Глава 40
Платон
Я смотрел на нее и удивлялся себе самому – что я в ней нашел? Ведь мне всегда нравились совсем другие женщины – томные, фигуристые. С пышной грудью и тонкой талией, переходящей в аппетитные бедра. Такие, как ее подруга Маша, с которой у меня однажды был секс, оставивший после себя…
Ничего не оставивший, кроме быстрого возбуждения «до» и стандартного равнодушия «после». Еще ощущения, что я совершил ошибку, потому что не собирался иметь с ней ничего, кроме деловых отношений. И понимания, что ничем эта очередная женщина не отличается от десятков таких же, побывавших в моей постели до нее. Ухоженных, роскошных, пахнущих дорогим парфюмом и тониками для тела. На все согласных и неинтересных красавиц.
Павла пахла совсем по-другому – чистой женской кожей, свежестью и искренностью. Она вообще не была похожа на то, к чему я привык.
Худенькая, косточка на косточке, долговязая, как подросток, нигде и нисколько не роскошная Павла. Увидев которую однажды на светском рауте, где она была с другим мужчиной, не смог забыть и через много месяцев.
Даже справки о ней навел, чтобы понять, кто она и что ее связывает с Петром Савойским, давно и плотно женатым владельцем крупной компании. Оказалось, нет, не любовница, как я сначала подумал… Сестра по отцу.
Сейчас она сидела на моих коленях, хмурила тонкие брови и размышляла над моими словами про совместное проживание. Я вдыхал ее запах и ждал, изо всех сил сдерживая нетерпение.
– Платон, я пока не готова переезжать к тебе, – наконец выдала вполне ожидаемое. – Уверена, это преждевременно, и ты сам еще пожалеешь о своем предложении.
После чего попыталась встать с моих колен. Не давая ей подняться, обнял за талию и привлек к себе.
– Почему я не удивлен твоим ответом? – и поцеловал.
К моему удивлению, Павла сопротивляться не стала. Мгновенно расслабилась, едва я коснулся ее губ и скользнул языком внутрь ее ротика. Вплелась пальцами в мои волосы, поерзала на коленях и прижалась ко мне. Вся такая нежная и разомлевшая, будто только и ждала меня и моих прикосновений.
Или рада, что я не начал выяснять с ней отношения из-за отказа переехать ко мне? Вот еще одна странность. Другие на ее месте, да та же подруга Маша, кинулись бы паковать свои вещички, не успел бы я закончить предложение.
А Павла… Прекрасная вредина. Ерзала на моих коленях, ерошила волосы, вздыхала под моими руками. Откликалась так искренне, что мне хотелось мурлыкать, тискать нежное тело и тереться о ее атласную кожу, оставив все разговоры на потом.
– Потом поговорим, – пообещал, задирая ее широкую майку и оголяя грудь в трогательном голубеньком бюстгальтере. Наклонился, впиваясь зубами в проступающую сквозь ткань тугую вершинку.
Она охнула, выгнулась навстречу, с силой вцепилась в мои волосы. Пропищала что-то радостное о моей развратной натуре и…
В дверь позвонили. Громко и настойчиво, словно давая понять, что будут звонить до тех пор, пока им не откроют.
– Ты кого-то ждешь? – с трудом оторвавшись от ее груди под обмусоленным моим ртом лифчиком, поднял на нее глаза.
– Н-нет, никого, – она запнулась, мгновенно побледнев. – А вдруг это мама? Приехала, потому что Диана ей нажаловалась…
– Маме мы откроем, конечно. Маму надо уважить, – я поднялся, ссадил ее со своих колен на стол. Чмокнул в нос и вышел из кухни.
– Сиди здесь, я открою.
– Платон! – она, конечно же, соскочила со стола и ринулась за мной. – Не надо, я сама! Вдруг это вообще не мама.
– Надо, Павла, надо. Мама, не мама, сейчас разберемся.
Не обращая внимания на ее слабое возмущение и подпрыгивания за моей спиной, повернул замок и распахнул дверь.
