Мои любимые преподы

Глава 7. Ева

Поправляю платье перед зеркалом и отбрасываю за спину волосы.

Опять я в желтом, хотя теперь сменила имидж, стала смелее, у меня есть красное сногсшибательное платье, и черное мини, накупила в июне, больную душу лечила шопингом, и про ребенка тогда еще не знала.

А теперь носить короткие броские наряды мне уже нельзя, наверное, это несолидно для будущей матери. У меня есть пример, моя собственная мама, а она утонченная, настоящая женщина, и я хочу быть такой же.

Да и внимание лишнее мне не нужно. И в клуб идти не надо, что я там забыла – этой мыслью заканчивается мой внутренний монолог и я, вздохнув, присаживаюсь на кровать.

– Ну ты чего, Ева? – Оля водит красной помадой по губам. – Опять реветь собралась? – она щурится.

– Я не ревела, – вскидываю подбородок, вру зачем-то, подруга ведь все видела, тогда, во дворе у Сергея, и я шмыгала носом всю дорогу, разве что в голос не рыдала. – Просто не хочется в клуб. Мне и пить нельзя.

– Почему это? – удивляется Оля.

Прикусываю язык.

Не знаю, как ей сказать, боюсь, что она разволнуется, начнет на мозг капать, что нам с преподами обязательно встретиться надо, и я должна им рассказать.

А рассказывать я ничего не собираюсь, один неизвестно когда из тюрьмы выйдет, второй довольный женится, им не до меня, таким, как они, не нужны дети, тем более, от обычной студентки, это там, у меня дома фамилия Снежинские означает престиж, а в этом городе главные Воронцов, Штерн, и как там, Настиного отца губернатора величают?

– Ева? – напоминает о себе Оля.

– Просто пить вредно, – веско говорю и встаю с кровати. – Ладно, – смотрю в зеркало, – последний день каникул, с завтра на учебу…немножко потанцуем, – решаюсь.

– Это правильно, – деловито кивает подруга и берет меня под руку.

Спускаемся вниз, такси уже ждет возле общежития. По дороге любуюсь вечером, сумерками, первыми огнями и морщу лоб, завтра после линейки нужно будет съездить посмотреть две квартиры, и, если все понравится – переезжать.

Ладонью привычно глажу живот, я начала правильно питаться, читаю много справочников, разбираюсь потихоньку, я счастлива почти.

– И на днях нужно сходить в больницу, проверить тебя, – шепотом делюсь планами с ребенком.

– С кем ты опять разговариваешь? – раздражается подруга и щелкает складным зеркальцем. – Под нос себе что-то бормочешь вечно, бесит уже.

Краснею. Чувствую себя глупо, но ничего поделать не могу, трепещу и жду, я изнутри меняюсь, и мне радостно.

Такси останавливается возле "Да Винчи".

Долго смотрю на яркую вывеску, давлю воспоминания, вздыхаю и выбираюсь на улицу. Под руку с Олей шагаю сквозь разряженные стайки девушек, отмахиваюсь от дыма, когда какой-то парень выдыхает его мне прямо в лицо.

– Фу, – захожу в клуб, и сразу музыка ударяет по ушам.

Оля тянет меня к стойке, а я раздумываю, не вредно ли это мне, я и забыла уже, какая тут громкость, а еще крики, вопли, раскатистый смех.

– Нам два пива! – кричит Оля и ладонями бьет по стойке.

– Я же сказала – не буду, – качаю головой и сажусь на табурет. – Молоко есть?

– Молоко? – переспрашивает бармен с таким видом, словно я у него травку попросила, и после моего кивка хмыкает. – Есть.

– Один стакан, – заказываю.

– Ну это очень странно, – делится впечатлениями Оля и тянет руки, когда перед ней ставят высокий бокал с белой шапкой пены. – Ты не на детский утренник пришла, Ева, а в клуб.

– Хватит нудеть, – улыбаюсь и отпиваю из своего стакана. Разворачиваюсь на стуле с желанием посмотреть на зал и танцующих.

