Наконец- то книга появилась здесь! Я так долго ее ждала. Я купида ее в бумаге, 3 года назад и все это время она стоит недочитанная, т.к ее невозможно никуда взять с собой.. там тяжелый кирпич. О самой книги, это психодел, ты как будто идешь по чертогам разума автора. С этой книгой нужно работать, в ней 100500 отсылок, очень мощная работа. Я буду читать заново ее и перечитывать
Дебютный роман уважаемого сценариста Чарли Кауфмана во многом напомнил "Американского психопата" Эллиса, но только вместо сатиры на "нового человека" восьмидесятых, Кауфман препарирует его "пробужденную" версию из 2020-ого, у которого главный ориентир - "жадность" сменился на "политкорректность", а пустота и отчуждение так никуда и не делись. Надо заметить, что автор совершил типичную для новичка ошибку, стараясь показать, что он - гусар не только в кино, но и в литературе, и отчаянно пытаясь понравится, вывалил на бедного читателя все свои идеи и концепты, которых тут набралось на средний руки Великий Американский Роман - аж 750 страниц. У "Энткайнда" есть прекрасные куски, интересные идеи, юмор и очень грамотный троллинг (в том числе и самого себя), и то, что пишет человек талантливый нет сомнений. Но вот чего у него нет - это цельной истории, которая вместо того чтобы в нужный момент начать закручиваться в плотную спираль безумия ( как это было у Эллиса) наоборот начинает бесцельно дрифтовать в сторону финишной линии, от чего чтение второй половины местами превращается в муку. Уверен, будь книга тоньше, эффект бы она производила значительно сильнее
Книга масштабная, эдакий талмуд, но стоит внимания, времени и прочтения. В ней прекрасно все: от дизайна обложки и иронично игривого названия до идеи и содержания.
Долгая и нудная книга, я её с перерывами с трудом мучительно дочитывал. Ожидал что меня ждёт объяснение происходящего хотя бы в конце, но его нет. 700 страниц рефлексии стареющего занудного кинокритика и киноведа которого никто не любит и который толком тоже ничего не любит и не понимает в этой жизни.
Вот об этот кирпич я свои книжные зубки и надломала.
Когда мне на глаза попалась эта книга, все свои планы подвинула, ведь это Чарли Кауфман – сценарист «Вечного сияния чистого разума», наверное все знают, что я всей душой и сердцем люблю этот фильм.
Так вот, зная это я и предполагала, что чтение будет не из лёгких и возможно наслоение будущего на прошлое, но… тут этот приём доведен до совершенства. Кроме прошлого и будущего тут ещё и сон с разными временными отрезками
Этот роман — путешествие в глубины сознания Чарли Кауфмана.
В книге рассказывается о приключениях (и злоключениях) Б. Розенбергера Розенберга (известного как просто «Б»), самопровозглашенного ведущего кинокритика , который считает, что наткнулся на лучший в мире фильм, продолжительность которого составляет 3 месяца, и хочет укрепить свою репутацию, представив его миру. К сожалению, фильм уничтожен, за исключением одного кадра. Главный герой пытается воссоздать фильм по одному кадру и своим воспоминаниям (автор фильма скончался, поскольку на создание данной киноленты у него ушло 90 лет). Чтобы облегчить себе задачу , он подвергается гипнозу и в этом состоянии сна конструирует то, что он помнит о фильме.
Смешанные чувства после прочтения. Слишком запутанно и слишком сюрреалистично, интересно, но в конечном итоге утомительно.
Главный герой нелепый, жалкий и одинокий мужчина в кризисе среднего возраста, нееврей, сексист, расист, писатель, который ведёт постоянный диалог с самим собой и читатель как бы оказывается внутри Джона Малковича без Джона Малковича, ощущения деда на семейном празднике, пытающегося общаться современным сленгом и как-то вписаться в стремительно меняющийся мир, внутренне оставаясь неизменным. Этот конфликт обогащает текст особым юмором.
Книга раскрывает трогательную любовь автора к человеку, особенно к «маленькому» человеку. Здесь есть и про выработанную нечувствительность к насилию, когда за обычным ужином персонажи свободно обсуждают геноцид, в самом начале главный герой говорит про насекомых, которые размазываются по лобовому стеклу, используя их как метафору человечества, даже название книги нам намекает на это сравнение. Никого уже не волнует массовые смерти, они стали чем-то обыденным, люди прячутся за бесконечным стремлением эго к достижениям и где-то потеряли по пути сочувствие и любовь, отношения стали суррогатом, люди в них как куклы, и совершенно неважно, если вместо одного партнера придёт кто-то третий.