– Ты эт-та че тут делаешь? Ты хто такой? – пьяным голосом возмущенно зарычал на меня стоявший за дверью мужик в потертом пуховике и грязных джинсах. – Ты че у моей бабы в дому делаешь?
– Гена-а-а! – за спиной у меня простонала Павла. – Ты живешь в третьем подъезде, а это второй! Ты опять перепутал квартиры!
– Павлуха, ты што-ль? – мужик с трудом сфокусировался на выглядывающей из-за моего плеча девушке. Озадаченно почесал затылок под вязаной шапкой, и возмущенно уточнил. – Че, скажешь, что я все попутал и к тебе пришел вместо Галки? Или это ты опять подъезды местами поменяла?
– Попутал, Гена, попутал, – спокойно проговорила Павла. – Давай, иди к себе. Не то Галя устроит тебе Армагеддон с Варфоломеевской ночью в одном флаконе.
Мужичок пошлепал губами, размышляя. И пока я решал, спустить его по лестнице или сам уйдет, махнул обреченно рукой и, покачиваясь, пошел вниз по лестнице.
– Это Гена, – пояснила Павла, когда я захлопнул дверь. – Пару раз в месяц он хорошо принимает на грудь, путает подъезды и приходит в чужие квартиры. Бывает, что буянит. Но, в общем, вполне безобидный. Сейчас я его жене позвоню, предупрежу, чтобы встречала благоверного.
– Павла, – я заворожено смотрел на ее лицо, чувствуя, как по позвоночнику прокатывается волна тревоги, – если ты отказываешься переезжать ко мне, то я буду жить у тебя. Решай, что для тебя лучше. Но жить без меня ты больше не будешь. И это не обсуждается – мне совсем не нравится, что вокруг тебя вертится столько подозрительных личностей.
Глава 41
– Через два часа я за тобой заеду, – строго предупредил Платон, паркуя машину напротив ресторана. – Если закончишь раньше, сразу звони мне, поняла?
Глянул недовольно:
– Но лучше бы я с тобой пошел.
– Платон, как ты себе представляешь наши разборки с Машей в твоем присутствии? – я грустно рассмеялась. – У нас с ней будет битва за тебя, и ты там лишний.
– Какие могут быть битвы за меня, если я твой? – удивился он, наклоняясь и ловя мои губы. Впился в них. Долго и основательно целовал, так что я успела окончательно растаять, и неохотно отстранился. Снова, наверное, в пятый уже раз, повторил:
– Не нравится мне все это. Позвони ей и отмени встречу.
– Не могу, – я помотала головой, глядя в его хмурое лицо. – Нам надо поговорить. Иначе я сойду с ума от этой неопределенности.
Звякнул телефон Платона.
– Да, – он поднес трубку к уху, не отводя от меня взгляда. – Когда? Хорошо, сейчас подъеду.
– Ты меня поняла? Два часа и ни минутой больше! – повторил строгим голосом, кладя трубку в карман.
– Плато-он! – простонала я, закатывая глаза. – Ну, я же не маленькая!
– Тебе это только кажется, – убежденно сообщил он мне. – Ладно, иди.
Я получила еще один поцелуй и, наконец, выбралась из машины.
– Ну, здравствуй, – ровным, каким-то неживым голосом проговорила Маша. Быстро обежала меня внимательным взглядом. – Хорошо выглядишь.
– Ты тоже, – немного покривила я душой.
– Да ладно, не старайся, – Маша поджала губы. – Прекрасно знаю, что отвратительно выгляжу. Ни одна женщина не хорошеет, когда ее мужчина вот так подло бросает.
– О чем ты, Маша? – с тоской вздохнула я, устраиваясь за столиком в углу зала, куда нас отвел неимоверно вежливый официант.
Не отвечая, она взяла в руки меню и принялась листать его. А я, чувствуя, что аппетита совсем нет, с жалостью рассматривала ее бледное, с потухшими глазами, лицо.