И давлюсь молоком, наткнувшись на пристальный взгляд.

Светлые волосы, небрежная челка. Золотистые светло-карие глаза, чувственный рот.

Несколько дней назад я его во дворе караулила, тогда он шел и смеялся, а сейчас стоит в двух шагах от меня и смотрит так, словно мы не в шумном молодежном клубе встретились, а на похоронах.

– Здравствуйте, Сергей Георгиевич, – тонким голосом приветствует его Оля и толкает меня локтем. – Вот так встреча. А мы тут…последний день каникул.

Сергей словно не замечает никого вокруг, не слышит, хватает меня за руку и почти сдергивает с табурета.

– Иди сюда.

От звуков его голоса сердце сбивается с ритма, его пальцы обхватывают мое запястье, и кожу жжет, семеню за ним сквозь толпу, вокруг столько запахов, алкоголя и пота, а я чувствую лишь его парфюм, свежий, едва уловимый, взглядом впиваюсь в его затылок и нестерпимо хочу пальцы запустить в эти мягкие светлые волосы, потрогать его.

– Знакомься, это, похоже, папа, – негромко говорю, и накрываю ладонью живот.

Сергей оглядывается.

– Чего? – он щурится, по его лицу цветные вспышки носятся, он такой чужой и такой родной.

– Ничего, – пытаюсь выдернуть руку. – Отпусти, куда ты меня тащишь?

– Пришли, – он выдергивает меня из толпы в закуток возле туалетов. Сдвигает к стене, сам напротив встает, загораживая дорогу. Долгим взглядом изучает меня, оценивает мои распущенные волосы, смотрит ниже, на платье и изгибает губы. Возвращается к глазам. И понижает голос. – Ну что. Привет, Ева.

Глава 8. Сергей

Настя достает, бесит меня своим постоянным хвастовством, мелким слюнтяйничеством и нытьем, но, пожалуй, я заслужил именно это. Не больше и не меньше – вот такую вот Настю. Ведь примерно на такой я и планировал жениться со временем, лет в тридцать-тридцать пять: на высокомерной кукле, умеющей вести себя в обществе, и с родословной, как у породистой кобылы.

Остальное казалось неважным.

– Куда ты собрался? – ловит меня «невеста» у самого дома, и за руку хватает. – По шлюхам, да?

– Да. Тебя что-то не устраивает?

У Насти нет особого ума, но хитрости и какого-то звериного чутья ей не занимать. Вот и сейчас она чудом почувствовала, что я собираюсь пойти в бар, чтобы выпить, и нарисовалась около моего дома.

– Хоть бы постеснялся! Скоро пойдут разговоры, что не по любви мы женимся, и…

– Дорогая, – отодвигаю Настю, придерживаю за плечи, хотя прикасаться к ней физически неприятно, – никто не питает иллюзий по поводу нашей великой любви. Всем вообще все равно на нашу с тобой звездную пару. Я могу по главной улице ходить в обнимку с проститутками, об этом поговорят один день, и забудут. Расслабься, в обществе я обещаю нежно тебе улыбаться, и даже поцелую разок. В ЗАГСе. А сейчас иди домой, или куда ты сама хочешь.

Отпустил «невесту», хотя больше всего хотелось отшвырнуть ее, как нечто неприятное, но сдерживаюсь – девушка, все же. Дурная, склочная, избалованная сука, но она слабее. А значит, играть придется на ее поле.

– Скоро я к тебе перееду. На днях, до свадьбы, – шипит она, – и тогда ты не посмеешь по шалашовкам ходить! Папа добро дал, разрешил нам съехаться, так что радуйся, пока можешь.

Настя разворачивается с видом оскорбленной невинности, и уходит. Уходит так, словно я за ней побежать должен, но я лишь пожимаю плечами, и иду к машине – и с чего Настя взяла, что я по бабам хожу? Будто для этого у меня есть настроение и силы.

Яр в тюрьме, Ева предательница, а на моей шее висит камень по имени Настя. Но вообще… вообще, Настя права.

