Арфеев

– Посмотрим, – но смотреть была не на что. Рома бы с большим удовольствием поставил монумент матери, чем этом козлу-яйценосцу. – Приедем и посмотрим, мамуль. Приедем и посмотрим.

Она вновь начала что-то говорить, но он её не слушал, а включил музыку и сделал громче. Когда к регулятору громкости потянулась чужая рука, Рома твёрдо проговорил:

– Сделаешь потише или выключишь, я немедленно высажу тебя.

Она могла что-то ответить, но её обжёг холод в глазах сына, и всю оставшуюся дорогу они ехали молча.

7

До пункта назначения, как показывал навигатор, оставалось меньше километра. Они выехали из города и теперь мчались по относительно пустой трассе, окружённые бесконечным зелёным полем. Кое-где проглядывали редкие деревья, но в основном землю покрывала только трава, уступив место лишь автомобильной дороге. Рома увидел слева озеро, играющее с бликами света в этот яркий день. Поверхность воды игриво переливалась под солнечными лучами, а на противоположном берегу купалось несколько человек – скорее всего, семья.

Семья…

Руки сжали руль крепче, под сомкнутыми губами стиснулись зубы.

Погода была чертовски хорошей. Слишком хорошей для похорон, которые заслуживали лишь ливень и бьющую в могильную плитку грозу. В такую погоду хотелось гулять и по парку с любимой женщиной, слушать, как она смеётся, покупать ей сахарную вату и после очищать её губы от липкого слоя, а не вот это вот всё. Эти похороны отца, который спустя двенадцать лет скитаний появился на пороге их дома и решил, что его вдруг примут обратно.

Размечтался, папаша. Надеюсь, сейчас ты трахаешь Алёну и давишься опиумом.

Чья-то рука накрыло колено Ромы, и вскоре он услышал голос матери:

– Останови вот здесь, пожалуйста.

Чёрный «мерседес» аккуратно съехал на обочину, мерно гудя двигателем. Колёса сошли с асфальта на землю и проехали несколько метров, прежде чем остановились. Рычание под капотом смолкло, и теперь тёмный красавец германских кровей молча стоял в гордом одиночестве, окружённый бескрайним полем.

– Ром, – её голос слегка дрожал и сквозил неуверенностью, – я не знаю, почему ты так холоден и резок со мной, но я просто хочу… – С покрасневших глаз сорвались слёзы, и мама тут же вытерла их, не решаясь поднять взгляд. – Я хочу, чтобы ты просто выслушал меня. Я не пью уже два дня и думаю, что заслужила разговор с сыном. Если он у меня есть.

Рома сжал обод руля, но промолчал.

– Что случилось, когда вы вдвоём вышли на улицу?

Он ждал этого вопроса и подготовился к нему, но легенда о счастливом конце напрочь вылетела из головы, когда его взгляд встретился с глазами матери. Глубоко впадшими глазами матери. И, безусловно, знакомо карими. Белки будто воспалились и ныли от покраснения, а острые паутины морщин впивались в кожу на всём её лице. Мать Ромы выглядела на все шестьдесят лет а то и больше, при том условии, что ей лишь пару месяцев назад исполнилось сорок с чем-то. Но старости было плевать на цифры; она смотрела на образ жизни, привычки, мышление и подкрадывалась тогда, когда человек сам начинал разрушать себя по частичкам.

– Только не ври мне, а говори честно. Может быть, ты видел тех ублюдков, которые потом избили его?

– Нет, мам, я никого не видел. – Ложь давалась ему легко, и «спасибо» за это стоит сказать тем годам, что он провёл в бизнесе. Если хочешь заработать много денег, твой язык должен быть чертовски хорошо натренирован. – Мы попрощались с ним около парка. Он протянул мне руку, но я не пожал её. Предпочёл просто пожелать всего наилучшего и ушёл. С тех пор я с ним не разговаривал.

– И он со мной тоже. Я ненавижу тебя, Ром. – Теперь мама не прятала взгляд и смотрела на своего сына в упор, видя перед собой чужого человека. – Я люблю и ненавижу тебя. Здесь даже гадать не стоит, что ты сказал отцу. Чтобы он катился ко всем чертям и проваливал нахрен с нашего дома! – Она заметила, как побелели костяшки на его сжимающей руль руке. – И плевать тебе, что он пришёл за прощением! Ты думаешь только о себе! Ты всегда думал только о себе! Хренов эгоист! – Она ударила его по лицу, оставив на нём след от пощёчины. Призрак маленькой ладони опечатался на коже, когда салон автомобиля заполнил шлепок. Левую половину лица резко подожгли, и сейчас она горела, пылала, хоть карие глаза так и оставались холодными.

