– Да, Владислав Боркуев, бывший препод твоего парня. Хотя себя таковым не считаю, как и тебя – бывшей ученицей. Всегда есть, что учить и чему учить, так что мы по жизни ученики и учителя.

Егор чуть нагнулся вперёд и положил ладонь Вике на колено.

– Приготовься к вечным нравоучениям и лекциям. Он это любит. Прямо обожает их. Но на самом деле Влад если говорит, то говорит правильные вещи, и к ним стоит прислушиваться.

– Не вгоняй меня в краску. Я сбривал бороду не для того, чтобы показывать свои красные щёки. Лучше давайте обсудим, что нам делать дальше.

– Обсудим, но сначала я задам один вопрос. – Егор повернулся к Вике и, борясь с последними сомнениями, всё-таки решился и спросил: – Ты помнишь вчерашнее?

Улыбка медленно исчезла с её лица и полностью пропала в сияющих до этого глазах. Вся она стала серьёзной и мрачной, будто греющее тепло глубоко в сердце внезапно сменилось ужасающим холодом. Пальцы, держащие чашку, с силой вжались в неё, заставив побелеть разом все костяшки. Ключицы угрожающе выперли из-под выреза футболки, и всё тело Вики, казалось, напряглось до предела. Наконец после долгой паузы она заговорила, и в голосе её было столько же жизни, сколько в могильной плите давно усопшего человека.

– Я знала, что ты задашь этот вопрос, но не думала, что так скоро. – Её глаза впились в глаза Егора и не сводили с него взгляда. – Я всё помню. Всё. И даже то, как заметила торчащую у тебя из кармана упаковку снотворного. Ты усыпил меня лишь потому, что я тебе позволила сделать это, так как сама хотела поскорее сбежать от реального мира. И нет, я не сошла с ума, как ты думаешь. У тебя это на лбу написано. Я проснулась ещё когда вы болтали о какой-то там империи, и первым моим желанием было наброситься на тебя и выцарапать глаза, но потом я поняла, что ты был прав, поэтому и решила всё хорошенько обдумать. Не буду за столом излагать все свои мысли на тот момент, скажу только, что пришла к такому выводу: что было – то прошло, и надо жить дальше. Я всё-таки осталась жить здесь не для того, чтоб ходить и пугать всех своим унылым лицом, а для чего-то другого, но точно не для этого. Я всё прекрасно помню, Егор. Помню, но предпочитаю не вспоминать, и давай договоримся больше не обсуждать это, хорошо? А то действительно тяжело.

– Хорошо, прости. – Он взял её руки в свои, и как отлегло на его душе, когда она вновь улыбнулась! – Ты умничка. Я немного ошибся в тебе и за это прошу простить меня. – Его губы коснулись её лба – нежно, с неподдельной любовью.

– К тому же я рада, что он умер. – Увидев, как Егор вопросительно посмотрел на неё, а затем кинул взгляд на Влада, Вика тут же поспешила сменить тему. – Ладно, давайте не за столом. Лучше разберёмся, что будем делать дальше. А то здесь оставаться я не хочу.

– А родителей..?

– Оставлю здесь. Отец не заслуживает того, чтобы я его хоронила, а душа мамы будет спокойна только рядом с ним, поэтому пусть покоятся там, где выбрали. Я уже устала за ними ухаживать.

– Короче, – Влад поднялся из-за стола и, уперев в него кулаки, оглядел сидящего перед ним юношу и его молодую спутницу. – Предлагаю для начала найти вам обоим новую одежду, а то воняет от вас после вчерашней нехило. Естественно, запастись продуктами, побродить по магазинам в поисках чего-нибудь нужного и идти дальше.

Егор с сомнением посмотрел в окно и задал всего один вопрос:

– А что потом?

– Потом? – Карие глаза полыхнули огнём. – Потом мы найдём радиопередатчик и войдём в эфир. Начнём возрождать Спадшую Империю.

Глава 25
По волчьим следам

– Знаешь, что общего между нами? – Женя потрепал гладкую шерсть и тепло улыбнулся. – У нас у обоих черные морды.

Рэндж не понял шутку и всё так же смотрел на него своими безумно яркими оранжевыми глазами.

– Да, надо будет поработать над твоим чувством юмора. А то у тебя с ним совсем беда.

