Глава 3
Подъём с рассветом они встретили командой Айвареса. Сонные Болдер и Долдер, несшие этой ночью караул, потирали глаза, и вместе со всеми стали сворачивать лагерь. Неприятная утренняя роса покрыла всё, и если бы не братья, поддерживающие малый очаг пламени посередине, они бы проснулись все в воде. Ганс почувствовал першение в горле после ночи на открытом воздухе, отпил прохладной воды. Он прокрутил в голове события прошлого вечера и уверенно отрицал мысль о всяком предательстве. Между тем он впервые всерьёз задумался о том, чтобы рассказать о произошедшем властям. Всё больше ему казалось, что сил их будет слишком мало для мести Богам. Но как уговорить суеверных и отчасти недальновидных людей ему помочь? Не будь их игрушкой – прозвучали последние слова Командира в его голове. Ганс отбросил мысли и свернул спальные принадлежности и дал их Тошлеру, что заботливо и щепетильно укладывал огромное количество вещей, аккуратно, каждую вещь на свое место, в свою телегу. Не без труда вытолкнули телеги по вымокшей земле из поля на Янтарную дорогу, вдоль которой гордо и неестественно стояли столбы Мотихари, при виде которых Тит преклонил голову и поправил амулет Богов на своей шее; Ганс поморщился глядя на это и сел на коня, встав в авангарде вместе с Титом и Августом, своровавшим коня у таверны и очень этим омраченный, и Айваресом. Иногда мимо них проезжали верхом путники: поодиночке и группами.
– Почему вы называете эту дорогу Янтарной? – спросил Август, – я не вижу здесь ни капли янтаря.
– И не увидишь, – со смехом сказал Тит. – Дорога эта очень старая. Сорок лет назад в моде был янтарь. Все мужчины мира стремились заполучить эти чудные украшения, дабы расположить к себе женщин. И только Полисы севера, гордые независимые города–государства могли похвастаться у себя этими камнями. Тогда–то бурным цветом расцвела торговля по всей Долине, началом чего и стал янтарь. Много воды утекло с тех пор. Остатки дороги либо заброшены, либо вымощены снова, не оставив ни следа от неё, за исключением…
– Столбов? – вдруг оживился Ганс.
– Да, мой мальчик, – столбов. В те времена люди почитали Богов куда больше, чем сейчас – в благодарность за наши богатства и были возведены столбы Богов, что носят гордое название Мотихари.
Ганс невольно вспомнил историю, что им рассказывали в детстве о возведении дороги в Ронее, где правитель, чьего титула и имени Ганс не помнил, приказал воздвигнуть дорогу для хитроумных телег, работающих не от тяги коней, а от горения угля, от столицы до своей резиденции. Никогда Ганс в эти бредни не верил, но уже тогда для себя отметил, что абсолютная власть – это вещь исключительно прекрасная. Ибо не может быть несчастлив человек, что может приказать сделать целую дорогу для несуществующих вещей только для себя.
– Дети, вы хоть раз были в Елисейте? – С явной насмешкой спросил Айварес.
– Нет, – без всякой мысли сказал Ганс.
– Мне приходилось бывать в крупных городах – ничего особенного, а к чему вопрос? – Ответил Август, ещё не до конца проснувшийся.
– Потому что, дети из села, постарайтесь вести себя так, будто бы были там всегда. И уж тем более не надо глазеть на тысячу и один памятник и высоченные дома. Уяснили? Иначе мы будем очень выделяться на глазах у всех, тем более у стражи.
– Да, стража… Айварес, я думаю стоит сообщить о произошедшем в Ангейте королю. Он ведь должен знать.
– Ха–ха!
– Ха–ха–ха!
Ганс с большим удивлением глянул на собеседников и Айварес перестал смеяться, и лицо его приняло стандартную серьёзную гримасу.
