Глава 11. Шарики и поезд
На следующий день мы покидаем учебку, как только у курсантов начинаются занятия, делаем крюк, чтобы забрать у техников старый планшет Лекса, а примерно в семь двадцать уже стоим перед дверью Мориса. Но открывает нам Палома, предварительно удостоверившись, что это именно мы, а не захватчики в масках, для чего нам приходится повертеться перед камерами, чтобы она могла нас рассмотреть под разным углом.
– Я все-таки побоялась оставаться ночью дома одна, – как будто оправдываясь, говорит она сразу, как мы переступаем порог. Выглядит она помятой, с не смытым на ночь макияжем, странно распределившимся по ее опухшему лицу, и совсем растрепавшейся косой, зато она спокойна и явно не собирается совершать опрометчивых поступков, в чем, полагаю, большая заслуга Мориса.
– У меня отличная охранная система, – говорит он, появляясь из ванной. – Здесь абсолютно безопасно. – Мокрые волосы он зачесал назад, и теперь, когда сальные пряди не болтаются у его лица, он выглядит приятно. Кроме того он приоделся в модную и очевидно совсем новую одежду с достаточно высокого уровня.
– А где твой сын? – спрашиваю, готовясь к тому, что тот выбежит из соседней комнаты.
– Морис считает, что ему лучше пока оставаться с теми, с кем я его раньше прятала, – хмурится Палома.
– Именно. – Подтверждает Морис. – Пока что он ничего не знает, ни в чем не участвовал и никого не видел, так что, даже если стражи выйдут на него, он ничего им не сможет рассказать. Убивать его никакого смысла нет. Он в безопасности, пока находится подальше от нас.
– Ну да, несомненно, – говорит Лекс. Ради спокойствия Паломы, старается скрыть скептицизм в голосе. – Итак, новость номер один – техникам стражей удалось изгнать вирус из моего планшета, однако они не смогли что-либо сказать о нем. В смысле полезного, так-то они много чего сказали, не знаю на каком языке.
Морис понимающе улыбается.
– Они также не смогли восстановить фотографии и прочее.
– А вот как раз с этим я могу попробовать помочь! – с блеском в глазах, Морис находит взглядом планшет – тот, что висит у Лекса на ремне, хотя это новый. Тот, что он забрал у техников у него в рюкзаке. – На этот случай я раздобыл пару интересных программ, когда еще работал на продвинутых…, – он мрачнеет, – на продвинутых уровнях, – заканчивает он, понимая, что проговорился и его сейчас засыплют вопросами.
На самом деле то, что он работал на продвинутых уровнях, ни капли не удивительно. Его навыки явно превосходят средний уровень мастерства. А вот почему он снова оказался на одном из основных уровней, вот это уже интересно.
– Почему тебя понизили? – спрашивает Палома. В отличие от нас ребята, похоже, встали недавно и еще не завтракали, так что во время разговора нас постепенно смещают к столу, где стоит чайник и несколько пачек печенья. Спохватившись мы наконец проходим оставшиеся метры, чтобы Палома могла спокойно достать чашки, продолжая участвовать в беседе. Она кстати ведет себя здесь уже почти как хозяйка и знает, где тут что, так что возможно тот вопрос Мориса о совместном проживании, который он задавал нам обеим, с ее стороны будет решен положительно.
– Да уж не по моей вине, – сердито отвечает Морис на ходу и садится за стол, жестом предлагая нам сделать то же самое. Что ж, второй раз чаю попить за компанию можно.
– Но по какой причине? – удивленно спрашивает Палома, разливая кипяток по кружкам. – Ведь по правилам, на сколько я помню, понижение возможно только в качестве штрафа за некоторое количество проступков, преступление, значительное понижение производительности труда, если причиной стала не болезнь или естественное угасание… – пытается вспомнить она, шелестя бумагой, в которую завернуто печенье.
– Да, да, – морщась, прерывает ее Морис. – Вот только в реальности можно схлопотать понижение и без вины, и даже без объяснения! Просто однажды вызовут в офис куратора и скажут собирать пожитки и проваливать! – последние слова он уже злобно выкрикивает и бьет рукой по столу.
