улыбнулся, – а теперь, давай убираться отсюда, пока толпа студентов не налетела после обеда. Кстати, ты говорил, у тебя друг в столице, где его найти?
– А зачем он тебе?
– Мне? Это ты возглавляешь наше путешествие, и тебе стоило бы позаботиться о том, чтобы мы не померли в Лесу. Ты знаешь, что нас ждёт? Северные полисы платят огромную дань, дабы легионы стояли на защите их границ. Был я как–то под командованием у одного офицера, что проходил службу в тех местах. И ему не понравилось. Совсем. Варвары, что докучают тамошним городам, больше звери, нежели люди, и убивают они ради удовольствия.
– Тогда в них нет отличия от всех людей. Идём же. Найти Сайлеса было бы очень хорошо, служит он у Барона Ар…
– Ганс, дружище, я не разбираюсь в вашей аристократии.
–… у одного толстого идиота, что получил титул от отца. Где искать его – без понятия. Но у нас есть время.
– У нас нет времени, Ганс. Вспомни, надпись на стене.
– Эх. И что ж я маленьким не сдох.
Они вышли из Высшей школы знаний и взобрались на своих коней, бережно привязанных к невысокому забору площади и направились к мосту. Ганс продолжал разглядывать выстроенные вдоль всей набережной строения, стоящие параллельно столбам богов, что стояли по другую сторону дороги.
– Ганс, а чем ты увлекаешься?
– Путешествую по Долине в компании алкоголиков, а что?
– Нет, я про хобби. Оно у тебя есть?
– Ну, я люблю читать. Всерьёз думаю заняться путешествиями. А что ты?
– Люблю ходить в театры, но здесь я их не вижу.
– Театры? Что это?
– Это место, где рождается искусство. Больше всего я люблю театральные постановки о жизни.
– Да, слышал о чём–то подобном ещё мальчишкой. Вот бы хоть раз на это посмотреть.
– Обязательно тебя свожу туда, как–нибудь, если выживем.
– Ты любишь рыбалку?
– Рыбалку? Нет. Отец в детстве пытался приучить, но как по мне – занятие не слишком интересное.
– Это точно. Тит все уши прожужжал уже про неё. И что интересного в ловле рыбы?
– Может быть, спокойствие в процессе?
– Для Тита это скорее игра. Как и всё остальное. Вообще странный старик.
– Он не служил в легионе. Тем более двадцать лет.
– Что?
– Шрам на подбородке. Его нет, – Август показал свой еле видный под заросшей щетиной шрам на левой стороне подбородка, – он остаётся от удара по шлему. Он не легионер. Можно было бы сказать, что Тит просто никогда не получал по голове, но во всей нашей армии не имеет реального боевого опыта разве что Император.
– Почему ты не сказал раньше?
– Это личное наблюдение. Да и сомневаюсь, что это имеет хоть какое–то значение.
– Личное наблюдение? Мы вообще–то на Богов охотимся!
– Да–да, ори ещё громче, чтобы все знали.
Ганс и не заметил, что резко он вышел из себя и тут же замолчал. Он стал резко оглядываться по сторонам, и понял, что говорил он слишком громко, и теперь на них погладывались прохожие.
– А теперь накинь капюшон на башку и сделаем петлю. Веди.
– Что? Я впервые в этом городе, откуда мне знать куда идти?
– Это вообще моё первое пребывание в этой стране, на роль проводника я ещё больше не подхожу.
– Закрыть рот и говорить? Слушай, ты, кажется, после трехгодовалого отдыха в Ангейте…
Август резко выбежал на коне вперед и махнул ему рукой. Ганс инстинктивно, совершенно не думая, помчался за ним, Ардженто задел бабульку с маленьким ребенком, Ганс хотел было остановиться и извиниться, но краем глаза он увидел причину по которой Август так резко сорвался: пара зевак подошли к стражникам и пальцем показывали на них. После чего Ганс резко ретировался в переулок к Августу. Они вместе миновали несколько углов и вышли к совершенно тихому саду, где не было совершенно никого кроме маленького мальчика и женщины, очевидно, его матери.
