Все-таки решился. Я должен.
Запустил.
Она открыла свои широкие глаза от недоумения:
– Ой! А что с музыкой?
Она умирает, а остается такой же беспечной. Её волнует только музыка и ничего более. Нет ни страха в ее глаз, ни отчаяния. Все, чего она хотела – слушать музыку.
Музыка не даровала ей жизнь, но делала ее цветной.
Я не знал, что ответить ей. Но, точно знал, что хочу ей сказать:
– Я люблю тебя, Эмес.
Её лицо изменилось. Эмоции стали мягкими и приятными. Милая улыбка и блеск в ее глазах говорили только об одном – она счастлива, она хотела услышать эти слова от меня.
Она привстала. Я в полном ожидании трепетал от того, что в сию минуту она броситься в мои объятия. Я почувствую тепло ее тела, прикоснусь к ее коже, опьянею от ее малинового запаха. Это мгновение ожидания растянулось. Вот. И я смогу снова почувствовать. Я прикрыл глаза в ожидании и ощутил резкую боль в спине, которая потом перешла на живот. Я ничего не понял. Не мог открыть свои глаза. Что произошло?! Эмес!
Боль завладела моим телом. Мало того, что я не мог уже двигаться, мне казалось, что я уже не был способен думать. Мысли. Они угасали в моей голове. Каждая новая давалась с таким трудом.
Мои. Последние. Объятия. Которых. Не было.
Я. Больше. Не мог. Думать.
Эмес.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ИССТУПЛЕНИ.
Первое, что я услышал, было мое собственное дыхание. Через некоторое время я уяснил, что лежу на чем-то холодном, что царапает мою кожу. Приоткрыв свои глаза, я увидел серое каменное помещение, будто я оказался в средневековье.
Собравшись силам – привстал. Перевернулся на спину и облокотился. Помещение было маленьким. С деревянной дверью слева от меня, и небольшим квадратным окном с железными прутьями – напротив.
Меня заточили. Я только надеялся на то, что за моей спиной находится хоть что-то на подобии койки. Не знаю, сколько я так пролежал, но мне хотелось отдохнуть на чем-то мягком.
Я не владел своими воспоминаниями. Сидя на холодном каменном полу, пытался вспомнить хоть что-то. Как только решил, что это бесполезно, меня сразило одно крохотное воспоминание – я лишился Эмес. Я не знаю, жива ли она? Может она до сих пор сидит в опере Монте-Карло и ждет меня? Или, она уже умерла? А может, умерла уже тысячу лет назад? От таких мыслей становилось дурно. Я покрывался холодной испариной.
– Далор.
Мягкий женственный голос раздался за моей спиной. Меня словно облили холодной водой. Я боялся обернуться.
–Далор, ты так много спал.
Неужели это… Нет. У меня даже не было предположений. Голос Эмес. Но это мог быть кто угодно.
Существо, находившееся позади меня, встало и, через некоторое время, я мог воочию наблюдать своего несостоявшегося собеседника. Это была она. Кто? Она? Мысли, как маленькие непослушные дети шуршали в моей голове. Эмес? Программа Ока?
Она присела на корточки и прикоснулась к моему вспотевшему лбу своей мягкой рукой.
– Они забросили нас сюда. Заточили навсегда. Сказали, что я обрела бессмертие, чтобы ты никогда больше не сбежал, ведь программа Ока не сумела тебя удержать.
– Вечность с тобой? О чем я еще мог мечтать.
Наконец-таки я обнял ее. Эти мягкие волосы пахли малиной. Это точно была моя любимая Эмес.
Монахи не могли лишить меня чуда, с которым я родился. Поэтому, я мог создавать различные иллюзии днем, и чудесные сны ночью.
– А что взамен?
Спросил я в шутливой форме.
Лицо Эмес изменилось, словно я должен был заплатить еще какую-то цену, кроме своего заточения.
– Они сказали, чтобы ты ни в коем случае не смотрел в окно.
Ответила она строго.
Как глупо. Просто не смотреть в окно. Зачем мне какое-то окно, когда все, что когда-либо я хотел видеть, находилось рядом.
Нам вдвоем было удобно на старой потрепанной койке. Мы лежали и вглядывались в мною созданный иллюзорный ночной небосвод. А когда мы засыпали, то вместе странствовали по местам, в которых я когда-либо был. Так я смог наконец-таки показать ей все просторы Вселенной. Эмес снова восхищалась.
Но некоторое осталось прежним – она все также жадно просила музыку. Часто нашу маленькую серую комнату посещали иллюзии больших оперных сцен с призраками выступающих.
Мы жили в песочном замке, построенном на иллюзиях и снах.
Но я был счастлив. С меня сняли обязанн