Она вся будто выцвела за тот день, что я ее не видела. Даже пушистые огненные волосы лежали на голове плоско и некрасиво, словно их придавило отчаянием.
– Маш, – снова позвала я, – поговори со мной.
Не отвечая, она бросила меню на стол. Уставилась невидящим взглядом в стену за моей спиной. Потом начала говорить. Медленно, будто нехотя, выдавливая из себя слова:
– Мне надо научиться жить без него. Без него… Всего два слова, но от них у меня мороз идет по позвонкам и кровь леденеет. Вот просто стынет и все.
– Маш… – снова протянула я тоскливо, зная, что она не слышит. Она сейчас вся там, в своих словах.
– Научиться без него жить, понимаешь? Я думаю об этом, а сердце не поймет, ему биться или нет. И если да, то зачем. Оно замирает, стоит, а потом все равно несется вскачь. Но я не знаю для чего нужно, чтобы оно билось.
Она перевела на меня глаза и с силой стиснула пальцы:
– Без него, ты слышишь? Я даже плакать сейчас не могу, у меня от отчаяния душа застыла. И пустота внутри. Так странно, ведь еще вчера все было живым… До того, как я увидела тебя с ним…
Она вдруг прикрыла глаза:
– Как он мог уйти от меня? Неужели кто-то любил его больше, чем я? Я никогда никого не любила, ты-то это знаешь. Ни разу никого. А он… Я только с ним и поняла, для чего мне нужно сердце. А теперь я снова не знаю, что мне с ним делать, с сердцем этим треклятым. И все из-за тебя, подруга.
Она скривила вдруг затрясшиеся губы и всхлипнула. Протяжно, но без слез…
Не в силах это вынести, я опустила глаза и тоскливо спросила себя, почему не верю ни одному ее слову…
– Ты врешь, Маша, – наконец, разлепила губы и сказала то, что чувствовала. – Ты сидишь и играешь сцену.
Подняла глаза и наткнулась на ее полный тоски взгляд.
– Не верю, – повторила я. Не знаю для нее, или для себя.
– С чего бы это? – Маша промокнула салфеткой глаза. – Или только тебе дано страдать по мужчине?
Она отбросила скомканный бумажный шарик со следами туши на нем – и правда, что ли, слезы вытирала?
– Хотя, страдала ли ты, когда твой муж обнаружился в чужой постели, а Павла? Ты ведь не успела развестись, уже в койку чужого мужика прыгнула.
– Маша, ты сейчас о чем? – я во все глаза смотрела на нее.
Она дернула плечом и, с виду совершенно успокоившись, откинулась на спинку стула.
Где-то в глубине зала раздался грохот бьющейся посуды, и тут же к нам подскочил жизнерадостный официант:
– Девушки, вы готовы сделать заказ?
– Нет! – рявкнула Маша.
Недовольно огляделась по сторонам и вдруг предложила:
– Давай уйдем. Что-то мне здесь не в кайф. Зря сюда пришли, мы с Платоном тут сто раз бывали – и обедали, и ужинали. Один раз даже завтракали.
Подняла на меня глаза:
– Пойдем в другое место, а? Я не могу здесь оставаться.
– И одна тоже не могу. Пожалуйста. Ты ведь моя лучшая подруга, – добавила умоляюще, видя, что я колеблюсь. – Здесь недалеко есть маленький ресторанчик. Я там один раз была. Уютно и тихо, самое то, чтобы нам поговорить.
Проклиная себя за слабоволие и мягкотелость, я поплелась за Машей на выход. В гардеробе мы, молча, избегая смотреть друг на друга, оделись и вышли на улицу.
– Совсем зима уже, – Маша запрокинула голову вверх, к черному, беззвездному небу, тонущему в отсветах уличных фонарей. Длинно втянула в себя чуть морозный вечерний воздух и подхватила меня под руку. – Пошли, тут недалеко. Не вредничай, подруга. Как бы то ни было, мужики, в силу своего природного непостоянства, приходят и уходят. А женская дружба остается. Мы ведь с тобой подруги, правда?
