Пашня. Альманах. Выпуск 3

Вика и Алена недоумевающе смотрят на Максима. Вика машинально хочет поправить волосы грязной рукой, и в этот момент Максим перехватывает ее руку.

Максим: (тихо) Мне нужно было признаться давным-давно. А теперь… Теперь я смотрю на тебя (поворачивается лицом к зрителям и дальше говорит уже в сторону зрителей, а не в сторону Вики). Смотрю на тебя и понимаю. Даже если тебе кажется, что ты другой, особенный. Даже если ты думаешь, что никто никогда не сможет полюбить тебя таким, какой ты есть. Что бы кто ни говорил, что бы кто ни думал – важно помнить, что в мире существует любовь. Любовь, которая сильнее любых предубеждений. Любовь, которая принимает другого человека полностью, без остатка, со всеми его слабостями и прегрешениями, со всеми странностями и со всей инаковостью (поднимается с колен, и поднимает Вику, все еще держась за ее грязную руку. Продолжает в зал). Я запомню этот день навсегда. Каждый из нас сегодня многое понял. И как же я рад, что мне не нужно больше прятать от своей любимой этот кусочек моей души. (Максим подносит грязную руку Вики ко рту, целует ее, затем начинает облизывать. Девушки смотрят на него с ужасом) Я люблю тебя! (продолжает облизывать руку Вики, в это время Алена пятится от них к краю сцены). Люблю! Люблю! (В этот момент, Максим отстраняется, и вынимает изо рта маленькое колечко с бриллиантом, после чего начинает пищать невероятно высоким голосом) О, боже мой! Да! Да! Конечно, тысячу, миллионы раз – да! Господи, я так счастлив! Я не знаю, смогу ли я выдержать все это счастье, переполняющее меня! Иди сюда скорее, моя любовь!

Максим притягивает Вику к себе и начинает целовать. Вика пытается вырваться, сдавленно кричит, но у нее ничего не получается. Алена уже почти у края сцены достает мобильный телефон и кому-то звонит.

Алена: (в трубку) Педро? Ты слышишь меня? Я это, пожалуй, к вам сейчас заеду… Что? Да нет, тут такое… Я лучше с тобой и братом потусуюсь… Ага, до встречи! (кладет телефон в сумочку, смотрит на целующихся Максима и Вику и гнусаво пропевает) «Куда уехал цирк, куда уехал цирк…».

Алена уходит со сцены, вместе с этим падает занавес.

Голос сверху: Как Вика справится с новой информацией о своем возлюбленном? Расскажет ли Эдуардо Алене, о том, что произошло между ним и его братом? Что не так с обручальным кольцом Максима? Придется ли ему связывать Вику еще раз? Кто из давно полюбившихся нам персонажей, в следующей серии задохнется от собственных газов, и навсегда покинет сериал? Все это вы узнаете на следующей неделе, в новой серии «Огня и пламени любви». До скорых встреч!

Занавес

Алиса Голованова

Нормальный человек

Эля с грохотом захлопнула крышку унитаза и села напротив Константина Семеновича.

– Ты собираешься тут сидеть? – спросил Паша и, протянув голую руку, выключил воду. В наступившей тишине капли, оставшиеся в кране, падали звонко и уверенно. Эля почувствовала короткий, но мощный прилив сил – такой, что ее чуть не снесло с места.

– Я хочу, чтобы мы пришли к консенсусу, – сказала она, деловито взъерошив короткие черные волосы.

– Мы придем к кому хочешь, хоть к чертям собачьим, только дай мне спокойно принять ванну. Ты же знаешь… – Паша вытащил из емкости палочку и с наслаждением выпустил цепочку больших мыльных пузырей.

– Душно. Отдохнуть бы, – подумала про себя Эля.

Пузыри медленно поплыли в жаркой, набитой паром комнате. Потом уселись на воду и через секунду полопались, как слова, сказанные без регистрации.

– Регистрации? – вскинулась Эля. – Опять регистрация?

– Какая еще регистрация? – раздраженно спросил Паша. – Заснула? С этими выборами ты вообще сама не своя.