– Надо развлечься, пора перестать быть монахом, – попытался сказать это весело, как раньше, но от унылости своего голоса тошно.

Пить не тянет, по бабам тоже идти не хочется, но я заставляю себя поехать не в бар, а в клуб – там моя атмосфера, мой мир. Барные стойки, танцпол, чилаут – это должно поднять мне настроение. И не думать о стерве Насте.

И о Еве.

До «Да Винчи» доезжаю на автомате. Дорога знакома, охранник – нет, но он вежливо кивает, и пропускает меня вне очереди. Так и должно быть, все правильно: я Сергей Штерн, пора об этом вспомнить.

И я пытаюсь. Заказываю смазливой блондинке коктейли, слушаю бессвязный лепет о том, что у всех подруг айфоны двенадцатой модели, а она, как лохушка, ходит со старым.

– Бедняжечка, – говорю ей, и сердце замирает от знакомой фигуры, от знакомого оттенка волос – только у одной девушки они подобного оттенка янтарного меда. – Ничего, с таким ротиком ты быстро заработаешь себе на новый телефон.

– Я согласна.

– Поищи кого-нибудь другого, и угощайся, – протягиваю ей еще один коктейль, и иду туда, где видел Еву.

Это она, нет сомнений. Вернулась, вернулась, черт бы ее побрал…

В голове басы гремят, по коже электрические разряды бегают, насквозь прошивают, пока говорю с ней, когда в ее глаза смотрю. И до сих пор не могу поверить, что все закончилось именно так, именно таким образом.

– Ну что. Привет, Ева.

– Привет, – шепчет, и я не слышу – по губам читаю.

По вкусным губам Евы, которые так любил целовать. В которые и сейчас бы впиться, утянуть ее подальше от толпы, и наслаждаться всю ночь, и всю жизнь.

– С приездом, Ева. Весело проводишь время, я смотрю, – она хмурится, пытается уйти, но я выставляю руку, и не пускаю. – Ты сейчас Ева или Лилит?

– Я всегда была Евой. Кто виноват, что вы оба – слепые? – Ева больше не шепчет.

Хмурится привычно строго, вот только больше я не чувствую себя под этим взглядом нашкодившим мальчишкой. Кто из нас больше натворил – это как посмотреть.

– А Богдан с тобой? – приподнимаю бровь. – Хотелось бы поздороваться, руку пожать…

– При чем здесь Богдан? Я ведь объяснила тебе на вокзале, в чем дело.

– И я, разумеется, поверил. Брось, Ева, – усмехаюсь, – ты та еще интриганка. Здорово ты нас наказала, я восхищен. Тебе бы не в психологию идти, а в юриспруденцию – цены бы не было.

– Мне итак нет цены!

А у Евы острые зубки. Что-то в ней изменилось – она никогда не была особо робкой, но сейчас я вижу перед собой не юную девушку, а молодую женщину – грустную, или делающую вид, что ей не особо весело.

– Про Яра не хочешь спросить? Не интересует его судьба? Или «из сердца вон», Ева?

– У ТЕБЯ я не хочу спрашивать ни о чем, Сергей, – Ева поджимает губы, принимая вид оскорбленной аристократки, а затем добавляет: – Ты утащил меня за собой не разговаривать, а ругаться, и упражняться в остроумии. Срывай злость на ком-нибудь другом… на невесте, к примеру. Кстати, поздравляю с помолвкой, Настя для тебя идеальная пара. А о Яре я узнаю сама, если захочу. Кстати, – кивает она мне за спину, – кажется по тебе кто-то соскучился.

Я хотел вернуть себя прежнего, и это почти получается – от разговора с Евой веселая злость в венах вскипает. И я хочу ответить ей, соврать о том, как жду свадьбы с Настей. И пригласить ее в ЗАГС, но за спиной раздается возмущенный голос моей «любимой» невесты:

– Лучше бы ты по шлюхам пошел, чем снова с этой связался! Могу я узнать, какого черта здесь происходит?

Глава 9. Ева

– Ты что, следишь за мной? – поражается Сергей.

