ОН: – Где ты умудрился?
ПАРЕНЬ: – Не твое дело… Ты же профессиональный сторож. Вот и догадайся.
ОНА: – Зачем?
ПАРЕНЬ: – Не хотел видеть, как ты с этим стариком… Ладно, хоть сгорите оба. Мне плевать на тебя, поняла?
ОНА: – Слава Богу, наконец-то!
ПАРЕНЬ разворачивается и уходит.
СЦЕНА 11
Пауза
ОНА: – Не скучная у тебя ночь, правда?
ОН: – Ну, оклемается. Его мама любит… Как мы незаметно попадаем в ловушки… Растёт человек, растёт и искренне думает, что он взрослый, самостоятельный, выстраивает собственную жизнь., думает, что-теперь-то он хозяин своей жизни!
ОНА (улыбаясь): – На самом деле…
ОН: – На самом деле он подписался под хозяином под названием «работа» или, там, «карьера», а еще он подписался под так называемыми «интересами семьи». Это знаешь, что такое?
ОНА: – Если бы имела семью, может, и знала бы…
ОН: – Это когда двое собираются, производят еще одного-двоих, и все начинают собою жертвовать. Он жертвует собой ради жены и детей, постепенно перестает быть мужиком. Она жертвует собой ради мужа и детей, постепенно перестает быть женщиной. Потом все пролетело и оба терпят друг друга ради детей, а дети терпят этих своих родителей, не понимая, ни зачем они появились на свет, ни почему им не дают жить, раз уж появились, ни почему они всем должны уже с самого детства – в том числе ходить на дурацкую художественную гимнастику или еще какую-то хрень, а самое главное – в эту фабрику смерти под названием «школа».
ОНА: – Ну что же ты, прямо так.
ОН: – Сколько у тебя детей училось в школе?
ОНА: – Да пока, как ты догадываешься, не сподобилась.
ОН: – А у меня двое… Нет, на самом деле все просто. Тот, кто сам не личность, не может научить другого быть личностью.
ОНА: – А ты, личность?
ОН: – Наверно, пока ещё нет.
Пауза
ОНА: – Прости… А как же твоя… Ну, в смысле мать Киры?
ОН: – А когда Надя ушла, и мы переехали сюда, уже не смогли быть вместе. Там растворилась в воздухе работа, здесь растворилась в воздухе семья. По-моему, она до сих пор не может простить мне, что Надя ушла.
ОНА: – А ты здесь причем? Машина каждого может сбить. Ой, извини…
ОН -… Прошлое себя исчерпало, настоящего не видно, будущее – пособие по старости в чужой стране. У тебя отняли самое главное. Тебе всё время кажется, что если ты не живёшь собой – то хотя бы живешь кем-то. А потом этого кого-то не становится. И ничего не становится.
ОНА: – Это не совсем так, милый.
ОН: – Спасибо!
ОНА: – За что?
ОН: – За «милого». Давно меня так никто не называл. Если вообще когда-то кто-то так называл.
ОНА: – Ну, это же правда. Ты действительно милый.
ОН: – Я старый динозавр.
ОНА: – Брось.
ОН: – Пережиток эпохи.
ОНА: – Перестань
ОН (улыбаясь): – Хренов терминатор в будке.
ОНА: – Сейчас кусаться буду.
ОН: – Я невкусный… (пауза) И вообще, если честно, дебил, ты права.
ОНА: – Господи… я же так не думаю! Ну что ты так?
Звонит телефон. ОН отвечает.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Слушай, ее до сих пор нет.
ОН: – Серьезно? Ну, погуляет и придёт.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Ты что не понимаешь? Телефон до сих пор выключен!
ОН: – По-моему, ты напрасно беспокоишься.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – В смысле?
ОН: – Слушай, ну, это молодёжные дела. Мало ли, что у них там. Ну, не знаю… Я за неё спокоен.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: Ты спокоен? Да как ты можешь? Спокоен он! Конечно, живешь там один в свое удовольствие, ни за что не отвечаешь.
