Он закрыл её рот ладонью, а другой обвил спину и ухватился за талию, прижав к себе и не позволяя ей уйти. Он чувствовал давление её груди на свою и ощущал обжигающее ладонь дыхание. Катя резко дёрнулась, но всё так же оставалась в захвате, и теперь на Женю смотрели два пропитанных яростью глаза. С их краёв сорвались слёзы. Прямо как вчера, когда оба они стояли у магазина, а она была прижата им к машине, с заткнутым ртом. Только тогда за ними подсматривали лишь пустые глазницы мёртвых водителей и пешеходов, а теперь за их действиями наблюдал Рэндж, навострив уши и подняв голову.

– Послушай меня. И постарайся на этот раз не зарядить мне между ног. – Он чуть ослабил хватку, но был готов в любой момент сдержать её тело, если оно хоть ещё один раз дёрнется.

Но оно будто замерло, застыв во времени, и лишь слабая тряска её рук выдавало нестерпимое волнение.

Смотря прямо в серые глаза, Женя продолжил:

– Мы должны об этом поговорить, понимаешь? Должны. О твоём сыне и о тебе. – На миг все мышцы её лица разом напряглись. – Сейчас я тебя отпущу, и мы начнём разговор, только уже спокойнее, чем вчера. Идёт? – Катя еле заметно кивнула, после чего он освободил ей рот, и она тут же отшвырнулась, сплюнув на пол накопившиеся слюни.

– Я не буду говорить тебе «спасибо» и уж тем более обсуждать с тобой моего сына. Ты добьёшься того, что я опять возьму и уйду, и в следующий раз, когда вздумаешь спасти меня, я сама выстрелю себе в голову, понял?

– Ты не уйдёшь. – Женя вновь посмотрел ей в глаза и смог сдержать взгляд. – Я тебя не отпущу.

Пару секунд она молча таращилась на него, а потом залилась смехом, который изо всех сил старался быть похожим на искренний. Но на деле же он сквозил натянутостью и фальшью, нотки которой резали слух. Это был смех человека, что пытался им скрыть что-то тайное. Что-то такое, выход на свет чего мог причинить очень, очень много боли.

Когда смех иссяк, Катя спросила:

– Ты не отпустишь меня? – Она упёрла руки в бока и выставила грудь вперёд. Светло-русые волосы слегка прикрыли её лицо и… признаться, в этот момент она была до безумия сексуальна. – А ты кто такой, дружок? Какого хера ты тут распоряжаешься мной? Влез не в своё дело, а теперь ещё и не позволяешь мне уйти, да? Тебе ещё восемнадцати нет, а мне уже тридцать два, так что жизнь я повидала побольше твоего. И не командуй тут. Имей уважение к старшим.

– К старшим? – Удивлённый смешок сорвался с его губ, после чего они расплылись в улыбке – слегка издевательской и дразнящей. Женя чувствовал, как накаляется вокруг воздух, как растёт в его венах напряжение, и ощущал биение собственного сердца в горле. Но на этот раз он намеревался довести дело до конца и выяснить, что же всё-таки скрывается под этим серым, таким, казалось бы, не растопляемым льдом.

Он двинулся вперёд, сделав первый шаг.

– Ты же ведёшь себя как подросток. Избегаешь той темы, о которой следует поговорить.

– Да с чего ты это взял?!

– Взгляни на свои руки! – Спокойствие мигом улетучилось, и его место заняла злость. – Они все перебинтованы! И знаешь, что это? А я тебе скажу что.

– Заткн…

– Это ты, Кать. Ты резала себя, но так и не довела дело до конца. Потому что слаба. Ты не в силах справиться со смертью Миши и винишь себя, будто в этом есть хоть капля твоей вины. – Он не знал, говорит правду или нет, но чувствовал – чувствовал интуитивно, – что идёт в правильном направлении, и широко раскрытые от ужаса глаза лишь подтверждали это. – Если ты и в правду его любила, то не стала бы…

– ЗАКРОЙ СВОЙ, СУКА, РОТ, ИЛИ Я ВЫРВУ ТЕБЯ ЯЗЫК!