Женя ещё раз почесал Рэнджа за ушком и, выпрямившись, расправил плечи перед приятным ветерком.

Когда ночью во многих зданиях отключилось электричество, они оба вышли в вестибюль спортзала и, довольствуясь только лунным светом, постелили там мат. Вдвоём легли на него и заснули. Без одеяла, без какого-либо пледа – лишь делясь собственным теплом друг с другом. Один раз Женя вырвался из сна и почувствовал тупую тяжесть в нижней части живота. Он спустился вниз, стал искать дверь в туалет, но спустя минуты безрезультатных поисков забил, вышел на улицу и справил нужду, полив рядом стоящую клумбу.

Всё-таки Катя была в чём-то права. Нахер теперь кому нужен этот этикет?

Вернувшись, он обнаружил верно ждущего его Рэнджа, который покорно сидел и не сходил с места. Сказав, что всё хорошо, Женя улёгся и обнял его, после чего они вновь заснули и проспали до самого утра.

Рэндж был умным псом, поэтому не стал никого будить для того, чтобы его вывели, а сам вышел на улицу и прогуливался по ней, но не отходил далеко от своего хозяина. Через полчаса солнце уже не стеснялось показать себя среди несущихся куда-то пушистых облаков и сияло, обдавая всё вокруг утренним светом. Женя проснулся до полудня и, шевеля мозгами и поглаживая шею нового друга, прикинул, что успеет добраться домой до самой жары, то есть примерно до двух часов дня. Но так ли он хотел возвращаться домой? Только если ухмыльнуться над телом матери и оставить его гнить там, но идти всё равно было некуда, поэтому выбора не оставалось. Тем более теперь он был не один и мог разделить свои мысли на пару с ещё одним языком, пусть и не особо разговорчивым.

Выйдя из спортзала, первым делом они направились в магазин, где хорошо позавтракали и положили всё самое вкусное с полок в рюкзак. Следующей их остановкой стал зоомагазин, но как только они переступили порог, то сразу же выбежали обратно на улицу, выплёвывая из лёгких удушающих запах мёртвых хомяков и попугаев. Женя снял футболку, решившись идти с голым, перевязанным бинтами торсом, а сам повязал её на голове у Рэнджа. Хоть он и был жутким троечником, но всё же помнил из курса физики, что тёмные тела поглощают света намного больше, чем светлые, и об этом ясно говорили высунутый из пасти язык Рэнджа и его частое, тяжёлое дыхание. Из-под ткани футболки выпирали две небольших горки – стоячие ушки немецкой овчарки. По сравнению со вчерашним днём жара заметно ослабилась, но всё же чьи-то крепкие пальцы потихоньку выжимали все оставшиеся соки и ласково поглаживали голову, повышая её температуру. Ветер радостно поднимал с асфальта брошенные пачки чипсов, разгуливал меж стен молчаливых домов и заглядывал в каждый свободный уголок, пока по тротуару одной из улиц, стараясь не обращать внимания на витающий вокруг аромат, шли высокий юноша с маской смерти вместо лица и крупный пёс с повязанной на голове футболкой.

Теперь они стояли в аптеке и, укрывшись от солнца, отдыхали. Женя снял ранец и осел на кафель, прислонившись спиной к стене, и вскоре Рэндж улёгся у него на коленках, прося любви и ласки.

– Вот ты туша. – Его рука стала поглаживать покрытое чёрной шерстью тело. – Тебя в переулке увидишь, так в штаны сразу наложишь. А на самом деле ты ж сама нежность, а? – Ему ответили слабым сопением – Рэндж засыпал. – Ладно, подрыхни. Я, может, тоже пока посплю. Я раньше, знаешь, всегда любил днём, а особенно с утра поспать. Обычно это была либо геометрия, либо алгебра. – Женя засмеялся и почувствовал, как лёгкие намёки на слёзы начали щекотать глаза. – Хотелось бы сказать, что хорошее время было до апокалипсиса, но… не хочу врать. По-моему, сейчас лучше. На Земле намного меньше стало ублюдков, и теперь выживут и хорошо будут жить те, кто это заслужит трудом, а не которым просто повезло. Тем более теперь у меня появился друг. Наглый, правда, да ещё и ссыт где попало, но друг. Да, Рэндж?