В тексте много отсылок на информационную культуру, здесь есть и ответы критикам на фильмы автора и отсылки к Платону и Бодрийяру. Можно даже поиграть в игру, кто найдёт наибольшее количество отсылок на фильмы. Наверно даже есть списки в интернете, если вы о них знаете, пожалуйста, поделитесь в комментариях.
Книгу портит графомания. Главный герой немного разваливается, но, наверно, это нюансы перевода или задумка автора, показывающая, что обычно скрывается за цинизмом, так как персонаж как масло и вода в начале и в конце книги, без плавного перехода.
Отмечу линию с психотерапией, то, как выглядит изнутри исцеление души, показано точно и красиво.
В меня вселился говорящий осёл: не смогла выбрать заголовок, все такие вкусные - не в кулинарном смысле, и каждый — снайперское попадание в белый свет как в копеечку. Списочек остался позиций на пятнадцать, могу одолжить, если кто-нибудь ещё не знает или думает как закончить критиковать Кауфмана, используя за основу вокабулярия пижонские пародии на названия его же фильмов, например. А ведь мне же ещё же, неукоснительно следуя компульсивно избранной стилистической парадигме, нужно обязательно в эпиграф с корнями выдранную из контекста, истекающую смыслом цитату вставить, в противном случае истинно вам говорю: 4 мая 1925 года земля налетит на небесную ось — как вариант. Поэтому, пометавшись с душераздирающим «Иаа!» между «Читаю на ходу. Пусть обыденные обыватели сами следят за тем, чтобы не врезаться в меня», «Мазлтов, жидовская ты морда, мазлтов» и «Ты же не зараженная сифилисом мышь, ты человек, да? - Да, - говорю я. - Если выбирать из двух», выбираю четвертую из соответствующего списочка (осталось штук.. эммм... полтыщи еще, точнее не совру), помня кауфанский же завет про конец, вмонтированный в начало. Да будет эта:
«А ну, бл*дь, испытали сдвиг парадигмы, сволочи!»
Можно начинать. Камера. Мотор. Стоп. Есть ещё список загадочных и внезапных слов навроде «солипсизм», «Исидор Изу» или «культурный приапизм», которые нужно непременно и непринужденно вставить в текст, о чём бы ни была книга, хушь о хищных грибах, друзьях человека, — но это я зря проговорилась, его не одалживаю, нет его, забыли. Теперь точно всё — то есть начало.
Изнурительным знойным днем завязнув-пропав всей птичкой-кукушкой в «Бесконечной шутке» Фостера нашего Уоллеса — примерно на фразе «из-за недостаточно высокого рейтинга Пемулис не заслужил бесплатных предложений от производителей одежды, а потому играет в футболках с надписями типа «ПАУКИ-ВОЛКИ ОЛСТОНСКАЯ ШК.», «ЗАБОТЛИВЫЕ МАМЫ ВЫБИРАЮТ», «ДЬЯВОЛЫ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИЧЬЕ ТУР ГВБВД» etc. - я встала (передо мной встал) спасительным выбором: бросить всё и набравшись «концептуальной отваги» читать литературную сингулярность, двусмысленно одобренную Уильямом Гибсоном? Или бросить всё и пусть, наконец, повылезают шестипалые из-под земли и сами будут виноваты в бесконечных самоповторах Пиньоля? Или… Стоп. Тут ритуальное убийство говорящего осла бобром - осёл, естественно, пострадал, но слабонервные, уверена, сюда не добрались, детям до 16, а старикам не место... Или вспомнить всё - вот оно самое - «Муравечество», которое упорный, полезный и трудолюбивый Поляринов, способный поднимать предметы в 50 раз тяжелее его самого (два с половиной килограмма примерно) тоже рекомендует «дешифровать по модели Т. Пинчона или Д. Ф. Уоллеса» - семь бед, один ответ - или покориться квантованной реальности. Вариант по мне! Но, послушно покорившись и дочитав до фразы: «Я не думаю: «То, что на тебе футболка с «Рамонс», ещё не делает тебя Рамоном, и, более того, сами «Рамонс» не носили футболки с «Рамонс» я не думаю далее по тексту: « я не думаю: «На самом деле это не женщина», а думаю, что не человек для субботы, а суббота для человека, и сейчас как раз суббота, бросаю всё и иду гулять изнурительным знойным днем. Догуливаю до блошиного рынка — удивительное место вне пространства-времени, кабы быстро не находилось у метро «Удельная» в субботу — где человек, изображённый на футболке, продаёт мне футболку, на которой он изображён в футболке, на которой он изображён в футболке, на которой… в субботу 
И поверьте, эта картинка - лучшая из существующих в обитаемых вселенных рецензия на Кауфмана, по какой модели ее не дешифруй. Но вы же не поверите. Поэтому что там по списку цитат: «Я стал другим и больше не могу жить, осуждая чужое творчество..Я больше не могу писать критику»? хм.. нет, вот эта: «Я едва сдерживаю восторг. Уже хочется начать заново. Нужно начать заново». Что ж, сами виноваты.
