– Я, похоже, люблю тебя, Рэндж. – И сам засмеялся, когда последнее слово сорвалось с губ. – Охренеть! Мы ж знакомы меньше суток, а ты уже понравился мне больше, чем практически все грёбаные люди! – Чёрная голова мягко боднула его в грудь, заставив вновь рассмеяться. – Господи, Рэндж… Я никому тебя не отдам. Обещаю. Никому, слышишь? Ты, конечно, засранец, но только мой засранец. Только мой… – Он снова обнял его и впервые поцеловал. Поцеловал в мокрый носик, почувствовав тёплую влагу на своих губах. – То ли ты такой один, то ли все собаки…

Но слова застряли в горле, когда Рэндж резко вскочил и мигом напряг всё тело. Он принял позу готовящегося к броску хищника и грозно зарычал, смотря прямо на Женю. Но зрачки в обрамлении оранжевых радужек говорили о другом. Они смотрели за него. Будто бы в пустоту. И на секунду в них проскочило пугающее осознание.

Рэндж сорвался с места и выбежал из арки, выпрыгнув на тротуар. Женя, не думая, мгновенно вскочил и кинулся за ним, чуть не споткнувшись о чьё-то распластавшееся тело. Чёрные лапы с бешеной скоростью перепрыгивали через мёртвых людей и не останавливались. Немецкая овчарка, место которой теперь занял одичавший зверь, невероятно быстро проносилась сквозь улицы и переулки, пока за ней еле успевал молодой юноша, белая футболка которого полностью облепила торс.

– Рэндж! – Но как только он произнёс это имя, пёс остановился и предупреждающе зыркнул на него. И как только блеснули оранжевые кольца вокруг этих глубоких, таких бездонных ям, в голове яркой вспышкой сверкнула мысль: «Лучше молчать

Остановившийся зверь отвернулся и продолжил бежать, но уже медленнее и иногда оглядываясь посмотреть, успевает ли за ним Женя. Он успевал, но начинал чувствовать лёгкое жжение внутри лёгких и скатывающиеся вниз крупные капли пота.

Они бежали ещё около пяти минут, пока Рэндж (уже Рэндж, а не тот дикий зверь) не перешёл на шаг и не стал передвигаться тише, будто от кого-то скрываясь. Интуитивно Женя последовал его примеру и поступил правильно, потому что вскоре…

Он услышал голоса.

И среди них был голос Кати.

Рэндж остановился у самого угла здания и принюхался. Женя также замер и увидел припаркованный на другой стороне улицы мотоцикл, и позади него – ещё один. Прислонившись к стене, он краешком глаза выглянул из-за неё.

Через дорогу, у входа в магазин спортивной одежды, спиной к ним стояло двое мужчин и чуть дальше от них, прислонившись к двери и смотря им в глаза снизу вверх, сидела Катя, по лицу которой ручьями стекала кровь. Левый был одет в простую белую майку, открывающую вид на внушительные мышцы обеих рук. В одной из них он сжимал оторванный кусок железной трубы, то и дело стукая им по бедру. Низ его штанов залила кровь, и она была точно такого же оттенка, что и на лице Кати.

Орёл напряг крылья.

На правом висела великоватая ему по размеру бордовая футболка с жёлтым воротником. И она именно висела на нём. Его узкие плечи подрагивали, когда сам он смеялся своим на удивление высоким голосом. Джинсы нуждались в постоянном подтягивании, потому что не могли удержаться на такой тощей заднице.

И да, их низ тоже окрасила алая кровь.

Катя громко стонала, хоть и пыталась подавить стоны сквозь стиснутые, обливаемые кровью зубы. Ноги ещё больше загоняли её в тупик, ещё сильнее вжимали в закрытую дверь, и даже с такого расстояния Женя увидел в её глазах ужас. Страх за свою жизнь. Страх перед надвигающейся, жуткой смертью – дикий и первобытный, какой бывает в последние минуты жизни.

Орёл щёлкнул клювом.

Внезапно он вспомнил, как точно так же стоял в тёмном, освещаемом лишь бледной луной переулке и выглядывал из-за угла. Мялся и не решался. Сомневался и искал оправдания. Его страхи душили и душили, пока трусость набирала силу в разуме, в трепещущем сердце.