Стоит ко мне спиной, и спина эта напряжена, и закрывает меня от всего, от толпы и шума, от мира. Смотрю на его белую обтягивающую футболку, по которой бегают цветные полосы светомузыки, салатовые и розовые, раскрашивают его.

Хочется дотронуться до него.

Ладошку положить между лопаток, погладить, прижаться к нему, такому высокому, крепкому, вдохнуть знакомый запах, закрыть глаза и представить, что не было этих трех месяцев, на календаре по-прежнему счастливый май, и они оба рядом.

– Слежу и, оказывается, не зря, – Настя сдвигается в сторону, ловит мой взгляд. Обхватывает трубочку пухлыми губами и цедит какой-то красный коктейль. – Ты, кажется, уехала, институт бросила? Чего явилась?

– Уволь своего информатора, сведения устарели, – хмыкаю, а сама мысленно поражаюсь, выходит, не только я каждый день новости читала, но и она тоже обо мне справки наводила?

Угрозу во мне видела?

– Сережа, – ее взгляд, полный злости, упирается в Сергея. – Или мы сейчас же уходим…

– Или? – обрывает он резко, с раздражением, словно гавкнул, и Настя разом замолкает. Он оглядывается на меня. В глазах вижу вопрос, какой-то смутный, неясный, он быстрым жестом чешет подбородок, будто уходить от меня не хочет, как и я не хочу его отпускать.

– О! – рядом восклицает какая-то девица на километровых каблуках. – Тут, я так понимаю, очередь за новым айфоном? – она пьяно смеется, касается груди Сергея.

Сглатываю, смотрю на Настю. У нее не лицо, а гром и молнии, и мне на секунду жаль становится эту смертницу, к кому она лезет, она соображает, вообще?

Сергей отрывается от меня. И морок его взгляда рассеивается, он шумно выдыхает и сбрасывает с себя руку этой цапли, подталкивает Настю в сторону, расчищая дорогу.

– Как же вы все меня достали.

Это прозвучало чувственно, от души, он идет сквозь толпу, а мы с Настей провожаем его взглядами.

В удивлении кошусь на нее.

Так с любимыми невестами не разговаривают, особенно, если решил воспользоваться отсутствием друга и по-быстрому себе ее захапать, пока тот на солнце смотрит только сквозь прутья решетки.

– А у тебя, похоже, проблемы, – у меня вырывается злорадный комментарий. – Достала ты его.

– Что сказала? – Настя поворачивается. У нее лицо кривится, из ноздрей чуть ли пар не идет, этот миг такой странный, а я четко осознаю – мы соперницы, и это не просто слово, это чувство, и оно страшное, меня эмоции с головой накрывают, меня толкает в прошлое, назад на века, к истокам женской вражды, словно Сергей первый, главный и единственный мужчина на земле, и он мой, мой, а нее.

– Ты, – Настя тычет пальцем, как оружием, в растерянную девицу. – Не попадайся мне больше.

И пятится, и взгляда от меня не отводит, как если бы на прицеле держала, ввинчивается в толпу. Я теряю ее из виду.

Она за ним пошла.

Встряхиваю волосами.

Эта тяжелая пелена с мыслей спадает, и я ужасаюсь, никогда прежде такой не была, не ощущала подобного, я под сердцем ношу доказательство любви, и с каждым днем моя зависимость крепнет, я люблю его, я не смогу жить как прежде, до той ночи в клубе.

Решительно рассекаю толпу, работаю локтями. Выбираюсь к стойке.

И вижу их.

Они переругиваются, Настя пьет. Рядом сидит ошалевшая Оля, аж на стуле развернулась, глаз с парочки не сводит, а они свидетеля не замечают, как на необитаемом острове находятся, лишь друг друга видят.

И меня отравляет горькая, противная ревность, мне так муторно, по ушам бьет музыка, у меня там словно маленькие барабанщики засели и по перепонкам колотят бам-баб-бам, и сердце пульсирует в висках.

А я лишь хотела немного потанцевать с подругой, проводить лето, какого черта!