– Какой бравый солдат! Теперь расскажи мне, как ты будешь объяснять, что ты один выжил, а все остальные погибли? Что ты им скажешь? Небесные стрелы поразили крепость, а я один стоял и смотрел? Тебя сначала будут пытать как предателя, а потом повесят. И это в лучшем случае! В худшем случае тебя передадут инквизиции и устроят аутодафе. Ты мне ещё живой нужен. Не тебя повесить должны, а мы должны этих ублюдков. Наша задача понятна, хоть и очень туманна. Так что выше нос и держи язык за зубами. И тебя это тоже касается, – сказал Айви и поочередно показал свой огромный кулак Гансу и Августу.
Ганс промолчал и понял абсурдность идеи. Они ехали в тени, рассвет всё ещё был скрыт за холмом. За этим же холмом гордо стояла столица Елисейта и центральный город южного союза.
Лучи утреннего солнца, скользя по пологой поверхности холма, ударяли в лицо взбирающимся путникам. Наконец, уже было видно солнце, поднимающеюся над хребтами гор, и они взобрались на вершину.
Огромный город, обнесенный мощными стенами, разделенные конусообразными башнями, откуда ещё изредка можно было увидеть проблески свечей, разделенный рекой Рейс напополам, простирающийся вдоль всей низины, с острыми шпилями высокого королевского лебединого замка, стоящего на холме в дальней части города. К городу вело несколько дорог со всех концов страны, разделяющие огромные поля могучей страны; и даже сейчас, утром, по ним въезжали и выезжали из города десятки людей. Масштаб города очень поразил Ганса, он даже заулыбался.
– Смотри, Август! Города Империи такие же пёстрые? – с улыбкой на лице и с детским восторгом крикнул Ганс.
– Я… Нет. Я никогда не бывал в настолько огромных городах, это просто фантастика! – Август сильно щурился, то и дело потирая глаза, что выглядело несколько странно. Ганс подумал, что всё это из–за его впечатлений от возможности вновь свободно бродить по миру спустя три года заключения.
– Какая прелесть! Может вы ещё обниметесь и портрет себе на память закажете?
Август с Гансом рассмеялись, Айварес неодобрительно покачал с головой. Они спускались с холма по извилистой пологой дороге. По мере приближения к стенам города, они становились всё больше и больше. И даже стены Ангейта высотой в три человеческих роста казались совсем детскими по сравнению с ними. Они подъехали к стенам города. У ворот были выстроены пара таверн и небольшие конюшни, очевидно их владельцы просто не сумели купить дорогую землю в пределах городских стен. На въезде стояло два солдата, с яркими жёлтыми сюрко с чёрным орлом на груди, поверх блистающей, хорошо начищенной кольчуги. Иногда они останавливали въезжающих путников, но всегда пропускали в город. Уже напротив ворот был слышен гул города, и очень поверхностно было видно его величие. Один из солдат завидел караван и выпрямился, положив руку на рукоять меча.
– Стой! – Прокричал стражник и перегородил проезд. Караван остановился – Назовите себя!
– Айварес из Мюнрена. Это Ганс из Келина, а это Альфред из Мендакса. Охраняем торговый караван купца Йослихта.
– Вы похожи на наемников, – с претензией заявил стражник. Он был крепкого телосложения и тупого на вид лица, что вполне подходит для городского стражника, но его надменность была непростительна. Ганс на ухо шепнул Августу, что тот бы драил нужники в Ангейте, и после – оба рассмеялись ненаигранным детским голоском, но тут же поняли, что им конец – ведь Айварес никуда не делся. Тот лишь тяжело вздохнул:
– Мы и есть наемники.
– Тогда кое–что вам тут не понравится: в этом городе запрещены потасовки и нарушение закона. Проезжайте.
Айварес уважительно склонил голову, и они проехали. Ганс повернулся назад, и за столь короткий промежуток времени, начиная с их спуска с холма и до въезда в столицу, количество путников увеличилось, образовав на въезде небольшую пробку уже с утра. Ганс поднял голову: ворота были оснащены двумя решетками, зубья которых, проржавевшие и древнее его самого, казались совершенно бесполезными и ненужными в мирное время. После них шли могучие деревянные, с вставками металла, ворота.