Но он сделал это. Взял и заступился за ту девушку, как и хотел поступить. Он оседлал смелость и стал её хозяином, так что ему мешает сейчас сделать то же самое? Выйти на ринг и принять бой! Что ему мешает сейчас?!

Вот именно.

Ничего.

Не зная что делает, Женя вышел из-за угла, и, мягкая ступая на лапы, вслед за ним последовал Рэндж. Не было никакого плана, никаких продуманных действий и даже чёртовых образов. Была только уверенность и всё. Её было достаточно.

Аккуратно, очень аккуратно приближаясь к этим ублюдкам, Женя заметил, как что-то отразило солнечный блик в руке у Тощего. Это был раскладной нож. Его лезвие переливалось белым светом и угрожающе подмигивало. Громила же подкидывал в воздух кусок трубы и спокойно, будто убаюкивая, говорил стонущей на полу девушке:

– Слушай, твоя дерзость здесь никому не нужна, милая. Если бы ты не сопротивлялась, мы бы просто сделали своё дело и ушли, оставив тебя в покое. Но ты решила попрактиковать удары…

– И у тебя хреново вышло! – Тощий залился противным смехом и вновь поправил спадающие джинсы.

Женя посмотрел на Рэнджа и увидел, как тот кивнул.

Совсем как человек.

Они продолжали подкрадываться, стараясь идти как можно тише.

– Даю тебе последний шанс. Ты можешь отдаться нам прямо…

– Пошёл ты нахер, говнюк! – Катя плюнула в него кровавой слюной, что попала ему на белую футболку и начала стекать вниз.

Весь мир затаил дыхание. Замерло всё. Абсолютно всё. Птицы замолкли, ветер утих, а сердце и вовсе перестало биться. Все ждали, что будет дальше, и боялись нарушить тишину.

Наконец Громила поднял трубу и со всей силы врезал Кате по боку, откинув её в сторону. Жене еле удалось сдержать крик ярости, но всё же слабый стон сорвался с его губ, но тут же растворился в воздухе. Но протяжный вой вырвался из груди окровавленной девушки, что вжалась лицом в бетон, лишь бы не показывать гримасу боли. Она прокусила до крови нижнюю губу в трёх местах и продолжала стонать, пока гулкие удары падающих капель отдавались эхом в её голове.

Спортивные кроссовки и чёрные лапы приближались к повёрнутым к ним спинам.

– Ты поступила очень некрасиво, мерзавка! ОЧЕНЬ НЕКРАСИВО! – Громила перешёл на крик и сильнее сжал трубу. – ТЫ, МЕЛКАЯ СУКА, НЕ ПОНИМАЕШЬ НОРМАЛЬНОГО ЯЗЫКА! МЫ ВСЁ РАВНО ДОБЬЁМЯ СВОЕГО, ПОНИМАЕШЬ?! НАДО БУДЕТ, МЫ ТРАХНЕМ ТЕБЯ СВЯЗАННОЙ, НО ТРАХНЕМ! ТЕБЕ СЛЕДОВАЛО ПОНЯТЬ ЭТО С САМОГО НАЧАЛА!

Взгляд Жени зацепился за лежащий неподалёку кирпич. На цыпочках он подошёл к нему, аккуратно взял обеими руками и, переложив в правую, двинулся дальше.

– Теперь тебе стоит помолиться Богу, если ты в него веришь, потому что просто так ты теперь не отделаешься. Мы тебя не просто трахнем, а изнасилуем, тварь. Ты пожалеешь, что вылезла из пиздёнки своей мамаши!

Катя подняла голову и уже собрала во рту кровь для следующего плевка, но тут же замерла, уставившись за спины стоящих перед ней мужчин. И Женя увидел, почувствовал её серые глаза. Их взгляды встретились, и на какой-то момент вся улица пропала. Дневной свет погас, и теперь его заменило лунное сияние, отражающееся тенями в пустом переулке. Под ногами ощущались острые камни, а прохладный ветер щекотал покрытую мурашками кожу. И да, впереди стояли три силуэта и ещё один – прижатый к стене. Это была девушка, по чьей оголённой груди ручейком стекала алая кровь. Вновь поединок и вновь подвиг. Снова на риск и снова ва-банк. Женя еле заметно кивнул и, увидев в серых глазах понимание, двинулся ближе.