– Пойдем, – за руку сдергиваю Олю с высокого табурета. – Такси на улице подождем, что-то мне плохо.

– Плохо тебе, Ева? – тут же поворачивается на мой голос Сергей. – Зато в изоляторе сидеть здорово. Тепло, сухо, еда есть опять же, библиотека, находишься на гособеспечении, сказка, – он усмехается.

– Ну это я, наверное, в трусы к Лиле лезла, да? – еле сдерживаюсь, чтобы не закричать. – На меня заявление, написали, я виновата? Но как же классно, что у Ярослава есть ты. С такими друзьями и врагов не надо, поговорку слыхал?

– Какая ты дура! – он отталкивает стул с дороги, подходит вплотную. Его руки словно не принадлежат ему, на моих плечах оказываются, он меня встряхивает. – Ева. Я даже на Богдана забил, я чуть в аварию не попал, когда на вокзал за тобой летел, я просил гребаную малость, не отталкивать, а ты что сделала?

Запрокидываю голову. Его глаза блестят, горят, он завороженно смотрит в ответ и вдруг наклоняется. Успеваю ощутить легкое касание, губы перышком, едва уловимо, кратким мазком, и внутри все переворачивается с ног на голову.

– Сережа! – к нам фурией подлетает Настя. Оттаскивает его руки от меня. – У нас свадьба через четыре дня. Ты скандала хочешь? Отцепись же от этой девки. Боже, на нас все смотрят, я тебя ненавижу! – она бьет его в грудь.

Замахивается на меня.

Коктейль плещется из бокала, макушке мокро. Чувствую, как алкоголь стекает по моим волосам.

– Настя! – Сергей оттесняет ее от меня.

Трогаю мокрые щеки, и это не коктейль, глаза щиплет, вытираю слезы. Слышу, как орет Настя и понимаю, что никакой он не мой, он ей принадлежит, а я лезу к ним, как последняя идиотка.

Все, что у меня есть моего – это ребенок. И ему сейчас плохо вместе со мной.

– Пойдем, – негромко прошу растерянную подругу. – Пусть они…

Пробираюсь к выходу, быстро стираю слезы и шепотом повторяю:

– Мой ребенок. Это главное, мне этого хватит.

Глава 10. Ярослав

Галстук намотан на руку – он в измятую, грязную тряпку уже превратился. Странно было бы стирать его. Вообще, стоит выкинуть, это так убого: пальцами водить по своей же вещи, и думать, думать, думать…

Хотя, чем еще заняться в СИЗО?!

– Слышь, мажор, зачетная у тебя баба была. Жаль, дружок увел, – хмыкает Вепрь.

Он, как всегда, сидит за столом. И курит. Сигарета зажата во рту, а толстыми пальцами Вепрь водит по дисплею смартфона. В СИЗО запрещено многое, но за деньги достать можно все.

– Эй, мажор, че молчишь?

– Какая баба? – спрашиваю, все равно ведь не отвяжется.

– Мажорка, с которой женихался. Красивая она, люблю таких, сисястых. И дерзких, – Вепрь покатывается со смеху, но смех длится недолго – кашель душит его. – Мордобой устроила в клубе знатный, с бабой какой-то подралась – с любовницей своего жениха, всем наваляла. Их охрана выставила, но засняли все красиво.

Настя и мордобой?

Странно. На людях она всегда старалась представать чинной, почти тургеневской барышней. А вот в узком кругу был и алкоголь, и кое-что более взрослое. Но все это среди тех, кого в нашем кругу принято друзьями считать, а не на виду у толпы.

– Дай, взгляну, – протянул руку, и Вепрь, довольно оскалившись, протянул мне смартфон с отпечатками жирных пальцев на дисплее.

Лента открыта, и я понимаю, почему сокамерник так радуется. Такие зрелища любят, особенно, если они касаются богатых и знаменитых: вот Настя орет на Серого, вот они уже втроем с глуповатой блондинкой, на следующем фото девушки отчаянно портят прически, вцепившись друг другу в волосы.

