Тайна Эдвина Друда. В переводе Свена Карстена, с окончанием и комментариями

Tekst
2
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Немудрено, – эхом отозвалась Елена.

– Видишь, Джек! Наверное, мисс Ландлесс, Вы бы тоже упали в обморок перед ним, в такой-то ситуации!

– Ни в какой ситуации, – резко ответила Елена.

Джаспер, покосившись на неё через плечо, вежливо и вполголоса поблагодарил Елену за такое глубокое понимание его характера. Затем он снова принялся беззвучно наигрывать, не касаясь пальцами клавиш, пока Розу за его спиной отпаивали водой и подводили глотнуть свежего воздуха к приоткрытому окну. Когда же Роза, благодаря всех, вернулась на своё место, стул перед пианино уже пустовал.

– Джек уже ушёл, Киска, – объяснил Эдвин Друд. – Думаю, ему не понравилось, как ты выставила его чуть ли не монстром, которого нужно бояться.

Роза на это ничего не ответила и лишь зябко передёрнулась.

Тут мисс Твинклтон принялась благодарить миссис Криспаркл за чудесный вечер и сетовать, что уже слишком поздно находиться вне уютных и надёжных стен «Приюта Монахинь». Общество восприняло эти сожаления как сигнал расходиться, и двое юношей практически одновременно высказали огромное желание сопроводить юных леди до дверей школы – что и было исполнено, и уже через десять минут прелестные воспитанницы были без приключений водворены в пределы своей обители.

Прочие школьницы все уже спали, и лишь миссис Тишер несла свою одинокую вахту, ожидая директрису и её подопечных. Елене было постелено в комнате Розы, и после некоторых положенных по случаю объяснений и наставлений девушкам пожелали приятных снов и оставили их одних.

– Удивительно, милочка, как всё устроилось к лучшему, – сказала Елена, расправляя одеяло. – А то я ведь весь день боялась, что меня будут вам представлять, выведя перед строем, а вы будете меня разглядывать.

– Ах, нас тут и не наберётся на целый строй, – ответила Роза, – да и девочки у нас добрые и воспитанные. По крайней мере, все прочие. За них-то я могу поручиться.

– А я могу уже поручиться за тебя, – с улыбкой заметила на это Елена, беря руку Розы и смотря ей в глаза. – Чувствую, мы будем подругами.

– Ну, я бы хотела… Но, знаешь, глупо думать, что я могу быть кому-либо хорошей подругой. Особенно тебе.

– Почему же?

– Ах, потому что я ещё ничего из себя не представляю, а ты уже такая взрослая и красивая! И ты сильная, ты можешь меня одним пальцем побороть. В сравнении с тобою я ничто.

– Дорогая моя, на самом деле я почти не образованна и напрочь лишена хороших манер, мне ещё учиться и учиться! Я знаю это, и я глубоко этого стыжусь!

– Но ты признаёшься в этом – мне!

– Разве могло быть иначе, красавица моя? В тебе есть что-то, располагающее к признаниям.

– Ах, неужели? – воскликнула Роза в шутливой обиде. – Как жаль, что Эдди не чувствует того же!

Елене не нужно было объяснять все особенности отношений между Эдвином и Розой, так как мисс Твинклтон ещё в доме младшего каноника не удержалась, чтобы не посплетничать.

– Как же так, да он просто обязан любить тебя всем сердцем! – воскликнула Елена с почти гневной серьёзностью в голосе.

– Ах, возможно он-то и любит… – обиженно протянула Роза. – Наверное, я не вправе в этом сомневаться. Наверное, это всё моя вина. Наверное, это я недостаточно мила с ним. Но, право, это всё такая глупость!

Елена посмотрела на неё непонимающе.

– Глупость, что мы с ним жених и невеста, – объяснила Роза, – Потому что мы с ним постоянно ссоримся.

– Из-за чего?

– Как это, из-за чего?! Из-за того, дорогая моя, что мы оба понимаем, насколько это всё нелепо! – воскликнула Роза с таким видом, будто это был самый очевидный ответ на свете.

На что Елена, заглянув Розе в глаза властным взглядом и крепко сжав её ладони, сказала:

– Будешь моей подругой и поможешь мне?