Тощий продолжал махать раскидным ножом и говорил гнусавым, таким отвратительным голосом:

– Ты в невыгодном положении, сестрёнка! Раньше надо было думать о последствиях, а теперь мы…

– ЗАТКНИСЬ! – Громила грозно зыркнул на своего напарника. – Ты, блять, всегда всё вечно портишь, и будешь больше пиздеть, она ещё раз зарядит тебе по яйцам. Понял?

– Понял, понял, чё ты сразу начинаешь-то?

– Завали хлебальник или я тебе помогу. Будь лучше на подстраховке, пока я её не вырублю.

И здесь орёл расправил крылья.

Громила вновь занёс над собой трубу, но кто-то резко дёрнул за неё со спины, и когда его развернуло, тяжёлый кирпич прилетел ему в лицо. Спустя долю секунды кусок трубы оказался в руках у Жени и, не позволяя себе медлить, он врезал ублюдку по челюсти, откинув его на пару шагов влево. Боковым зрением он заметил приближающееся лезвие, и оно бы вошло Жене в глаз, вытащив его наружу, если бы Рэндж не набросился на Тощего и не повалил того на землю. Рык дикого зверя снова разнёсся по всей улице, но его заглушил истошный вопль человека, которому прогрызали острыми зубами шею. Женя услышал звук вырывающейся на свободу крови и увидел, как она бьёт фонтаном, и только голова Рэнджа более-менее сдерживала этот поток.

Слева раздались шарканье и скрежет.

Орёл насторожился.

Женя повернул голову. Перед ним стоял Громила, с разбитой губой и Бог знает как не сломанной челюстью. В одной руке он держал брошенный до этого кирпич, а другую сжал в кулак. Глаза его наполнились яростью и сквозным безумием, так что этот человек был способен на всё и даже больше, чем на убийство.

– Ты чё, сука? – Речь оставалась понятной, хоть и имела небольшие дефекты. Похоже, говнюк лишился пары зубов. – Ты чё, гандон, наделал? ТЫ НАПАСТЬ РЕШИЛ, А? ИДИ СЮДА, СУЧА…

Женя в два шага приблизился к нему и ударил кулаком в солнечное сплетение. И когда он услышал резкий выдох и увидел, как мгновенно согнулся Громила, то с размаху ударил его трубой в висок. Сразу же раздался хруст сломанных костей, и после того, как тело упало, а под головой начала разрастаться алая лужа, Женя разжал пальцы. Кусок трубы с визгом упал и вскоре затих. В этом мире существовало только его тяжёлое дыхание.

Убил человека. Я убил человека.

Он повернулся. Напротив Кати, встав передними лапами на грудь поверженного врага (не зря он надел бордовую футболку), стоял Рэндж, морда которого вся была запачкана кровью. Его оранжевые глаза преданно смотрели на Женю, будто ждали какого-то приказа. Сместив взгляд левее, он заметил уставившуюся на него Катю, чьё лицо пропало и уступило место корчащейся маске ужаса и боли. Действуя максимально быстро, Женя подошёл к ней и протянул руку.

– Пойдём. Быстро.

Она смотрела на него пару секунд, после чего сжала его ладонь и поднялась.

Глава 26
Стразы на платье

– Да ладно!

Она подбежала к висящим у дальней стены платьям и истошно завизжала, не в силах сдерживать себя.

– Господи, Влада, это всего лишь тряпки. И вообще мы не за этим сюда пришли.

– Я понимаю, но ты только посмотри на это! Эти стразы… – её ладони бережно проходили по мягкой белой ткани, а подушечки пальцев благоговейно трепетали, когда чувствовали под собой объёмные узоры.

Они находились в магазине женской, исключительно женской одежды. Жара обдала их, как только увидела вышедших из аквапарка. И уже спустя десять минут на жёлтой футболке Влады под мышками огромными пятнами расплылись круги пота. Джонни тащил перед собой мотоцикл (катил его только он и не позволял Владе помочь ему) до ближайшей автозаправки. Стрелка показателя топлива пала смертью храбрых, и теперь следовало хорошенько покормить железного коня бензином, чтобы тот завёлся.