– А чья? Твоя, что ли? – Эля достала пилку для ног и скинула тапок. – Мы свое не отдадим! – заявила она, и, подтянув к себе одну ногу, стала тереть пятку.

Паша устало выбросил палочку от пузырей в воду. Она скрылась в густой массе пены. Он стал водить по белому слою двумя пальцами, представляя, что едет на лыжах.

– У меня может быть хотя бы полчаса личного времени? – наконец, бросив игру, спросил он. – Отпраздновали уже твои выборы, я поздравляю. И я принимаю ванну, ты прекрасно знаешь…

Он посмотрел на Элю, покачивающуюся в тумане на волнах своего патриотичного задора. Образ ее тут же соединился с любимым запахом апельсина, и это ему не понравилось. Он перевел взгляд на чудом выживший пузырь, засевший у него на плече, и стал с интересом тыкать в него пальцем. Пузырь втягивался, гнулся и возвращался в исходную форму, но не лопался.

– Ты, Паша, в свои тридцать купаешься, как трехлетка: апельсиновая пена, пузыри, уточки, – донеслось до него с того берега.

– А что ты так против уточек? – спросил Паша и лопнул пузырь.

– Вот и с выборами так, – продолжала Эля, не замечая колкости, и яростно водя пилкой по ступням, – детский сад развели, когда страна в опасности. Нам угрожает весь мир, а из-за таких вот революционеров, как ты… Но знаешь, что? Мы все-таки свое возьмем, – твердо сказала Эля.

– О, да взяли уже. И не только свое, а и чужое, – и Паша победоносно накрыл ладонью полуостровок пены.

– Достал уже. Ну неужели ты и правда такой тупой!? – не выдержав вскочила Эля, бросая пилку на пол. – Сними ты уже эту маску! Я верю, что за ней есть нормальный человек, а не тупоголовый осел, не безмозглый конформист, не псевдореволюционер и не гнилой демократ!

– Секундочку, – попросил Паша, остановив ее жестом.

– Ну что? – вздохнула Эля и снова уселась на крышку унитаза.

Паша намочил руки в мыльной воде, промокнул ими лицо и стал осторожно отдирать края от периферии к центру, не торопясь, чтобы не порвать. Он сначала снял тупоголового осла, затем безмозглого конформиста, потом псевдореволюционера и, наконец, гнилого демократа. Ошметки масок расплывались вокруг его тела, пузырились и шипели, придавая воде разные причудливые цвета и запахи.

– Ну, как я тебе? – спросил он, лежа в разноцветной воде и высматривая Элю в сероватом тумане.

Но Эля ничего не ответила, потому что уже несколько минут лежала на полу без сознания.

– Вот, Константин Семенович, – сказал Паша, обращаясь к самому себе. – Вас принять пока не готовы. А я говорил!

Ольга Дерюгина

Кто меня не любит

– Может, ему завидовал кто? – спросил Володя.

До того, как начать торговать белорусскими дверями, он полгода проработал в милиции и до сих пор сохранял ореол правоохранительной мощи.

– Ха-х, – нервно выдохнула Наташа, – спроси, кто ему не завидовал. А то сам не знаешь.

– Так ты ж только что сказала, что его все любили!

– Ну, одно другому не третье. Нельзя, что ли, человека любить и при этом ему завидовать?

– Нельзя, по-моему, – веско ответил Володя. – Зависть – дурное чувство, оно любовь убивает.

– Очень глубокая мысль, – сказала Наташа.

– «А кто меня не любит, тот просто мне завидует», – задумчиво процитировал из угла пьяный Веселовский.

– Вот именно, – согласился Володя.

Наташа цокнула языком.

– Вов, ты, может, вопросы будешь задавать поживее? Мы так до утра отсюда не уйдем.

– Так я задаю, – обиделся Володя. – А вы вместо того, чтобы отвечать, философию разводите какую-то доморощенную, любит-не любит.

– «Все любят Тимати…» – пояснил Веселовский.

– Это понятно. Я другое хотел уточнить. Какие вот, к примеру, были у потерпевшего отношения с бывшей женой?

– А что сразу с бывшей женой? – нахмурилась Ирина. – Что, если развелись, автоматически, у меня к нему какие-то счеты? Автоматически я становлюсь способна на… на… – Ирина беспомощно махнула рукой в сторону Тела и зарыдала. К ней, с носовым платком и утешениями, тут же подбежал Серега.