– Какая дикость! – возмущается Палома, и Морис смягчается ее искренним сочувствием, хотя секунду назад, казалось, что нахлынувшие воспоминания только начали раздувать его ярость.
– Так, оставь мне планшет, я попытаюсь восстановить стертое, – уже почти спокойно обращается Морис к Лексу.
– И сколько это займет? – спрашивает друг.
– Откуда мне знать?! – снова рявкает Морис и снова берет себя в руки. – Может несколько часов, может несколько дней, – старательно ровным тоном проговаривает он, глядя строго в центр стола.
– Хорошо, – Лекса конечно эта вспышка не пугает, но все же он насторожен. Тем не менее, друг вытаскивает нужный планшет и кладет рядом на полку.
Палома же сидит, сложив руки на коленях, и думает. Боюсь, вспоминает Сэма и его поведение. Не думаю, правда, что у Мориса с Сэмом много общего, и все же в комнате стало неуютно.
– Ладно, – Лекс сверяется со временем. – Есть еще одна новость. На Вету вчера случайно наткнулась девушка из второй команды. В восемь мы с ней встречаемся, так что скоро узнаем их часть истории про нашу излюбленную игру.
Морис смотрит на нас с любопытством, а Палома стеклянным взглядом.
– А откуда вы знаете, что это не ловушка? – вдруг спрашивает она.
Мы с Лексом смотрим друг на друга. Такая простая мысль нам в голову не приходила. А ведь действительно. Случайно наткнуться на кого-то в Муравейнике сложновато. При этом еще и с легкостью узнать того, кого видел пару раз, недолго и при весьма нервных обстоятельствах.
– Ну, скажем, я схожу к ней один, скажем на час, и если не вернусь к назначенному времени, можете начинать паниковать, – предлагает Лекс.
– Нет уж, она меня приглашала, – сразу же напоминаю я, указывая пальцем сама на себя для пущей наглядности.
– Пойдем втроем, – непререкаемым тоном говорит Морис. – Палома может присутствовать на встрече виртуально. Заодно они будут знать, что если с нами что-то случится, останется запись.
– А хозяева не смогут ее потом стереть? – Палома нервно ерзает на стуле. Не знаю, что она сможет предпринять, оставшись одна, даже если у нее будет запись нашей гибели, но, по крайней мере, она будет знать, что случилось и кому доверять нельзя.
Кара живет на сорок втором уровне в обычном, казалось бы, жилом блоке, однако, когда мы заходим в шлюз, то на внутренней двери видим объявление, написанное разноцветными маркерами: “Осторожно, не выпустите животных!” Уже с интересом заходим, и, идя по коридорам к нужной двери, рассматриваем любопытные конструкции из тумбочек, столбиков, веревок и труб. Единственное их предназначение, полагаю, чтобы на них разминались кто-нибудь вроде того пушистого и усатого сибарита, возлежащего на верхней полочке. Подойдя к нужной двери, мы видим в нижней ее части отдельную маленькую дверцу для питомцев.
Морис прилаживает видеокамеру себе на левое ухо. Она черная как и его волосы, которые, высохнув, снова выглядят неопрятно. Но камера все равно хорошо заметна.
– Сколько времени?
– Без пяти, нормально, – откликается Морис на вопрос Лекса и сразу же звонит, но никто нам не открывает. – Ну, ладно, подождем до восьми, может она в душе или фен работает.
Ждем до восьми, снова звоним и снова не получаем ответа.
– Может она вышла куда и не успела вернуться, – дергает плечом Морис.
Продолжаем ждать, но уже нервно.
– Кот! – вдруг рявкает Морис, показывая не маленькую дверку, в которую черной тенью проскакивает животное. Сама дверка открывается не так быстро, как бы хотелось животному, с электронным ключом на ошейнике. Закрывается быстро, но не настолько, чтобы Лекс не успел вставить ботинок. Морис тут же хватается руками за приоткрытую сворку, дергает и кажется ломает ее, потому что она блокируется в открытом состоянии.
Лекс ложится на пол и смотрит в образовавшееся окошко.
– Ну, я вижу ботинки, – говорит он.