– Давай! – Женя встал перед ней и развёл руки в стороны, полностью открыв ей своё тело. Сзади послышались спешные шажочки мягких подушечек по кафелю, всё приближающиеся и приближающиеся. Рэндж учуял запах опасности и сел совсем рядышком, продолжая наблюдать и не вмешиваясь. – Можешь ударить меня, но сына тебе это не вернёт. Его уже ничто не вернёт.

Мощный удар прилетел ему под дых, и весь воздух рывком вырвался из сжавшихся лёгких. Женя согнулся пополам и рухнул на четвереньки, держась одной рукой за нижние рёбра. На пару секунд мир покрыли кружащиеся в танце чёрные точки, и только когда всё окружение вновь приняло привычные контуры, Женя поднялся и, показав Рэнджу жестом сидеть на месте, посмотрел на Катю.

– Неплохо. Даже очень неплохо, – дыхание медленно восстанавливалось, и теперь он уже мог говорить спокойно, не боясь задохнуться. – Но Миша всё ещё мёртв. Этим ты его не вернула. И никогда не вернёшь.

За долю секунды он заметил, что она замахнулась, и схватил её запястье, с силой сжав его. Катя лишь слегка поджала губы от пронизывающей боли, но продолжала твёрдо стоять на ногах и не сводить взгляда с нацеленных на неё карих глаз.

– Хватит тебе убегать от проблемы. Ты грызёшь и грызёшь себя, но понимаешь, что это неправильно. Почему ты не покончила с собой, а перебинтовала руки?

– Потому что хотела поскорее встретить тебя и отправить в ад.

Улыбка заиграла на его лице.

– Поздравляю, милая, ты уже меня встретила. А в аду меня не примут – я дружу с дьяволом. – Он сильнее сжал её запястье, и лишь пара небольших усилий отделяла его от перелома, но Катя всё так же не позволяла ни одной мышце дёрнуться на своём лице. Её свободная ладонь сжималась в кулак, и длинные ногти впивались в нежную кожу. – Поверь мне, я тебя не отпущу, так что мы с тобой либо терпим друг друга, либо кто-то из нас ночью задушит другого.

– Ты мне не хозяин.

– Я тебе не хозяин и не хочу им быть. Я… – Он разжал ладонь и сделал маленький шаг назад. – Я хочу быть тебе другом.

Услышав последнее слово, Катя рассмеялась, прикрыв рот руками, будто пыталась сдержать льющийся наружу смех. Её плечи слегка подрагивали, и оставшиеся на груди капли крови отражали блики заглядывающего в аптеку солнца. День сменялся вечером, уступая место прохладным сумеркам. Шепчущийся с кем-то ветерок свободно разгуливал по улице, и казалось, весь мир отдыхал от бесконечной человеческой суеты, что наконец совсем недавно закончилась. И только мелкие вошки копошились на мёртвом теле уже не дышащей планеты. Каждая из них по-своему встретила новую реальность и приняла, либо же отвергла её. Многие проблемы тут же улетучились под крылом апокалипсиса, оставшись в призрачном прошлом – таком нереальном и далёком. Но что так и не желало выходить из головы, выбираться из самых потайных уголков души и полностью показать себя – так это страхи. Страхи глубокие и насквозь пропитанные опытом жизни – этой жестокой суки, отбирающей всё самое ценное.

Страхи, страхи и только страхи. Они приобрелись раньше, но сейчас – когда человек стал предоставлен сам себе, когда все людские пороки освободились от оков и начали выливаться наружу, – именно в этот момент сложнее всего было поверить в то, чего всегда так страшился. Так боялся и избегал, а теперь оно светится дружелюбным светом, будто своим сиянием подманивает к себе.

Будто своим сиянием пытается обмануть.

Катя перестала смеяться и, не снимая улыбки с лица, посмотрела Жене в глаза.

– Кем ты сказал? Другом? – Она быстро закивала, и только бы слепой не заметил, как затряслись её напряжённые губы. – Другом, да? А хочешь прикол? Я тебе расскажу один секрет, который разрушит всю твою беззаботную наивность. Дружбы не бывает. Её просто нет. Как, в прочем, и любви. – Она развела руки в стороны и пропустила краткий, но на этот раз искренний смешок. – Тебя либо используют, либо трахают и используют. А потом бросают как шалаву, не попрощавшись и даже не оставив грёбанных денег!