Мать вглядывалась в них, пытаясь найти там что-нибудь тёплое, какую-нибудь слабую искорку огня, за которую получилось бы зацепиться, но натыкалась лишь на равнодушный холод, сквозивший в зрачках.

– Когда ты успел вырасти таким жестоким?

И с этими словами она вышла из машины.

8

Могила располагалась недалеко от озера.

Их встретили три человека – двое мужчин и одна женщина. Говорил с ними только Рома (конечно, как же иначе?). Он выслушал никому ненужные соболезнования, ужасающую историю о том, как они нашли этого бедного мужчину и решили позвонить по номеру, что лежал с фотографией невероятно красивой девушки.

Никому и в голову не пришло, что на ней была изображена рядом стоящая старуха.

Рома пожал руки мужчинам, обнял женщину и приятными духами и поблагодарил всех за такую заботу. Вскоре они ушли, и у могильной плиты (на самом деле, у простого куска камня) остались лишь двое: высокий стройный молодой человек и низкая сгорбленная бабка, которой так и хотелось подкинуть пару лишних монет. Приятный ветерок пробегал по телу и уносился дальше, ведь мог себе это позволить. Он мог улететь куда угодно, и никто не поймал бы его, но каждый бы прочувствовал ощутимое дуновение. Рома позавидовал ветру. Захотел стать им. Как же классно будет просто раствориться в воздухе и подняться к облакам, утонув в них. Как заманчиво выглядит возможность исчезнуть и больше не видеть все эти лица. Забыть обо всём и стать ничем – вот чего сейчас хотел Рома, стоя у могилы своего отца.

Мама плакала. Вернее, рыдала, захлёбываясь собственными слезами. Она упала на землю и прильнула к ней, начав целовать почву. Рома не разбирал её слов, а потому просто стоял в ожидании того, когда прекратится весь этот спектакль. Он мог простоять так весь день, пока мама не излила бы душу этому куску камня. Пуская горюет; пусть хоть что-то разбавить её вечный алкоголизм.

Рома сунул руки в карманы и стал оглядывать открывшийся перед ним пейзаж, игнорируя судорожные женские всхлипы рядом. Впереди простиралось зелёное поле, на котором единицами росли деревья. Ковёр яркой травы уходил далеко к горизонту, пока не натыкался на светлое озеро. На нескольких его берегах, радуясь и смеясь, купались семьи, даже не подозревая о том, что совсем рядышком похоронили человека, которого следовало утопить на дне Марианской впадины.

Слишком хорошее место у тебя, папаша. Я бы лучше отвёз тебя на помойку.

С любовью, твой сын.

Воздух был свеж и приятен. Он проникал в лёгкие и наполнял их ароматом лета, пока откуда-то издалека доносился смех играющих детей. Облака не спеша плыли по голубому небу, держась друг с дружкой в обнимку. За спиной изредка проезжали машины, и Рома был уверен, что каждый водитель хоть чуть-чуть, но бросал взгляд на эту красоту. На этот спокойный пейзаж, так не подходящий похоронам.

Впрочем, плевать. Рома чувствовал себя превосходно – мигрень отпустила его ещё ночью. Всё, чего он сейчас желал, сводилось к пятидесяти миллилитрам виски и Насте. Насте в нижнем белье. Насте с безупречной улыбкой на лице. Насте с её упругими ягодицами и наивкуснейшей яичницей. Он хотел убраться отсюда как можно скорее и поспать с Настей, забыв об этой могиле навсегда. Разорвать её в памяти и зашвырнуть остатки в самые тёмные уголки сознания, где никогда не включают свет.

Свет лишь показывает нам то, чего мы не хотим видеть.

– Прошу, Лёшенька, прости меня! – Мать поднималась с земли, но очень медленно, будто хотела подольше послушать шёпот бывшего мужа. – Прости меня и Рому, грешных нас тварей! Мы извиняемся перед тобой, Лёшенька, любименький мой…

Рома чувствовал, как где-то глубоко-глубоко внутри него закипает злость. Он еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на маму и с силой тряхнуть её, чтобы она перестала просить прощения у этого подонка. Подонка, который оставил их семью ради опиумной шлюхи и вернулся через двенадцать лет, услышав о наполненных деньгами карманах сына! И теперь он слушал извинения, которые ни разу не заслужил! Единственное, что должно даться ему по заслугам, так это десятый круг в жарком аду.