– Это нам ничего не дает, – раздраженно сопит Морис.
– В ботинках ноги, – уточняет Лекс.
– Кто-то стоит за дверью? – тихо и с опаской спрашивает Морис.
– Лежит, – Лекс пододвигается к двери и с сомнением останавливается. – Как думаете, если я суну туда голову, мне ее не отрежет?
– Не надо голову! – я с ужасом представляю себе застывшего за дверью палача с занесенным топором. – Лучше камеру…
– В смысле, дверца не закроется не вовремя? – Лекс поправляет мои мысли в нужном направлении. – Нет там никого.
На всякий случай мы с Морисом придерживаем дверцу, пока Лекс осторожно просовывает в нее голову, вертит ей оглядываясь. Смотрит даже на потолок, потом вытаскивает голову и садится.
– Следующая новость будет неприятной, – предупреждает он.
– Не томи, – понукает Морис.
– Там девушка… – лицо Лекса несколько раз меняет выражение, – там шарики. Помните, в одном из заданий были наполненные гелием шарики под потолком? Мы хватались за веревочки, подтягивали шарики к себе и отвязывали от них подсказки.
– Конечно, мы помним, – шипит Морис.
– Вот там под потолком тоже шарики, – продолжает Лекс. – Эта девушка, наверное, подумала, что они часть игры. Наверное, дернула за веревку, но она была не от шарика с гелием.
– А от чего? – слышим из динамика голос Паломы, которая внимает ему издалека.
– Предположу, что от спрятанного за шарами резервуара с кислотой.
Мы все потрясенно молчим.
– Кислота видимо вылилась ей на голову, верхняя часть девушки выглядит довольно неприятно.
– Может быть, она еще жива, может быть, просто потеряла сознание от боли? – тараторю я. – Нужно скорее вызвать медиков.
– Нам нельзя никого никуда вызывать! – увещевает Морис, обнимая меня за плечи. – Нам тогда самим несдобровать!
– Тогда надо попросить кого-нибудь, – лепечу я.
– Кого? Кота?
– Да людей, прохожих. Напишем записку.
– На чем?!
Я уже опорожняю карманы. Там маркер, мыльные пузыри и шарики. Отлично, что нужно, есть! Морис со вздохом вынимает из своего кармана перчатки и, одев их, начинает надувать шары.
– Палома, пожалуйста, пару минут не смотри на экран, хорошо? – просит Лекс и снимает у уха Мориса камеру. Просовывает ее в дверцу и снимает все, что увидел за ней. Хорошо, потом посмотрим, вдруг что-нибудь нужное заметим.
Но Лекс замечает уже сейчас. Закончив снимать, он снова залезает в отверстие, стараясь пропихнуть туда не только голову, но и руку. С трудом дотягивается там до чего-то, потом я помогаю ему вылезти обратно. В руке у него блокнот. Но его и позже можно посмотреть.
Пока что быстро пишу на надутых Морисом шариках адрес и просьбу вызвать медиков, пока он стирает отпечатки с дверцы и с пола. Закончив, как ошпаренные выбегаем из блока, в коридорах которого людей сейчас не встретить, из-за выступа выпинываем шарики на платформу. Почти под ноги идущим по своим делам людям. Услышав удивленные возгласы и убедившись, что медикам позвонят, убегаем.
– Не, ну они совсем озверели! – Лекс выглядит еще более шокированным, чем полчаса назад. Мы вернулись к Морису, тот жадно пьет воду из чайника, а я пытаюсь разобрать записи в блокноте. Погибшая или только обезображенная кислотой Кара похоже ответственно подошла к нашей назначенной встрече и попыталась восстановить события заранее. Но заметки она составляла чисто для себя, так что понять многое просто невозможно. Отдельные слова, которые мне ни о чем не говорят. Зато есть адрес девушки-бармена.
– Нельзя так с женщинами! – Злится Лекс, но все равно просматривает запись, которую сделал. – Если уж так приспичило убить, неужели нельзя было сделать это менее мерзким способом?!
Морис тоже пытается посмотреть на это видео из-за плеча Лекса, но и пяти секунд не выдерживает.