Серые глаза вновь заблестели, и вскоре тоненькими ручейками из них полились кристально чистые слёзы.

– Ты не станешь мне другом. Ты меня используешь точно так же, как все. Думаешь, я этого не знаю? Не понимаю? Я прожила вдвое больше твоего и такого дерьма насмотрелась в этой жизни, что лучше бы ослепла. Так что не говори мне о каких-то там добрых намерениях или другой херне, в которую сам веришь.

– Ты же любила Мишу? – Его голос прозвучал резко и контрастно на фоне безмолвной тишины, и произнесённые им слова повисли в воздухе, требуя ответа. – Ты же испытывала к нему любовь, так ведь? Как и он к тебе. Так почему тогда кто-то другой не может полюбить тебя? Если это чувство всё же существует.

Она молча смотрела на него, вдыхая раскалённый между ними воздух. На шее тоненькой верёвочкой натянулась вена, и Женя буквально чувствовал жар, исходящий от Кати. Впервые её щёки тронула краска, и теперь уже острые скулы не казались ему такими грозными. Он не заметил, как чёт вскинулся вверх её подбородок и как несколько светлых прядей волос упали ей на лицо. Всё его внимание, весь его мир уместился в эти чёрные омуты глубоких зрачков, обрамленных поясом серого, непробиваемого льда.

Почти непробиваемого.

– Я его любила. – Голос Кати слабо прохрипел и чуть не утонул в тишине, но с каждым следующим словом её речь набирала силу и становилась всё громче. – Любила больше всех на свете и хотела… – Она тяжело вздохнула, после чего подняла взгляд и посмотрела прямо на Женю. Только сейчас он заметил, как покраснели её глаза и как много блестящих дорожек под ними собралось. – Я хотела воспитать его достойным мужчиной, а не мудаком, каким был его отец. Я хотела сына, понимаешь?! Сына! И его у меня забрали!

Катя закрыла лицо руками и отвернулась, уже не сдерживая сотрясающие тело всхлипы. Пара стонов пробилась через приглушённое рыдание, и только когда она отошла от Жени, от его грязных слов и от всего проклятого мира в целом, уткнулась головой в стену и тихо проговорила:

– К чёрту тебя. Тебя и всех остальных. Раз ты уже убил человека, то, пожалуйста, прошу тебя… – её шея повернулась, и из-под светлого занавеса волос блеснули яркие глаза. – Убей меня. Если ты и вправду желаешь мне добра, тогда это будет самый милосердный поступок. Ты поступишь как герой. Спасёшь меня, ты же этого хотел? Совершишь подвиг. Спасёшь от мучений в этом аду. И сделаешь меня счастливой.

Он молчал, тщательно обдумывая её слова. Каждый вдох обжигал пересушенные стенки горла, а сердце больно било по травмированным рёбрам, будто желало сломать их и вырваться на свободу. Покинуть тело и улететь туда, к чему зовёт душа.

– Убив тебя, я не сделаю тебя счастливой.

– Сделаешь, – она полностью повернулась к нему и убрала от лица руки, в котором сейчас не было ничего красивого. Лишь гримаса боли и маска вечного страдания, которую покрыли шрамы, оставленные жизнью. – Ещё как сделаешь. У меня на это не хватает духу. Здесь-то ты прав, – искренний, пробирающий до мурашек смех разнёсся по залу аптеки. – Я слишком слаба для этого. Поэтому и прошу тебя, Жень.

Катя впервые назвала его по имени, и грудь от этого непроизвольно сжалась, когда он увидел такую тёплую и невероятно уставшую улыбку на её лице. Но больше всего поражало то, как медленно и не спеша серый лёд превращался в серое море, тая в текущие слёзы.

– Я не стану тебя убивать, Кать. Даже не проси.

– Придётся. Ты обязан это сделать, и знаешь почему? Потому что ты и твой дружок отобрали у меня шанс увидеться с сыном. Ты думаешь, я бы не смогла дать отпор тем двум придуркам? Я не хотела, чтобы они трахнули меня, поэтому и взбесила их, чтобы они сначала прикончили меня, а потом уже делали с моим телом всё, что только захотят. Но тут вмешался ты! – Она подошла ближе. – И спас мою задницу, хоть я этого и не просила. Вчера, когда я ушла от тебя, я, наверное, была самым счастливым человеком на планете! И была бы им сейчас, если бы ты не вернул меня в ад.