Розенбергер Розенберг - едкий и въедливый нью-йоркский кинокритик, предпочитающий подписываться гендерно-нейтральным инициалом Б. во избежание. Но у него радикально-гетеросексуальная борода, афроамериканская подружка - вы наверняка её видели, если в 90-е смотрели американское ТВ изнурительным знойным днем, и Ричард Докинз в друзьях по фейсбуку. Он эпатажно считает гением Апатоу и «талантливым антисемитом» Жан-Люка Годара. Он не еврей. Он самовлюбленный мегаломан и тревожный невротик, пафосный интеллектуал, еще в детстве зачитавший до дыр «Теодицию» Лейбница, на короткой ноге с комическим дуэтом Гегель-Шлегель, для него не существует авторитетов, правда — его господин, он грозный составитель маскулинных рейтингов и рабочих списков, где есть слова «эндемия», «Ги Дебор» и «общественный цугцванг»: даже бытовые мысли сами собой облекаются в его голове пуленепробиваемой оболочкой отточенной иронии — фабрика мечты! - хоть без редактуры в «Искусство кино»: «Старбакс — это умный кофе для глупых людей. Это Кристофер Нолан от мира кофе». Но это есть профанный путь, и Б. Розенбергер Розенберг пишет рецензии, только когда и если посмотрит фильм семь раз: сначала правым полушарием, потом..— впрочем, не стану пересказывать, наверняка, все права и способы защищены, включая «опыт безымянной обезьяны» - пишет так, словно танцует в темноте, пишет так, словно никто не читает, так, словно словом останавливает энтропию — на плёнке и во вселенной. Он сразу здесь, если он нужен. И если не нужен. Он невысокий, невзрачный, нелепый и жалкий. И борода у него серая. Он постоянно боится быть неправильно понятым и не понравится девушке, продающей умный кофе. Как же зовут его афроамериканскую девушку? — ну вы ведь наверняка её видели, странно, что нет. Да, он не еврей. Он читает лекции на втором этаже Макдональдса и показывает в назидание смотрителям зоопарков фильмы с нулевой развлекательной и художественной ценностью — конечно же «Синекдоха, Нью-Йорк» Кауфмана, тот головоломный бардак, который Кауфман называет кино, ту безнадежную тягомотину, что Кауфман выдумывает тяп-ляп на ходу, очередные инфантильные сырые идеи Кауфмана, окутанные идиотской секретностью во избежание. И после каждой критической запятой Розенбергер наш Б.Розенберг (не еврей) проваливается в люк. Канализационный. А потом с облегчением в Годара. И опять в люк. «Сценарист Чарли Кауфман пишет очередную псевдоинтеллектуальную мульку, а один из его друзей-режиссеров снимает ее на пленку». Снова в люк? Не, это Андрей Плахов сказал, он, наверное, не проваливается. И сколь бы лестным не представлялось кинокритикам представлять «Муравечество» долгожданным и симметричным ответом на годы каторжного труда по добыче редкоземельных смыслов и оттачиванию некулинарных вкусов, мне вот всё ж мерещиться, что главный герой, которому суждено Кауфманом найти, потерять, искать по всем обитаемым вселенным, в пространстве и времени (а на Удельной смотрел?), в прошлом и будущем, в постели с незнакомками, и в кабинетах психоаналитиков, в ящике для носков, в платоновской пещере, полной Дональдов Транков с лазерным зрением, в голове Джона Малковича, в брюхе кита вместе с библейским Джоной Хиллом, в курсивах, в сносках, в цитатах и самоповторах, в стране Незримого,в вечном сиянии разума, в романе Пелевина и дефиците маргарина на Песах в 2008 году, в гипносне, в пророчествах говорящего осла (ныне убиенного), в последнем и статичном уцелевшем кадре, в киноэнтропии неснятого и невиданного, снятого и забытого в муравейнике через миллион лет после того, как вымер последний критик и Сэм Беккет с ним— самый лучший фильм, финальный фильм про всё и всех-всех-всех, фильм, который «показывает не только, кто мы, но и чем можем стать, а также