– Вот он, – Лекс тыкает пальцем в экран. – Резервуар каким-то образом прикреплен к потолку. Опять робот, наверное, постарался или летающий дрон. В дверцу для кота пролезть может. И шарики через нее пропихнуть можно.
Я представляю себе убийцу с охапкой шариков, сидящего под дверью и пропихивающего их внутрь один за другим. Злой клоун, бродящий по Муравейнику по ночам. Грим, кричащих цветов одежда, гипертрофировано большая улыбка до ушей. Улыбается и пропихивает шарики, представляя, что будет с той, что потянет не за ту веревочку.
Сволочь.
Долго восстанавливать душевное равновесие возможности нет, так что через пару минут мы уже вылетаем по следующему найденному адресу. Хозяева игры, похоже, навострились убивать, и теперь получают удовольствие от того, как мы носимся от одного трупа к другому, Конечно очень не хочется подыгрывать им в этом их мерзком развлечении, все же теплится надежда, что мы успеем помочь хотя бы одному. Кроме того, мы можем узнать что-то новое, что наведет нас на самих хозяев.
Кстати до прихода поезда, который нам тоже ни в коем случае нельзя пропустить, остается всего около часа, но и апартаменты девушки-бармена расположены недалеко. Тоже неплохой блок, просторный и светлый, хотя и без общей зоны для домашних питомцев. Стены возле нужной нам двери сплошь исчерчены граффити, но, что хотел сказать этим художник не ясно. В первые секунды отвлекшись на эти письмена, мы не сразу замечаем, что дверь закрыта неплотно. Между нею и косяком застряла бумажка.
Лекс не сразу, но толкает дверь в сторону. Понятно, что мы встретим за нею нечто не слишком приятное, и спешить не хочется. Морис, предварительно снова надев перчатки, поднимает и разворачивает сложенную в несколько раз записку. На ней размашисто от руки записан телефонный номер и, должно быть, имя – Эларм.
– Ну что, пойдем дальше? – тихо предлагает Лекс, и мы, крадучись, заходим внутрь.
Хотя апартаменты перед нами и не продвинутого уровня, но их хозяйка явно постаралась с оформлением, чтобы они выглядели выше классом. Выкрашенные в сочные цвета стены приятно гармонируют с тщательно подобранной мебелью местного производства, возможно даже произведенной на заказ. В зале выстроен подиум, где под ярким светильником в виде испещренного кратерами небесного тела расположена стойка вроде барной и гостиная зона. Художественные фотографии в рамках все из одной космической серии и сюжетно продолжают друг друга, пока мы идем по коридору. По этому коридору мы, в конце концов, и добираемся до ванной, не обнаружив в других комнатах ничего криминального.
– Как думаете, откуда у нее это все? – интересуется Лекс, положив втянутую в рукав руку на ручку двери.
– А какая разница? – нервно шепчет Морис. На самом деле мы все в напряжении.
– Ладно, – говорит Лекс посерьезнев и открывает наконец дверь. Он сразу делает несколько шагов вперед, так что основную картину я вижу всего секунду, прежде чем ее заслоняет от меня его спина. Хотя этого достаточно, чтобы впечатлиться. Морис покачивается и буквально оседает мне на руки. Поддерживая его, я отвожу его в сторону, а потом уже даю опуститься на пол. Он в предобморочном состоянии.
Мне самой тоже что-то нехорошо, хотя за последнее время мне довелось видеть картину и похуже. Но это видимо последняя капля для моего организма.
Или предпоследняя. Секундное недомогание проходит. Поднявшись с корточек, я возвращаюсь в ванную, где Лекс фотографирует лежащее на полу фото в разбитой рамке. Я подхожу к нему, стараясь думать, что то, чем заполнена ванна и пятна на полу – это краска. На фото хозяйка помещений, улыбаясь, обнимает пожилого мужчину. Красивое фото и тоже заляпано краской.
– Она покончила с собой или…как Ворчун? – взяв себя в руки, я стараюсь внимательно осмотреться вокруг. Девушка перерезала себе вены и лежит в собственной крови. Совсем не так как показывают в фильмах, совсем не эстетично.