– Ах! Ну, конечно же! – ответила Роза таким по-детски доверительным тоном, что Елена не могла ей сразу же не поверить. – Если такое слабое созданье, как я, вообще может быть подругой такой королеве, как ты! Но и ты помоги мне, пожалуйста! Я сама себя не понимаю – так может, ты будешь той подругой, которая меня поймёт?

Елена с улыбкой поцеловала её и, отпустив её ладони, спросила:

– А мистер Джаспер? Кто он такой?

– Он дядя Эдвина, – ответила Роза, отводя взгляд. – И ещё он мой учитель музыки.

– И ты его не любишь.

– Ой, нет! – замотала головой Роза, закрыв лицо руками и содрогаясь, будто от отвращения.

– А ты знаешь, что он тебя любит?

– Ах, нет, нет, пожалуйста, не надо! – закричала Роза, падая на колени и прижимаясь к своей новой защитнице. – Не говори о нём! Я боюсь его! Он мне снится по ночам, преследует меня, будто кошмарный призрак! От него нигде нельзя скрыться! Мне кажется, что, называя его имя, ты будто призываешь его, и он сейчас войдёт сюда – через стену!

И Роза, действительно, с ужасом оглянулась, как будто и вправду ожидала увидеть в тёмном углу привидение.51

– Расскажи-ка мне чуть больше обо всём этом.

– Да-да, конечно, я всё тебе расскажу. Потому что ты сильная, ты защитишь меня.

– Дитя моё, ты так говоришь это, как будто он насылает на тебя какие-нибудь тёмные чары…

– Он никогда не угрожал мне… прямо.

– Что же он тогда делал?

– Он всего лишь смотрел на меня, но он одним взглядом делал меня своей рабыней. Он без единого слова заставлял меня заглядывать ему в душу, и без единой угрозы заставлял меня молчать о том, что я там видела. Когда я музицирую, он не отрывает взгляда от моих рук. Когда я пою, он не отрывает взгляда от моего лица. Когда я из-за этого ошибаюсь в тоне или аккорде, он поправляет меня – но так, как будто он при этом признаётся мне в любви! Признаётся и запрещает мне рассказывать об этом кому-либо! Я боюсь поднять на него взгляд, но что толку? Даже с закрытыми глазами я ощущаю, как он смотрит на меня. Даже когда взгляд его порой мутится – а с ним бывает иногда что-то вроде приступов, делающих его ещё отвратительнее и опасней – даже тогда он держит меня в своей власти и заставляет ощущать свою близость ещё мучительнее.

– Но что же это за такая безмолвная угроза, милочка? Чем же он тебе угрожает?

– Ах, я не знаю! Я не решаюсь даже и подумать, что это может быть!

– И сегодня вечером ты тоже это чувствовала?

– Особенно сегодня вечером. Когда он смотрел на мои губы, мне казалось, что он незримо целует их – и от этого мне было не только страшно, но ещё и невыносимо стыдно! Но прошу тебя, только никому ни слова! Особенно Эдди – ведь он так любит своего дядюшку! Ты сегодня сказала, что ни в коем случае не упала бы перед ним без чувств, поэтому я и отважилась рассказать тебе обо всём – тебе, и только тебе! Ах, обними меня покрепче и не отпускай! Мне так страшно было бы остаться одной!

Смуглое лицо склонилось над заплаканным светлым, смуглые руки обняли трепещущие светлые плечи, и смоляные чёрные волосы, пав, укрыли хрупкую детскую фигурку, словно ангельскою защитой. Чёрные глаза блеснули грозным огнём, хотя и смягчённым состраданием и любовью. Пусть побережется тот, кому предназначается этот взгляд!

Глава VIII.
На ножах

Проводив девушек, двое молодых людей неторопливо возвращаются по залитой лунным светом Главной улице Клойстергэма.52

– Когда уезжаете, мистер Друд? – спрашивает Невил.

– Ну не прямо сейчас, конечно, – беззаботно отвечает Эдвин. – Завтра с утра. Но я буду здесь ещё появляться наездами. А летом я покину и Клойстергэм, и даже Англию… И, полагаю, весьма надолго.

– Отправитесь путешествовать?