кем были и кем могли бы стать, а также кем не являемся и кем не станем», главное открытие и окончательное закрытие кинематографа (и еврейского вопроса), шедевр, то и дело сгорающий на фирменном кауфманском огне и возрождающийся со скоростью 24 раза в секунду… это очень длинное предложение, подумываю, вот, как закончить, но.. найти и снова потерять и опять искать, меняя лица, плодя и уничтожая за необходимостью доппельгангеров, избыточные сущности, пошедшие неправильным путем, неправильно понявшие путь, сбривающие и отращивающие бороду; искать, как муравей, захваченный грибком-паразитом, безоговорочно подчиняясь навязчивой и абсурдной идее достижимости совершенства (оно ж может быть или не быть, там или здесь, реальности для него то недостаточно, то слишком много — всей птичке пропасть, в субботу рано, а в среду поздно) снова и снова проваливаясь в люки квантованной вселенной (Some people have eczema; I fall into holes), за дело то и дело поругивая Чарли Кауфмана — что мне там начало мерещиться-то? - да, что это больше похоже на иронично-сюрный автопортрет, ловкий шарж с бесконечной бородой, чем на злободневную сатиру, что одержимый киноман Б. в большей степени Кауфман, чем мы — то морское чудовище, загадочный левиафан-недорыбина с четырьмя руками, которого море выплюнуло на берег на первой же странице книги, в самом начале, примерно в той же степени, в какой море - «это как бы, ну, знаешь, метафора человеческого разума во всей его непознаваемости», в той степени, в которой эта книга гораздо более шутка, чем «Бесконечная шутка».
"Позже наступит или не наступит момент, когда память вернется или не вернется". А пока давайте признаем: «Отдельный муравей — дебил», и ещё это:«Ты был бы больше похож на Рамона, если бы надел футболку морпехов Соединенных Штатов»
Как давний и большой фанат творчества Чарли Кауфмана я просто не мог пройти мимо этой книги. Семьсот страниц чистого и не разбавленного кауфмина, звучит как лучшее предложение сезона, а может и года. Я даже не буду держать интригу и сразу скажу это было просто великолепно и неподражаемо как может только Кауфман и одновременно с этим это было отвратительно плохо как может только Чарли Кауфман.
Од(и)на блогер_ка сравнил(а) этот божественный роман с Б-гомерзким сериалом Рик и Морти, что на мой взгляд является форменным оскорблением этого несравненного шедевра Чарли Кауфмана, его вообще не хочется ни с чем сравнивать и уж тем более критиковать и анализировать. Муравечество словно литературный аналог кордицепса однобокого, захватывает твоё сознание полностью подчиняя волю и уподобляя тебя зомбированному муравью на всех углах трубящего, а гениальности Чарли Кауфмана.
Должен сопротивляться
Если искать ближайшие аналоги Муравечества, то больше всего этот роман напоминает чудаковатого брата близнеца художественного фильма Синекдоха, Нью-Йорк. А теперь перечитайте если не поняли с первого раза. Чудаковатей Синекдоха, Нью-Йорк такого чуда просто не могло существовать в нашей вселенной, тем не менее это факт.
А какое в книге гениальное вступление лучшее что я читал в жизни!
Сопротивляйся!
Итак, дано кинокритик Розенберг Б(не Еврей это важно(наверное), а вот что важно так это то что ему на начало романа пятьдесят с хвостиком лет и он бородат ) свято чтящий заветы нового времени с расово гендер френдли повесткой и имеющий(во всех воображаемых вами смыслах) афроамериканскую гирфренд вечно предлагающего чекнуть свои привилегии. Однажды Б Розенберг встретит затворника Инго что покажет ему свой фильм хронометражом в три месяца тут то все и закрутиться и понесется женский половой орган по кочкам.
Это похоже на один страшный и не прекращающийся липкий кошмар в летнюю ночь и возможно я до сих пор не проснулся.