– Ты врёшь, – Женя сам сделал шаг навстречу. Теперь они стояли чуть ли не вплотную друг к другу. – Я видел, как ты смотрела на меня после того, как я сказал, что волнуюсь за тебя. Видел твой взгляд, и даже не думай говорить, что ты в тот момент не хотела остаться.

– Не хотела, поэтому и ушла.

– А зачем же ты тогда остановилась и обернулась? Обычно когда люди уходят, они делают это быстро и без остановок, не пялясь друг на друга по полчаса.

– Как мой муж, да? Тоже свалил, оставив одну грёбанную записку на столе. И как ты вешал мне лапшу на уши и откровенно пиздел, что волнуется за меня и готов оберегать всю жизнь! И знаешь, что в итоге? – Она выдержала небольшую паузу, после чего искренне, но с такой заметной печалью в голосе рассмеялась. – Он нашёл сиськи получше моих и ушёл к ним, а меня оставил с Мишей одну. И оставил кое-что ещё. Уродливый шрам на моём теле. Показать?

– Не над…

Но она вздёрнула майку и слегка спустила вниз джинсы, оголив правое бедро. На светлой коже неровной линией простирался заживший порез, который будто бы тянулся к её промежность. И когда Катя сказала, что он был уродливым, то не пошла против истины, а даже наоборот – преуменьшила правду. Шрам был ужасен, и от одного взгляда на него Жене стало не по себе. Он отвёл глаза и чуть отошёл назад, стараясь не смотреть на противный отпечаток мужчины, пожизненно оставленный на таком красивом женском теле.

– Это он ножом, – Катя вернула джинсы на место. – Я устроила ему скандал после того, как узнала, что он кувыркается с моей подругой. Дружба же ведь, да? Ты же про это говоришь, Жень? – Никогда прежде он не видел, чтобы человек мог и плакать, и смеяться одновременно. – Максим вернулся домой, и я сразу накинулась на этого козла. Была готова выцарапать ему глаза и убить прямо там. Я знала, что буду в неадеквате, поэтому и заперла Мишу в комнате, чтобы он не видел ничего этого.

– Как давно это было?

Она молчала, явно думая, отвечать или нет. Но поток слов уже начал литься из неё рекой, и теперь его невозможно было остановить, так что Катя сглотнула свои сопли и, вытерев глаза ладонью, продолжила:

– Год назад. В июне. У меня как раз был отпуск, и я стала замечать аромат чужих духов в нашей квартире. Ну и в общем… Я бы его, наверное, и в правду убила бы, но он успел схватиться за нож и полоснуть им по мне. Я, должно быть, выглядела совсем безумной, потому что он с таким криком выбежал наружу, после того, как мои ногти впились ему в шею. Той ночью эта тварь так и не появилась, но зато пришла на следующую, извинился, нёс какую-то там херню про любовь и чувства и по итогу отвёз меня в больницу. И как только мне всё зашили, я харкнула этому ублюдку в лицо и сломала ему нос. И ушла, а он продолжал валяться и стонать на полу.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– А ты не понял? Мне становится легче. Всё равно я скоро умру, так что небольшое откровение мне не помешает.

– Я не стану тебя убивать.

– Ты спас мне жизнь, – Катя подошла вплотную и упёрлась своей грудью в его, глядя снизу вверх в омуты глубоких карих глаз. – Но на самом деле сделал только хуже – обрёк меня на мучения. Но ты можешь это исправить, если на самом деле хочешь совершить добрый поступок. Я прошу тебя, – она прошептала ему на ухо, – убей меня. Я сама не могу этого сделать, так хоть ты помоги мне. Пожалуйста.

Её волосы щекотливо коснулись его лица, и сейчас он ясно ощущал на своей шее обжигающее, горячее, неравномерное дыхание. Он чувствовал, как бьётся её сердце чуть ли не в унисон с его собственным, лишь слегка запаздывая. Слабый ток электрическим разрядом прошёлся по телу, возбудив и обострив все органы чувств. Мир разом стал ярче, и даже знакомая тишина показалась слишком громкой, слишком пугающей. И когда Катя чуть отпрянула от Жени, он уже не мог оторвать взгляда от её глаз. Потому что теперь они были полностью обнажены. Они светились искренностью и полыхали. Но вот только пламя, что разбавляло темноту внутри её зрачков, медленно потухало и стремилось вовсе исчезнуть, превратившись в осыпающийся пепел.