ОН: – Я отвечаю за то, чтобы вы с ней были обеспечены. А, кстати, ты со своим хозяином магазина живешь не в свое удовольствие? Даже удивительно. Я-то думал, он тебе вечерами у камина Пушкина читает.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Не твое дело, понял? Отвечает он… Ты выполняешь решение суда по алиментам. И тебя вообще не касается моя жизнь с моим новым…
ОН: – Не пойми кем. Он ведь с тобой так и не расписался? И не распишется, правда?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Да пошел ты!
ОН: – Его правильная местная родня – она как относится к перспективе законного брака с какой-то там приезжей? И, если что, дележа имущества? Без восторга, правда? Да и сам он, наверное, не дурак…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Ну, ты и свинья.
ОН: – На этом карнавале я могу быть хоть свиньей, хоть Красной шапочкой. Главное, чтобы вы не попали к серому волку, который сегодня держит вас у себя и водит по кафешкам, а завтра может выкинуть на улицу. Вот и всё.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Ты посмотри, какой он заботливый! Если так, то, что же ты о своей дочери не беспокоишься?
ОН: – С ней все хорошо.
Пауза.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Подожди, ты что-то знаешь?
ОН: – Просто знаю, что все хорошо.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Слушай, это не игрушки. Я ее мать! И опекун! Я за нее отвечаю… ты не имеешь права! Если ты что-то знаешь и не говоришь мне, я в полицию напишу.
ОН: – Как красиво заканчиваются двадцать с лишним лет супружеской жизни. «В полицию напишу…»
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ: – Сволочь.
Отключается.
Пауза.
ОН: – Ну как что? Иногда сижу тут один и думаю, почему надо было столько потерять, чтобы хоть что-то понять в этой жизни.
ОНА: – Ты очень много понимаешь. Ты столько понимаешь, сколько не понимают все вокруг меня, вместе взятые. Только разве что Федя… Но он, правда, никому не говорит, что понимает. Просто по нему это видно. И когда ты с ним общаешься, то понимаешь, что он всё понимает. Ну – как-то
так…
ОН: – Так он тебе друг?
ОНА: – Он всем друг. У него все всегда друзья.
ОН: – Это как: всем друг? Так бывает?
ОНА: – Ну да, понимаешь, ему каждый нужен. Каждый по отдельности и все вместе. Вообще, ему нужен весь мир, потому что иначе ему одиноко. Он как-то раз набухался и заснул. А к нему залезли воры. Во-первых, ничего не нашли, во-вторых пока они искали он проснулся и их напоил.
ОН: – Это как?
ОНА: – Да, это было интересно. Федька может напоить кого угодно. То есть он не старается, на него просто смотрят, и идут с ним бухать. Федька знает на иврите 5 слов и пару фраз. Те, как нормальные израильтяне, тоже выучили пар слов на русском. Так и общались. В общем, они задружились. Теперь они его охраняют, и вообще весь преступный мир Тель-Авива охраняет Федьку. Такая вот галерея русского художника на набережной Тель-Авива под защитой евреев и арабов. Всё, как мечтали отцы-основатели этой страны.
Пауза
ОН: – Да, гениально. Я и не подозревал, что здесь можно так интересно жить.
Идет. Выключает свет. Горят свечи.
СЦЕНА 11.1
ОН: – Все время думал: что же мешает?
ОНА (радостно): – Ой, а что это ты решил?
ОН: – Да так, захотелось свободы.
ОНА … Давай о чем-то прекрасном?
ОН: – Давай. … А ты начни. Приехала в Израиль, поселилась в Тель-Авиве дышать воздухом свободы?
Пауза
ОНА: – Если честно, то я раньше просто не знала, что искать. Какие-то идиоты объяснили, что ты, женщина, должна искать мужика – а надо искать душу. А мы – дуры, ищем мужика
… И вот, ты его нашла, и вдруг узнаешь, какие у него желания. А желания у него такие, что ему нужна баба. Нормальная, настоящая баба. Со всеми, типа, бабскими штучками. Чтобы была, где надо, глупенькая или совсем дура. Чтобы манипулировала этим
мужиком, даже если он это понимает
Чтобы закатывала сцены, недомогала, пилила, истерила и выносила мозг. И, чтобы после скандала бурный секс.
ОН (улыбаясь): – Ты беспощадна.