Смотреть на страдания близких родственников потерпевших Володе не позволяла особая милиционерская брезгливость, поэтому он отвернулся и тоже посмотрел на Тело. Тело лежало на диване, упершись затылком в подлокотник. Руки Тела были сложены на груди, голова повернута к стенке.

– Безмятежный такой, – мечтательно сказал Антон. – А только недавно рассказывал, что ему на эфир завтра лететь…

– Не судьба теперь, – сказал Володя и неожиданно для всех всхлипнул. – Простите, это «Шато Тамань». Я ведь не пью совсем, первый раз за год сегодня, только ради Славки.

– Слушайте, – отклеившись от Ирины, подал голос Сергей, – ну дайте я гляну хоть, чего там с ним? Вы его нашли, а я не видел.

– Да не тронь ты его, – Володя гулко высморкался. – Нехай лежит. Специально его головой к стенке отвернули, чтобы дам не оскорблять. Давайте, короче, сознавайтесь. Кто? Мы тут одни, люки все задраены, явно кто-то из своих. Пока не сознаетесь, из номера не выпущу.

– Ну, Веселовский явно ни при чем, – сказала Наташа. – Он в зюзю был еще до того, как все по первому бокалу выпили.

– «Где лучшие тусовки?» – услышав свою фамилию, встрепенулся Веселовский.

– У тебя в жопе, – ответил Сергей. Все еще злился, что не дали взглянуть на Тело. – Удалась, блин, тусовка, ничего не скажешь…

Антон гулко вздохнул.

– А помните, как Славка нас после выпуска в Аланье собрал?

Все вспомнили. Особенно Наташа. Она тогда была Славкиной девушкой, а Ирина была просто так – дурацкая однокурсница, которую и позвать нелепо, и не звать жалко. Славка всегда был широкая душа, звал всех. Чего ему, в общем, стоило, самолет-то отцовский, не его. И отель тоже отцовский.

Шел 2006 год, все любили Тимати, и Славка тоже любил, даже в Аланье заставлял местного диджея его ставить по пять раз за ночь. Под Тимати и Ирку склеил, а Наташа уехала как бы уже и ничья. Сперва поприсматривалась к Володе, но уже тогда было ясно, что никакая работа в «Останкино» ему не светит. Славка месяца три обещал его пристроить. Все знали, что он либо сразу делает, либо кормит завтраками, пока не лопнешь. Только Володя не знал. Всегда был туповат, куда ему в «Останкино». Вот Антона взяли, он смазливенький. Они со Славкой сначала на одной передаче работали, потом Антона вроде хотели взять во «Время», но в итоге почему-то уволили, Славка божился, что ничего не знает, и потом тоже божился, когда сам ушел во «Время» работать.

Он, Славка, хоть и известный стал, но своих не забывал – широкая душа. То в Хургаду всех позовет, то еще куда. Ни словом ни разу не попрекнул. Ну, пару раз, может, было, когда Серега совсем уж напивался и начинал на Славку бычить, ты, мол, зачем на Ирке женился, если по бабам скачешь, как олень, у всех на виду. Тогда Славка, конечно, напоминал, за чей счет банкет, а у кого в кармане дыра. Ну, имел право, так ведь? А вообще, он хороший очень, Славка.

– Широкой души человек, – сказал Володя.

– Угу, – угрюмо подтвердили все.

– Только он же нас у…, – предположил Володя.

Все согласно покивали.

– Да блин, вы мне дадите посмотреть уже, чего с ним там? – заорал Серега. Растолкав остальных, он подбежал к дивану и развернул Тело лицом к себе.

На Славкином лбу убористым почерком было выведено: «Mr. Black Star, золотой ребенок, привык жить в люксе уже с пеленок». Ниже, на щеке чья-то уверенная рука крупно дописала: «Я ПИДР». Остальное пространство было заполнено довольно бессвязной, но очень густой и очень нецензурной бранью. Орудие преступления – перманентный маркер синего цвета – лежало тут же, на диване.