Елисейт, столица одноименного королевства, предстала пред ними во всём своём величии: одна из многих площадей, расположенная прямо на въезде, и служащая одним из главных торговых центров, уже обрастала повозками и шутами. Они проезжали прямо по площади, Йослихт велел остановиться ближе к центру, где была расположена Колонна в честь отстаивания своей независимости в войне с Империей, окруженная маленькими фонтанами с различными росписями и барельефами. Из фонтанов били маленькие стручки воды, Ганс никогда не видел фонтанов, хотя и был о них наслышан. И несмотря на предупреждение Айви, он не мог сдержать волнение и трепет у себя в груди и стал всматриваться в мельчайшие подробности этой Колонны. Она была установлена на круговом постаменте из красного камня, серого цвета с резьбой по камню различных сюжетов времен Имперских походов вплоть до золотой статуи орла на её самом верху.
– Август! Ты только глянь на эти барельефы! Посмотри насколько точная работа! Должно быть искусные мастера трудились годами, чтобы создать этот шедевр!
– А? Я не вижу. Мне нужно рассмотреть поближе…
– Дети… – Айварес скривил лицо, глядя на то, как Август отошёл от каравана в сторону фонтана.
– Эй, ребята! Сюда! – Сиплым голосом произнёс Йослихт. Айварес резко развернул Сканто и очутился перед Йослихтом. Ганс, чуть погодя, кинув взгляд в сторону Августа, присоединился.
– Мы отправляемся на ярмарку, что будет на площади Большой звезды, у Девичьего моста. Приезжайте, как закончите! – С добродушной улыбкой сказал Йослихт и махнул Айваресу рукой.
– Обязательно, старина! Удачи! – Айварес приложил два пальца к виску и указал ими на Йослихта.
– Ха–ха, спасибо!
– Я с вами! Мне тоже нужно в бедный квартал! – Тит до этого момента сохранявший тишину, вдруг проявился. Видимо, наконец пришёл в себя после вчерашней попойки.
– Старина, ты так и не сказал, что привело тебя в столицу.
– Ай! Мне нужно кое–что доставить для… друзей. – Тит лукаво улыбнулся и уже подошёл Август.
– Ты слепой? – Айварес, в привычной для себя манере, спросил Августа.
– Почти. Зрение плохое. – С нотками грусти ответил он.
– Как же так? Ты ведь легионер! Бывших легионеров не бывает! – с претензией заявил Тит, – Каким образом ты вообще попал в Легион?
– Я три года просидел в полутёмной дыре, удивительно, как я с коня не падаю и язык не забыл. Впрочем, я подолгу вел сам с собой монологи – как выходец из Эльсинора и старался заниматься физически, – Ганс понимающе кивнул, и поймал себя на мысли, что для простого солдата, Август слишком хорошо адаптировался к таким жестким условиям и не потерял голову.
Этот город впечатлял своими масштабами и убранством: вокруг площади каждый пятак земли был застроен многоэтажными строениями, каждое из которых отражало изысканный вкус владельца. Разные архитектурные стили, не создавали впечатления неказистости, напротив – давали этому городу определенный шарм. Каждая пядь земли ниже городских стен, за исключением деревьев и кустарников, столь аккуратно и гармонично высаженных везде где только можно, была уложена брусчаткой. И не было на земле ни единого места, где была бы лужа или произрастал назойливый сорняк. Люди здесь одевались иначе – деревенская одежда сменилось добротными пышными нарядами. Но даже вся красота столь славного города не отменяли один неприятный факт – шум.
По мере их продвижения по улицам города, Ганс не увидел не одного косого взгляда на вооруженную четверку, люди были погружены в свои заботы и проблемы большого города, несущего их по течению жизни. Казалось, будто бы их и вовсе не замечают. Ганс предположил, что в больших городах, где людей больше, где у них больше забот, они становятся чуточку эгоистичнее, на что и получил замечание от Айви – не думать о всякой ерунде.