Он видел в её глазах непомерную усталость. Видел нарастающий призрак безумия, перемешанный с горьким привкусом пережитого горя. В них скрывалось сквозное отчаяние, и как только Женя заметил его, ему по-настоящему стало жалко эту женщину. Тоненькие красные ветви тянулись к радужкам, переплетаясь друг с другом. Крупные капли слёз продолжали вытекать одна за другой. И теперь никакой занавес, никакая пелена не застилала истинную Катю, сбросившую последнюю маску здесь, в опустевшем зале аптеки. Хоть на ней и была одежда, но она всё равно стояла обнажённой. Обнажённой в своих чувствах. Каждый шрам был на виду. Каждый порез и каждое пятно, что оставила ей жизнь. Всё это открылось в её глазах – таких покрасневших и ярко блестящих. Порой именно они говорят красноречивее любого языка и искреннее большинства слов, потому что являются зеркалом души человека.

– Я не буду тебя убивать.

– Значит, ты такой же слабак, – Катя отошла от него и, повернувшись к выходу, поправила волосы. – Ты ничем не отличаешься от Максима. Такой же урод.

Она направилась к двери. Рефлекторно поднесла руку к ушибленному боку, но тут же отпустила её, стиснув зубы от ноющей боли. Лучи вечернего солнца скользнули по светлым прядям волос как по выброшенному на берег янтарю. Уверенная походка, с которой она шла, могла заставить отступить даже самого непроницаемого мужчину. Её острые скулы ясно говорили, что эта женщина не остановится ни перед чем, пока не добьётся своей цели.

И целью этой являлось поскорее увидеться с сыном.

Женя пошёл вслед за ней и уже чуть ли не догнал, но остановился, увидев, как подскочил Рэндж и в два счёта перекрыл своим крупным телом дверной проём. Катя замерла и уставилась на огромного пса, что сел перед ней, смотря прямо в глаза и чуть наклонив голову набок. Его лапы крепко держались на прохладном кафеле, а широкая грудь была выставлена вперёд, явно говоря, что никто на свете не пройдёт мимо без разрешения. Стоячие ушки улавливали каждый, абсолютно каждый звук, а чёрная шерсть грозно переливалась в лучах кроваво-оранжевого солнца. Рэндж твёрдо стоял на своём и не собирался выпускать Катю, пока того не захочет хозяин.

Но он чувствовал витающий вокруг Жени аромат. Такой запах возникал у мужчины, который надолго провожал девушку на вокзале или в аэропорту.

– Я забыл вам познакомить. Это Рэндж, и у него довольно особенный характер.

– Я заметила. – Она чуть развернулась и проговорила: – Прикажи ему уйти с дороги.

– Не думаю, что он меня послушает. Он хорошо всё чувствует и, видимо, понимает, что тебе нельзя уходить. Кстати, именно он привёл нас обоих к тебе. Так что я ему доверяю, и сейчас он, похоже, поступает правильно.

– Правильно? – Катя полностью повернулась к Жене, и тот заметил, как смешиваются меж собой падающие на грудь слёзы с оставшимися на них каплями крови. – Правильно, говоришь? Вы не выпускаете меня наружу, превратив в заложницу! – Трясущиеся губы сжались в тонкую бледную линию. – Твою мать, ты же спас меня! Так спаси по-настоящему! ДАЙ МНЕ ВЫЙТИ ОТСЮДА! – Она вцепилась в его футболку, и теперь лишь пара сантиметров отделяла их лица друг от друга. – Прошу, дай мне спокойно найти свою смерть. Не вмешивайся. Иначе с собой я заберу и тебя, понял? Дай мне увидеться с сыном. Пожалуйста.