Но палящее солнце взяло своё, и ими обоими было принято решение зайти в магазин одежды и сменить её, заодно немного отдохнув. Но на пути попался только женский бутик, и, тяжело вздохнув, Джонни взял Владу за руку и повёл за собой.

Теперь она разглядывала одно из коротких платьев, которые молодые девушки обычно любили надевать на вечерние, более-менее серьёзные мероприятия. Не слишком короткий и не слишком длинный низ; не слишком глубокий, а в меру обнажающий вырез декольте; подчёркивающая контуры фигуры талия и, конечно же, позолоченная застёжка на спине, предназначенная для лучшей подруги или любимого мужчины. Такой наряд символизировал юность и беззаботность, чуть ли не граничащую с легкомыслием. Но тем не менее он был прекрасен и точно подходил Владе, хоть та ещё и не успела его надеть – это было видно по тому, как она улыбается и смотрит на платье. Женщины привыкли интуитивно чувствовать, что хорошо сочетается с их телом. И глядя на её радостную улыбку, Джонни заулыбался сам, и лёгкие искорки счастья запрыгали в его глазах.

Смех Влады напоминал ему смех его собственной дочери.

– Можно я его надену?

– Не думаю, что тебе будет удобно ходить в нём по жаре, но если хочешь, валяй.

Она тут же сняла платье с плечиков и отправилась с ним в примерочную, бежав чуть ли не вприпрыжку. Женщины… Такие женщины… Некоторые из них кажутся невероятно рассудительными, рациональными и расчётливыми, но как только дело доходит до внешних украшений, до внезапно понравившейся юбки или футболочки, они сразу становятся маленькими девочками и проваливаются в омут собственных желаний, позабыв обо всём остальном.

Так было и с Владой. Когда она скрылась за белой шторкой, её смех – смех безумно счастливой девушки – всё ещё разносился по магазину мелодичным пением. На миг она забыла о возможной потере своих родителей, о грянувшем апокалипсисе и о собственных ранах, многие из которых до сих пор скрывались под неправильно наложенными бинтами. Её сознание заняли блестящие в свете ламп стразы и их непревзойдённая изысканность, отлично сочетающиеся с белым полотном светлого платья. Это было сокровище, о котором она так давно мечтала, и теперь оно доступно – после крушения всего мира и ухода Бога с небес.

И ушёл он потому, что стало невыносимо ему смотреть на то, как люди выжигают друг другу паяльником глаза, насилуют чужих детей и запекают в печи собственных племянников. Он понял, что люди – сатанинское отродье, и поспешил скорее удалиться с Нового Ада.

Через пару минут шторка слегка дёрнулась и полностью отодвинулась, перестав прятать за собой сияющее сокровище. Стуча только что надетыми каблуками, в главный зал вышла Влада, и казалось, не было на свете таких звёзд, которые светились бы ярче, чем её тёмно-зелёные глаза в этот момент. Они смотрели прямо на Джонни, ожидающе и с нетерпением, пока в глубинах их зрачков играла еле сдерживаемая радость.

– Ты выглядишь потрясно. Просто… грациозно.

И это было правдой. Платье будто специально сшили именно для неё, именно для её тела. Оно подчёркивало тонкую талию и превращало узкие бёдра в достоинство, убирая их из недостатков. На белом снегу солнечными лучами переливались играющие блики, и создавалось впечатление, что Влада надела на себя зиму – причём такую прекрасную и греющую душу своим холодом. Сквозь аккуратный вырез просматривались острые, чётко выделяющиеся ключицы. Тоненькая шея была чуть напряжена, и Джонни заметил выпирающую на ней вену, но даже она не портила всей грациозности девушки. Платье заканчивалось у плеч, а дальше руки переходили во владение бинтов, но они так грамотно подходили по цвету, что не казались лишними. Пепельно-русые волосы покорными волнами стелились по спине, большую часть которой не скрывал открытый вырез. Стройные худенькие ножки магнитом притягивали к себе взгляд. Притягивали к своей молодой коже и лёгкой грациозности, с которой они передвигались даже на каблуках. Вся она, казалось, в один момент стала воплощением женской юности – чуть легкомысленной и беззаботной. Уголки её губ и не думали опускаться, а после комично-удивлённого лица Джонни вовсе поднялись ещё выше.