Чем ближе они уходили в глубь города к бедняцкому району, что находился на этом берегу реки, презентабельный вид города постепенно стал сходить на «нет». Всё чаще встречались обветшалые фасады и грязь на улицах, дорога уже не была такой отделанной, а люди попадались всё менее нарядные и воодушевленные. Это были простые ремесленники. Лишь две вещи оставались неизменным – гул на улицах и стражники, облаченные в желтые сюрко. Ганс на минуту прислушался к людям вокруг: среди десятков беглых реплик и непонятных для сельского человека слов он не нашёл ничего интересного и эту затею он оставил. Айварес держал в руках карту и беглым взглядом осматривал дома на предмет их пункта назначения, Тит снова рассказывал одну из тысячи историй из своей юности, а Август ехал молча и старался разглядеть новый город.
– Поразительный город! Даже не центральные районы! А весь город! Во время Имперского похода на восток я был матросом. Сколько лет прошло с тех пор? Сложно описать эту боль душе, когда видишь всё это: пламя, охватившее всю землю, трупы на улицах, пепел сожжённых городов. Когда это было? Ох, как быстро летит время. Дым сожжённого Елисейта был виден даже с моря.
– И всё же Лебединый замок и Ангейт взяты не были. – С пафосом произнёс Айварес, гордо вскинув голову, и преисполненный патриотизмом.
– Ты прав, мой друг, ты прав. И будь проклята эта война.
Они въехали на малую площадь посреди двухэтажных грязных деревянных домов. Это уже была не та площадь, что они видели на въезде в город, а очень похожая на рынок деревни Мендакс. В центре площади находился столб, с сваленной к нему грудой сена и дерева. Ганс не поверил своим глазам, он не хотел это видеть, он не хотел в это верить. Они подъехали ближе, и Ганс хотел бы, чтобы это было сном.
Пропаганда пугала людей карой при жизни и вечным горениям в аду после смерти. Но если какой–то ад и существует, а не безликая пустота (чего Ганс боялся гораздо больше), то они живут в нем. К столбу привязали человека. Под шум и ликование толпы, фламины Культа вознесения произносили хвалебную речь предстоящей казни.
– Еретик Томас де Торквемада решением Богов и понтифика за одурманивание людей и распространение еретического учения приговаривается к смертной казни!
– Это же Торквемада! Я рос на его трудах! Империя этого так не оставит! Она…
– Здесь не Империя. – Холодно сказал Тит и отдернул Августа.
Ганс не мог стоять на месте. Он дёрнул шпоры и слегка продвинулся вперед, правой рукой он потянулся к мечу, но Айварес молниеносной реакцией выхватил поводья и с недобрым, полным грусти взгляда, посмотрел на него.
– Ты не на войне. Там ты видел врага и мог его поразить. Здесь же – цивилизованное общество. Убийства людей для поддержания веры, что в свою очередь поддерживает власть – в порядке вещей. И даже не смей бросать вызов этому. Уходим.
– Эх, старик Томас. А какая замечательная игра слов, как иронично! – Улыбнулся Тит.
Они развернули коней и поехали в сторону фавельского района. Ганс старался отрешиться от всего, но последние слова человека как гром среди ясного неба прозвучали у него в голове, всё повторяясь и повторяясь.
– Я умираю мучеником! Но душа моя достойна вознесения!
– Гордишься победой Елисейта, Айварес? – С насмешкой и упрёком сказал Август. – но Имперский поход был направлен на то, чтобы искоренить это зло. Принести вам цивилизацию, которую вы не заслуживаете. И что у нас получается – на одной стороне моря людям отрезают головы, на другой – сжигают людей. Гордитесь?
Айварес промолчал. Тит хлыстом приказал коню ехать быстрее, и они молча ускакали мимо, оставив костёр инквизиции позади, и приняв малое чувство вины за свое бездействие.
– А знаешь, Август.
– Да?
– В чем–то ты прав, но… Отправить бы тебя туда, откуда ты приперся. В ящике.
– Эм… В ящике?
– В закрытом гробу.
– В Империи больше распространено кремирование. Но если нам нужно…
– Заткнись.
– Но…
– Я сказал: закрой свой рот, – с взглядом полным ненависти, пригрозил ему Айварес. Август повиновался.