Не замечая моего вялого сопротивления, решительно потянула меня вперед. И подумав, что надо, в конце концов, понять остался ли от нашей с Машей дружбы хоть кусочек, я пошла за ней.
Ресторанчик, куда мы направлялись, и правда, оказался совсем близко. В молчании мы прошли по застывшему тротуару пару перекрестков и свернули в огороженный высокой чугунной решеткой дворик.
Приветливый метрдотель поздоровался с нами, как со старыми знакомыми, и распахнул дверь:
– Прошу вас, прекрасные дамы. Сегодня, в честь праздника, у нас особое меню.
– Уверена, тебе тут будет… интере-есно, – пропела Маша, первой заходя в небольшой, уютный обеденный зал. – Вот и сто-олик свободный. Здесь сядем?
Я зашла вслед за ней и огляделась. Усмехнулась понимающе:
– Конечно, нет, Маша. Ты ведь не для этого меня сюда привела.
Повернулась и пошла к столу в дальнем от входа углу, где сидел Платон и жмущаяся к нему Светлана Геннадьевна…
Глава 42
Я шла к столику, где сидел Платон и Светлана Геннадьевна, и думала о том, что ему скажу. Что я чувствую и что хочу сделать?
Накинуться на него с обвинениями в неверности? Заорать на весь ресторан, какой он гад – не успел меня сбыть с рук, как сразу помчался на свидание с другой? Или влепить звонкую пощечину, повернуться и гордо уйти?
А может, просто скрыться? Тихонько исчезнуть, пока он меня не заметил. Завтра с утра написать заявление об увольнении и больше никогда не видеться с этим мужчиной.
Десять шагов до их столика. Восемь… Семь… Что мне сейчас сделать? Что я чувствую?
Моя логика кричала, что это все непростое стечение обстоятельств. Все слишком подозрительно. Звонок Платону, когда мы подъехали к ресторану… Желание Маши увести меня в другое место… Они знакомы со Светланой Геннадьевной? Наверняка знакомы.
Разум просто вопил, что Маша, которую я упорно считаю подругой, вовсе не она, не подруга.
Но это все твердил разум… А в душе, вопреки всем доводам логики, разрасталась огромная дыра, из которой, как черти из табакерки вылетали подозрения, сомнения и дикая ревность. И картинка перед глазами, как Платон стоит у окна, а к его спине прижимается женщина. Та самая, что сейчас сидит с ним рядом и льнет щекой к его плечу.
Платон спокойно поднес к губам чашку с кофе и сделал глоток, все еще не замечая меня. Не поворачивая головы, что-то ответил улыбающейся ему Светлане.
Стеклянными глазами я смотрела, как холеные пальчики с нюдовым маникюром игриво пробежались по его предплечью. Как нежно заглянули в мужское лицо светлые женские глаза…
Еще один шаг в их сторону…
– Куда же ты, Павли-иша? – пропела за спиной Маша. – Кого-то знакомого увидела? Давай тогда вместе подойдем к ним…
Не отвечая, я стиснула зубы – что я ему сейчас скажу?
Три шага до него…
Платон поднял взгляд от чашки и увидел меня.
Новый мой шаг, и его улыбка. Немного удивленная и странно довольная.
– Павла… – не обращая внимания на схватившую его за руку Светлану, поднялся мне навстречу. Еще шаг, и я стою прямо перед ним. Что я хочу сделать?
– Привет, – прижалась к нему, обняла за шею и поцеловала в охотно подставленные губы. – Нам не понравился тот ресторан, и Маша предложила перебраться сюда.
– Вот и отлично, – он обнял меня за талию и посмотрел за мою спину: – Здравствуй, Маша. Как удачно, что ты знаешь о существовании этого места.
Снова перевел взгляд на мое лицо:
– Я так понимаю, вы не поели. Но хоть успели обсудить свои дела?
Я оглянулась на побледневшую, кусающую губы Машу и, стараясь звучать как можно равнодушнее ответила:
– Пожалуй, да. Все, что мне было важно узнать, я уже поняла.