Волосы аккуратно забраны наверх, как будто она собралась принять нормальную ванную с пеной и уточками, только вместо уточки складной нож. На лице странное выражение, больше всего похоже на брезгливость. Следов борьбы я лично не вижу.
– Она умерла, наверное, – Лекс осторожно подходит к ней близко, чтобы рассмотреть тело, – ну час назад или два. А может сразу, проснулась с утра, пошла в ванную…
– И убила себя?
– Все говорит об этом кроме надписи, – Лекс пальцем показывает на стену. Это в нише, так что от входа не видно, а потом я уже сосредоточилась на погибшей, так что надписи до сих пор не замечала. А она большая и неприятная, во-первых, потому что начертана кровью, а во-вторых, потому что обращается конкретно ко мне. “Вета, включи телефон”, – сказано кровью на стене, – “или они все умрут”.
Собственная кровь бросается мне в лицо. Это что, значит, я виновата, что они убивают людей одного за другим? Потому что я сразу выключила злосчастный телефон?!
– Вы кто такие?! – кричит нам звонкий испуганный женский голос. В дверях ванной появляется девушка с пшеничными кудряшками на голове и пистолетом в руках, который она держит обеими руками и направляет, видимо, на Мориса, который, должно быть, все еще сидит на полу в коридоре. Увидев девушку в ванной, она начинает визжать, а пистолет начинает неконтролируемо метаться из стороны в сторону.
– Мы друзья! – говорит Лекс, медленно подняв руки вверх. Глядя на него, я тоже так делаю. Девушка затихает и испуганно смотрит на нас, в ее глазах появляются слезы. – Мы пришли убедиться, что она в порядке, так как долго ее не видели, – продолжает говорить друг с немного взволнованной интонацией. – Не могли до нее дозвониться, и на работе ее не было.
– Она умерла? – тихонечко спрашивает девушка.
– Она себя убила.
Девушка опускает пистолет и начинает рыдать, больше ни на кого не глядя. Отворачивается от нас и от всей этой ужасной сцены.
– Это я виновата! – прорывается сквозь эти рыдания.
– Нет, не может такого быть, – Лекс подходит к ней и, убедившись, что она не пристрелит его за такую вольность, осторожно заключает ее в дружеские утешительные объятия.
– Я же знала, что с нею что-то происходит! Она чего-то очень боялась! – После каждого произнесенного предложения девушка снова захлебывается слезами. – Я думала, что ей кто-то угрожает, и принесла ей это! – она слишком вольно помахивает пистолетом, но он может быть и не заряжен. – Хотя я еще подумала, что, может быть, это она что-то сделала, – добавляет девушка, размякнув в объятиях, она начинает успокаиваться. – Вчера к ней приходил страж.
– Как его зовут?
– Мне он не представился, выгнал всех, – девушка всхлипывает. – Она сделала что-то очень плохое, да?
– Не думаю, не могу представить, чтобы она могла кому-то навредить, – Лекс что-то показывает мне, держа нашу свидетельницу спиной ко мне. Я спохватываюсь и хватаю полотенце. – Выйдем отсюда, – он уводит девушку в коридор, а я быстро стираю компрометирующую нас надпись. Само полотенце пихаю в пакет и в рюкзак Лекса, который он оставил на полу. Одеваю рюкзак на спину и выхожу тоже.
Лекс уже посадил девушку на диван в зале, и она взволнованно описывает ему все того же усатого стража Пайама. В принципе то, что он приходил к барменше, не удивительно, раз он расследует дело об исчезновении Сэма. Ведь именно она рассылала открытки, одну из которых мы обнаружили на его обезображенном теле. Тогда все считали это игрой, и она наверняка для оплаты рассылки, не таясь, использовала свою идентификационную карту, а не анонимный счет или подарочную карту. Скорее всего, офицеру удается сильно запугать барменшу. Промучившись всю ночь, на следующий день она перерезает себе вены. Однако при этом кто-то проникает в ее апартаменты, делает надпись ее кровью и кладет в дверь бумажку, чтобы мы могли беспрепятственно войти и обнаружить тело. Не вяжется.