Через минуту они миновали район людей среднего достатка на котором и держалось всё государство и встретили перед собой грубый частокол.
– Ха! – крикнул Тит, – они решили отделить бедняков от себя забором, как ранее богатые отделили их от себя рекой. Кастовое деление во всей своей красе. Везде одно и то же, – Айварес с Титом достали свои карты и стали стирать прежние зарисовки района, рисуя новые. Ганс с Августом вопросительно посмотрели на них, – мир меняется, прежние границы нередко становятся историей, – Ганс с Августом переглянулись и им стало стыдно осознавать, что они путешествуют без подробных карт городов.
Прибытие в Фавельский район, где жили самые нищие и ненужные городу люди, сопровождалось чувством резкой вони от сточного канала. Особую неприязнь испытал Август, словно ребенок, заново открывающий для себя мир, и впитывая в себя все его красоты и уродства. Он искривил лицо и прикрыл нос. Ганс внимательно осматривал резко сменившуюся обстановку. Обветшалые фасады домов простых людей уступили место наскоро построенным лачугам, построенные впритирку друг к другу, и разделенные узкими улочками. По улицам бродили люди в грязных и рваных одеждах, плевались и ругались. Айварес недобро оглядел всё это дело и достал самокрутку себе и раздал всем остальным.
– Куда теперь? – Айварес хотел было подкурить её, но его остановил неодобрительный взгляд Тита.
– Что ты делаешь? Это что? Табак? Нет, это не табак, это дерьмо какое–то! – Тит вынул из кармана аккуратную маленькую коробочку и достал оттуда несколько самокруток и передал их своим товарищам.
– Вот это – убойная вещь – я вам говорю! Я останусь здесь, мне нужно встретиться с людьми. За конями я уж пригляжу.
– Да ты, старый волк, сопрешь их!
– Да? И далеко ли я уеду с тремя конями? Давайте уже покурим, черт побери!
Они отошли чуть в сторону от дороги и присели на камни, небрежно рассыпанные у частокола. Ганс закурил свою самокрутку и закашлял.
– Что это? Очень жесткая…
– Ещё бы. Не зря она запрещена. – Тит подмигнул Гансу и с лицом полным удовольствия затянулся.
Ганс продолжил курить и достал из своей сумки на поясе аккуратно сложенный трофей с горы Пэйр. Он раскрыл свою карту и внимательно вгляделся в неё: от карты Долины остался лишь обожженный кусок с изображением южной части Елисейта, и здесь был поставлен маленький красный крестик в самом конце бедняцкого района. Ганс снова затянулся и сложил карту.
– Нам нужно к самому краю района, к пруду. Крест на карте поставлен между стеной и прудом, – Ганс затянулся и уже не в силах переносить этот горький вкус затушил самокрутку и встал. В глазах резко потемнело, голова слегка закружилась. Гансу стало не по себе. Погладив Ардженто по гриве он обернулся на своих спутников: Айварес хлопнул Тита по плечу и взял флягу, Август сидел неподвижно и смотрел на один из Божественных столбов.
– Август? – Ганс хлопнул друга по плечу, тот не отреагировал, – Август? Что с тобой? Тит, мерзкий имперский хрыч, что это за дрянь?
– А? Трава–то? Ну… Это нормально.
– Ты накурил нас наркотиками? О чём ты только думал?
– А о чём ты думал, когда я сказал, что она запрещена? Расслабься, через пару часов Августа отпустит. Лучше извлеки из этого пользу и сконцентрируйся на задании.
– И что ж я маленьким не сдох, – Ганс тяжело выдохнул и отпил воды из фляги, – Август?
– Глаза… Другие глаза проглядывают в них. Откуда они вообще взялись, эти столбы?.. Эта архитектура, линии, изгибы. Красное свечение, – Тит весьма удивился. Он стал вглядываться в столб и слегка покачивать головой.
– Опять подрядчик хреновый, – чуть было слышно прошептал Тит и усмехнулся. Возможно его товарищи обратили бы внимание на эту фразу, но чертова трава давала о себе знать.