Подняла к нему лицо и попросила:
– Можешь увезти меня отсюда?
– Платон! – резкий голос Светланы Геннадьевны не дал ему ответить. – Мы хотели обсудить с тобой наши дела!
Она сидела, вытянувшись в струнку, и не сводила с него налившихся яростью глаз.
– Думаю, это важнее, чем… общество твоей новой секретарши, – добавила она с брезгливым смешком, упорно не глядя на меня.
Рука Платона на моей талии чуть напряглась. Не отвечая, он достал из бумажника несколько купюр и положил их на стол. Глядя сверху вниз на недовольное лицо Светланы, произнес:
– Свет, все наши вопросы мы с тобой уже давно обсудили. Остались только технические моменты, которые можно решить в рабочем порядке. Так что, прости, мы с Павлой вас покинем. Поужинайте с Марией без нас – думаю, вам есть что обсудить.
Потянул меня за собой:
– Пойдем.
– Всего доброго, Светлана Геннадьевна, – вежливо попрощалась я, чуть не застонав от счастья – у них не свидание! – Пока, Маша. Наша встреча была… поучительной. Спасибо тебе за нее.
Я сделала пару шагов вслед за потянувшей меня мужской рукой. И услышала:
– А твоя новая подружка знает, что ты женат, Платон? Или ей все равно, с кем спать, лишь бы был богатым?
Глава 43
«… ты женат, Платон… ей все равно, с кем спать…»
Ядовитый голос Светланы разрывной пулей влетел в мой затылок, превратив в кисель все, что попалось ему на пути.
Машинально я сделала еще несколько шагов, не чувствуя своего тела и ничего не соображая. Затем попыталась затормозить – с чего-то решила, что надо обернуться и посмотреть на Светлану, чтобы понять врет она или нет.
– Павла, мы уходим, – остановил меня жесткий голос Платона и его напрягшаяся рука на моей талии.
Передумав поворачиваться, я послушно двинулась за ним. По-прежнему плохо соображая, но зато отлично слыша слова начальницы службы маркетинга.
В молчании мы вышли из ресторана, сопровождаемые подхалимскими призывами хостес приходить еще. Сделали два десятка шагов до машины Патона и тут остановились.
– Ну, спрашивай, если есть желание что-то узнать, – предложил Платон, развернув меня к себе. Обнял за спину обеими руками и наклонился к моему лицу.
– Я не знаю, про что спрашивать, – я облизнула внезапно ставшие сухими губы.
– Про слова Светланы, про что еще, – он усмехнулся.
– А надо? Значит, она сказала правду? – подняла на его лицо глаза, надеясь найти в нем ответ. Наткнулась на непроницаемо-холодный, ничего не выражающий взгляд, от которого начала леденеть.
– Решай сама, надо это тебе или нет. Правда это или ложь, Павла, – жестко проговорил Платон, и мне показалось, что в его взгляде мелькнуло разочарование. – Больше я не буду тебе помогать. Все, что у меня было сказать, уже сказал раньше. И не один раз.
– Ты обиделся на меня? – спросила я, продолжая кусать губы.
– Нет. Я не ребенок, чтобы обижаться. Но, – он длинно вдохнул холодный воздух, словно пытаясь успокоиться, – ты явно кое-что не понимаешь.
– И что же это? – с каждой секундой мне становилось все неуютнее. Словно прямо сейчас что-то разрушалось. Рвались те тонкие, нежно звенящие нити, что совсем недавно дрожали между нами, с колдовской силой притягивая нас друг к другу.
– То, что я не буду безостановочно убеждать тебя в своей порядочности. Или ты веришь мне, или нет, – он говорил совершенно спокойно, но каждое слово было как новая порция льда, замораживающая меня все больше.