Хвали!
Это настоящий триумф.
Сопротивляйся!
Триумф девиантного искусства напоминающий читателю бессмертную классику в традиции Генри Дарджера(Нет, серьзно зуб даю так и задумывалось)
Хвалитивляся!
Великая пародия на Великий Американский роман !
Гениальная графомания!
Лучший представитель жанра Меташметапосткосткопостмодерн!
Проблемы с четвертыми стенами? Чарликауфманкорпорейтед поможет вам. Только сегодня закажи слом одной стены и получи разрушенный к чертям собачим весь город совершенно бесплатно. Как же не хватает Чарли Кауфману своего карманного Виктора Януковича со встроенной сигнализацией, требующей остановиться! Но Чарли на своей муравьиной фабрике не просто забыл, а просто аннигилировал из вселенной слово тормоза. Классическая ситуация вот уже позади добрая половина книги и время плавно переходить к развязке, хе-хе наивный, это была только завязка(Если вообще можно помыслить Муравечество в этих категориях ) И вот из таких фокусов и состоит весь роман. Непрекращающийся карнавал обманутых ожиданий(в том числе и от того что никто их и не обманывает)
Пришло время поговорить о самой странной вещи на земле. Оставлю за скобками то что в первой половине Муравечество сильно напоминает извращенную прозу раннего Паланика, ничего страшного, как говориться все мы немножко Тайлеры, каждый из нас по своему дерден. Но вот то как Чарли Кауфман умудрился смастерить протухшею копию Пелевинского айфака пополам с тайными видами на гору Фудзи просто за гранью фантастики(Что интересно в романе есть упоминание некого гениального писателя на букву П и это совсем не тот П на которого вы могли подумать)
Да и кстати вы знали что Муравечество совсем не от слова муравей, а от слова Мура(Смех в зале)
Шутка сильно затянулась, а мы даже еще и не начинали
Вот посмотри какой у меня есть робот Дональд Трамп умеет стрелять лазерами из глаз и вступать в гомосексуальные отношения .
(Леди из рекламы иностранных языков в Балашихе ваша реплика)
Гениальный уродец демонстрирующий снимок коллективного бессознательного американского общества образца девятнадцатого года.
Роман целиком построенный на череде психоделических образов вызывающих целю гамму эмоций.
Так, а про что кино то было?
А оно тебе надо?
Ну ладно если надо, тады записывай.
Заповедь первая: Не критикуй и не кретин будешь!
Заповедь вторая: Че хочу то и ворочу, а ты потом думая что я хотел сказать
Золотая заповедь на все случаи жизни: Не вы*бывайся на Чарли Кауфман
Заповедь гендерфлюидная В современной постмодернистской парадигме интерпретатор являться активным участником творческого процесса
Заповедь печальная: Автор умер, критик умер, зритель умер, умерь свой энтузиазм
Заповедь последняя Ничто не истина и всё муравей
Ну это все? Чувствую себя как тот парень из кубриковской долгой одиссеи получивший в финале вместо вселенского откровения два наряда вне очереди на уборку кубрика. Брат муравей ну а серьезно какого откровения ты ожидал от этой современной литературы для мазохистов, ползи по раскаленной лаве, ешь битое стекло, втирай в глаза жгучий перец все ради парочки банальных истин но зато какое это было путешествие врагу, а тем более другу не пожелаешь. Мое только мое!
Хвали, ругай и помни у муравья нет цели только путь!
Кинокритик смотрит фильм длиной три месяца, а потом пытается его вспомнить. Это сюжет книги на 700 страниц. Я оставлю шутки про «что курил автор» и «сдается мне, это была комедия, господа» другим рецензентам. Напишу про то, что не увидел в рецензиях.
Во-первых, эту книгу надо прочитать 2-3 раза (и еще раз в обратную сторону, с конца к началу), чтобы хорошо понять, но у меня нет столько времени, потому пишу про то, что я понял при первом и единственном прочтении. Во-вторых, при первом и единственном прочтении я понял, что у книги есть внутренний сюжет.
Да, в истории про кинокритика есть несколько слоев. Один из них посвящен кино, и для расшифровки всех киноотсылок нужна отдельная рецензия или обзор на ютубе. Еще один про политкорректность, равные права и прочие достижения общества развитого демократизма — об этом тоже не сейчас. Так вот, внутренний сюжет.