– Какое свечение? Тут ничего нет. Да приди ты наконец в себя, – Ганс схватил его за грудки и дал пару пощечин. Он снял с пояса флягу и вручил её Августу, – Айварес, а ты что скажешь?
– Скажу, что пора двигаться. Ты итак привлёк слишком много внимания. Нам в ту сторону, – он махнул рукой в сторону трущоб и пошёл первым.
– И всё? Нас накурили наркотиками и это всё, что ты скажешь?
– Ой, да ладно тебе! С кем не бывает? – махнул рукой Айварес.
Ганс подтолкнул Августа и шёл последним. Трущобы были старые и обветшалые, из маленьких окошек и из щелей выглядывали любопытные лица, Айварес шёл быстро, задавая темп всем остальным и держал руку на мече, зная плохую репутацию этого района, Ганс же держал Августа. Миновав грязные улицы и затхлую вонь трущоб, они вышли к небольшому пустырю, где у самых стен стоял сожжённый дом, опоясанный несколькими Божественными столбами. Айварес посмотрел на Ганса и тот кивнул – значит, туда. Они взглянули на него.
– Гладкий черный камень с прорезями и барельефами. Летописцы говорят, что город стоит на древних постройках Богов. Подойдём ближе. – Они пошли к разрушенному дому, и совершенно внезапно сбоку от них заговорила старуха, невесть откуда взявшаяся, с накинутым светло–коричневым плащом, почти полностью закрывшим лицо, и дрожащей рукой, изрезанной и грязной, опирающуюся на трость, которую они не сразу заметили.
– Не ходите туда. Проклятое место. Боги запрещают, – в трясущихся руках она держала цепочку с свисающим символом Норанейта, почти такой же, что висел на шее у Тита, только без круглого основания посередине. Они проигнорировали старуху и пошли к дом, – Боги вам запрещают! Люди! Еретики хотят осквернить Богов! – завопила она.
– Что вы знаете об этом месте? Эй? Эй! – Ганс пытался узнать хоть что–нибудь, но старуха молчала. Почти мгновенно к пустырю стали подтягиваться бедняки с недобрыми взглядами и повторяющими одно и то же: нельзя, запрещено, Боги рассердятся. Некоторые из них держали дубины или вырванные куски забора. Поняв, что устраивать потасовку нельзя, и надо действовать сейчас, Ганс мгновенно стал обдумывать сотни вариантов выхода из ухудшающейся ситуации.
– Меня зовут Ганс. Я последний выживший из Ангейта, и я вас проклинаю, – он вынул вперёд кулак с вытаращенными большим, указательным и мизинцем, и повертел им перед людьми. Те в страхе разбежались.
– Ха! Вижу, мои уроки зря не пропали! – посмеялся Айварес, – Вот только сейчас эти фанатики побегут к фламинам и обвинят нас в… да в чём угодно! Так что нужно действовать быстрее. Это ведь лучшее место, чтобы скрыть секреты Богов – религия и бедность всегда маршировали в едином строю.
Они подбежали к дому. На первый взгляд ничего необычного: сожжённый дом вонял сыростью недавно прошедшего дождя и здесь не было абсолютно ничего ценного.
– Раньше это была таверна для здешних бедняков. Бывал я здесь пару раз. Злачное место: злые от неудач в своей жизни люди, дешевое пойло, некрасивые женщины. Не понимаю, какие секреты здесь можно было уместить… – Айварес стал осматривать остатки комнат, Ганс достал карту и стал просматривать, не упустили ли они чего. Август, казалось, бесцельно бродил по таверне.
– Нам нужно спуститься, – сказал он абсолютно холодно, до сих пор пребывая под воздействием «подарка Тита».
– Спуститься? – спросил Ганс.
– Да. Где ещё держать секреты, как не под землёй.
– Под землёй? – Ганса осенило, – Айварес! Айварес! – в соседней комнате что–то глухо упало и из неё вышел перепачканный Айварес.
– Нашли что–нибудь?
– Айварес, если город стоит на постройках Богов, то…
– Я слышал. Вспомнить бы ещё, где здесь подвал. Сколько времени уже прошло, одиннадцать лет? Так, за мной!