– Да, поеду немного расшевелить Египет, – следует самоуверенный ответ.53

– А сейчас Вы учитесь?

– Учусь?! Не-ет… – отвечает Эдвин с ноткой презрения в голосе. – Я инженер – я не учусь, а делаю! Работаю, так сказать, руками и головой! Мой отец был инвестором в одной солидной фирме, и его пай станет моим, когда я достигну совершеннолетия. До той поры Джек – Вы имели честь познакомиться с ним за ужином – является моим опекуном и банкиром.54

 

– От мистера Криспаркла я узнал, что Вам и ещё кое в чём повезло, не так ли?

– Это в чём же мне, по-Вашему, повезло? – резко спрашивает Эдвин, останавливаясь посреди улицы.

Невил, который задал свой вопрос намеренно провоцирующим тоном, также останавливается, и оба молодых человека обмениваются враждебными взглядами.

– Надеюсь, мистер Друд, – вызывающе вежливо произносит Невил, – я не обидел Вас упоминанием о Вашей помолвке?

– Чёрт вас всех побери! – раздражённо кричит Эдвин и, отвернувшись, шагает дальше так быстро, что Невилу приходится почти бежать. – В этой проклятой дыре слишком любят сплетничать! Все, буквально все в курсе моей личной жизни! Удивляюсь, как никто ещё не открыл распивочную под названием «У счастливого жениха» с моим портретом на вывеске!

– Если мистер Криспаркл что-то и рассказал мне, то в этом нет никакой моей вины, – возражает Невил.

– Да никто Вас и не винит, – машет рукой Эдвин.

– Я вижу теперь, что мне не стоило рассказывать Вам об этом, – продолжает Невил. – Просто я полагал, что Вам приятно будет это услышать. Ведь такой помолвкой можно только гордиться!

Заметим, что ситуация в этот момент до забавного симметрична. Невил Ландлесс, с первого взгляда влюбившийся в прекрасный Розовый Бутончик, не на шутку возмущён, что Эдвин Друд, который не стоит и мизинца своей невесты, так легкомысленно относится к доставшемуся ему сокровищу. А Эдвин Друд, поражённый в самое сердце цыганской красотой Елены Ландлесс, весьма разгневан тем, что ничего из себя не представляющий брат красавицы так задирает нос и, судя по всему, и в грош не ставит его, Эдвина.

– Знаете что, мистер Невил, – высокомерно отвечает Эдвин Друд, желая, чтобы последнее слово в этом споре непременно осталось за ним, – если человек чем-либо гордится, то ему совсем не обязательно хочется, чтобы о предмете его гордости судачили на всех перекрёстках. Но я человек занятой и, может быть, отстал от жизни. Вы же, как я понимаю, человек наилучшим образом образованный – и по части сплетен, и по части всего остального – так, может быть, Вы поправите меня, если я ошибаюсь?

После этих презрительных слов ситуация накаляется до предела: теперь Невил пребывает в бешенстве очевидном, а Эдвин Друд – в тщательно скрываемом. Оба останавливаются. Невил, сжимая кулаки, пристально смотрит в лицо Эдвину; тот же делает вид, будто любуется луной и звездами.

– Я нахожу не слишком воспитанным с Вашей стороны, – сквозь зубы произносит Невил, – попрекать незнакомого человека его недостаточной образованностью, тем более когда он специально для того и приехал, чтобы это образование получить. Но я вырос среди дикарей, а не среди таких «занятых людей», как Вы, поэтому мои понятия о вежливости и воспитанности могут отличаться от ваших, столичных.

– У нас тут «в столицах» – цедит Эдвин Друд, – считается вежливым и воспитанным, если человек не суёт носа в чужие дела. Если бы Вы, мистер Невил, показали бы мне в том пример, я бы с удовольствием ему последовал – даже если Вы и воспитывались среди дикарей.

– Вы слишком много себе позволяете, мистер Друд! – повышает голос Невил Ландлесс. – У нас на Цейлоне за такие слова Вас уже давно заставили бы отвечать!

– Это кто тут собрался меня заставить?! – презрительно спрашивает Эдвин Друд, поворачиваясь к противнику и покрепче перехватывая трость.