Трахай Алён и жри опиум, говнюк. Я ни черта не жалею, что убил тебя.

– Ты заслуживал любви больше, чем любой из нас. Ты ошибался, милый, да, но Бог ведь прощает тех, кто кается в своих грехах. И ты пришёл в наш дом покаяться в них. Прости Рому за невоспитанность, но он не слуга Сатаны, он просто настолько грешен, что не увидел в тебе и лучик света. Прости нас, милый, и покойся с миром.

Она окрестила могилу и, рыдая, поплелась к машине. Рома остался стоять над могилой, со сжатыми в карманах кулаками. Наконец он вновь остался с отцом наедине. Их не окружали стены, рядом не было матери, и ни одна пара глаз не наблюдала за ними. Над закопанным под слоем земли отцом стоял смотрящий на него сын. Смотрящий через почву, прямо в чёртовы карие глаза. И он был искренне рад, что они больше никогда не увидят свет.

– Ты это заслужил. – Рома харкнул на могилу и вытащил руки из карманов. – Но я бы скормил тебя птицам. Хоть так ты принёс бы кому-нибудь пользу.

Он уже развернулся, чтобы направиться к «мерседесу», но замер, уставившись в одну точку.

Он смотрел на женщину в красном.

Около озера, под одним из деревьев стояла фигура стройной женщины. Зелёные листья частично укрывали её от чужих глаз, еле касаясь кончиками оголённых плеч. На ней было надето красное, даже алое платье, так отлично подчёркивающее переход от талии к крутым бёдрам. Женщина смотрела на озеро, и Рома видел дым, идущий от её головы. Левая рука опустилась и стряхнула пепел с сигареты, после чего вновь поднялась. Такой пейзаж завораживал: девушка в, судя по всему, дорогом наряде стоит на поляне, покуривая сигарету. Ей следовало находиться на каком-нибудь балу или театре, но никак не у спуска к озеру, протаптывая каблуками грязь.

И только сейчас Рома заметил, что обнажённые плечи тряслись.

Он быстро догнал маму у самого автомобиля и, подойдя к ней, сказал:

– Подожди меня немного. Я слегка задержусь. – Увидев, как она открывает рот, чтобы возразить, он тут же соврал: – С отцом хочу поговорить. Наедине.

Мать уставилась на него, после чего понимающе кивнула. Рома открыл машину, проследил, что пассажирское место заняли, и закрыл её. Положив ключи в карман, он направился к женщине в красном.

Он не знал, зачем идёт к ней. Не видел её лица, но почему-то всё равно знал, что глаза на этом лице ярко-зелёные. Его просто тянуло к этому силуэту. Ни одна фраза, с которой можно начать разговор, не вертелась в голове, а весь остальной мир побледнел, и только красный взвывал контрастностью. Рома отчего-то чувствовал, что знает эту женщину, хоть он и видел лишь её бёдра, попу, спину и ноги. В том, как она стояла, проглядывало что-то знакомое. Подобное чувство испытывают те, кто через много лет случайно встречает своего бывшего партнёра.

Рома подошёл к женщине и положил руку ей на плечо.

Она резко развернулась, и он ту же вспомнил это лицо.

На него смотрела пара заплаканных глаз, покрасневших от напряжения. Солнечный свет выловил в радужках яркую зелень, какая бывает лишь в середине лета. Приподнятые острые скулы грозно выпирали, будто предупреждали окружающих о характере владельца. Пухленькие алые губы чуть приоткрылись, а в лёгкие медленно втянулся аромат духов этой женщины – нежный привкус сладкой клубники, что ощущался на языке. На голове красовалась сплетённая коса цвета тёмного каштана, так что волосы не скрывали эстетичные ключицы и глубокое декольте, еле-еле прикрывающее половину внушительных грудей. Мгновение Рома не мог оторвать от них глаз (уж слишком они были хороши), но всё-таки поднял взгляд и вновь посмотрел на женщину.