– А кто такой Эларм? – спрашивает Морис, доставая бумажку с номером. Вдали от крови он уже полностью пришел в себя, и теперь с сочувствующим видом сидит рядом с нашей свидетельницей. Лекс продолжает стоять перед ней.
Девушка смотрит на подсунутую под нос бумажку опухшими глазами.
– Первый раз слышу. Наверное, кто-то в баре ей записку сунул. Так она и со своим бывшим любовником познакомилась, – говорит она, – он охранник. Недавно перестали встречаться, потому что он очень нетерпимый и…по-моему, вообще неприятный тип. Но он приходил ее утешать. Я застала его здесь вчера. Нас обоих выгнал тот офицер, когда пришел. Плохо же он ее утешал. Хотя и я тоже.
– Не вини себя, – говорит Лекс участливо.
– Не могу, – качает головой девушка, комкая в руках салфетку. Рядом с ней кто-то из парней поставил целую коробку. – Может, она ему сказала, что случилось? Но почему не мне?
– Мы попробуем выяснить, только ты страже об этом обо всем не говори, – просит Лекс, глядя ее по плечу. – Вдруг она и впрямь во что-то незаконное замешана. Может случайно. Тогда стражам об этом лучше не знать.
Девушка соглашается, и мы оставляем ее звонить страже. Вообще, я бы на ее месте решила, что в этом незаконном замешаны как раз мы, но, будем надеяться, она нас не сдаст.
– По крайней мере, камера на входе в апартаменты, хоть и есть, но она тоже выключена, как было у Ворчуна, – отмечает Морис, пока мы ищем на карте, как бы нам выйти из блока по одиночке и не особо светясь на камерах, чтобы, если та свидетельница все-таки расскажет о нас стражам, они не смогли сразу нас найти и показать ей для опознания наших рож. Хорошо, что когда мы шли сюда, мы уже старались уклонять лица от камер. Предусмотрительные мы. И все же, боюсь, мы повсюду так наследили, что нас неминуемо поймают. И будет нам плохо.
Вообще-то, конечно, в голову уже не в первый раз приходит мысль сдаться и все рассказать стражам. Может быть, это хотя бы сохранит жизнь тем, кто остался. С другой стороны, хозяева игры, очевидно, имеют большой вес в Муравейнике, и стража, возможно, у них в кармане. Те, кого они выбрали, так или иначе все равно умрут. В смысле мы умрем. Так что имеет смысл побарахтаться напоследок.
Полотенце мы решаем выкинуть, уже спустившись на нулевой уровень. И вот я стою у самого края бездны и жду момента, когда можно будет выкинуть сверток, и все никак не дождусь. Все время кто-нибудь появляется то рядом, то на платформе напротив. В конце концов, меня находит уже Лекс (мы решили, что Морис должен вернуться домой и успокоить Палому) и теперь мы ждем этого драгоценного момента вместе. Время, когда поезд ожидается на станции неумолимо подходит, так что я просто выкидываю полотенце, все равно всем пофиг. Подозрительнее, что мы стоим и оглядываемся.
– Полагаю, он должен быть у тебя, – Лекс отдает мне телефон хозяев, за которым сбегал в учебку. Если я включу его, то они смогут за нами следить и подслушивать разговоры, если нет, они продолжат убивать. Не знаю, остался ли еще кто-нибудь из второй команды, а Палома сейчас с Морисом, но не значит, что в безопасности. Раздраженно вздохнув, включаю телефон. Теперь будем молча ждать поезда.
“Новое правило – ты должна все время держать телефон включенным”, – через минуту приходит первое сообщение.
“Он должен все время находиться у тебя”, – приходит, когда мы уже идем по платформе. Впереди загораются предупредительные огни, означающие, что поезд въехал в Муравейник. Вот-вот он подойдет к станции, где начнется разгрузка. По платформе тащатся тележки с контейнерами, мы уворачиваемся, чтобы не попасть под колеса.
“Обе команды проявили себя достойно, все, кто остался в живых, проходят в финал”, – читаю очередное послание, пока Лекс рулит моим движением вперед. Приходится лавировать между грузчиками и техникой, хорошо хоть на нас никто не ругается. – “Больше разделения на команды не будет, теперь каждый сам за себя”.