Хоть комикс рисуй по этому походу в клуб… знакомый клуб, к слову. «Да Винчи». Листаю фотографии, под которыми почти тысяча лайков, и перед глазами общая картина Настиной больной ревности.

Серого жаль.

Интересно, он забыл о Еве, и эта сахарная блондинка и правда та, с кем он теперь спит?

– Налюбовался? Давай, – Вепрь прищелкивает пальцами. – Зря уступил эту телку, драться за таких надо. Таких боевых баб я уважаю.

И только я хотел вернуть телефон, все равно все фото однотипны, как наткнулся на ту, которая начала разгонять застоявшуюся кровь по венам: Ева.

Ева среди толпы. Она всегда выделялась, даже когда в идиотские балахоны одевалась, а сейчас она красоты не скрывает – подчеркивает, наоборот. И светится вся, внутренним светом наполнена, хотя на лице обида и разочарование. Кадр размыт, она не в фокусе, но теперь я ни за что ее не спутаю ни с кем.

Ева…

– Спасибо, – заставляю себя вернуть смартфон, не смотреть на Еву.

– Неприятно, да? Слышь, понять не могу, ну нахер ты насиловал ту курву, когда этакая принцесса под боком была? – Вепрь принимается за старое, все признание хочет из меня вытянуть.

Идиот. Об этом говорит и то, что ему Настя так приглянулась. Но да, неприятно.

О Еве думать неприятно, о Еве и Богдане. Она умеет врать, но и Богдану тоже веры нет, и понять, что к чему я смогу, лишь выбравшись отсюда. Если получится.

– Воронцов, на выход.

– Что? Опять свидание? – интересуюсь, выходя из камеры.

Привычно делаю нужное количество шагов вперед, привычно замираю. Гребаные тюремные привычки, они в кожу въелись, как рыбный запах.

– Адвокат, – снисходит охранник до ответа. – Вернее, адвокаты.

Странно, но ладно. Былой запал, когда Еву увидел, пусть и на фото, схлынул. Уже мало что интересно, однообразие меня сожрало – не сломался, всего три месяца прошло, но просто… да, я просто привык. И от этого тошнотно.

– Три стука в дверь, как закончите, – обращается конвоир к Олегу – адвокату, которого отец нанял, и тот кивает.

Кивают и двое смутно знакомых парней, которые с ним пришли. Они в костюмах… Бриони, кажется, в туфлях начищенных, но все это сидит на них странно – на юристов не смахивают.

Скорее, на меня и Серого – такими мы были совсем недавно. Или на любого из нашей тусовки – той тусовки, в которую мне больше дороги нет.

– Вау! Ну точно, Ярослав Воронцов, – присвистывает один из них, и я узнаю.

И одного «адвоката» и второго.

– Вадим, Артем. Надо же, – криво улыбаюсь обоим. – Что здесь забыли сыновья банкиров? И какие из вас, мать вашу, адвокаты?

– Это мои стажеры, – уныло поясняет Олег, но на него никто не обращает внимания.

– Думал, будет скучно. Отец заставил работать, приумножать семейное состояние. Банкиру нужен свой адвокат, сам понимаешь, – подмигивает Вадим, и руку пожимает без брезгливости. – Мы не особо хотели по тюрьмам таскаться, да еще и за бесплатно, а про то, что ты присел забыли.

– Сейчас не скучно, а очень даже интересно, – хохочет Артем, взъерошивая русые волосы, и хлопает меня по плечу. – Только без обид. Короче, мы не верим, что ты ту телку насиловал, нахер она тебе, если бабы сами на член прыгали?

Да, и это мои адвокаты. Но видимо, Олегу их навязали влиятельные отцы. Наши с Серым ведь тоже и на стажировку нас пристраивали, и ректору буквально навязали.

– Вы ведь будете просто учиться у Олега? Дело вести не будете, – с надеждой спрашиваю я.

– Мы знаем, как тебя вытащить! Пара дней, и ты выйдешь на свободу, – уверенно заявляет Вадим.