Но тот не ответил, а уже полностью провалился в сон. Женя последовал его примеру и сам вскоре задремал, положив голову на грудь. Рёбра обоих мерно поднимались и опускались, а их общее дыхание, казалось, разносится в унисон, пока они отдыхали и восстанавливали силы. И именно потому, что сон завладел ими, ни один не услышал шум двигателей проезжающих мимо мотоциклов.

***

Ему опять ничего не снилось.

Он просто провалился во тьму и через несколько секунд вынырнул из неё, чувствуя боль в затёкшей шее и лёгкое гудение внутри головы. Огромное туловище до сих пор придавливало его к полу, тихо посапывая и время от времени дёргая задней правой лапой. Тело слегка поламывало, так что когда Женя резко выпрямил спину, то сразу же услышал хруст собственных суставов. Мир перед глазами становился всё чётче и яснее, пока разум приходил в себя, а реальность становилась всё ощутимей. Рэндж то и дело причмокивал и к чему-то принюхивался, так и не открывая глаз. И когда Женя уже решил разбудить его, он перевернулся на спину и, согнув передние лапы, поудобнее устроился на ногах, которые, похоже, совсем потеряли чувствительность.

– Ну это уже наглёж высшей степени, братиш. Давай вставать. – Колени чуть подогнулись, но краткий стон, донёсшийся из мощной груди Рэнджа, смог заставить сердце затрепыхаться и биться чуть сильнее, отдавая странной, сияющей теплотой. – Ладно, спи. Но как только я почувствую, что мои ноги начнут уходить от меня, то тут же подниму тебя, слышишь? И хоть облизывай мне всю морду, я не поменяю решение. Обещаю тебе. – Женя осмотрел небольшой зал аптеки и, немного подумав, подтянул к себе рюкзак и запустил туда руку. Достал ручку с блокнотом и, открыв первую, ещё чистую страницу, принялся писать. – Я пока займусь делом и составлю список всего того, что нам не помешало бы в дороге. Если что придёт в голову, можешь подсказать, я запишу. Девочек не обещаю, но что-нибудь интересное мы тебе найдём.

Белый лист бумаги потихоньку заполнялся чернилами и скоро сменился другим. В сонной тишине разносилось лишь поскрипывание кончика ручки, прерывистое и непостоянное. Плавающие в сознании мысли чёткими словами изливались на девственное полотно, заполняя его фразами и односложными предложениями. На какое-то время Женя оторвался от реальности, от своего тела, и всё его существо уместилось в тёмно-синие руки на огромных просторах обычного блокнота. Только когда он вернулся в действительность, то заметил, что рядом со списком рисует чьи-то глаза, аккуратно обводя их контуры. И на удивление они вышли красивыми. Даже… потрясающими.

И их незакрашенные радужки казались не белыми, а именно серыми. Цвета серого льда.

Женя убрал всё в портфель и застегнул его, стараясь выбросить из головы собственный рисунок. Когда собачки с шумом прошлись по молнии, Рэндж резко напрягся, но потом вновь расслабился, поняв, что всё в порядке. Когда они пришли сюда, солнце лишь слегка выглядывало из-за угла здания напротив, что просматривалось через главный вход в аптеку. Теперь же яркий жёлтый диск поднялся выше, намереваясь продвигаться дальше, к самому западу. Значит, стрелки на чьих-то часах уже должны были пересечь отметку 12. Примерно через час или полтора жара устроит свой концерт на безлюдных улицах Петербурга, и такая возможность представлялась очень вероятной. Женя испугался её, но что странно, испугался он не за себя, а за то чудо, которое сейчас дрыхло на его ногах. Чёрный природный окрас мог сыграть с Рэнджем плохую шутку, и тут бы не помогла одна повязанная на голову футболка. Если он заболеет, то болезнь его так и останется загадкой, ведь Женя ничего не знает об организме собаки и тем более – чёрной немецкой овчарки.

Тяжело выдохнув, он вновь расстегнул ранец, достал ручку с блокнотом и написал: «Нужно найти медицинскую книгу о собаках. Энциклопедию или что-то по типу того. Нужна информация о чёрных немецких овчарках». И, немного подумав, добавил: «Книжный магазин?