– Ну, спасибо, что не татуировочная машинка, – сказал Сергей. – Смоется.

– Да пробовали уже, – ответил Володя. – Ни хрена не смывается. У меня дочка таким нарисовала себе усы – две недели сходили.

– Это ж надо так набухаться, чтобы не заметить, что тебе всю рожу разукрасили.

– Это ж надо так обозлиться на человека, – возразила Наташа, – чтобы ему так старательно разукрасить рожу.

Серега пожал плечами, взял в руки маркер.

– Ну, вместе и дело спорится, – сказал он, и на небольшом свободном участочке Славкиного лица написал самое короткое и выразительное слово, которое знал.

Остальные, как по команде, отвели глаза и спрятали руки.

– «Где лучшие подруги?» – сонно поинтересовался из своего угла Веселовский.

Ему не ответили.

Вероника Янковская

Это не моя война

«Корабли лавировали, лавировали да не вылавилали. Черт. Не вы-ла- ви-ро-ва-ли. Ой! Забыл айфон», – Геворг развернулся, и его распахнутый голубой махровый халат с перистыми облаками подвис в воздухе, превращая Геворга в супермена. Где-то в глубине души он даже верил в это свое суперменство. Ванная комната на секунду опустела, пока супер-облако-человек не вернулся с разливающимися из динамиков звуками природы.

Напевая что-то себе под нос, Геворг начал приготовления. Положил айфон на тумбочку, заткнул пробкой дыру, включил воду. Немного потупив, наш супергерой взял тюбик, стоявший на бортике ванны, и стал выливать из него жидкость прямо в то место, где струя воды ударяется о белоснежное дно и словно по заклинанию превращается в пену. Заклинание не сработало. Дожав последнюю каплю пенящейся жидкости, Геворг разочарованно поглядел на редкие пузырики, покрывавшие лишь треть ванны.

Не в силах смотреть и дальше на свой очередной провал, Геворг посмотрел в зеркало. «А ну, улыбнись широко!», – Геворг отдал себе приказ и немедленно приступил к выполнению. Сухая кожа у рта натянулась до боли и готова была треснуть. Но треснуло где-то в районе позвоночника. Тело супермена решило напомнить, что ему уже тридцать пять. Улыбаться сразу расхотелось. «Ну и чмо», – прошептал ему напутствие Геворг-в-отражении. Не поддавшись на провокацию, он снял халат, обнажив свое суперменство, компактно сконцентрированное в худощавом теле, и аккуратно повесил его (к сожалению, халат, а не это жалкое тело) на дверной крючок. Теперь все готово к погружению.

Погружение происходило медленно и неторопливо. Горячая вода прожигала кожу, оставляя после себя легкое покраснение на ногах. От края ванны поднимался густой пар, захотелось закурить. «Что? Провоняет все. Вот дурак», – прозвучало где-то в голове. Осев на самое дно, так чтобы на поверхности торчала только голова, Геворг наблюдал, как утекала его жизнь. «Что за бред? Это просто вода. Найди метафору поприличнее, тупица», Геворг продолжал наблюдать, как вода наполняет ванну, искреннее желая застать момент, когда она выйдет из берегов. И не просто выйдет, а целенаправленно перевалит через бортик, намочит ковер, накроет пол вот уже почти десятисантиметровым слоем, затопит половину ванной комнаты и, наконец, проломит дверь, захватывая новые территории. И когда ей покорится коридор, она отправится в спальню, кухню и совсем обнаглев, всем напором обрушится на лестничную площадку, сметая все на своем пути. Он назовет эту затопленную территорию «Нейтральные воды». И никто ему не посмеет здесь указывать. «Арра. Арра», – какая-то неведомая птица подбадривала его из динамиков. Геворг глубоко вдохнул, чтобы почувствовать свое могущество, но чуть не захлебнулся водой, залившейся ему в нос. Пришлось открыть слипшиеся глаза. И вдохнуть по-настоящему.