– Нравится? – Влада широко улыбалась, и если бы сейчас перед ней стоял любой старшеклассник или студент, ни у одного из них не было бы шанса остаться равнодушным к этой улыбке. Она делилась радостью, восторгом и проникала глубоко в сердце, заставляя его откликнуться в ответ. И что самое главное – она светилась неподдельной искренностью.

– Ты похожа на молоденькую невесту. Которая вот-вот выйдет замуж и никак не может этого дождаться.

Её смех переливчато пронёсся по пустому магазину, и в какой раз Джонни поразился ему. Тому, насколько он был красив и приятен на слух. Казалось, от такого смеха погибала любая болезнь, а душа расцветала, насыщалась до этого поблекшими красками. Он прогонял сгущающуюся тьму и освещал собой всё сознание, превознося в него нотки счастья и необузданной радости. И вся красота женского смеха заключалась в том, что он льстил мужчине и заполнял его силами, безумной энергией и теплотой.

– На выпускной курса я хотела надеть почти такое же платье, но вырез был более глубоким, поэтому Рома… – Влада на мгновение запнулась и, поправив волосы, продолжила: – В общем, он мне не разрешил идти в том платье на выпускной. Сказал, что не простит голодные взгляды мальчишек и даже некоторых преподавателей. – Её губы расплылись в печальной улыбке. – Он был жутко ревнивым и не хотел отдавать меня никому. Думаю, если ему и был предоставлен выбор, кто погибнет в той аварии, то он выбрал себя. Рома… – Тёмно-зелёные глаза вдруг заблестели и стали отражать сияние работающих от генератора ламп. Ладони резко взметнулись к лицу и прикрыли его, пытаясь сдержать рождающийся внутри всхлип. – Прости, я…

Но она не договорила. Крепкие руки заключили её в объятия и не желали отпускать, а согревали теплом бьющегося сердца. Они обвили её тело и прижали к себе. Влада с удовольствием поддалась и, медленно закрыв глаза, окунулась в омут такой необходимой нежности. Она чувствовала подушечками пальцев грубую ткань рубашки на его спине и приятный рельеф внушительных мышц. На миг в голове промелькнула мысль, что именно таким и должен быть настоящий мужчина: крупный и сильный, в чьих объятьях чувствуешь себя в полной безопасности; с открытым сердцем и доброй, не лишённой ласки душой. Его яркие голубые глаза умели уговаривать и светились постоянной радостью, будто вот-вот ожидали какую-нибудь шутку. Но то, как он прижимал к себе… Боже, на пару секунд она забыла, кто она такая. Забыла, где находится и отделилась от собственного тела. Казалось, эти тёплые руки обнимают именно душу и ничто другое. Именно её израненное шрамами сердце.

У краешка уха кто-то мягко прошептал:

– Всё будет хорошо, Влада. Рома погиб, и его уже не вернуть, но ты можешь сделать ему приятно, – ладонь Джонни стала поглаживать пепельно-русые волосы. – Не думаю, что он подставился под удар для того, чтобы всю оставшуюся жизнь ты скорбела о нём, и она превратилась в чреду серых картин. Он же любил тебя?

Влада, не отрывая лица от клетчатой рубашки, коротко всхлипнула:

– Да. И я его тоже любила. Наверное, чуть ли не сильнее всех на свете.

– Поэтому сделай так, чтобы там, на небесах, он не огорчался, смотря на тебя. Иди дальше и отпусти прошлое. Не стоит его забывать, не надо. Уважай его, но не позволяй ему определять твоё будущее. Понимаешь, о чём я?

В ответ она ещё сильнее прижалась к Джонни. До сих пор глаза её были закрыты, но всё равно одной слезинке удалось сорваться с края и скатиться по щеке. Очень тихо, чуть ли не одними губами Влада сказала:

– Спасибо.

– Да не за что.

В опустевшем магазине женской одежды, в самом центре главного зала, обнимаясь, стояли мужчина и женщина. Он был одет просто и по-рабочему, она же будто сошла со многих мечтаний тысяч модельеров. Лицо её было спрятано занавесом собственных волос, пепельный оттенок которых поражал совей магической притягательностью. Тело слегка трясло, но сильные руки мужчины успокаивали её и остужали бушующий внутри огонь. Только они вдвоём были живыми гостями этого торгового центра, и только между ними в эту секунду проскочила первая искра.