Рэндж слегка дёрнулся и тут же успокоился, продолжив спать и еле слышно посапывать. Женя вновь убрал всё в рюкзак и наклонил свою голову к торчащим из-под футболки ушкам. Положив ладони на мощную шею, он произнёс:

– Просыпайся. Нам надо успеть дойти, чтобы не мучиться под солнцем, особенно тебе, так что пошли. Можем перекусить, если хочешь. – Колени снова подогнулись, и на этот раз тяжкий груз сошёл с них, встав на четыре лапы. – Охренеть ты молодец, Рэндж! Все ноги мне отдавил! Я их, похоже, не чувствую. Теперь молись своему собачьему богу, чтобы я хотя бы встал!

Рэндж не молился, а спокойно потягивался, закрыв глаза в растекающемся по телу наслаждении, после чего сел и широко зевнул, продемонстрировав все прелести своего нечищеного рта.

– Классно поспал, да? А вот если я сейчас останусь лежать здесь беспомощным мешком мусора, то это уже не будет так классно. Ты тогда потащишь меня на себе, понял?

Женя упёрся руками в пол и медленно встал. Под кожей на ногах пробегали армии маленьких насекомых, и особенно их было много в ступнях. Пару разминочных движений и чуточку мучений – мышцы тут же придут в порядок, но всё равно ощущения были довольно неприятными.

– Слушай, а ты ещё вырастешь? Я имею в виду, ты же уже не щенок или всё-таки он? А то ты и так бугай бугаем, а если подрастёшь, так тобой вообще можно будет народ пугать. Если, конечно, никого не схватит инфаркт при виде тебя.

Рендж одобрительно гавкнул и завилял чёрным пушистым хвостом.

– Ладно, давай разбойничать. Возьмём то, что нужно. – Женя подошёл к маленькой дверце, доходившей ему до пояса и отделявшей посетителей от внутренней стороны витрины, и открыл её. Теперь лекарства не были отгорожены от него стеклом и свободно лежали на своих местах, в ожидании, что кто-нибудь подберёт их. – В первую очередь нам нужна бадяга. Эти ублюдки хорошо постарались надо мной, Рэндж. Я вообще сначала подумал, что они сломали мне рёбра, но там оказалось всего пара трещин и то небольших. Да, кстати, – он посмотрел на свой перебинтованный торс и провёл ладонью по верхним кубикам пресса, – надо будет и бинты взять. Насчёт корсета не знаю. У тебя пальцев нет, чтобы мне его застегнуть, а сам я вряд ли справлюсь. Да у меня и не болит ничего, так что, думаю, обойдёмся без него. А вот бадяга пригодится, да, чтобы у меня лицо хотя бы от твоего отличалось. – Он нашёл её в отделе «МАЗИ» и тут же засунул себе в карман. – Что я там ещё написал?

Женя вновь подошёл к рюкзаку и достал блокнот, ещё раз перечитав весь список.

– Болеутоляющее, болеутоляющее от головы, перекись водорода, снотворное, что-нибудь от аллергии… – Он резко замолчал, когда взгляд его наткнулся на нарисованные им серые глаза. Хоть они и были созданы обычными чернилами на обычной бумаге обычными руками, они в точности повторяли те самые серые глаза Кати и точно также заглядывали глубоко в душу, в самые потайные её уголки.

Он быстро закрыл блокнот и кинул на пол, после чего пнул в дальнюю стену. Тот с гулким ударом врезался в неё и замер на кафеле подобно испуганному животному, притворившемуся мёртвым.

– Похер, найду другой.

Отчего-то в его сердце забились взбушевавшиеся волны злости, и приливали они к краям грудной клетки, пытающейся сдержать внутри то, что там зарождалось. Лёгкий шёпот гнева, вызванного упущенной возможностью, нарастал в бьющемся сердце и лишь подогревал его пыл. В самом центре души, где-то очень глубоко начинался шторм, сила которого может быть смертоносной и опасной – такой, какой не было ни у одного человека в мире.

И во главе шторма сидел, сложив крылья, выжидающий орёл.

Женя отбросил все эти мысли, взял ранец и быстро положил в него всё самое необходимое, что было в том списке. Кроме, разумеется, серых глаз. С ними он попрощался ещё вчера, кинув на них последний взгляд около магазина.