«Ну а чего ты хотел, идиот?», – советчик по-прежнему был где-то рядом. Геворг закрутил кран. Слегка приподнял со дна пробку, чтобы слить лишнее, и затем вернул свой затылок на холодную поверхность. Глаза стали снова слипаться. Ванная погружалась в плотный туман. Новые капли появлялись на кафельной стене и стекали вниз, пропадая без вести. Кислород заканчивался. Только бы дотянуться до чертова пропеллера под потолком. Старый вентиляционный люк никем не охранялся, нужно только дернуть за веревку. Но он не мог подняться. Вода его не отпускала, засасывала. «Проснись, дурак, нас засасывает!». Геворг очнулся и почувствовал, как его пятка самоотверженно закрывала собой пробоину в ванной.

Половина воды все-таки успела стечь. Геворг почувствовал, как его кожа покрывается мурашками. «Эй, вытаскивай нас отсюда, холодно», – прозвучал безапелляционным тоном очередной приказ. Чтоб ты сдох. Геворг выдохнул, решил, что лучше быть дезертиром, и погрузился с головой в остатки уже охладевшей воды. Открыв глаза, он наблюдал со дна, как проплывают сверху редкие куски пены, то в виде облака, то в виде черепахи. «А помнишь этот мультик про красную черепаху? Смотришь всякую ерунду». Хочу – смотрю. А тебя никто не заставляет. «Как будто у меня есть выбор!». А какой выбор есть у меня? «О, дак, мы теперь разговариваем?». Черт.

Геворг пытался остановить утомительный диалог в своей голове. Где-то издалека доносилось: «Это были звуки леса. Надеюсь, вы расслабились и теперь полны сил. А сейчас делаем глубокий вдох-выдох (диктор глубоко и громко задышал в динамике айфона). Широко улыбаемся и с боем кидаемся покорять новый день». Геворг не улыбнулся, лишь молча убрал пятку, дав слиться остаткам воды.

Мастерская интервью Ольги Орловой
(весна 2018)

Как разговорить собеседника, а потом сделать из этого материал, интересный читателю, зрителю и слушателю.

Анна Валуйских

Преподаватель спрашивает: «Какая иностранка, где?»

Эмилия Вуйчич родилась в Сербии, после школы приехала учиться в Государственный институт русского языка имени Пушкина. Закончила бакалавриат, магистратуру и аспирантуру. Уже 9 лет живет в Москве, изучает русскую литературу и занимается кавказскими танцами. Анна Валуйских побеседовала о том, как сербский филолог почувствовала себя своей в России.

«Моя вторая жизнь»

Почему в Россию?

Мои родители в школе учили русский, переписывались со своими сверстниками – в Союзе, тогда это было модно. Они хранили эти письма всю жизнь, и я в детстве любила их рассматривать. Такие красивые конверты, открытки, почерк у советских детей – просто безупречный. Это было как первая любовь. В пятом классе я начала учить русский. Тогда в отношениях с Россией как раз наступило затишье, и русский в школах был не самым популярным вариантом иностранного. Но я родилась и выросла в деревне под Нови-Садом, а до деревни все тренды добираются медленно.

Помните свои первые дни в Москве? Новый город, институт…

Меня записали в иностранную группу. Прихожу, оглядываюсь – двадцать человек китайцев и я. На следующий день перевелась в русскую группу. А город… расстояния огромные, очень много времени уходит на дорогу, но я, как и все москвичи, привыкла – сел в метро, книжку почитал, к семинару подготовился. Просто приняла это как данность.

Как складывались ваши отношения с «местными»? Отличаются ли сербы от русских?

Менталитет и поведение похожи. Хотя коренные москвичи немножко замкнутые, но это только поначалу. За свою жизнь я с очень разными людьми встречалась и общалась и могу сказать – когда человек с уважением относится к своему, но пытается узнать другого, он всегда много параллелей находит, и не возникает никаких проблем с установлением межнациональных контактов. Проблема в том, что некоторые молодые люди в разных странах сейчас просто ура-патриоты, бьют себя в грудь, а на самом деле мало что знают. Конфликт возникает, когда начинают действовать стереотипы, когда люди мало знают о себе самих.

Какие существуют стереотипы?

Если про сербов – говорят, что мы такие дикие, никому жить не даем, всех гнобим, чуть ли не во всех смертных грехах виноваты. Хотя такое мнение чаще как раз не от русских можно услышать, но в мире стереотип распространенный.