Счастливо-горькая улыбка заиграла на лице у Влады.

Глава 27
We shall overcome

– Сейчас будет больно.

Он приложил пропитанный перекисью ватный диск к её порезу под самой скулой и тут же услышал, как она застонала, хоть и стискивала зубы от боли.

– Потерпи ещё чуть-чуть, Кать. Я почти убрал всю кровь. Тебе, похоже, задели лицевую артерию, но я не уверен. Но выглядит хреново. У тебя, наверное, останется шрам и…

– Заткнись, пожалуйста, и сделай уже всё побыстрее. Я сейчас сойду с ума от той хрени, которую ты мне влил.

Они находились в главном зале аптеки, у самой её кассы. Помещение было огромным, и казалось, бесконечным прилавки с лекарствами не знали конца, будто они образовывали запутывающий мозг лабиринт. Через чистые, добросовестно вымытые уже мёртвой уборщицей окна на серые плитки падали ясные лучи уходящего солнца. Они освещали светлую кожу Кати и переливались разными оттенками на её русых распущенных волосах. Руки Жени и в особенности его пальцы были запачканы алой, ещё не успевшей высохнуть кровью. И пока он обрабатывал раны, не мешая ему и тихо наблюдая в сторонке, послушно сидел Рэндж, стоячие ушки которого всегда были наготове услышать любой подозрительный звук.

– Ложись на спину.

– Зачем?

– На спину ляг, пожалуйста, и задери голову вверх. Порез, похоже, глубокий, и если я тебе его сейчас как следует не продезинфицирую, то туда сможет забраться какая-нибудь инфекция. – Он стоял на коленях, она сидела на полу, прислонившись спиной к прилавку. Их глаза были расположены на одном уровне, и на миг Женя вновь уловил в её взгляде то, что проскочило в тёмных зрачках, когда он взял её за руку и не захотел отпускать. Что-то похожее на искреннее удивление и недоверие, что уже стало основным принципом выживания в этом мире. Но теперь в серых глазах бледной искрой вспыхнуло что-то ещё, и верная интуиция подсказала Жене, что это был первый намёк на встречное движение, на слабую попытку поверить в добрые намерения – невероятно осторожную и робкую.

Не сказав ни слова, Катя подвинулась чуть вперёд и легла на спину, закинув подбородок высоко вверх. Чья-то ладонь аккуратно взяла её голову за затылок и сразу же утонула в волосах. Шея напряглась до предела, и проклятая боль, тупая и ноющая, никак не хотела сходить ниже правой скулы. Она буквально убивала по одной все оставшиеся там нервные клетки, и каждая из них истошно вопила, когда попадала под раздачу. Поток крови прекратил литься из Кати водопадом, но всё же она шумной рекой протекала в висках и отдавала медным привкусом стали во рту.

– Расслабься. Нужно, чтобы мышцы пришли в спокойное состояние. Я держу твою голову, так что ты не упадёшь, не бойся. – Смочив правой рукой ещё один ватный диск перекисью, Женя положил его Кате на бедро и, подтянув к себе рюкзак, спросил. – Полотенце дать?

– Зачем?

– Чтобы ты его зажала ртом. Будет больно, и тебе захочется покричать. Поэтому лучше зажми его меж зубов, хорошо?

– Я надеюсь, ты не вытирал им жопу?

Женя рассмеялся, не в силах удержаться. Спустя пару секунд он зашёлся кашлем и когда справился с ним, то продолжил смеяться. Провожая последние смешинки, он не мог заставить себя не улыбаться и сказал:

– Похоже, тем придуркам не удалось выбить из тебя чувство юмора. – Он свернул полотенце примитивной трубочкой и сжал в кисти. – Широко открой рот, пожалуйста. – Положил его ей на лицо, свесив края по разные стороны от головы. – А теперь можешь сомкнуть челюсть и держать так, пока всё не закончится.