Но сохранив их образ у себя в голове.

– Пошли, Рэндж. Нам здесь больше нечего делать.

Но тот сидел на месте и даже не думал вставать. Его оранжевые глаза, радужки которых были цвета янтаря в солнечных лучах, не отрываясь смотрели на Женю. Его футболка чуть развязалась и теперь грозилась упасть на пол из-за одного неловкого движения головы и стоячих ушек. В зале одной из многочисленных аптек, глядя друг на друга, стояли юноша и крупный, покрытый чёрной шерстью пёс. Каждый из них чувствовал растущее вокруг напряжение, и только один не понимал почему.

– Рэндж? – Женя подошёл ближе и чуть наклонился. – Ты чего, Рэндж? Есть хочешь, что ли? – Ответом ему послужили молчание и тишина, которая будто окутала собой мир, заставив померкнуть все остальные звуки. – Слушай, я не знаю, какие там прихоти у немецких овчарок, так что давай сначала узнаем всё о тебе, а потом капризничай сколько хочешь. Пошли уже. – Но крепкие лапы всё так же продолжали упрямо стоять на кафеле, не сдвинувшись ни на сантиметр. Оранжевые глаза прямо и неприкрыто заглядывали глубоко в душу и, казалось, знали гораздо больше, чем можно было представить.

Женя снял рюкзак и присел напротив Рэнджа.

– Хорошо, я готов тебя выслушать. Чего ты хочешь? Чтобы я снял футболку? Пожалуйста, – он стянул её со стоячих ушек и бросил за спину, мгновенно забыв о ней и вновь сконцентрировавшись на этих молчаливых, что-то утаивающих зрачках. – У тебя что-то болит или что? Послушай, я не ветеринар и ничего в этом не понимаю. Я тебе даже помочь не могу. Но если мы найдём какую-нибудь книгу об анатомии собак, то, возможно, я что-нибудь и соображу, но сейчас я ни хрена тебя не понимаю. Ты просто сидишь и смотришь на меня, хотя нам надо двигаться дальше. А солнце вот-вот… – Внезапно Рэндж встал и, мягко ступая на подушечках своих лап, подошёл к откинутому к стене блокноту. Поддел его блестящим от пота носом и перевернул, после чего молча посмотрел на Женю. Спокойствие происходящего медленно порождало тревогу где-то внутри, выступая в роли обманывающего затишья перед самой бурей. Слабый призрак осознания, лёгкий намёк догадки прохладным ветерком стелился по набирающим силу волнам, гонимых с океана души. Что-то в разуме начало распутываться подобно клубку, и преданная интуиция подсказывала, что именно эта ниточка приведёт его к правильному ответу.

– При чём тут блокнот? – Но он сам начал понимать, что важен не блокнот, а то, что находится внутри. Что нарисовано синими чернилами. – Рэндж, с тобой всё в порядке? Это нам не нужно, мы оставим это здесь. Ладно, давай я схожу и найду что-то полезное, а ты пока посидишь здесь, раз не хочешь никуда уходить. Хорошо?

Рэндж продолжал стоять на месте, но когда Женя встал, чтобы уйти, то сразу схватил его за штанину и зарычал. Это был рык дикого зверя, ничем не отличающийся от того, что раздавался прошедшей ночью в темноте. Он был пропитан угрожающим предупреждением и подстерегающей опасностью. Оранжевые глаза хищно блеснули. На миг из зрачков пропал Рэндж и вернулся тот кровожадный пёс, который загонял свою жертву в кромешной мгле спортзала. Он потянул напрягшуюся ногу на себя, с силой уперев лапы в пол и подняв верхнюю губу в оскале, обнажив острые зубы. На какой-то момент настоящий ужас, страх за свою жизнь заполнил разум Жени, и он полностью поверил тому, что место его нового друга заняло разгневанное животное, поэтому не стал сопротивляться, а двинулся туда, куда его тащила сомкнувшаяся на ткани джинсов челюсть.

К блокноту.