Это была голливудская актриса. Звали её Анна Белая, и фильмы с этим именем собирали сотни миллионов долларов по всему миру. Эти зелёные глаза часто захаживали на экраны кинотеатров и покоряли сердца многочисленных фанатов. В коллекцию любимых Роминых фильмов входили и те, где снимала она, поэтому он узнал её силуэт сзади, вспомнив бёдра офицантки-шпиона. Страна по праву гордилась ей, ведь Анна Белая была из редкого числа отечественных актрис, кто смог пробиться в Голливуд. Большинство мальчишек передёргивали на её фотографии в школьных туалетах, а одинокие поэты восхищались непревзойдённой красотой, смотря очередной блокбастер. Имя Анны Белой, или же Анны Уайт, из года в год гремело по миру, и вот сейчас она стояла у озера недалеко от Петербурга, прямо перед Ромой, держа в руке всё ещё не докуренную сигарету.

Ей было тридцать семь лет.

– Простите, – он непонимающе смотрел в её глаза, будто ему задали какой-то очень сложный вопрос. – Вас же Анна зовут, так?

Женщина не спеша прошлась взглядом по его телу. Не спеша, от макушки до самых пяток. На секунду она задержалась на торсе, где сквозь рубашку просачивались очертания грудных мышц. Взгляд скользнул дальше, и только потом нарушилось молчание.

– Молодой человек, я сейчас не в том состоянии, чтобы фотографироваться или раздавать автографы. – Рома заметил, как с большим трудом она сдержала внутри себя всхлип, после чего вновь повернулась к озеру и затянулась. Опустив сигарету, выпустила дым через ноздри, продолжая смотреть на лёгкую рябь блестящей воды. Хоть этой женщине через пару лет и предстояло разменивать пятый десяток, на удивление она выглядела неприлично молодо и сексуально, перестав стареть после тридцати. – Идите куда шли. Дайте мне побыть одной.

– Я слышал, в прошлом году вас номинировали на премию «Оскар». – Эти слова заставили её вновь обернуться и посмотреть в карие глаза. – За лучшую женскую роль. Вы играли робкую девушку, которая стала жертвой домашнего насилия и в итоге убила своего мужа. Признаться, я плакал несколько раз. Особенно в конце, когда ваша героиня повесилась в камере.

– Ужасная работа. – Анна снова затянулась и на этот раз задержала дым в лёгких перед тем, как выпустить его. – Нет, кино само вышло хорошим, но вот то, как мы его снимали… Все актёры ненавидели этого кретина-режиссёра. – Она хрипло засмеялась, и скоро смех её перешёл в кашель. – Почему я это вам рассказываю?

– Может потому, что я выгляжу как человек, которому можно доверять? – Повисла небольшая пауза, чьё молчание дало двум парам глаз изучить друг друга получше. – Я здесь не затем, чтобы попросить у вас попросить у вас автограф или сфотографироваться. Видите вон тот камень? – Рома указал на небольшую глыбу посреди поляны и будничным тоном произнёс: – Под ним лежит мой отец. Он умер пару дней назад, а сейчас мы его хоронили. И хоть сегодня воскресенье, я надеюсь, он никогда не воскреснет.

– Вы радуетесь тому, что ваш отец умер?

– Я радуюсь тому, что он больше не появится в нашем доме. Уверен, в вашей жизни были такие люди, от которых хотелось как можно скорее избавиться.

Анна молчала, рассматривая купающихся в воде детей. Когда из её рта вышло серое облако, Рома протянул руку.

– Меня зовут Роман Арфеев. Я глава «Арфеев Билдинг Кампани» или же «АБК», как часто любят указывать в договорах.

Она посмотрела на протянутую ладонь и, выбросив сигарету, пожала её.

– Анна Белая, актриса театра и кино. Больше ничего о себе рассказать не могу. – Покрасневшие глаза блестели в лучах полуденного солнца, и казалось, будто новые слёзы вот-вот скатятся по щекам. – А теперь прошу простить меня, Роман, мне нужно идти. У меня есть дела.

Он быстро кинул взгляд на свой «мерседес» и вспомнил о матери, сидящей в нём. Увидел, как разворачиваются обнажённые плечи, и тут же схватил женскую руку – прямо как тогда, после прослушиваний, точно так же он удерживал Настю.

Но сейчас на него смотрели не родные серо-голубые глаза, а чужие светло-зелёные.

– Постойте! – Анна остановилась и с непониманием взглянула на не отпускающего её мужчину. – Я могу вас подвезти, если вам нужно в город. Я один, и машина в полном порядке, так что проблем не будет, обещаю. – Пальцы на руке расслабились и полностью разжались. – Права у меня есть, документы на машину с собой, ни сегодня, ни вчера не пил. – Ложь капала одна за другой, но улыбка светилась искренностью, и эти ямочки на щеках ну никак не могли обманывать. – Могу я вас отвезти?