А про русских классические – все водку пьют, ручных медведей водят. Икру мы ложками едим здесь. И, естественно, холод – первые вопросы всегда про холод. Еще меня часто просят рассказать про клубы в Москве. Не верят мне, что я тут живу, а по клубам не хожу.

Насколько адекватны наши представления друг о друге?

И с той, и с другой стороны есть идеализация. Мы всегда говорим – «большая Россия, наши старшие братья, всегда во всем помогут», но на самом деле в России совсем не все про нас знают, да и своих дел достаточно.

А в Сербии люди очень любят философствовать. Даже если ни разу в жизни не выезжали из своего города или деревни – все равно все обо всем знают.

«Вот я тебе сейчас расскажу, как оно в России!» А ничего, что я уже столько лет живу в Москве? «Нет, ты не понимаешь, сейчас я тебе объясню!» Часто можно встретить такое.

Как люди в России реагируют, когда узнают, что вы из Сербии?

Был однажды негативный момент, когда человек сразу задал вопрос: а что вы сделали с албанцами? Он из одной из южных республик, и религии у нас отличаются, вот он и встал на сторону, в его понимании, своих.

Русские реагируют в основном положительно – говорят, о, сербы, братский народ. Часто люди удивляются – ой, а мы думали, что ты наша. У меня же и с языком никогда проблем не было, я говорю практически без акцента.

На первом курсе мы сдавали экзамен по фонетике, и принимать его пришла профессор из другой группы. Она меня не знала, да, фамилия Вуйчич, но мало ли кто в России родился. И вот она что-то спрашивает, а наша преподавательница повернулась и говорит – не надо иностранке такие сложные вопросы задавать. Та отвечает – какая иностранка, где? Ну ей и раскрыли небольшой секрет. Сейчас я детей готовлю к экзаменам в школах, учу русскому языку и литературе; у меня есть постоянный ученик, который тоже до сих пор не понял, что я приезжая.

Москва огромный город, можно выбрать круг общения, в этом большое отличие от нашего села. Я общаюсь с теми, с кем чувствую родство, с кем я действительно своя до мозга костей.

Как получилось, что вы занялись кавказскими танцами?

В детстве, как все маленькие девочки, я мечтала заниматься гимнастикой или балетом, быть артисткой. Но в мое время и в моем селе учиться танцевать было просто негде. Зато папа – тренер по дзюдо, так что наша с братом юность прошла в кимоно на татами. Так детская мечта и осталась нереализованной. Но я все равно интересовалась танцами, в России стала следить за «Березкой», за Кубанским казачьим хором…

Про Осетию я в первый раз услышала при трагических обстоятельствах – в 2004 году, когда была трагедия в Беслане. И меня зацепило: а что, россиянин – это не обязательно русский? А кто такие осетины, а как они живут, а почему это все у них случилось? Я начала интересоваться и очень много общего нашла у Сербии с Осетией, вплоть до того, что у нас тоже в 92-м был конфликт с соседями. А потом к нам на соревнования по дзюдо приехала команда, в которой были кавказские ребята, и осетин в том числе.

Я поняла, что это люди очень откровенные, открытые, гостеприимные, похожие на нас. Тогда я и начала за их танцами следить, а там и сама пошла на занятия.

Обычно люди начинают года в четыре, а я – двадцать лет спустя. Но лучше поздно, чем никогда, теперь жизнь идет от выходных к выходным – лишь бы скорее на репетицию.

Вы планируете со временем сделать хобби профессией?

Это уже зависит от развития ансамбля. Нам сейчас пять лет исполнится, те, кто со стажем, уже могут зарабатывать: их приглашают на всякие мероприятия, торжества. Я пока не езжу, может, все впереди.

Чем вы в России зарабатываете?

Пока репетиторством: готовлю к экзаменам по русскому школьников, еще с иностранцами занимаюсь русским языком, у меня магистратура была «Русский как иностранный», ну и, естественно, сербский преподаю. Когда сделаю документы, смогу официально работать. У меня сейчас разрешение на временное проживание, но я его оформила в Московской области, так что только там пока могу устроиться.

Сложно получить гражданство?