Звучит зловеще. Но поезд уже подходит к перрону, и я кладу телефон в карман. Вагоны один за другим проходят мимо нас, их ход постепенно замедляется, и мы пытаемся прикинуть, насколько дальше нам еще надо пройти. Нервничаем, неизвестно, кто еще знает о местоположении посылки, да и там ли она еще. А вокруг суета, крики и грохот.
Нам почти удается угадать. Когда поезд окончательно останавливается, остается пробежать только пол длины вагона. Огромная дверь с лязганьем отъезжает в сторону, и Лекс тут же подсаживает меня наверх в душное темное нутро, пахнущее металлом и зерном. Быстро включаю новый фонарик, который всучил мне друг, и луч практически сразу находит завалившуюся в угол посылку. Грязную и поцарапанную, но да это не страшно. Я все равно нежно прижимаю ее к себе и поворачиваюсь к выходу.
Подхожу к двери, собираясь спрыгнуть обратно на платформу. Но вместо Лекса вижу Кейна, который, ухмыляясь, радостно тянет ко мне свои ручищи. Проигнорировав его, я ищу глазами своего друга. Нахожу в проходе между рядов контейнеров. На него накинулось сразу пятеро курсантов из группы Кейна, в таком количестве он конечно с ними справиться никак не может, но и у них плохо получается. Особенно туго Мину, которого в общей сутолоке уже дважды, пока я смотрю, прикладывают спиной об огромную машину с краном, перетаскивающим крупногабаритные грузы с поезда. Рабочие видят, что происходит внизу, но спокойно продолжают заниматься своим делом. Главное офицера ящиком не задеть.
– Тренируют задержание, – комментирует суматоху Кейн, нисколечко не заботясь ни о своих подопечных курсантах, ни о своем акбрате, которые устроили настоящее побоище среди опасно нависающих над ними грузов.
– Останови это! – пищу я, стараясь кричать хоть чуть громче, чем шум выдвигаемого прямо рядом со мной контейнера.
– Слезай оттуда! – теряет терпение Кейн. Схватившись за выступ на двери вагона, он одной рукой подтягивается, другой заграбастывает меня и стаскивает вниз. Поставив на ноги, он перехватывает меня за локоть и начинает тащить прочь вдоль перрона.
– Ты же их командир! – упираюсь я, так что ему приходится волочить меня за собой. К сожалению, мои ботинки вполне сносно скользят по покрытию перрона.
– Да, и я уже отдал им приказ. Они его выполняют, – сопит Кейн. Все же мое сопротивление его немного напрягает. Он отворачивается от меня, чтобы обогнуть движущуюся на нас груженную телегу. Когда она проходит мимо меня, я засовываю туда многострадальную посылку. Чуть-чуть не успеваю, и Кейн замечает, как я отдергиваю руку, так что он возвращается и выхватывает посылку и кучи ящиков.
– Это мне еще пригодится, – комментирует он с усмешкой.
– Они же покалечат друг друга! – я сердито бью по посылке ладонью, так что она выскальзывает и падает на пол. Не ожидав такого успеха, добавляю ногой, но коробка слишком тяжелая, и прямо под поезд, как я надеялась, не улетает.
– Прекрати, – рычит Кейн, подбирая ее. – И я им приказал был деликатными, поэтому у них и не выходит ничего! – Он меняет тон, пытаясь говорить спокойнее: – Либо ты идешь со мной, либо я возвращаюсь и показываю этим задохликам, как мы работали в свое время. На своих ногах от нас никто не уходил, ясно?
– Ясно, – приходится пройти за ним до машины. Кейн обходит ее, подходя к водительскому месту. Я остаюсь стоять возле пассажирского, не спеша залезать внутрь.
– Тебе что, дверку открыть? – спрашивает Кейн со сдержанной издевкой, увидев, что я застыла на месте. Я переминаюсь с ноги на ногу, не зная, как сказать.
– Пятеро на одного не честно, – говорю я все же, глянув ему в глаза. Получается не слишком твердо, но он все же догадывается, что я собираюсь на своем упрямо настаивать. Кейн раздраженно фырчит, заводит глаза.