Последнее слово она еле слышно прошептала, после чего судорожно вздохнула. И уже когда слегка отпрянула, почувствовала ладони на своей спине и ощутила странное тепло, что будто окутало собой её тело. Мышцы разом напряглись, но тут же расслабились, когда мягкий голос над ухом начал тихо говорить:

– Прости. Прости, но я правда не могу отобрать у тебя жизнь, но послушай… – Тишина скрасила недолгую паузу и прервалась. – Я могу спасти тебя. Я и Рэндж. Мы можем доказать тебе, что дружба существует, просто останься с нами. Я сейчас скажу неприятную вещь, но ты должна её услышать.

– Не надо. Ты достаточно наговорил, и вообще отпусти мен…

Но ещё сильнее прижал её к себе, не без удовольствия отметив, что она поддалась.

– Миша возненавидит тебя всей душой, если узнает, что ты покончила с собой из-за него. Твой сын будет не любить тебя, а ненавидеть. Ты разве этого хочешь? Хочешь остаться полностью одной, даже без любви своего ребёнка?

Катя не ответила, и именно её молчание значило очень много.

Женя продолжил:

– Родитель всегда должен быть примером для ребёнка. У меня такого примера не было, но он был у Миши. И если ты веришь, что он сейчас смотрит на тебя, то не огорчай его, а найди в себе силы идти дальше. На земле много говнюков, да, но также и немало хороших людей, которые могут заставить поверить в дружбу и добро.

– А потом обмануть, да? – Ужасный всхлип раздался из-под скрывающих лицо волос, прогнав по спине лёгкий холодок. – Обмануть и бросить как скотину.

– Я тебя не брошу. – Он ожидал от неё ответной фразы, но она ничего не сказала и сама его обняла. Прижалась всем телом и уткнулась лбом ему в грудь, пытаясь справиться с безумной тряской в руках.

– В последний раз кому-то доверяюсь. Но если ты меня обманешь… – Катя проглотила накопившиеся сопли. – Если ты меня обманешь, я лично сниму с твоей головы скальп.

Женя только улыбнулся и, удивляясь своему внутреннему спокойствию, провёл ладонями по её спине, спускаясь к бёдрам, но все же доходя до них. Чувствуя жар кожи через белую ткань майки, он тихо сказал:

– Я тебя не обману. Я не знаю, каким был Максим, но я не он.

– Мы знакомы около суток.

– И за это время в твоих глазах я увидел всё.

Катя подняла голову и пристально всмотрелась в него, пытаясь контролировать дрожащие губы. Наконец она пропустила короткий всхлип и проговорила:

– Заткнись и обними меня крепче.

Он так и поступил, навсегда запомнив этот неверящий, в чём-то сомневающийся взгляд её прекрасных серых глаз.

***

– Прости за тот раз, когда я ударила тебя возле магазина.

Женя сделал глоток вина и, ощутив его послевкусие во рту, сказал:

– Да ничего, мне не привыкать. Но удар у тебя хороший. Не завидую твоему муж… – Он замолчал, и пунцовая краска тут же слегка дотронулась до щёк. – Чёрт, извини. Я не хотел.

– Здесь ты как раз в точку попал. Той скотине не позавидуешь, даже если сам будешь по уши в дерьме. Я до сих пор иногда жалею, что не прикончила его сразу, а дала убежать.

– Ну… – Женя негромко рассмеялся и, увидев вопросительный взгляд Кати, тут же объяснил: – Хищники же тоже иногда не сразу убивают свою жертву. Они сначала ранят и пускают будущий обед на самотёк, пока он сам не упадёт в собственную лужу крови. И добро пожаловать на трапезу! Вся еда готова! Осталось только подойти и взять!

– То есть ты думаешь, что он сейчас мёртв?

– Не знаю. Может, мёртв, а может, живее всех живых. Ты сама-то как хочешь считать?

– Я надеюсь, его схватил сердечный приступ, когда он трахал эту суку Юлю, а потом у них у обоих на следующее утро вместо лиц были черепа, а вместо глаз – пустые глазницы.

На миг перед Женей предстала одетая в халат медсестра, что сидела за стойкой и наблюдала, как он пьёт воду из кувшина. Вспомнил две глубокие ямы на том месте, где должны были быть глаза. Вновь ощутил накативший тогда ужас, парализовавший всё тело. Ужас, вызванный тем, что из каждой чуть приоткрытой двери на него смотрели сотни и сотни глаз. Миллион голосов перешёптывались друг с другом и хихикали за спиной, пока чьё-то неровное дыхание щекотало волосы на самом загривке.