Алые губы медленно сжались, а скулы ещё больше прорезались сквозь кожу. Женщины обладали абсолютно разной красотой: она могла скрываться в широкой улыбке и переливчатом смехе, а могла таиться в полностью сосредоточенном, серьёзном лице. И каждая из этих красот была по-своему прекрасна, заставляя мужчину всё время смотреть на женщину с разных сторон. Сейчас Анна привлекала своей серьёзностью, хоть её глаза и покраснели от постоянно льющихся слёз. Они изучали лицо Ромы и, быть может, не нашли в нём ничего опасного, потому что вскоре послышалось:

– Хорошо, я поеду с вами. – Но сразу добавила: – Только на заднем сидении. На переднее я не сяду.

Осторожничает, подумал он. Ну и правильно делает. Всё-таки её к себе в машину приглашает незнакомый мужчина.

– Какой у вас автомобиль?

Вместо тысячи слов Рома достал телефон и открыл галерею. Быстро пролистал фотографии, где они с Настей корчат друг другу рожи, целуются и смеются. Найдя мощного чёрного красавца, он развернул его на весь экран и показал Анне. Та еле заметно кивнула, скорее дав согласие себе, чем кому-либо другому.

– Ну как?

– Я не против. Но если вы будете нарушать правила, то ответите перед судом.

В ответ на её слова расплылась лёгкая улыбка, как бы говорящая: «Вы меня оскорбляете, дамочка».

– Не волнуйтесь. Мой автоинструктор бился в экстазе, когда я сдавал на права.

– Не волнуйтесь, я биться в экстазе не буду. Мне хватит и банального соблюдения правил. Где ваша машина?

– Здесь недалеко. Подождите пару минут, я её сейчас пригоню. Вы на каблуках, так что немножко жалко ваши стройные ноги. Наслаждайтесь пока видом, а я к вам подъеду.

9

– Такси подъедет через пять минут.

Она смотрела на него непонимающим взглядом, сидя на переднем сидении автомобиля. Её челюсть отвисла от удивления и никак не могла встать на место. Рома сказал ей выйти из машины и добраться до дома на такси, но почему? Неужели ему так противно ехать с собственной матерью?

Она почувствовала, как к уже успокоившимся глазам вновь подступают слёзы, и это не укрылось от её сына.

– Вылезай, я расскажу тебе, почему принял такое решение.

Дверца медленно открылась, и вскоре из автомобиля аккуратно вышла мама, еле сдерживая дрожащие губы. Подойдя к Роме, она тихим голосом спросила:

– Ты просто не хочешь ехать со мной?

Её голос нервно скакал, а трясущиеся руки вцепились в рубашку сына. На короткое мгновение под ней, в самой грудной клетке, при взгляде на эти впавшие глаза защемило сердце. Но лишь на одно короткое мгновение, так что когда Рома накрыл мамины плечи ладонями и заговорил, голос его звучал спокойно и убедительно.

– Я был с отцом. Мы прощались, пусть и достаточно сухо. Я будто слышал его голос из-под земли, понимаешь? И он…я даже не знаю.

– Что он?

Неровное дыхание обжигало кожу на шее, а пальцы ещё сильнее сжали рубашку.

– Он сказал мне, чтобы, когда я возвращался домой, тебя не было в машине. Я без понятия, что это знач…

Её лицо мигом просияло, будто внутри неё кто-то резко включил свет. Покрасневшие глаза широко раскрылись, а уголки губ не потянулись – взлетели вверх. Из-под улыбки показались неровные жёлтые зубы, пока морщины на всём лице уродовали его, но тем не менее за последние несколько лет Рома не видел, чтоб его мать казалась настолько счастливой. Она разжала пальцы и прислонила ладони к щекам.

– Я поняла! Поняла, поняла, поняла! Езжай без меня! – Она развернулась и трусцой (трусцой?!) побежала вдоль дороги, постоянно клонясь вправо. И бежала бы до посинения, если бы Рома не догнал её и не удержал. Они стояли в гордом одиночестве, будучи единственными пешеходами на паре километров в округе. И только когда подъехало такси, весь мир облегчённо выдохнул и расслабился.

Рома усадил мать на заднее сиденье, рассчитался с водителем за маршрут и накинул сверху, чтобы точно довезли в полном порядке.

– Особый пассажир?

Он лишь улыбнулся и ответил:

– Особый пассажир.

10

Декольте было слишком привлекательным.