ОНА. Получается вот такая социальная игра самца и самки. А я не такая. Я в эти игры не играю. Я честная дура, и вообще, наверное, не женщина. Стараюсь всегда говорить правду. И поэтому все время остаюсь одна…
Пауза
ОНА: Что у вас тут такая грязь? У вас тут хоть убирают?
ОН: – Ну да, поддержать порядок в доме, это не главное, что я умею… за то, знаешь, – готовлю хорошо. Говорят, даже, очень хорошо… (пауза) Только некому.
ОНА: – О, да… А я вот убираю прекрасно… Только не для кого.
Неловкая пауза
ОН: – Найдешь.
ОНА: – Надеюсь. На чудо…
ИНТЕРМЕДИЯ
БЫВШАЯ ЖЕНА: – Знаете, что у меня за окном каждое утро? У меня берёзка… Правда, я не выдумываю! У вас тополя были?.. А, и у вас тополя?! Ну и правильно. У всех же тополями дворы засажены. Были… А муж – он замдиректора завода. Был… И он, вот, добился, чтобы никаких тополей. Потому что тополя – это аллергия! И посадили у нас во дворе берёзки.
Одна была Надина любимая. Надя – это дочка. Была… Она все время нам говорила: «моё дерево», «моя берёзка». Маленькая говорила вот так (изображает) «моя берёфка»… Как-то раз говорит: «Мама, а берёзка мне сказку рассказала». Я хотела, конечно, сказать: Надя, ну ты что? Большая уже девочка…» А потом подумала: господи, ну что я… пусть ребёнок хоть так развлечётся. На дворе уже девяностые были. И нам, взрослым, не до сказок было. А потом Надька начала взрослеть. Умная была – ну, совсем не по годам. Только на ерунду какую-то поступила. На психолога. Я ей говорю: «Надя, опомнись! Что за профессия такая?! Пошла бы на стоматологию – зубы-то у людей всегда болеть будут!». А она мне так спокойно: «Мама, знаешь, я поняла, что у людей больше всего души болят. И, к сожалению, всегда болеть будут. И я буду людям помогать». Нормально? Девчонка в семнадцать лет – и так мыслит… А я говорю: «Надька, мы уже с папой немолодые. Сколько тем психологам платят, а? И что, когда мы состаримся, кто тебе будет помогать?». А она так светло улыбнулась и говорит: «Берёзка моя мне поможет».
А потом всё вышло, как вышло. И берёзка Надина не помогла
Ну, вот… Мне скоро в магазин выходить. К мужу… к теперешнему. Ну, пока не расписались. Но, знаете – он очень хороший и порядочный человек. И Кирку, младшую, принимает. Заботливый… Ну, во всяком случае, как у них, у израильтян, тут принято. Не пьёт. Всё кофе, да кофе. Ну, в общем – живём…
Плачет
Господи, что же я наделала! Зачем, зачем, я его так? Мы же так друг друга любили! Он мне, какой бы занятый ни был, раз по пять с работы звонил. Каждый день! Домой каждый день что-то притаскивал – и аж светился от радости! Девочки как его любили – я аж ревновала, представляете? Говорю: «Что же вы, засранки такие: я вас рожала, растила – а у вас папа прямо свет в окошке». Ну, а как иначе? (улыбается) Он же их так баловал, что, хоть и провинция – а девчонки себя чувствовали, как принцессы! Кира и сейчас, чуть что – к нему. Я, конечно, злилась. А потом поняла: когда говорят «бабы дуры» – это про меня. Не смогла я, когда Нади не стало. А надо было смочь. Ему-то не легче моего было. И сейчас не легче.
Пауза
Пора идти.
Вы не думайте, я с ума не сошла. Могла, конечно. Но вот, с головой дружу, вроде. Берёзка – это когда я дома. Из окна видна. А выйду – там всё нормально. Там пальмы. Я понимаю, где я живу. Вы не думайте.
Всё в порядке.
СЦЕНА 12
ОН: – Я пару дней назад нашел записку.
ОНА (улыбаясь): – От инопланетян?
ОН: – От сменщика. Бывшего. Странноватый немного, хотя хороший…. А позавчера я нашел его записку; он ее оставил почему-то здесь. Наверное, некому было оставить, вот он ее и оставил нам.