Катя посмотрела на него снизу вверх, и теперь в её глазах было больше доверия, но царствующий там страх всё равно никуда не делся. Он поглощал рождающийся в зрачках свет своей непроглядной тьмой и покрывал пеленой сомнения всё, что вроде бы не представляло собой опасности. Внезапно появившийся внутри огонёк начал растапливать серый лёд, но удавалось ему это очень тяжело.

Но всё же первые капли стали стекать и падать в самый центр тёплого огня.

Катя зажала полотенце зубами и закрыла глаза, вновь напрягши всё тело и шею в том числе. Держа её за голову и чувствуя, как устаёт бицепс на левой руке, Женя мягко проговорил:

– Постарайся расслабиться, чтобы рана стала чуть шире.

Она так и поступила и уже через пару секунд мерно дышала, наполняя лёгкие слегка прохладным воздухом уходящего дня и подступающего вечера. Новая белая майка обтянула её торс, будто бы хотела подчеркнуть изящество этой женской фигуры. Слегка мокрая от пота грудь, на полукружиях которой ещё виднелись не оттёртые пятна крови, медленно поднималась вверх и опускалась вниз. Кожа на выпирающих ключицах блестела и играла с солнечными лучами, пока неровный, уродливый порез на шее был поглощён во мраке.

Рэндж лёг и, уткнув морду в лапы, тихо заскулил. Он лежал у самого входа, у самой открытой нараспашку двери, так что когда ветер решал заглянуть в аптеку, то в первую очередь его встречала чёрная шерсть и принимала на себя прохладные порывы. Сам Рэндж наблюдал за Женей и его трясущимися руками, совладать с которыми становилось всё тяжелее и тяжелее.

– Приготовься, сейчас будет больно. – Он взял ватный диск и с нажимом прошёлся им по ране. Капли крови брызнули из неё, когда Катя завопила в полотенце, сжимая его зубами. Тёмно-красная линия мгновенно превратилась в пузырчато-белую, которая безостановочно увеличивалась. Женя взял сухой диск и вытер края пореза вместе с самой поверхностью, после чего вновь залил всё перекисью. Голова под ним резко запрокинулась назад, и истошный крик боли вырвался из постоянно вздымающейся груди. Рука Кати с силой вцепилась в его руку ниже сгиба локтя и никак не желала разжимать пальцы. Так утопающие хватаются за своих спасителей.

– Потерпи, ещё совсем немного. – Белая пена продолжала выходить из-под вспоротой кожи и растекалась по всей шее. Небольшие сгустки крови пытались пробиться наружу, но терпели поражение и тонули в поднимающихся наверх пузырьках. – Последний раз заливаю. – Он снова вытер всё ватным диском и повторил процедуру, стараясь не обращать внимания на жалобные стоны, заглушаемые лишь одним полотенцем.

Наконец Катя откинула его и с нескрываемым гневом сказала:

– Надо было тому ублюдку яйца оторвать перед тем, как он сдох! И заставить жрать их, пока они у него из задницы не полезут!

– Лежи спокойно. Я сейчас заклею всё пластырями, а ты запрокинь голову насколько можешь. Надо, чтобы кожа была натянутой.

– Пластыри?! – Её брови сместились друг к другу домиком. – А бинтов разве нет?

– Есть, но я не знаю, как правильно бинтовать шею, поэтому обойдёмся только пластырями.

– О Господи… – Она запрокинула голову и закрыла глаза. – Только постарайся меня не убить, ладно?

Он постарался.

***

Когда Женя закончил с порезом, он убедился, что не оставил открытой ни одну часть раны, после чего опустил голову Кати на пол, перестав её поддерживать. Серые глаза вопросительно взглянули на него, как бы спрашивая: «Уже всё?»

– Мне нужно осмотреть твой живот. – Он смотрел на неё, тщательно обдумывая следующие слова. – Я задеру твою майку чуточку вверх. Ты не против?

На пару секунд между ними повисла тишина, и взгляды их сцепились друг с другом, выискивая что-то спрятанное в глубинах чужих зрачков. Наконец Катя перестала молчать и произнесла лишь одно простое слово:

– Хорошо.