– Тумблер один, – произносит он резко. Его переговорное устройство в петлице по команде оживает. – Оставьте его, возвращайтесь на базу. – Дождавшись подтверждения от своей группы, Кейн злобно смотрит на меня. – Довольна?! Теперь сама сядешь или помочь?! – в его голосе звучит угроза.
Я быстро открываю дверь машины и забираюсь на переднее пассажирское сидение. Тут же пристегиваюсь, поминая эксцентричный стиль вождения моего бывшего шинарда. Кейн плюхается на сидение рядом, закрывает двери и блокирует их, прежде чем выпустить посылку из рук. Он кладет ее на приборную панель впереди себя, а я делаю вид, что не смотрю на нее.
– Где я сделал ошибку? – спрашивает Кейн сам себя, поднимая машину в воздух. – Умыкнули эту фиговину у меня прямо из-под носа. Вынудили выслеживать собственных акбратов, чтобы понять, куда она делась. А ведь предполагается, что вы должны играть за меня, а не против. – Проговаривая это, он ведет машину неожиданно спокойно и ровно. – Вообще не ясно, почему Кирилл послал именно вас, малолетних бестолочей, за этой коробкой. Это чтобы в очередной раз показать, что я ничего и никого не контролирую? Что не достоин быть офицером?
– Кирилл нас никуда не посылал, – выпаливаю я справедливости ради.
– Ага, конечно! Вы просто так решили какую-нибудь посылочку стибрить! Игрались…
– Не просто так, – упоминание игры меня коробит. – Я подслушала ваш разговор с Редженсом и еще каким-то человеком, когда вы говорили об этой посылке.
– Тогда ты должно быть гений, – хмурится Кейн, – если тебе пары фраз хватило понять. Только мне что-то в это слабо верится.
– Еще я обнаружила бумаги в твоем ящике, – дополняю я. Хочу, чтобы Кейн мне поверил и не искал других причин нашего взлома складской ячейки. – В который ты велел мне складывать свое белье, – пусть себя корит, сам виноват, сглупил.
Кейн закладывает слишком крутой вираж, слишком близко разминувшись с другой машиной, так что я даже успеваю увидеть испуганное лицо ее водителя.
– И после этого сразу же побежала выручать своего любимого Кирилла?! – выплевывает Кейн. – Думаешь, если прибежишь к нему с этой коробочкой в зубках, он тебя сразу к себе возьмет?
– Не думаю! – пищу я оскорбленно.
– И правильно! Как только из этой фиговины извлекут ДНК, – Кейн тыкает пальцем в посылку, – и проведут по базе, карьере этого… придет… уж я позабочусь…
Кейн разражается длинной гневной тирадой нецензурного содержания, а я чувствую, что мои уши пытаются сделать нечто анатомически природой не предусмотренное, главное, чтобы закрыться от бранных речей, раздражающих их вне всякой меры. Не знаю, на что он рассчитывает, должно быть просто выпускает пар, но мне рядом с ним находиться становится все больше невмоготу. Не хочу больше! Незаметно отстегиваю ремень безопасности.
– Вы все трое со свистом скатитесь назад, где вам и место… а уж вашу подружку мы вам как-нибудь дополнительно обратно пришлем. Да хоть по кускам, если потребуется.
Чисто на эмоциях я резко выкидываю руки, одной нажимаю разблокировку дверей, второй хватаю посылку, толкаю дверь и, не дожидаясь полного ее открытия, выскальзываю наружу.
Падать недалеко – я еще не совсем свихнулась прыгать в саму бездну. Мы летели по тоннелю, и Кейн притормозил перед выходом из него, но все равно приземление легким не показалось, и я была неприятно близка к тому, чтобы влепиться в бортик. Так что теперь лежу на вылизанной роботами поверхности тоннеля и немножко страдаю. Но ждать пока боль в ушибленном тельце стихнет на самом деле некогда. Кейну приходится пролететь дальше, чтобы не останавливаться посреди потока машин, но проблему с парковкой он наверняка решит быстро, ведь знает здесь все как свои пять пальцев.