– Сука, чертов недоносок, тебя твоя мамаша не учила, что…
– Я не помню своей матери. У меня её отняли. Это всё что я знаю. У меня была мать ещё в деревне, но… такое чувство, будто бы в этой истории что–то не так, не могу понять, что именно. Но я хочу сказать другое – ни слова больше о моей матери, имперчик.
Злость Августа резко отошла и он, тяжело сглотнув слюну, просто промолчал. Ганс достал находку из туннелей и присмотрелся к ней, его не покидало чувство, что он итак знал, что это. Знал, но никак не мог вспомнить откуда. Будто бы эта вещь могла принадлежать ему.
– Я уже видел такие, в Ангейте, перед самым его уничтожением, отняли у пленника. Возможно, у Бога. Но, такое чувство, будто бы я видел это вырванное из рук Богов творение когда–то раньше, будто бы это что–то совсем знакомое…
– Люди по своей натуре очень мелочны, собственно, именно поэтому от вас и ускользает самое главное. Скорее всего, ты сам себе это надумал.
– Нет, нет, нет… это что–то совсем знакомое, даже ощущения на ощупь…
Ганс отвлекся от неё и невольно прислушался к разговору матери с сыном.
– Мама, но ведь я не поступил в художественную школу, что мне теперь делать?
– Адольф, знай же: твои картины так и останутся для меня самыми красивыми. Мир ещё услышит о тебе.
Остаток пути до площади они провели в молчании, оглядываясь по сторонам, вытирая потные лбы от августовской жары и изучая новый для них город, который, впрочем, для обоих казался самым обычным, за исключением достопримечательностей, что они видели раньше. Будто бы одна рука рисовала все дома Долины, будто бы все это было построено одинаково. Въехав на площадь, они стали искать друзей. Колонна победы стояла посреди площади, и вокруг неё несколькими кругами выстроились торговцы, и чем ближе они, тем состоятельнее были торговцы. Они подъехали к самой колонне, попутно отбиваясь от разных предложений покупки, от очень старых поношенных вещей до мечей искусной работы. Гансу это поднадоело, и он вовсе перестал отвечал на все воззвания.
– О, смотри, наших–то видно издалека, – Ганс пальцем указал на две телеги Йослихта что расположились сразу у Колонны, где Йослихт и Тошлер опять орали друг на друга, чьи крики тонули в гаме площади.
– У тебя, мать твою, совсем катушку снесло? Какого черта, Йос?
– Я больше ничего не хочу слышать.
– Отдавай мою долю и хоть убейся ради своих сказок, клоун! Но только попробуй, сука, убить наше дело, я тебя сам на куски порву! Ты хоть подумай о бабушке Санчале, жирный идиот!
– Это не сказки!
– Братская любовь во всей своей красоте, – Август рассмеялся и достал самокрутку.
– О, вы вернулись. Ганс, Август, вразумите его! Этот клоун хочет отдать наши деньги на сраную боготворительность.
– Благотворительность, неуч, – с нотками злости ответил ему Тит.
– Заткнись! Всё бы ничего, но этот придурок тратит огромные суммы! Да ты даже жрёшь на куда более скромные суммы!
–Чёрт, я и сам из детского приюта. Приятно, что есть кто–то кому мы нужны. Если, разумеется, ты не любишь детей в очень интересном смысле…
– Да пошёл ты! – сказал разозлившийся Йослихт.
– Йос, я же шучу! Но совсем не обязательно ведь отдавать все деньги, гораздо разумнее…
– Просто… понимаешь Ганс, я – бродячий торговец, я живу в этой Долине тридцать три года и повидал всякого: от взятия в жёны одиннадцатилетних девочек до истребления толп людей по прихоти знати. Я пытаюсь сделать хоть что–то для тех, кто сам не может за себя постоять. Дети… они ведь беззащитны. Взрослый человек ведь сам виноват в своих бедах, а дети – нет. Может быть было бы правильным дать им что–то? – Йослихт пошёл в сторону главного храма Елисейта, Тошлер махнул рукой и пошёл к телеге.
– Н–да. Бабу ему надо. Кстати, о бабах, мы ведь идём в таверну? Чудесно! Я как раз припас пару серебряков на этот случай во время моего скитания с уголовниками.
– Чёрт тебя за ноги дери, Август! Я считал тебя приличным человеком! – засмеялся Ганс.