Айварес махнул рукой, и они пошли за ним, увиливая от обвалившихся балок и обходя груды мусора. Проход в самой дальней части таверны был завален. Айварес выругался.
– Откуда здесь гравий? Подвал засыпали? Зачем?
Август ходил туда–сюда, по несколько раз стуча сапогами по полу. Ганс внимательно за ним наблюдал, а Айварес оглядывал все вокруг на предмет подсказки.
– Здесь что–то есть, – сказал Август и топал по одному месту на полу, – доски прогибаются, я чувствую сквозняк.
Айварес подошёл к нему и пару раз стукнул ногой. Он отогнал Августа и достал свой широкий меч из–за спины, тяжело замахнулся и обрушил свой удар на пол, полетели щепки. Он ударил ещё, и ещё. Доски в этом месте были разломаны и стало совсем очевидно, что там пустота. Он сделал два шага влево и постучал ногой по доскам, ударил несколько раз по полу и доски обвалились, упав плашмя на пол снизу. Айварес с удивлением взглянул на Августа и ухмыльнулся.
– А ты мне нравишься, парень. Ещё бы не был ты таким надменным. Зажгите факела, мы спускаемся.
Айварес спрыгнул первым, оставив чуть слышное глухое эхо в помещении снизу. Август спрыгнул за ним. Ганс огляделся по сторонам и посмотрел на один из столбов, что окружают таверну и стал в него всматриваться. Он вспомнил слова Августа, и у него промелькнуло чувство, что столбы действительно живые, и наблюдают за ним. Он спрыгнул. Айварес и Август уже осматривались в подвале. От давнего пожара здесь остались лишь пустые обгоревшие полки и уже давно сгнившие бочки с вином, вперемешку с неопознанными остатками вещей, ныне ставших углями. Ганс тоже почувствовал резкий сквозняк.
– Смотрите по сторонам – здесь должно быть хоть что–то! – сказал ему Айварес, но Ганс старался найти тот источник сквозняка. Он подошёл к стене с ярко выраженными зазорами меж огромными камнями и приложил к ним руку, ощутив ярко выраженный прохладный сквозняк. Август подошёл к нему и рукой провел по камням, достал свой меч и вонзил меж камней чуть повыше своей головы, отошёл чуть в сторону, и навалился на него. Ничего не произошло. Тогда подошёл Айварес и разогнав своих спутников, с размаху стукнул рукоятью своего огромного меча по стене. Она пошатнулась. Затем ещё раз и пара камней обвалилась. Айварес убрал меч и пнул стену, от чего та вся развалилась, обнажив узкий проход.
– Положили несколько маленьких плит совсем наспех. Будто бы времени не было сделать всё быстрее, – подытожил он.
Айварес осветил проход факелом и вошёл в него. Миновав слой из земли и камня, он остановился и подозвал Ганса с Августом. Август ударился головой о потолок и выругался. Они оказались в обширном туннеле, отделанным уже ярким серебристым металлом со всех сторон.
– Мать твою. Куски идеально ровные. Кто вообще это может сделать в Долине? Неужели это и в правду Боги?
Ганс промолчал. Они шли вдоль туннеля и Ганс разглядывал как будто новый мир открытый им. Новый и безжизненный.
– Август? Что скажешь? В Империи ты видел хоть что–то похожее?
– Ты же видел панцирь Тита – пластины ровные, но изготавливались они почти что в ручную. Нет никого кто мог бы так преуспеть в обработке металла.
– Туннели. Гиблые места. Найти их можно едва ли не в любом месте в Долине. Поговаривают, будто бы до своего ухода, Боги использовали их для передвижения под землей, – проговорил Айварес.
– А почему не передвигаться по земле? Чего бояться?
– Я в эти религиозные бредни никогда не вслушивался и тебе не советую. Но может и на это явление есть свои объяснения.