– Платон, я не знаю, чему мне верить…
Его лицо напряглось. Губы сжались в узкую, твердую полоску:
– Я прямо сказал тебе, чего хочу от тебя. Но ты упорно стремишься перевести наши отношения в формат подозрительности и недоверия с твоей стороны, и обязанность постоянно оправдываться с моей. Мне не подходит такой расклад, девочка. Я и так объяснялся с тобой столько, сколько никогда и ни с кем до этого.
– Но тебе все мало, и ты продолжаешь верить кому угодно, но не мне, – помолчав, добавил холодно.
Усмехнувшись, отпустил мою спину и отошел на шаг назад:
– Решай сама, что тебе нужно – жить в вечном ожидании, что тебя опять обманут, поэтому не давать себе никакого шанса на счастье. Или попытаться поверить, что не все, кто рядом с тобой, подлецы.
– Я никогда не говорила, что ты подлец, – я вдруг разозлилась. – Не надо обвинять меня в том, чего не было.
– Не говорила, – согласился Платон. – Но всегда подозревала в этом и ясно давала это понять. Так же, как сейчас. Как я могу быть рядом с женщиной, которая только и ищет, как бы обвинить меня в неверности и бесчестии?
– Я ищу?! – у меня от возмущения даже руки затряслись. – Я просто хочу быть уверена…
Вместо ответа Платон повернулся к машине, доставая из кармана ключ. Негромко пискнула сигнализация, моргнули фары, и Платон открыл пассажирскую дверь:
– Садись, не стоит мерзнуть.
– Куда ты меня везешь? – поинтересовалась я через несколько минут, когда царящее в салоне молчание стало нестерпимым.
– Домой, – Платон включил поворотник и перестроился в другой ряд. У меня было ощущение, что за все это время он ни разу не взглянул на меня. Вел машину, внимательно следя за дорогой, словно забыв о моем присутствии.
– Куда домой?
– Куда ты хочешь? – повернул голову и мазнул по моему лицу равнодушным взглядом.
– К себе домой, – проговорила, отворачиваясь к окну, в надежде, что не разревусь в его присутствии. Надо просто потерпеть немного. Просто добраться до дома…
– Как скажешь, – он снова включил поворотник и перестроился в крайний левый ряд. Развернулся и поехал в противоположную сторону.
– Отзвонись, как зайдешь в квартиру, – велел мне, когда его машина протиснулась в узкий двор моего дома и припарковалась у подъезда. – Я буду ждать.
Держа одну руку на руле, повернулся и спокойно смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.
– Платон… – чувствуя, что не могу так просто уйти, я попыталась сгладить это отвратительное ощущение катастрофы, витающее между нами. – Пойми… я не обвиняю тебя в подлости.
– Просто веришь, что я ее делаю, – перебил он меня. – Иди домой, Павла. Завтра в восемь тридцать за тобой заедет машина и отвезет на работу.
Не дожидаясь моего ответа, вышел из машины. Обошел ее со стороны капота, открыл дверцу и подал мне руку:
– Давай, прекрасная Павла, беги домой…
Глава 44
Ровно в восемь тридцать, уже в пальто и сапогах, я стояла в прихожей и рассматривала в старом зеркале свою бледную, измученную бессонной ночью физиономию.
– Прелесть какая, – пробормотала с ненавистью к своему отражению. Ни контрастный душ, ни две чашки кофе, ни макияж не смогли скрыть мои запавшие щеки и синяки под глазами.
Усмехнулась – странно, но когда я ворочалась полночи с боку на бок, то думала вовсе не о том, что наши отношения с Платоном, кажется, закончились. И даже не пыталась решить, как завтра буду вести себя на работе – смогу ли находиться с ним рядом, или мне все-таки придется увольняться…
Таращась в темноту своей спальни, я размышляла о вопросе, который задала Маша: почему я так быстро оказалась с Платоном? Немыслимо быстро для меня.
Гриша…
Ведь любила его когда-то, и сильно. Думала лишь о нем, дышала только им. Ловила его взгляд и умирала от счастья, когда его глаза останавливались на мне.