Когда Рома придерживал дверцу, его взгляд дважды зацепился за грудь Анны, и жжение в паху продолжалось даже тогда, когда он сел за руль. Анна выбрала сидение справа, так что всегда видела водителя. В салоне «мерседеса» тут же запахло сладкой клубникой, которая будто бы проникала в лёгкие и заполняла их чем-то опьяняющим, таким непривычным. Рома попытался вспомнить аромат Настиных духов, но не смог. В его голове представлялась лишь спелая клубника, размещённая на верхушке тортика со сливками.

– Куда едем?

Она продиктовала адрес, и уже через несколько секунд навигатор выстроил маршрут.

Рома повернул ключ в замке зажигания и с удовольствием услышал, как взревел двигатель зверя. Лёгкая вибрация волной прошлась по салону, пощекотав ноги сидящих. Колёса медленно начали движение, но стрелка спидометра продолжала стремительно ползти к более высокой скорости. По обещаниям спутников пробки были лишь в самом центре города, но туда соваться Рома не собирался, ведь и так мог доехать примерно за час.

– А это же, если я не ошибаюсь, какая-то кофейня? Не ваш дом?

– Нет, я живу в кофейне! Ну что за глупый вопрос, юноша? – Он поймал в зеркале заднего вида её смеющиеся, всё ещё красные глаза. – Я еду туда навстречу с коллегами. Будем обсуждать новый фильм и определяться с типами персонажей. Но будь я проклята, если хочу этого! Лучше бы я сейчас лежала в ванне с горячей водой и пила вино.

– Вы не замужем?

С заднего сидения донёсся искренний смех.

– А тебе какое дело, красавчик? Хочешь украсть взрослую тётеньку из мира кино?

– Просто когда женщина говорит, что хочет принять ванну с бокалом вина в руках, почти в ста процентах случаев у неё никого нет, иначе бы она разделяла эту ванну с кем-то. Может, с женщиной, может, с мужчиной – в зависимости от ориентации.

– Или с котом. Знаете, мой кот любит наблюдать за мной, когда я моюсь. – Небольшая пауза. – Вы бы хотели быть моим котом?

– Быть вашим котом? – Рома не знал, что ответить, поэтому просто рассмеялся, расплывшись в слегка смущённой улыбке.

Впервые кто-то с ним это сделал.

– Да, моим котом. Я бы назвала вас Пусик и никогда не закрывала дверь в ванную.

Она играет со мной. Она же не из обычного сорта людей, поэтому и привыкла так делать. И привыкла, что все ведутся у неё на поводу. Меняет тему.

Что ж, подыграем ей.

– На месте вашего кота я бы пошёл в отдел полиции и сказал, что меня держат в сексуальном плену и не дают нормально жить своей кошачьей жизнью.

Анна вновь рассмеялась, но очень тихо, будто её голову занимали совсем другие мысли. Она сняла туфли и полностью легла на задние сиденья, протяжно вздохнув. Увидев это в отражении зеркала, Рома спросил:

– Пристегнуться не хотите?

– Господи, ну вот только вы не начинайте. Прямо все у нас соблюдают правила, ага. Вы лучше на дорогу смотрите, а не на мою грудь, – она поймала в зеркале его взгляд и одарила ехидной улыбкой. – За меня не переживайте. Со мной жизнь что только не вытворяла, но я всё время как-то выкручивалась.

– Я за вас не переживаю, Анна. Я переживаю за свою безопасность и машину, потому что мне не очень хочется вас потом соскребать с асфальта. Так что пристегнитесь, пожалуйста, пока я не разозлился.

– Ого! – В её голосе мелькала игривость, и Рома понял, что она пьяна, когда в очередной раз услышал её смех. – Да вы меня прямо пугаете! Разозлитесь, надо же! Все вы, мужчины, так говорите, угрожаете своим внутренним зверем, а на самом деле «пшик!», – и всё! Сдулся зверёк.

Она знает, что делает.

Рома включил поворотник и съехал на обочину, остановив «мерседес». Он вышел из машины и, дойдя до двери, из окна которой выглядывали два ярко-зелёных огонька, открыл её. Анна уже не лежала, а сидела, слегка оттянув вниз платье. И декольте стало ещё глубже.

– Раз вы не хотите пристёгиваться, я сделаю это сам. – Его руки схватили ремень безопасности и провели через всё женское тело, после чего раздался характерный щелчок. Взгляд то и дело пытался зацепиться за грудь (чёрт, они слишком классные), но всё же Роме удалось смотреть Анне в глаза, замечая её расплывающуюся улыбку.