Туннель Богов. Ганс где–то слышал о них. Абстрагировавшись от реальности, он стал ковыряться в дебрях памяти, пока не нашёл единственное воспоминание о них: пару лет назад он выкупил одну из заметок, вырванных из научной книги, запрещённым всесильным Культом вознесения, стоящих больших денег, и купленной им у странствующего торговца, что заглянул на огонёк в Ангейт на краю мира.
Глава 7
Я рассказал Вам о ныне известных и изученных руинах Богов, оставленных нам на земле в эпоху, предшествующую предыдущей нам – эпоху жизни Богов на Земле. Теперь же перейдём к тому, что скрыто под толщей вод и земли.
В каждом уголке Долины (за исключением Империи, о внутренней жизни которой мы знаем очень немногое ввиду их политики закрытости), каждый искатель приключений и каждый счастливчик, что случайно нашёл скрытые естественным и неестественным образом входы в подземелья Богов, может похвастаться своим успехом, ведь немногие из ныне живущих видели, и уж тем более – верят в их существование.
По классическому религиозному преданию, «Боги жили на земле задолго до того, как мы, люди, лишившись звания Богов, пали с небес на землю и стали на путь искупления грехов своих в землях, ранее и сейчас – принадлежавшим Богам».
Из этого предания следует, что все постройки до Эпохи Вознесения относятся к Богам, но что они из себя представляют?
Я, Ваш покорный писатель и просветитель, бывший в этих подземельях, не могу точно ответить на этот вопрос: одни говорят, что найдя эти подземелья, они возвращались домой, вооруженные оружием Богов, самым смертоносным и неумолимым в Долине, и ставшие затем властителями земель разных масштабов за имением у них единственного и естественного права жизни – права сильного. Другие говорят, что встретили на своём пути огромное количество ловушек: от сжимающихся стен и невиданных зверей, полосатого окраса и напоминающим кошек, только больше в несколько раз, до облака воздуха, имеющего цвет и поражающего людей одним лишь их вздохом.
Мне же не удалось увидеть ничего из выше пересказанного: я лишь видел затхлые подземелья с неестественной для нашей Френейской, и любой другой архитектуры: гладкие блестящие камни, сияющие под любым светом, облицованные неясными нам узорами и сюжетами, о которых нам, людям, стоит лишь догадываться, завалами туннелей и гонениями церкви после этого.
Но с каждым годом мы смеем видеть, не только новое оружие богов, отданные нам не только после Норанейтских игр, но и иные, более существенные артефакты: так называемые «мысли Богов», что перенесли свои воспоминания о бывших днях на мягкую, скользкую как лёд бумагу, что смогла сохранить в себе события тех лет, и являвшейся прямым отражением глаз людских, но и то, что вскоре после разговоров вслух те счастливчики либо пропадали без вести, либо лишались головы в пустыне Эмирата или же сгорали в огнях Инквизиции на территориях Южного союза. О Империи же – нам доподлинно неизвестно ничего, кроме того, что они с охотой поглощают все знания о подземельях, их местоположении, о всех найденных вещах и их описании, и находящимся за пределами земель Императора – каждый, кто знает хоть что–то существенное, имеет право получить подданство лучшей в Долине страны и стать богачом.»
Тёмный туннель был одинок и безлик, здесь не было ничего, что когда–то бы сказало о присутствии людей. Лишь пыль, не тронутая людьми, и кромешная тьма, побеспокоенная слабым светом огня зашедших сюда людей. Они вышли из туннеля на небольшую развилку, что давала начало трём разным туннелям.
– Ганс – налево, Август – направо. Далеко не отходим, если увидели что–то – кричите во всё горло.
Ганс не заморачивался как идти тише, ведь свет от его факела и любой, даже самый тихий шаг в этой могильной пустоте были очевидны и для глухого, и для слепого. Он шёл вперед, не различая ничего необычного в этих однообразных туннелях.
Длинные и однообразные туннели, со своей сыростью и безжизненностью вокруг. Разглядывая всю эту причудливую архитектуру и её безжизненность, Ганс поневоле задумался: а ведь эти руины и есть само доказательство существования Богов, помимо падающих с неба над Норанейтом оружия Богов, хотя, вероятно, и этому есть объяснение, как сказал Айви.