Я же чуть не сдохла, увидев его с Дианой. Тогда мне казалось, что никогда не оправлюсь от этого двойного предательства самых близких людей. Особенно когда услышала признание, что моя сестра вовсе не первая его любовница за три года нашего брака.
Потом он, конечно, уверял меня, что пошутил, но… я уже точно знала, что все правда…
Лежа без сна прошлой ночью, я думала о том, почему вернувшись в Москву напрочь забыла о том, как рыдала ночами в подушку в промозглом, почти неотапливаемом общежитии Лондонской ассоциации помощи женщинам, попавшим в трудную жизненную ситуацию, где жила все то время, пока шел развод.
Забыла, как думала, что моя жизнь кончена, а сердце умерло вместе с крахом любви. И была уверена, что буду ненавидеть и продолжать любить Гришу всю оставшуюся жизнь.
Но стоило мне плюхнуться в кресло летящего в Москву самолета и заговорить с занудой в соседнем кресле, как мою память словно кто-то очистил.
Махнул волшебным ластиком, и бывший муж исчез с ее листа. И не вызвал у меня абсолютно никаких чувств, кроме раздражения и досады, когда снова появился на моем горизонте…
В дверь позвонили. На секунду я замерла в глупой надежде, что это Платон. Затем отругала себя и распахнула дверь.
– Доброе утро, Павла Сергеевна. Я за вами, – на лестничной площадке широко улыбался невысокий паренек, обычно возивший на служебной машине главного бухгалтера компании.
– Доброе, Андрей, – попыталась улыбнуться в ответ, тщательно скрывая свое разочарование. – Почему вы? Как же Жанна Аркадьевна без вас до работы доберется?
– А она в отпуске со вчера. Так что я утром и вечером вас буду возить, а днем девчонок с бухгалтерии. Им же вечно надо то в налоговую, то в пенсионный, то еще куда. Платон Александрович так распорядился, – бесхитростно поведал Андрей.
– Да я и сама добралась бы – тут идти-то двадцать минут, – пробормотала я, закрывая дверь в квартиру. – Зачем меня возить?
– Шеф так велел, а я выполняю, – пожал Андрей плечами. – У Платона Александровича ведь не забалуешь.
– Не забалуешь? – переспросила я, спускаясь вслед за словоохотливым пареньком по ступенькам.
– Ну да, он мужик суровый. Если распорядился – все кинулись выполнять, и никак иначе. Так его понять можно, фирма у нас немаленькая, народу работает ого-го сколько. Если начать со всеми сюсюкать, то и дело никто делать не будет. Мы же народ такой – только дай слабину, сразу на шею начальству сядем и работать перестанем.
– Да вы и сами, наверное, уже заметили, как он с людьми обращается, – добавил он, придерживая передо мной дверь подъезда.
– Как обращается? – я недоуменно наморщила лоб.
– Как-как… Жестко! – Андрей даже кулак сжал перед моим лицом, видимо, желая нагляднее продемонстрировать, на какого сурового начальника мы работаем.
Я недоверчиво покрутила головой, так странно было слышать такой отзыв про Платона.
– Не, ну с женщинами он помягче немного, – после короткого раздумья сообщил Андрей. Открыл передо мной дверь не очень новой, но чистенькой и ухоженной «Субару Форестер». Сел за руль и продолжил рассказывать про начальство:
– Шеф только дур ленивых жутко не любит. Этих сразу выгоняет. Да таких и на работу-то к нам не принимают, Ольга Константиновна их еще на уровне анкет отсеивает. Знает, что шеф ей потом мозги промоет за такого специалиста.
– Да? – я не на шутку заинтересовалась. – Ленивых дур не любит?
– Ага. Я же с шефом лет пять рядом провел – личным шофером был. Хорошо его изучил.
– А чего ушел из лички? – полюбопытствовала.
– Да как женился и дочки-близняшки родились, стало тяжело в любое время суток за руль садиться. Платон Александрович в положение вошел и прикрепил меня к бухгалтерии – там работа нормированная. Так-то он мужик понимающий.