Хватка исчезла. Теперь перед ним снова стоял Рэндж, но невероятно серьёзный и с прямым взглядом, требующим получить желаемое. Такие взгляды встречались и у людей – только у тех, кто претендовал на корону и не уступал ни дюйма, пока не получал, чего хочет. Эти люди покоряли горы, вершины и видели, как многие сразу начинают поскуливать перед ними, как только ловили на себе подобный взгляд. Взгляд непризнанного победителя, ещё не показавшего всем свою мощь.

И такой взгляд сейчас был у Рэнджа. Он чего-то требовал и ясно говорил, что не успокоится, пока не добьётся своего. Даже будучи немым на человеческом языке, он сможет объяснить, что имеет в виду и чего хочет. Чего так яростно желает.

Женя наклонился и поднял блокнот, раскрыв его на странице со списком вещей. Прикрыв большим пальцем рисунок, он тяжело выдохнул и спросил:

– И что? Ты хочешь сказать, я что-то не взял? – Но чёрная мордашка мотнулась из стороны в сторону, совсем как у человека. «Какой же умный пёс», – на миг проскочила в голове мысль, и будто в подтверждение её Рэндж подошёл к лежащему рюкзаку и поддел его носом.

Намёк был понят сразу.

Через пару секунд блокнот оказался в ранце, а лямки того повисли на оголённых плечах. Рэндж наконец-то успокоился и подошёл к ноге, прижавшись к ней, как бы прося прощения. У выхода из аптеки, перед самым дверным проёмом, освещаемые лучами игривого солнца, смотрели на улицу юноша с перебинтованным торсом и покорно сидящий чёрный пёс, что своими размерами не уступал волку. Летний ветерок временами поглаживал их обоих, заглядывая внутрь через открытую нараспашку дверь, и уходил дальше, не отвлекаясь от своих дел. Город спал вечным сном, и лишь оставшиеся в живых вошки нервно копошились по его телу, борясь за ещё один свободный вдох. Природа не заметила перемен, и радостные птички всё так же пели песни, играя друг с другом и прогуливаясь по непривычно тихим улицам Петербурга.

– И нахрена ты это сделал? Зачем нам с собой этот проклятый блокнот, а? – В ответ Рэндж ещё сильнее прижался к Жене, и тот, не выдержав, начал его поглаживать, продолжая смотреть на ужасающий пейзаж мёртвого мира. – Вот ты любитель попугать! Можно же было спокойно сказать или показать, а ты сразу за штанину и вперёд! Ещё и зарычал так! Я уже начал жалеть, что мне в три года перестали памперсы надевать. В следующий раз давай как-то поспокойнее, ладно? – Он потрепал стоячие ушки и улыбнулся. – Погнали дальше. Может, найдём тебе какую-нибудь сучку, и будешь мучать уже её, а не меня. – И засмеялся, выйдя из аптеки.

В паре кварталов от них взвыли два мотоцикла.

***

– Вот, смотри, ветклиника. Не думаю, что она работала ночью, так что давай заскочим.

Женя в два шага преодолел лестницу на крыльцо, и за ним тут же поднялся Рэндж, высунув язык наружу. Теперь его голову укрывала не потная грязная футболка, а часть дорогого женского платья. Естественно, белого. После аптеки они оба зашли в магазин одежды и, судя по всему, довольно дорогой и респектабельной. Ценники на некоторых товарах превышали средние заработные платы, и Женя, самой дорогой вещью которого был свитер с рынка, невольно замер, когда увидел их. Замер и рассмеялся, ведь теперь всё было бесплатным и доступным. Так что налетайте! Не стесняйтесь! Берите запросто то, на что раньше копили бы всю жизнь! Добро пожаловать в нынешний мир!

Женя снял с себя грязные джинсы и отдал их в руки манекену, который, похоже, был совсем не против. Стянул носки, отшвырнул кроссовки и лишь в одних трусах да обволакивающих торс бинтах начал идти по отделам, пока Рэндж плёлся за ним следом. В итоге его выбор пал на светлую футболку с банальной надписью ROCK на груди, лёгкие джинсы, чёрные носки и обычные спортивные кроссовки, что, казалось, были созданы именно для его формы ступни.

Он подошёл к женскому манекену, одетому в безупречное короткое платье цвета чистого, только выпавшего снега, и, осмотрев его со всех сторон, принялся расстёгивать позолоченную на спине молнию.