Но в этот момент на его плечо вдруг ложится тяжёлая рука, и Джон Джаспер становится между уже изготовившимися к драке молодыми людьми. Похоже, хормейстер прогуливался где-то неподалёку от «Приюта монахинь», а теперь незаметно и бесшумно догнал спорщиков, оставаясь невидимым в тени домов.

– Нэд, Нэд, мой мальчик! – говорит он, крепко сдавливая плечо племянника. – Довольно, прекрати! Мне это не нравится. Я слышал тут слова, которые лучше было бы не произносить. Не забывай, дорогой мой, о нашем традиционном гостеприимстве. Мистер Ландлесс – наш гость, поэтому, пожалуйста, относись к нему соответственно. А Вы, мистер Невил, Вы тоже должны смирить Ваш темперамент, уж простите за откровенность. Что это на вас нашло? Нет уж, давайте, скажите мне, что ничего особенного тут не случилось, и беспокоиться никому не о чем. Мы все трое – добрые друзья, а между друзьями ведь чего только не бывает, верно?

С этими словами Джаспер кладёт вторую руку на плечо Невила и чуть пригибает книзу и его.

– Что касается меня, Джек, – хмыкнув, говорит Эдвин Друд, – то я вовсе не злюсь.

– Я тоже нет, – выдавливает Невил. – Просто я хочу сказать, что если бы мистер Друд знал всё, что мне пришлось пережить на родине, он мог бы лучше понять, почему некоторые слова могут ранить до крови.

– Вероятно, нам всем стоило бы воздержаться от оценок чьего-либо понимания, – успокаивающим тоном прерывает его Джаспер. – Вот только что Нэд честно и открыто заявил, что он не держит на Вас зла. А Вы, мистер Невил, можете честно и открыто сказать о себе то же самое?

– Да, конечно, мистер Джаспер, – после паузы произносит Невил. В голосе его, однако, не чувствуется особой честности и открытости.

– Вот и хорошо, теперь забудем об этом! Что ж, друзья мои, мы всего лишь в паре шагов от моего холостяцкого жилища, где уже и чайник на огне, и вино с бокалами на столе. Нэд уезжает с утра, так почему бы нам троим не зайти сейчас и не выпить за то, чтобы ему завтра удачнее ехалось?

– Ты же знаешь, Джек, что я всегда готов зайти и выпить!

– Я тоже, мистер Джаспер, – добавляет Невил, поскольку чувствует, что в сложившейся ситуации отказаться невозможно. Он стыдится того, что вышел из себя, поддавшись на подначивания Эдвина Друда, который сейчас так очевидно бравирует своим показным великодушием и беззаботностью.

Мистер Джаспер, который так и шагает, обнимая обоих юношей за плечи, своим превосходным баритоном затягивает первый куплет застольной песни, и таким порядком они заходят в арку под жилищем хормейстера и поднимаются по лестнице к двери. В комнате тепло, и мягким красным огнём горит лампа, освещая незамысловатую обстановку – и портрет юной красавицы над камином. Войдя, оба молодых человека на несколько долгих секунд задерживают взгляд на этом рисунке, и у обоих во взгляде явно читается сожаление (впрочем, поводы для него у обоих весьма различны). Наблюдательный Джаспер, в ту же секунду догадавшийся об истинной причине только что произошедшей между юношами ссоры, с улыбкой указывает им на портрет.

– Узнаёте это лицо, мистер Невил? – спрашивает он, поднося лампу поближе.

– Да, нельзя не узнать. Хотя до оригинала портрет далеко не дотягивает.

– Экий Вы привередливый! Между прочим, это Нэд нарисовал его и подарил мне.

– Ох, я прошу прощения, мистер Друд, – восклицает Невил, неподдельно смущённый своим промахом. – Если бы я знал, что тут присутствует сам автор…

– Да перестаньте Вы, сэр, это же только набросок, – говорит Эдвин, зевая в ладонь. – Можно даже сказать – карикатура на Киску. Вот если она будет себя хорошо вести, то я тогда нарисую уже настоящий её портрет, красками.