– Понимающий… – повторила я, поднимаясь на офисном лифте на свой этаж и читая сообщение от Платона Александровича, секунду назад пришедшее на мой телефон.
– Здравствуйте, Павла Сергеевна, – чопорно поприветствовала меня Алина, уже сидевшая за своим рабочим столом в приемной.
Блузка на ней сегодня была нежно-розовая, с кокетливыми воланчиками у горла, прикрывающими шею почти до подбородка. Я даже успела подивиться такой скромности, пока Алиночка не встала из-за стола и я не увидела длину ее юбки…
Нет, так-то она молодец, знает золотое правило, что наряд должен открывать только что-то одно – или ноги, или грудь. Грудь Алина закрыла, а ноги… Да-а, сочувствую вам, Платон Александрович – похоже, сезон охоты на холостого босса открыт!
– Кабинет ваш сделали, – заметив мой взгляд на ее микроюбку, Алина выпятила грудь и снисходительно улыбнулась. Показала пальцем на дверь из светлого дуба, еще недавно скрывавшую за собой подсобное помещение, и благосклонно предложила. – Идите уже, располагайтесь.
– Как вы добры, Алиночка, – не удержалась я. – Просто восторг и упоение, как великодушны и милостивы.
И уже совсем другим тоном продолжила:
– Через пять минут подадите кофе с молоком Платону Александровичу и зеленый чай мне. И не вздумайте опять приготовить ту бурду, что была в прошлый раз.
После идете и меняете свою юбку на ту, которая будет прикрывать ваши колени. И если через полчаса не окажетесь на рабочем месте в нормальном виде, можете сразу отправляться в отдел кадров и писать заявление на увольнение.
Полюбовалась на ее лицо, где удивление последовательно сменились возмущением, а потом бешенством. Скинула пальто и скомандовала яростно раздувающей ноздри красавице:
– Мою одежду аккуратно повесьте в шкаф и приступайте к выполнению заданий, Алина. Время пошло.
Не обращая больше на нее внимания, прошла к дверям кабинета шефа. Да, дорогуша, злая Павла Сергеевна – это тебе не душка Платон Александрович, который «с женщинами помягче немного».
– Заходи, – не отрываясь от телефона, в котором что-то увлеченно печатал, Платон указал на стул рядом с собой.
На негнущихся ногах я прошла расстояние, отделяющее дверь от стола, и села на самый краешек, сложив на коленях руки.
– Кофе сейчас будет, Платон Александрович, – проговорила сиплым от волнения голосом. – И переодеваться Алину я уже отправила.
– Угу. Надеюсь, кофе – это действительно кофе, а не та бурда, что была в прошлый раз, – рассеянно ответил он и, не глядя, подвинул ко мне лежащую рядом с ним папку:
– Посмотри пока, мне интересно твое мнение.
– Да, конечно, – ответила, все так же сипло. И зависла, не в состоянии отвести взгляд от его широкой ладони с длинными пальцами, оставшейся лежать на придвинутой ко мне папке.
– Ты чего хрипишь? Простыла? – негромкий вопрос заставил меня оторваться от разглядывания мужского запястья с дорогими часами, отбрасывающими острые, бьющие по глазам хрустальные блики. Подняла взгляд и уперлась в разглядывающие меня карие глаза.
– Что? А… Нет, все нормально, – кашлянув, произнесла уже увереннее и потянула из-под его ладони папку.
Открыла ее и принялась читать, стараясь не обращать внимания на продолжающий изучать меня взгляд. Я профессионал, и никакие душевные терзания не заставят меня плохо работать.
Даже если причина этих терзаний сидит так, что почти касается меня своим локтем. Даже если вокруг нас искрит напоенный запахом его парфюма воздух, а у меня внутри все растекается от его близости.
Через несколько минут, когда без стука открылась дверь и в кабинет ввалилась Алиночка с кофе и чаем на подносе, я уже забыла про все – и про запах, и про свое волнение. Сидела, хмуря брови, и не знала, что и думать по поводу документов из папки.