Женя улыбнулся и взял бутылку из-под вина. Долил его в уже опустевший бокал Кати и, пролив пару капель на землю, поднял свой перед грудью.

– Звучит противно, но за это всё равно стоит выпить.

– Согласна.

Они чокнулись и прильнули к бокалам.

Над их головами тёмным покрывалом простиралась ночь. На чистом небе замерцали звёзды, и каждая старалась сиять ярче другой. Воздух… такой приятный и невероятно свежий в этом парке, который был закрыт в ту роковую ночь. Десятки аллей и сотни тропинок пустовали в гордом одиночестве, и только сгрудившиеся вверху листья тихо переговаривались о чём-то с гуляющим повсюду ветром. Лучшее место для ночёвки, сна и отдыха. И, естественно, отыскал его именно Рэндж.

Он привел Женю с Катей к закрытым воротам парка и тут же пролез под ними, после чего один раз гавкнул и мотнул головой вверх.

– Это он имеет в виду, что нам нужно перелезть.

Уже через несколько секунд они стояли на газоне, табличка на котором гласила, что ПРОГУЛИВАЮЩИЕСЯ ПО ГАЗОНУ БУДУТ ОБЯЗАНЫ ВЫПЛАТИТЬ ШТРАФ В РАЗМЕРЕ 5000 РУБЛЕЙ.

Прочитав это, Катя прошлась по карманам своих джинсов.

– Чёрт, а я как раз кошелёк дома забыла. Похоже, придётся ублажать охранника.

Женя улыбнулся и зашагал по тропинке.

– Пошли, ублажательница.

Чуть позже они остановились по центру небольшой аллеи из стройных берёзок.

– Я же говорил, что не зря палатку взял. Тяжёлая, правда, но зато сейчас устроимся хорошо. – Он снял с плеча огромную сумку, что всё это время тащил на себе, и посмотрел на Катю. – Поможешь разложить?

Та кивнула, и по прошествии десяти минут пыхтений они устало сели у самого входа в их новое логово и вытащили из рюкзака всю еду, которую только успели понабирать в магазине. Каждый ел молча, любуясь простирающейся впереди тропой, очерченной зелёными кронами деревьев. Женя время от времени подкидывал Рэнджу различные вкусности, и тот буквально ловил их на лету, после чего почмокивал и просил добавки. На окутанной тишиной аллее, усевшись своеобразным треугольником, ужинали юный парень, чьё лицо можно было спутать с маской смерти в бледном сиянии тысячи звёзд, молодая девушка, на плечах которой теперь была серая толстовка, согревающая тело от ночного ветра, и крупный чёрный пёс, обнюхивающий каждую травинку и каждый кустик.

Наконец он подошёл к Кате и улёгся ей на коленки, вытянув лапы и положив на них свою мордашку. Увидев это, Женя рассмеялся и потрепал Рэнджа за уши.

– Ах ты засранец! Подхалим-то какой! Хорошо устроился, я смотрю.

– Да ладно, я не против. – Её ладонь утонула в шерсти и стала медленно-медленно её поглаживать, попутно делая расслабляющий массаж. Яркие оранжевые глаза сначала слегка сощурились, потом превратились в узкие щёлочки, а позже и вовсе закрылись. Только тихое сопение Рэнджа разбавляло тишину и даже умиляло. – Засыпает, видишь? Всё-таки он хороший, зря я про него тогда наговорила.

– Да мы вообще много чего друг про друга наговорили, так что не бери в голову. Если бы я волновался каждый раз, когда оскорбил бы кого-то или послал куда подальше, то, скорее всего, я бы уже давно прокормил всех червей Санкт-Петербурга из своего гробика.

– Я бы тогда уже сто лет стучалась в ворота ада.

– Почему именно ада?

– Ну… – Катя ненадолго задумалась, и как только некий образ сверкнул в её голове, она искренне рассмеялась. – В раю мне точно не место, а в аду меня будут бояться, потому что я сама их всех там замучаю. Ты говорил, что вроде как дружишь с дьяволом. Что это значит?