Пренебрежительный и безразличный тон, которым Эдвин, развалившись в кресле и заложив руки за голову, произносит эти слова, снова пробуждает гнев в душе Невила. Джаспер, смерив обоих молодых людей оценивающим взглядом, понимающе усмехается и отворачивается к камину, чтобы размешать сахар и пряности в кастрюльке, в которой на огне медленно закипает вино. Надо отметить, что вся эта процедура – помешивания, добавления специй, пробы на вкус и снова помешивания – занимает у него необычно много времени.55

– Я подозреваю, мистер Невил, – нарушает молчание Эдвин Друд, от которого не укрылось возмущённое выражение лица Невила – такое же, впрочем, очевидное, как и портрет на стене или пианино в углу комнаты, – что если бы Вы рисовали портрет вашей возлюбленной…

– Я не умею рисовать, – обрывает его Невил.

– Очень жаль, конечно, но это и не всякому дано. Но вот если бы Вы умели, то уж наверное изобразили бы её красивее всех богинь Олимпа… Или как?

– У меня нет возлюбленной, поэтому я не могу ответить.

– Вот если бы мне пришлось рисовать портрет мисс Ландлесс… не такой вот набросок, а именно настоящий портрет, – мечтательно говорит Эдвин, не замечая своей почти мальчишеской хвастливости, – вот тогда бы Вы увидели, какую красоту я могу нарисовать!

– Сначала Вам пришлось бы получить её согласие позировать, сэр. А поскольку она Вам такого согласия никогда не даст, то мне остаётся лишь сожалеть, что я так никогда и не увижу всей силы Вашего мастерства. Хотя, я подозреваю, невелика и потеря!

Джаспер возвращается к столу с бокалами вина в руках. Один бокал он вручает Невилу, другой отдаёт Эдвину, наливает также и себе и с улыбкой произносит:

– Давайте выпьем за моего племянника! Скоро, совсем скоро покинет он нас, но пока он ещё с нами – выпьем же за него! Эдвин, дорогой мой, мы пьём за твоё здоровье!

Показывая юношам пример, Джаспер, не отрываясь, осушает свой бокал, и Невилу приходится поднапрячься, чтобы не отстать от него. Эдвин Друд благодарит обоих за оказанную ему честь и тоже пьёт до дна. Вино горячо, бокалы глубоки, но желание не ударить в грязь лицом перед соперником ещё глубже.

– Нет, Вы только посмотрите на него, мистер Невил! – восклицает Джаспер, указывая на Эдвина жестом дружеским, но вместе с тем и слегка насмешливым. – Как замечательно он устроился – и тут, и вообще! Весь мир лежит у его ног, и ему нужно только наклониться, чтобы поднять любые его богатства! Захочет – и получит интересную и доходную работу, захочет – будет жить жизнью, полной путешествий и приключений, а не захочет – может выбрать семейный уют и любовь! Нет, Вы только посмотрите на его довольное лицо!

Лицо Эдвина Друда в этот момент довольно-таки красное – то ли от выпитого вина, то ли по какой-то другой причине. Лицо Невила раскраснелось тоже. Поджав губы, он внимательно смотрит на разлёгшегося в кресле и заложившего ногу на ногу Эдвина.

– И как мало ценит он своё счастье! – продолжает Джаспер. – Ему буквально лень протянуть руку и сорвать тот золотой плод, который зреет для него на ветке. И как разительно отличается он в этом от нас обоих, мистер Невил! Нас-то с Вами не ждут ни интересная работа, ни путешествия, ни семейное счастье… Хотя Вам-то, может быть, и улыбнётся ещё удача. А вот я… меня ждёт только скучное и унылое прозябание в этой богом забытой дыре!

– Ну, перестань, Джек, – пьяно растягивая слова, говорит Эдвин. – Я что, должен перед вами теперь извиниться за всё это, что ли? Да и потом, ты же знаешь, что отнюдь не всё обстоит так солнечно. Я имею в виду все эти неприятности с Киской. Но мы с нею справимся, я уверен… Постепенно я с ней справлюсь…

И он вытягивает руку в сторону портрета своей невесты и громко щёлкает пальцами. Джаспер тут же переводит выжидательный взгляд на мгновенно побледневшего Невила.

– Мне кажется, – начинает Невил, и видно, как трудно даются ему эти слова, – мне кажется, что мистер Друд ведёт слишком уж беззаботную жизнь. Мне кажется, что ему не помешало бы… получить от судьбы парочку уроков!