Женя схватился пальцами за края белой майки и сразу же почувствовал, какая она влажная. Медленно потянул их вверх, к самым грудям. Перед ним открылся плоский, находящийся в постоянном движении живот, и он был настолько горячим, что даже на расстоянии ощущался идущий от него пыл. Еле видимые линии рёбер выглядывали из-под низа бюстгальтера, и Жене еле удалось сдержать взгляд на этом месте, не позволяя ему скользить дальше. Он сконцентрировался на гематоме. На огромном, будто расплывающемся пятне тёмных оттенков с лёгкой примесью фиолетового. Оно покрыло собой большую часть правой талии – именно то место, что подверглось удару железной трубой. Это, без сомнений, была гематома, но главным вопросом оставался всё тот же самый: что скрывалось под ней? Выстроенные в ряд кости или их осколки и жалкие огрызки, которые при желании в любой момент могут впиться в одно из лёгких.

– Ты на мои сиськи пялишься?

– Нет, на синяк твой. Так, слушай меня сейчас очень внимательно. Я буду ощупывать каждое твоё ребро, чтобы убедиться, что всё в порядке, – он с сомнением посмотрел на пострадавший живот, – и если тебе вдруг станет больно, ты тут же говори, хорошо?

Она молча кивнула и вновь закрыла глаза. То был хороший знак. Знак, говорящий о том, что она готова пойти навстречу и даже сделала первые шаги, пусть и невероятно робкие и крошечные. В ней зарождался слабый призрак доверия. Со временем его контуры становились всё чётче, но могли мигом рассыпаться в прах, стоило сияющему свету померкнуть и окунуться во тьму. И Женя старался поддерживать внутри себя этот свет, не давая ему потускнеть.

Он прошёлся пальцами по всем её рёбрам, один раз случайно задев чашечку бюстгальтера. Особенно осторожно он надавливал на кожу в области этого отвратительного тёмного пятна и резко остановился, когда услышал сдавленный стон.

– Вот здесь, – Катя тяжело выдохнула и, набрав в лёгкие побольше свежего воздуха, открыла глаза. – Вот где ты сейчас трогал, там и болит сильнее всего.

Она посмотрела на него снизу вверх, и внезапно он увидел перед собой лицо не взрослой молодой девушки, что уже успела родить ребёнка и потерять его, а юную девчонку, в глазах которой сквозил отчаянный страх. Страх неизбежного и чего-то более ужасного, чем то, что ей уже удалось пережить. Стремящиеся к зрачку кровеносные сосуды образовывали красные узоры тонких паутинок, а ясные радужки переливались яркостью серого, такого таинственного цвета. Её скулы вновь воинственно прорезались, но никакой агрессии от неё не исходило. Странная аура окутала всё её тело и не пропускала наружу то, что мельком проглядывалось в зрачках. Что только начинало обретать силу.

– Так что там?

Женя вернулся в реальность, и тут же его мозг заработал во всю мощь.

– Перелома у тебя нет, это точно. Трещины… – Он немного замялся. – Насчёт них не уверен, но вроде с этим тоже всё хорошо. Только ушиб и повреждение мягких тканей. Он, похоже, ударил тебя чуть выше нижних рёбер и если бы взял повыше, то попал бы по груди.

– Тогда бы он пожалел, что родился, – она слегка подогнула колени и упёрлась руками в пол. – Можно уже вставать?

– Да, конечно. У тебя, в принципе, нет ничего серьёзного, так что…

– Ага, ничего серьёзного. – Катя поднялась и потрогала заклеенный пластырем порез. – Чуть не сдохла, подумаешь! А так-то фигня, да, с кем не бывает!

– Тебе следует сказать нам «спасибо». – Женя встал с колен, подошёл к полотенцу и вытер об него руки. – Мне и Рэнджу. Хоть ты и вонзила свои ногти мне в шею, я сейчас сидел здесь с тобой и с трепетом ухаживал уже за твоей. Я не хочу нового скандала, Кать, но должен сказать, что тебе стоит научиться быть благодарной. Мы, считай, отобрали две чужих жизни, чтобы сохранить твою.

– А зачем ты это сделал? – Её глаза вдруг заблестели. – Зачем ты спас меня, а? Может, мне лучше было бы, если б ты дал им завершить своё дело! – Она перешла на крик и начала приближаться, делая медленные шаги навстречу. – Ты спросил, чего хочу я? Спросил?!