– Ничего себе, какой мужчина… – Если бы голос можно было пощупать, она бы говорила бархатом. – Взяли, остановились, пристегнули меня. Скажите честно, вы привыкли командовать по жизни? – Их взгляды сцепились в повисшей тишине. – Уверена, у вас много грехов за спиной, потому что вы кажетесь успешным. Если вы глава компании, думаю, не обошлось без хождения по головам. Ведь только львы становятся королями. Так ведь, Роман?

Он молча смотрел на неё, чувствуя на своём лице чужое дыхание. На её щеках до сих пор виднелись оставшиеся от слёз ручейки, а краснота глаз даже и не думала проходить. Но хоть они и было обрамлены алыми сосудами, в них сквозила непоколебимая уверенность и вызов. Вызов этот проглядывал и в сомкнувшихся в улыбке губах – слишком привлекательных, чтобы не смотреть.

– Не пейте одна, Анна. Если вдруг и вздумали пропустить пару бокалов, лучше позовите подруг. Они и довезут вас куда угодно, и не позволят сесть незнакомцу в машину.

– Если бы они у меня были, – но её слова отразились от захлопнутой двери и вернулись обратно. Рома вновь обошёл машину и вскоре уселся за руль, проверив, не расстегнула ли ремень безопасности его пассажирка. – Всё хорошо, босс, я вас слушаю. Видите? Даже пальцем не прикоснулась!

– Впереди заправка, если вам плохо, можем там остановиться.

– Я чувствую себя прекрасно, спасибо. Разве можно чувствовать себя плохо в компании такого заботливого мужчины?

– Вы меня плохо знаете, Анна. – Колёса вновь выехали на трассу и покатили в общем потоке машин. – Я далеко не заботливый и не хороший человек. Может, я стараюсь им быть, но получается у меня хреново.

– Дайте угадаю. Ваша семья называет или называла вас жестоким, да?

Ответа не последовало.

– Значит, я права. У меня была такая же история, симпатичный молодой человек. Знаете, семья, безусловно – святая вещь, но когда ты начинаешь пытаться добиться успеха в том, в чём никто из семьи себя не пробовал, тебя тут же тянут обратно вниз, ведь ты же изменяешь традициям! Знаете, Роман… Вас же Роман зовут?

– Да, меня зовут Роман. А вас – Анна.

– Спасибо, я помню, как меня зовут. – Они заехали в туннель, и теперь, когда взгляды обоих встречались в отражении зеркала, каждый из них был обрамлён тусклым оранжевым светом. – Так вот, Роман, знаете ли, я нажила себе много врагов, пока становилась всемирно известной актрисой. И у вас, думаю, также немало, хотя мне всё равно. Я уверена в одном, Роман. Роман… Роман… – Она повторяла его имя вслух, будто пробовала каждую букву на вкус и рассасывала её. – Господи, у вас имя такое красивое. Романтичное! – По салону автомобиля волной разнёсся смех пьяной женщины, чей язык полностью развязался. – Наверное, у такого симпатяги точно есть девушка. И у вас будут красивые детки, поверьте! Если, конечно, ваша возлюбленная не уродина. Но такое маловероятно, потому что у вас хороши вкус, раз вы решили подвезти меня. Меня, Анну Белую, королеву Голливудской эстрады!

Она откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Туннель остался позади, унеся с собой оранжевый свет. Погода всё так же радовала, ведь висящее в небе солнце и прохладный ветерок были большой редкостью для Петербурга, привыкшего к постоянным серым дождям. За время поездки ещё ни один скрытый гений не попытался подрезать машину. Ни один пешеход не выбежал на дорогу и не посчитал себя бессмертным. Всё было прекрасно, и пение птиц подтверждало это. Но почему тогда он так волновался? Почему тогда где-то глубоко в груди била в колокольчик тревога? Не было ни малейшего повода переживать, но кто-то смог задеть те струны в его душе, которые не удавалось задеть никому. Вот что значит успешный человек. Он выдаёт себя в разговоре и ощупывает мозг собеседника лишь одними глазами, ведь уже проделывал это сотни и сотни раз за свою карьеру.

Но я тоже не пальцем деланный, Аннушка. Может, я и не был в Голиивуде, но я вырос на улицах. Считай, оба варианта – огромная клетка со зверьём, где только сильнейший выходит живым.

– Можно я покурю?