 

– Вот как? – отвечает Эдвин, покосившись на говорящего. – Почему бы это?

– Да, – подключается Джаспер. – Хороший вопрос, мой мальчик! Действительно, почему?

– Потому что тогда он, может быть, глубже прочувствует, насколько он не достоин того счастья, которое ему так легко досталось! Счастья, которого он вовсе не заслужил!

Мистер Джаспер быстро переводит взгляд на моментально выпрямившегося в кресле племянника.

– А Вы? – резко говорит Эдвин. – Вы сами-то, позвольте спросить, получали такие уроки от судьбы?

Мистер Джаспер так же быстро переводит глаза на Невила.

– Да, я получал! – говорит тот.

– И что же Вы выучили?

– Я Вам уже сказал – там, на улице!

– Что-то я не припомню.

– Могу и повторить! Я говорил, что Вам не следовало бы слишком уж задаваться!

– Но Вы ещё что-то там такое сказали, мне помнится.

– Да, сказал!

– И сможете повторить, здесь и сейчас?

– Я сказал Вам, что у нас на Цейлоне Вас давно бы уже заставили отвечать за свои слова!

– Ах, на Цейло-оне!.. – восклицает Эдвин с презрительным смехом. – Чуть-чуть далековато, мне кажется! Такие вещи легко говорить – с такой-то безопасной дистанции!

– Хорошо! Тогда и здесь тоже! Здесь, там, где угодно! – вне себя от гнева кричит Невил. – Я и здесь скажу: у вас слишком раздутое самомнение! Вы держите себя так, будто вы невесть какой талант и сокровище, а на самом деле вы – напыщенный индюк! Да-да, вы самое обыкновенное ничтожество, и самый обыкновенный индюк!

– Ну и ну, поглядите-ка! – цедит Эдвин, тоже взбешенный, но ещё контролирующий себя. – Похоже, вы изрядно разбираетесь в индюках, мистер! Конечно! Я и забыл! Индюк-то – это ведь индийский петух! Тогда и не удивительно – вы же среди них выросли! Наверное, среди вас, туземцев, это так принято – называть друг друга при встрече индюками, но я бы посмотрел, как бы вы сказали такое вашему белому господину!

Этот оскорбительный намёк на тёмный цвет кожи Невила доводит юношу до последнего градуса бешенства: он выплёскивает остатки вина в лицо Эдвину и, занеся руку с бокалом для удара, бросается на обидчика – Джаспер едва успевает его перехватить.

– Нэд, дорогой мой, не надо! – громко кричит Джаспер, оттаскивая Невила. – Прекратите, прошу вас! Прекратите, я приказываю вам, хватит! Мистер Невил, стыдитесь! Руки прочь, сэр! Разожмите кулак, дайте мне бокал! Дайте мне сейчас же бокал, говорю Вам!

Но Невил с силой отталкивает его и долгую секунду медлит с бокалом в поднятой руке, ничего не видя вокруг себя от бешенства. Затем он что было силы швыряет бокал в камин – так, что осколки разлетаются брызгами по всей комнате – поворачивается и выбегает вон из дома.

Холодный ночной воздух обжигает его разгорячённое лицо; багровая пелена, застилающая ему глаза, делает все предметы и дома вокруг него зыбкими и нечёткими; всё шатается и плывёт, и Невилу кажется, что он стоит в самой середине кроваво-красного шторма, что со всех сторон к нему подступают враги, и ему предстоит биться с ними, биться без жалости и до самой смерти.

Но никто не нападает на него из-за угла, и луна светит так печально и холодно, как если бы он давно уже умер от разорвавшей ему сердце ненависти. Кровь стучит ему в виски паровым молотом; он сжимает голову руками и плетётся прочь, слыша, как за его спиной спешно запирают на ключ двери, отгораживаясь от него, будто от бешеной собаки. Что же ему теперь делать-то?!

В голове его мелькает дикая мысль броситься в реку, но её тут же прогоняют другие мысли, и прежде всего – о сестре, и о том добром человеке, который лишь пару часов назад одарил его своим доверием, и которому он поклялся сдерживать свои порывы. С поникшей головой он бредёт через залитое лунным светом соборное подворье, вдоль кладбищенской решетки, мимо могил и надгробий, по направлению к домику младшего каноника, и там тихонько стучит в дверь.