– Что я не святой. Далеко не святой. Иногда совершал подлые поступки, да, было и такое. Но, как видишь, сейчас я стараюсь поступать правильно и…

– …именно так ты и делаешь. Спасибо тебе. – Она посмотрела на него, и при взгляде в её серые глаза Женя снова почувствовал, как невольно сжалась грудь. – Пока мы ходили по всем этим магазинам, я думала над тем, что ты говорил. И поняла кое-что. Что ты был прав. Меня, честно, задели твои слова про то, что Миша возненавидит меня, если я… если я покончу с собой. Господи, никогда не думала, что скажу это, но я, похоже, была не права. Ошибалась. И за это прошу простить меня.

После её слов наступило молчание. Оно длилось минуту, другую, и уже после третьей Катя не выдержала и спросила:

– Может, ты скажешь что-нибудь?

– Да скажу, скажу, – Женя наполнил лёгкие ночным воздухом и медленно выдохнул его. – Я просто слегка удивлён, что ты попросила прощения. Не похоже это на тебя.

– Ты меня плохо знаешь.

– Тоже верно. Но вот зато он знает. – Женя указал на спящего Рэнджа и отпил вина. – Он как-то чувствует всю эту ауру человека на энергетическом уровне и как раз почувствовал, что у тебя она хорошая. А я ему доверяю, так что не думаю, что здесь он ошибся.

– Спасибо. – Катя слегка улыбнулась и уже забыла, что искренняя, настоящая улыбка может приносить столько удовольствия. – А зачем ты взял гитару?

Он повернулся и увидел прислонившуюся к дереву гитару, аккуратно сложенную в чехол, забранную (ворованную) из магазина музыкальных инструментов. Она приглянулась ему ещё с улицы, соблазнительно подмигивая своими струнами через огромное стекло. И теперь она здесь, покорно ждала своего часа, чтобы красиво зазвучать и одарить мир прекрасной музыкой, скрасив его загробное молчание чем-то волшебным.

Чем-то человеческим.

– Я могу сыграть одну песню, если хочешь. По правде говоря, только её я играть и умею.

Серые глаза внезапно загорелись.

– Давай!

Женя встал, дошёл до чехла, вытащил гитару и вернулся обратно, усевшись на прежнее место. Он провёл рукой по её поверхности и прошёлся пальцами по струнам, несколько раз поморщившись. Рэндж резко поднял голову, но убедившись, что всё в порядке, сразу же положил её на ноги Кате и тяжело вздохнул.

– Надо только её настроить. Подождёшь?

– Конечно. У меня вон, есть тут работёнка, – она кивком указала на засыпающее чудо, весило которое, судя по ощущениям, целую тонну. – Когда мы с тобой познакомились, Рэнджа не было рядом.

– Да, я с ним встретился потом. После нашего расставания. Сейчас, погоди. – Первая струна громко зазвенела, и Женя тут же стал крутить колку, полностью сосредоточившись на звуке. Так он проделал со всеми струнами и после последней удовлетворённо сделал бой. – Вообще он сожрать меня хотел, представляешь? Сам нашёл меня и начал в темноте подкрадываться, пока я уже не сообразил включить свет и дать этому монстру чего-нибудь поесть.

– И вы подружились?

– Ну как видишь. Он умный, чертяга, так что от него мало что скроешь, но…

– Сыграй песню. – Катя осторожно перебила его и после небольшой паузы продолжила: – Я хочу услышать, как ты поёшь. Не думай, я не странная, просто я с детства почему-то получаю удовольствие, когда слушаю, как кто-то поёт. Причём только вживую.

– Ну, шампуни в ванной на моё пение не жаловались, поэтому надеюсь, что тебя не вырвет с первых аккордов.

И из-под его пальцев хлынула музыка. Это была песня «We shall Overcome» группы All Good Things. И когда он запел, вместе с начальными словами его душа отделилась от тела и улетела куда-то вверх, к звёздам. Его голос был полон решимости воина, но в то же время и нежности любовника. Покорные струны переливались волшебством и заставляли бледнеть окружающий мир, создавая новый – такой прекрасный и загадочный одновременно. Катя смотрела на звёзды, но не видела их. И пока её ладони поглаживали убаюканного Рэнджа, сама она находилась в другом месте, уходить из которого так не хотелось. Один раз Женя мельком взглянул на неё и с приятным удивлением заметил, как немножечко покраснели её щёчки.