– Нет, нельзя. – Он увидел в её пальцах тоненькую сигарету – такую же эстетичную, как и сама хозяйка.

– А если я очень вежливо попрошу? – Она чуть наклонилась вперёд, явно собираясь стать поближе к водителю, но ремень аккуратно удержал её.

– Я очень вежливо откажу. Вы, мадемуазель, в моей машине, а она не любит запах табака. Так что давайте не будем её расстраивать.

– Ну как скажете, мой командир.

Анна убрала всё обратно в сумочку и с шумным выдохом выпрямила спину. За окном такой яркий мир куда-то бежал, а сами они, казалось, стояли на месте, и это только планета мчалась с бешеной скоростью. Мимо проехал мотоциклист, которого сзади обнимала молоденькая спутница. Любовь… Дурацкая, подростковая, но любовь… Как же прекрасна эта юная влюблённость, полная беззаботности! Секс по два раза в день, романтичные прогулки вдоль Невы и бесконечные фотосессии на ночных улицах Петербурга! Это было прекрасно! Никакой Голливуд со своими пальмами не заменит красоту поцелуев под Исаакиевским собором.

– О чём мы говорили?

Рома включил поворотник, перестроился левее, выключил поворотник, после чего ответил:

– Что-то там о семье. Об успехе, по-моему.

– Вы потрясающий слушатель, Роман. Вкратце изложили то, о чём я тут распиналась.

– Можете пораспинаться ещё. У нас много времени.

– Вы так добры. Тогда я продолжу, раз вы не против. Надеюсь, мы больше никогда в жизни не увидимся. Понимаете…рассказывать о своих проблемах незнакомцу куда легче, чем кому-то другому. С другой стороны, вы можете опубликовать всё сказанное мной в интернете, и многие поверят, но вот только мне будет плевать. Мне теперь на всё плевать.

– Именно поэтому вы пьёте?

– Именно поэтому я пью. А что ещё мне остаётся делать? Ни семьи, ни детей, только всемирная слава. И насчёт семьи… – Она случайно икнула и тут же сделала глубокий вдох, задержав в лёгких воздух. Через несколько секунд он вышел через нос вместе с икотой. – Вы как успешный человек, должно быть, сталкивались с тем, что над вашей безумной идеей смеялись родители. Конечно сталкивались, как и большинство тех, кто решает открыть свой бизнес или, например, стать актрисой, когда мама – бухгалтер, а отец работает на заводе. И когда ты вдруг начинаешь забивать на учёбу и развивать свой талант, ходить на специальные занятия, прослушивания и ещё бог знает что, эти самые люди, эти самые близкие тебе люди говорят, чтобы ты перестала заниматься ерундой и пошла уже по проверенным тропам, а не прокладывала новые. И это больно! Это очень, блин, больно! Ты стремишься к своей мечте, а твоя семья тянет тебя назад, потому что сами они к этой мечте ни разу не приходили! И вот здесь важно иметь характер. Жёсткий и непоколебимый. Потому что если ты знаешь, чего хочешь, то идёшь и берёшь это! Одна, не одна – плевать! Я хочу и я возьму! Только так, мать вашу, добиваются успеха! – Её щёки пылали, а дыхание сбилось из-за громкого крика. Только сейчас Анна поняла, что отдалась эмоциям, поэтому постаралась взять себя в руки и успокоиться. – А теперь они просят у меня денег. Забавно, правда? Люди, пытавшиеся отговорить меня от мечты, теперь просят помощи, потому что не смогли забраться так высоко, как смогла я. Я пахала над своим будущим, когда в меня никто не верил. Работала, когда подруги трахались в клубах. Я лишилась девственности лишь в двадцать три года, представляете? Вот настолько сильно желание стать всемирно известной актрисой засело в моей голове. И давно исполнилось всё то, о чём я мечтала. Просто не жизнь, а сказка! Моё лицо на постерах оскароносных фильмов, у мужчин наступает безумная эрекция, когда я прохожу рядом, а модельные агентства не перестают мне названивать, чтобы запечатлеть мою фигуру и продать фотографии какому-нибудь модному журналу. Всё это так утомляет, знаете ли. Даже под ласковым солнцем Америки. Я невероятно сексуальна, заметили? Это не заметит только слепой, и то, если он не импотент, почувствует сексуальность в воздухе. Со мной мечтает переспать каждый первый мужчина, которого я вижу на улице. Но знаете, Роман, чего мне до сих пор не хватает? О чём я так яростно прошу бога?