Преподобный Криспаркл ещё не спит – он сидит за пианино и тихонько, чтобы не потревожить покой матушки, наигрывает свои любимые места из хоралов и ораторий. Прислуга давно отправилась домой, поэтому мистер Криспаркл со свечой в руке сам выходит отворить Невилу. Но умиротворённое выражение на лице каноника сразу же сменяется озабоченным, едва он видит стоящую на пороге взлохмаченную фигуру.

– Мистер Невил! Что с Вами? На Вас лица нет!

– Я был у мистера Джаспера, сэр. С его племянником.

– Входите скорее.

Мистер Криспаркл крепко берёт своего воспитанника под локоть – этот его жест весьма похож на особый боксерский захват, должный лишить противника возможности сопротивляться – и ведёт Невила в гостиную.

– Я плохо начал, сэр. Я чертовски плохо начал.

– Похоже на то. Вы не трезвы, мистер Невил.

– Боюсь, Вы правы, сэр. Но я готов поклясться, что выпил очень мало, всего-то пару глотков! Но и эта малость почему-то ударила мне в голову, и очень быстро. Необычайно быстро.

– Ах, мистер Невил, мистер Невил, – с грустной улыбкой говорит младший каноник, озабоченно покачивая головой, – сколько я уже слышал подобных оправданий…

– Я думаю, сэр… я не знаю, что и думать, сэр, но мне кажется… мне кажется, что племянник мистера Джаспера тоже сходным образом опьянел, сэр. Сильно и быстро.

– Очень может быть, – сухо отвечает младший каноник.

– Мы повздорили, сэр. Он оскорбил меня, оскорбил самым непростительным образом. Он всё сделал для того, чтобы у меня кровь вскипела – та тигриная кровь, о которой я Вам рассказывал, сэр.

– Мистер Невил, – вежливо, но твёрдо прерывает его младший каноник. – Я попрошу Вас не сжимать кулаки, когда Вы разговариваете со мной. Пожалуйста, разожмите их.

– Он меня буквально раздразнил, сэр, – продолжает Невил, немедленно послушавшись, – буквально раздразнил, и сделал это специально. То есть я не знаю – специально или нет – но на то было очень похоже. А в конце он совершенно осознанно меня оскорбил! Короче говоря, сэр, я готов был его в кашу измолотить. И я попытался это сделать, видит бог, попытался!

– Вы опять сжали кулаки, – негромко замечает младший каноник.

– Простите, сэр.

– Что ж, Вы знаете уже, где Ваша комната – я показывал её вам перед ужином. Тем не менее я Вас туда провожу. Вашу руку, если позволите… Так, а теперь пойдём, но тихонечко, а то все уже спят…

Зажав руку Невила точно в том же боксёрском захвате, что и раньше, мистер Криспаркл препровождает своего воспитанника в приготовленную ему заранее небольшую, но уютно обставленную комнату. Там молодой человек падает в кресло и с видом глубочайшей подавленности и отвращения к себе закрывает лицо ладонями. Младший каноник, посчитав, что любые нравоучения сейчас только ухудшат состояние юноши, беззвучно прикрывает за собой дверь, пожелав ему напоследок доброй ночи. Услышав в ответ лишь подавленный всхлип, мистер Криспаркл уходит – с мыслью, что раскаяние в собственных скверных поступках является первым шагом на пути к исправлению.

Стук во входную дверь выводит его из задумчивости. За дверью обнаруживается мистер Джаспер со шляпой Невила в руке.

– У нас там бог знает что случилось, – сообщает Джаспер, понизив голос.

– Что, настолько плохо?

– Едва до убийства не дошло!

– Нет, прошу Вас, не преувеличивайте! – протестует мистер Криспаркл.

– Я не преувеличиваю, сэр, я говорю как есть! Ещё секунда – и мой дорогой мальчик лежал бы у моих ног мёртвым! Если бы я не бросился убийце наперерез, если бы не схватил его за руку, то моего дорогого племянника измолотили бы в кашу прямо у меня дома!