Представьте, что вы могли бы получить все возможные факты о состоянии Вселенной в один момент и собрать их в суперкомпьютер. Теоретически он мог бы провести расчеты и полностью предсказать всё, что случится в будущем (и всё, что было в прошлом). Если это возможно, значит будущее одно-единственное, и оно уже сложилось, мы просто не дожили до него.
Эта идея — главный герой «временнОго» слоя книги. Она выражает себя (1) в метеорологе (мета-хронологе), который создает такой компьютер для предсказаний погоды, а потом начинает использовать его в личных, хотя и довольно благородных целях. Совершая действия, которые как бы одновременно меняют настоящее и будущее (но при этом уже просчитаны компьютером).
И еще эта идея выражает себя (2) в кинокритике, который верит, что можно по одному сохранившемуся кадру воссоздать весь фильм, обрисовав сюжетные линии в обе стороны оси времени. В науке эта теория называется этернализмом, можете погуглить, но вы ничего особого не найдете, потому что никто не знает, как эту идею нормально доказать. Нам привычно думать об этом как о судьбе, но Кауфман метафорически описывает ее как киноленту (вам может быть интересно, чем всё закончится в этой жизни, но на самом деле финал уже существует - он записан на следующей бобине)
Антагонист внутреннего сюжета — идея растущего блока Вселенной. Автор несколько раз прямо упоминает это название. Что если идея «будущее уже сложилось» неверна и нельзя воссоздать фильм по одному сохранившемуся кадру? Что если будущее еще мертво, а мы живем в одной большой колбасе времени, тянущейся из прошлого, причем находимся на самом крае, там, где вежливая продавщица только что отрезала нам наши полкило? На крае, который обычно называется «настоящее».
Критик мечется среди двух этих подходов, что создает драматическое напряжение между этернализмом и теорией растущего блока. Если права одна теория, фильм можно воссоздать, потому что один кадр как бы содержит в себе весь фильм, как и мы в настоящем теоретически связаны со всеми событиями прошлого и будущего. Если права другая — любой следующий шаг формирует непредсказуемое будущее, а потому любой сеанс гипноза как бы создает новый эпизод фильма, даже если опирается на реально существовавший момент в киноленте Инго.
Противостояние разрешается в появлении копии главгероя, а потом еще одной. Этернализм и теория растущего блока оказываются в Мультивселенной (Многомировой интерпретации Эверетта), то есть идее о том, что в каждый момент времени создается новая Вселенная со всего одним минимальным отличием от предыдущей, но в процессе почкований на каком-то этапе «эволюции» отличия между Вселенными становятся все глубже.
Многомировая интерпретация меняет смысл слова «время», вместо линии оно становится ветвистым деревом, и тут нет места для ТОГО фильма Инго. Точнее ТЕХ фильмов так много, в масштабе Мультивселенной значение ТОГО фильма обесценивается.
Но это оказывается ложным финалом, потому что нас ждет сюжетный твист в виде (вот это поворот!) идеи о локально-обратном течении времени. В этом месте я понял причину «ненависти» Кауфмана к К.Нолану, которая проявлялась то тут, то там. Течение времени назад для отдельных предметов – главная идея фильма «Довод», который, как и «Муравечество», вышел в 2020 году (вот это совпадение).
Обратное течение духовной сущности во времени выглядит дешевым трюком, хотя и помогает элегантно объяснить, «что это всё была за бредятина». Тем не менее, обратное течение не дает нового ответа на базовый вопрос внутреннего сюжета «что есть время», оно только помогает нарисовать дополнительные связи, важные для нашего мозга. Глядя назад через предложенную Кауфманом оптику, мы можем видеть в собственном прошлом предназначения, намеки судьбы, странные изгибы времени. Но у нас нет ни единого основания считать, что это всё реальные факты, а не выдумки «крепкого заднего ума».
В любом случае, книга из тех, после которых хочется найти автора и обсудить с ним прочитанное. Кауфман общается с тобой, оставляя пространство для понимания и вовлекая тебя в этот диалог, похожий на все эти неловкие диалоги из «Муравечества».
Вряд ли есть люди, которым «Муравечество» можно посоветовать, если ты желаешь этим людям добра. Важно продержаться где-то до 400 страницы и тогда книга может зайти. Особенно тем, кто любит побиться мозгом о литературу, и тем, кто хотел бы слегка растрясти свою застывшую картину мира.
The end
Recenzje książki «Муравечество», 19 recenzje