Очень. Несмотря на то что я уже девять лет нахожусь в стране, несмотря на уровень владения русским языком… Все это как будто исчезает, когда дело доходит до документов. До этого мы все свои, как только речь заходит о документах – вы дальнее зарубежье, у вас родственников нет, никто не родился на территории СССР, какие документы?

Как вы видите себя в будущем в России? Чего бы вам хотелось?

Я уже не могу не преподавать, мне нравится вместе учиться – и с детьми, и со взрослыми. У подруги есть центр дополнительного образования, и она готова меня взять на работу, как только я разберусь с документами. Естественно, и от танцев я не намерена отказываться, это уже в кровь вошло.

Моя большая мечта – привезти ансамбль в Сербию. Мне эти люди стали очень близки. Я приезжаю домой, начинаю разговаривать с друзьями, они спрашивают: «А чем ты занимаешься?» – «А вот начала ходить на осетинские танцы». – «В смысле, это что? Это что за Осетия?» Меня это немножко задевает, мне бы хотелось показать друзьям разнообразие кавказских танцев, немножко приблизить людей друг к другу.

Никогда не думали вернуться на родину?

Иногда очень тянет домой. Летом приезжаю на два месяца – замечательно, тепло, друзья, родственники, но уже ближе к концу каникул меня несет обратно, мне не хватает движения, уж простите – «движухи».

Привыкаешь к этому образу жизни, к скорости. У нас, у гастарбайтеров, такое бывает.

Так что с концами возвращаться я не собираюсь. Да и обстановка в Сербии за эти годы сильно изменилась – очень много молодых уезжает, прежде всего из-за экономической ситуации.

Вы приехали из Сербии в Россию, но и из России тоже уезжают – в том числе в Сербию

Да, это так, и едут не только в Белград – у нас есть знакомые из России в Нови-Саде. Дешевле, теплее, про продукты я уж не говорю, когда приезжаю домой – не могу наесться помидоров со вкусом помидоров. С московским уровнем зарплаты в Сербии можно прекрасно жить. Но жить там и работать там – уже совсем другая история.

И цены ниже, но и зарплаты ниже?

Вот именно. По-моему, надо жить здесь, зарабатывать здесь, а отдыхать там. Но дело не только в экономической ситуации – дома угнетает ощущение безысходности. Еще несколько лет назад люди еще верили во что-то, а сейчас все только и думают, как бы сбежать. Вот это, конечно, очень больно, очень обидно.

Иногда, когда остаюсь наедине с собой, невольно задаюсь вопросом – а кто я вообще такая?

Потому что я тут не родилась, я никогда не стану русской, я и не стремлюсь – родилась сербкой, ею и умру. Но опять же – нас воспитывали в одних ценностях, а теперь все изменилось, начинаешь думать – моя ли это Сербия, тут ли я росла?

Ваш брат тоже уехал из дома?

Нет, брат остался, его позиция: как бы плохо ни было, он никуда из дома не уедет. У него хобби – историческая реконструкция, изучает Средневековье, занимается тиснением кожи. Сейчас сработался с еще одним парнем, который делает доспехи. Им уже поступают заказы, хобби стало профессией и источником дохода, хотя по образованию он – биохимик.

Вы, кроме русского, преподаете сербский. Это все-таки не очевидный выбор для изучения, обычно взрослым нужны уроки английского, немецкого, испанского. Кто приходит учить сербский и почему?

Есть несколько подгрупп. Первая – взрослые состоявшиеся люди 40+, у которых бизнес в Сербии или Черногории. Вторая – молодые семьи, которые просто любят там отдыхать, часто ездят и уже обзавелись недвижимостью. И, наконец, есть молодые девушки, которые изучают сербский потому, что влюбились в кого-то, с кем теперь не могут объясниться.

А вот недавно была интересная ситуация – у меня был ученик, молодой человек, у него когда-то родственники уехали из России, и сейчас есть уже целый родственный клан сербов, которые не говорят по-русски. Вот он по работе поехал в Сербию, с родственниками познакомился, как-то жестами они пообщались, а теперь он начал учить язык, чтобы уже обстоятельно побеседовать. Говорю же, братские народы, в этом случае – в буквальном смысле.