«Боже, – мелькает в голове у младшего каноника мысль, – да это же его собственные слова!».56

– Если бы видели, сэр, тот ужас, который я видел сегодня! – продолжает Джаспер. – Мне теперь и не уснуть будет! А что, если они опять встретятся – мой дорогой мальчик и этот… дикарь? И рядом не окажется никого, кто смог бы вмешаться и предотвратить страшное? Это было ужасно, сэр, просто ужасно. Словно у него вскипела тигриная кровь в жилах!

«Его слова, его собственные слова!» – снова мысленно поражается младший каноник.

– Он опасен, сэр, – не унимается Джаспер, – он опасен для всех и, в первую очередь, для Вас лично!

– Это очень мило с Вашей стороны, Джаспер – так беспокоиться за меня, – с улыбкой возражает младший каноник, – но я совершенно уверен, что мне ничто не угрожает.

– А вот я уже совсем не уверен, сэр! – отрезает хормейстер. – Он может быть не опасен для меня, поскольку я не являюсь предметом его звериной ненависти, но вот Вы, сэр… да и другие тоже… они вполне могут испытать на себе то, что сегодня едва не испытал мой племянник. Спокойной ночи, сэр, если она теперь вообще может называться спокойной!

Мистер Криспаркл закрывает за хормейстером дверь и остаётся стоять со шляпой своего трудного воспитанника в руках. Затем он вешает её на крючок в прихожей, и в глубокой задумчивости поднимается в свою спальню.

51Страхи Розы, что если имя Джаспера будет названо, то он тут же явится сквозь стену, отсылает нас не только к пословице «не поминай черта к ночи», но и к предыдущему роману Диккенса «Наш общий друг». Там один из действующих лиц, убийца Брэдли Хедстоун, объясняясь в любви героине, заявляет ей: «Если меня запрут в тюрьму – я разобью стены и всё равно приду и заполучу вас!».
52В этой главе Диккенс снова возвращается к повествованию в настоящем времени. Этим техническим приёмом он не позволяет читателю проникнуть в мысли Джаспера, и нам остаётся лишь гадать, какие у него планы, и почему хормейстер поступает так, а не иначе. Интересно, что мысли прочих действующих в этой главе лиц Диккенс передаёт совершенно открыто, и только Джаспер остаётся для нас «слепым пятном».
53Слова Эдвина о том, что он «собирается немножко расшевелить Египет» показывают, что он, как инженер, собирается принять участие в намечавшемся уже в те годы строительстве Суэцкого канала. Хотя «Организация по строительству канала в Суэце» была образована несколькими годами позднее 1842 года (т.е. времени событий романа) англичане уже тогда вовсю вели на перешейке изыскательские работы.
54Интересно отметить, что Эдвин называет Джаспера не только своим опекуном, но и «банкиром», т.е. лицом, которому было доверено управление наследством Эдвина до момента его совершеннолетия. Сами деньги лежали в банке, и выдавались Эдвину в пределах тех сумм, на которые Джаспер давал письменное разрешение. Каждые три месяца Эдвин приезжал в Клойстергэм за очередным разрешением. Денежная сторона крайне важна в романе, поскольку она является одним из возможных мотивов преступления.
55Среди исследователей романа практически общепринятой является мысль, что Джаспер потому так долго приготовляет горячее вино, что добавляет в него кроме специй ещё и толику опиума. Действительно, небольшое количество опиума, принятое с алкоголем, обладает не седативным, а возбуждающим действием. При этом все симптомы такого наркотического опьянения описаны Диккенсом совершенно точно – покраснение, затруднённость речи и движений, головокружение и шум в ушах. Таким образом, можно считать доказанным, что Джаспер сознательно пытается разжечь между юношами склоку и довести дело до драки.
56Тому, что Джаспер так точно повторяет собственные слова Невила, есть простое объяснение – его острый слух позволил ему подслушать разговор Невила и каноника, когда в предыдущей главе оба они прогуливались рядом с приоткрытыми окнами жилища Криспарклов. Окна приоткрыты и в этой главе, поскольку на улице слышно, как каноник тихонько наигрывает на пианино, а сам он отлично слышит тихий стук Невила в дверь. Перед тем как постучать, Джаспер тоже мог стоять и подслушивать под дверью разговор, происходивший в гостиной.