– Впервые за всю жизнь снимаю с кого-то женскую одежду. Даже с манекена. – Ему пришлось взять его обеими руками и положить на пол, чтобы стянуть наряд через искусственные ноги. Справившись с этим, Женя сцепил пальцы у самого выреза груди и резко потянул в разные стороны. Но всё, чего он добился, были напряжённые до предела мышцы кистей и собственное пыхтение. Крепкая ткань никак не хотела поддаваться и даже не треснула, не то что не порвалась. – Сделано на совесть. Постарались, говнюки.

Он бросил платье и двинулся к футболкам. Взял несколько штук тех, одну из которых нацепил на себя, и, проведя пальцами по выпуклой чёрной надписи ROCK, сложил их в рюкзак. Последнюю он с лёгкостью порвал надвое и, подозвав к себе Рэнджа, повязал ему на голову белый платочек – аккуратно и даже с небольшим трепетом – так медсестра накладывает бинты тому солдату, которого безудержно любит. Стоячие ушки вновь прорезались сквозь ткань, но даже так шершавый язык благодарно лизнул Женю, заставив того отпрянуть и рассмеяться одновременно.

– Теперь ты Белая Шапочка, красавчик. Даже вроде как милым стал. Но просёру ты дашь любому даже так, я уверен. Ладно, погнали дальше, а то жара уже вот-вот настанет.

Они вновь вышли на улицу, теперь более подготовленные к солнечным пыткам. За время их отсутствия воздух уже успел хорошо нагреться, а прохладный ветерок предательски пропал, оставив после себя лёгкое-лёгкое дуновение. Утро плавно переходило в день, и хоть плывущие по небу облака иногда и пытались прикрыть собою мир от палящего солнца, всё же они не справлялись с этим. Температура медленно, но уверенно повышалась, и теперь с лёгкостью дойти до дома (до бывшего дома), не потеряв сознание и не осушив пару бутылок воды, вряд ли представлялось возможным. Оставался только один выход – найти укромное местечко и переждать там до того момента, пока тени не станут прохладными, а закат – лилово-багряным.

И сейчас Женя с Рэнджем стояли напротив ветклиники, прогулявшись от магазина одежды пятнадцать минут. Стояли и смотрели на закрытую дверь, которая никак не хотела поддаваться ни резким рывкам, ни ударам с плеча (от этого наоборот болело именно плечо), ни ударам с ноги. Она твёрдо стояла и не собиралась впускать внутрь никого. Только подходящий ключ мог остудить её пыл и заставить открыться. Но он был в кармане одного из сотрудников, что навечно застрял во врезавшемся вагоне метро – общем склепе всех несчастных.

– Сука! – Женя ещё раз пнул ногой по двери и повернулся к Рэнджу. – Пойдём тогда дальше. Здесь точно должно быть что-то наподобие спортзала, запертого на ночь, но внутрь которого всё равно можно проникнуть.

Они спустились по лестнице и вновь зашагали по тротуару. Десятки тел валялись тут и там, и каждый раз следовало смотреть себе под ноги, чтобы не запнуться о чужую мать или чьего-нибудь ребёнка. Тошнотворный запах никуда не исчез и всё так же витал в воздухе, но организм уже успел привыкнуть и не обращал на него никакого внимания. Спортивные кроссовки пару раз наступали на провалившуюся вниз плоть и тут же отдёргивались как от чего-то горячего, безумно противного. Чёрные лапы аккуратно поднимались над обезображенными черепами, стараясь не касаться их. Пустые глазницы молча уставились в небо, а полураскрытые рты замерли на полуслове, так и не договорив последнюю фразу. Жизнь покинула этот город, этот мир, посыпав следы своего ухода человеческими телами – миллионами судеб, что оборвались под лезвием смерти.

Пока они выискивали пригодное для отдыха место, Женя задумался, а нужен ли Рэнджу ошейник с поводком? Это был крупный сильный пёс, и нельзя вечно рассчитывать на его спокойствие. Увидев какого-нибудь человека, который, может, и не имеет в мыслях ничего плохого, Рэндж мог наброситься на него, подумав, что тот представляет опасность. Но пока на глаза не попался ни один открытый зоомагазин, а тот, из которого они выбежали, фонил тушами мёртвых питомцев, можно было не заботиться об этом и довериться мощному сердцу идущего рядом зверя.

Зверя…

Женя остановился, и тут же прекратился топот мягеньких лап. Почувствовал первые капли пота на лице и шее. Почувствовал, как они скатываются вниз и впитываются в новую футболку. Вновь ощутил то же чувство, что нахлынуло раньше, в больнице. За ним, глядя отовсюду, наблюдали умершие души. Они перешёптывались меж собой и тихо хихикали, но не спускали с него глаз. Они тянули к нему свои невидимые руки, и он чувствовал, как пробегали по спине мурашки, когда чей-то палец касался его прилипшей к телу футболки. Он практически слышал, как хрустели сзади суставы мертвецов, восстающих и плетущихся за ним. Но как только их заставали врасплох, все они покорно лежали на земле, смирившись со своей участью. Смерть сделала их собственными рабами, и Женя буквально ощущал ненависть пустых глазниц. Их гнев и ярость. Необузданную, дикую, заставляющую забиться даже мёртвое сердце. И сердце это желало отомстить всем живым и в особенности тому, кто несколько раз наступил на лица несчастных, пусть и случайно.

– Пошли, Рэндж, – они мигом свернули за угол здания и оказались в просторной арке одного из питерских дворов-колодцев.

Женя плюхнулся на пол и прислонился к тёмно-жёлтой стене, укрывшись в полумраке царствующей здесь темноты. И как только он закрыл глаза, то почувствовал, как что-то легло ему на ноги и прислонилось к груди, постоянно обнюхивая всё вокруг своим носом. Тревога потихоньку отступала, но оставляла след терзающего страха и грызущего изнутри чувства, что кто-то – чьи-то пустые глазницы – беспрерывно наблюдает за тобой.

– Рэндж… – Его голос был слабым и сиплым, но всё же стоячие ушки ещё больше навострились, а вытянутая мордашка повернулась к голосу. – Рэндж… Господи, Рэндж… – Женя обеими руками обнял его крепкую шею и уткнулся в неё лицом. Пальцы пропали под чёрной шерстью, и сам он почувствовал биение чужого, собачьего сердца. Почувствовал, как у них у обоих поднимаются рёбра и почувствовал слабую боль в своих, которая до этого никак не проявлялась.

Они сидели на укрытом в тенях бетоне, у стены широкой, повидавшей множество историй арке. Солнечные лучи стеснительно обходили это место, и только вернувшийся прохладный ветерок разгуливал по двору и меж домов. Он пробегал по мокрым волосам и поглаживал собою шерсть, разбавляя тошнотворный запах разложения свежим воздухом. Чуть отпрянув от терпеливо ждущего Рэнджа, Женя, с чуть покрасневшими глазами, спросил:

– У тебя ведь была семья, да? До того как мы встретились, и произошла вся эта хрень? Была же, да? – Шершавый язык прошёлся по избитому лицу, и хоть синяки отозвались слабой болью, всё же искренний смех смог вырваться из груди и разнестись в тишине. – А вот у меня не было, представляешь? Не было. Меня ведь никто никогда не любил. – Он подавился всхлипом и тяжело выдохнул. – Мать была той ещё сукой. Отец никогда не говорил и слова ей в ответ и вообще был притихшим мешком дерьма, который вечно сидел на диване. Он со мной общался только тогда, когда просил сгонять за пивом. А если я приносил не той марки, так ещё и орал на меня, потому что только на мне он мог отыграться! Трусливое ссыкло! – Его губы слегка задрожали, вскоре Рэндж прижался к нему всем телом. – Меня никто никогда не любил… только, наверное, Елена Николаевна, но и её сейчас наверняка нет в живых. Я, знаешь, – первая слеза сорвалась с края глаза, – всегда мечтал полюбить кого-нибудь и почувствовать взаимность, отдачу. Ну, как в фильмах или книгах. Но я никак не мог найти такого человека и, похоже, теперь уж точно не найду. Но я… – вновь его прервал краткий всхлип – …я нашёл тебя. Тебя, Рэндж. Точнее, это ты отыскал меня и чуть не сожрал, но теперь-то мы сидим здесь и обнимаем друг друга. Я… – Горячий воздух мерным потоком вышел из лёгких. – Я… чёрт, а это не так уж легко.