Последние часы. Книга II. Железная цепь

– Ну хорошо, – неловко произнесла она, пряча руки в муфту. – Я сдаюсь. Где Джеймс? Он струсил и бежал во Францию? Свадьба отменяется?

Прежде чем ответить, Мэтью выудил из внутреннего кармана серебряную флягу и отхлебнул бренди. Может быть, он пытается таким образом выиграть время, размышляла Корделия. Всегда беззаботный и легкомысленный Мэтью почему-то внезапно сделался серьезным.

– Боюсь, это моя вина, – наконец признался он. – Точнее, виноват не только я, но и остальные «Веселые Разбойники». В последнюю минуту мы решили, что просто не можем позволить Джеймсу расстаться со свободой без прощальной холостяцкой вечеринки, и в мою задачу входит не дать тебе узнать об этом скандальном событии.

У Корделии даже голова закружилась от невероятного облегчения. Джеймс не покинет ее. Конечно же, нет. Он не способен на такой поступок. Это же Джеймс.

Она расправила плечи.

– И поскольку ты только что сообщил, что вечеринка намечается скандальная, мне остается думать, что ты провалил свое задание.

– Отнюдь! – Мэтью сделал еще пару глотков и убрал флягу в карман. – Я лишь сказал, что Джеймс проводит вечер накануне свадьбы в компании друзей. Откуда тебе знать, что там происходит – может быть, они чинно пьют чай и изучают историю баварских фей. Мне поручено убедиться в том, что ты находишься в полном неведении относительно их занятий.

Корделия невольно улыбнулась.

– И как же ты намерен в этом «убедиться»?

– Сопровождая тебя на другую скандальную вечеринку, само собой. Ты же не думала, что мы действительно собираемся кататься с горы вместе с занудными Паунсби?

Корделия отодвинула занавеску и выглянула в окно. Почти полностью стемнело. Оказалось, что они уже покинули заснеженные скверы Кенсингтона и выехали из аристократического Вест-Энда. Улицы здесь были узкими, откуда ни возьмись появился густой туман. Тротуары кишели людьми, которые разговаривали на дюжине языков и грели руки над импровизированными кострами, пылавшими в больших железных бочках.

– Мы в Сохо? – с любопытством спросила она. – Неужели… неужели мы едем в Адский Альков?

Мэтью игриво приподнял бровь.

– А куда же еще?

Адским Альковом называли популярный в Лондоне салон и ночной клуб для жителей Нижнего Мира. Салон находился в неприметном с виду здании на Бервик-стрит. Корделии уже приходилось бывать там в конце лета; оба визита надолго запомнились не только ей, но и ее друзьям.

Она опустила занавеску, обернулась к Мэтью, который внимательно наблюдал за ней, и притворилась, будто подавляет зевок.

– Серьезно? Снова Адский Альков? Это место наскучило мне, как дамский бридж-клуб. Я уверена, ты в состоянии предложить нечто более скандальное.

Мэтью усмехнулся.

– Значит, ты не против провести вечер в таверне «Бритый Оборотень»?

Корделия игриво ударила его по руке муфтой.

– Такой таверны не существует. Я отказываюсь в это верить.

– Как угодно… но уверяю тебя: в этом городе найдется немного мест более скандальных, чем Альков. А кроме того, я не могу отвезти тебя в одно из таких неприличных мест и рассчитывать потом на прощение Джеймса, – сказал Мэтью. – Сбивать невесту парабатая с пути истинного считается неспортивным.

Корделия снова рассмеялась и внезапно ощутила свинцовую усталость.

– О, прекрати, Мэтью, тебе не хуже меня известно, что это фальшивая свадьба, что я не настоящая невеста, – пробормотала она. – Я могу сбиваться с пути истинного сколько душе угодно. Джеймса это абсолютно не волнует.

Мэтью молчал. Корделия впервые заговорила о том, о чем ее друзья прекрасно знали, но предпочитали помалкивать, и неожиданная откровенность сбила его с толку. Однако Мэтью никогда надолго не терял дара речи.

– Ошибаешься, его это волнует, – возразил он, когда карета свернула на Бервик-стрит. – Хотя, возможно, и не в том смысле, в каком это представляется посторонним. С другой стороны, я не думаю, что роль жены Джеймса окажется слишком тягостной для тебя, тем более что это продлится всего один год, верно?

Корделия закрыла глаза. Такова была их договоренность: один год жизни в браке с целью спасти репутации ее и Джеймса. Потом она подаст на развод. Они разойдутся мирно и останутся друзьями.

– Да, – прошептала она. – Всего один год.

Карета остановилась под уличным фонарем, и тусклый желтый свет озарил лицо Мэтью. У Корделии внезапно сжалось сердце от дурного предчувствия. Мэтью было известно ровно столько же, сколько и остальным, в том числе и ее жениху, но в этот момент девушка уловила в его взгляде что-то странное. На миг ей показалось, что он проник в ее тайну, догадался о том, в чем она не признавалась ни единой живой душе. Корделии не нужна была чужая жалость, она ненавидела, когда ее жалели. Она приходила в ужас при мысли о том, что кто-то узнает о ее отчаянной безответной любви к Джеймсу, поймет, как страстно она желает стать его женой по-настоящему.

Мэтью толкнул дверцу кареты и спрыгнул на мостовую, покрытую кашей из воды и грязного снега. После короткого разговора с кучером он вернулся и помог Корделии выйти из экипажа.

Вход в Адский Альков находился в узкой улочке под названием Тайлерс-корт. Мэтью подал Корделии руку, и они углубились в неосвещенный переулок, похожий на нору.

– Мне тут пришла в голову одна мысль, – заговорил он. – Допустим, мы знаем, как обстоит дело, но ведь так называемое светское общество понятия не имеет об этом! Вспомни, с каким презрением они разглядывали тебя на том первом балу в Лондоне! Прошло несколько недель, и ты отхватила самого завидного жениха страны и заткнула рты этим наглым самодовольным девицам. Взять, например, Розамунду Уэнтворт. Она вцепилась в Тоби Бэйбрука, словно клещ, и вынудила его почти сразу сделать предложение, лишь бы доказать всем, что она не хуже тебя.

– Вот как? – с неподдельным интересом воскликнула Корделия. Ей даже в голову не могло прийти, что она имеет какое-то отношение к неожиданной помолвке Розамунды. – А я считала, что это брак по любви.

– Я всего лишь говорю, что время этой помолвки наводит на определенные подозрения. – Мэтью небрежно взмахнул рукой. – Но меня не интересует Розамунда; я хотел сказать, что тебе следует радоваться своему успеху и зависти всего Лондона. Все те, кто смотрел на тебя свысока, когда ты приехала сюда, все те, кто перешептывался у тебя за спиной и повторял слухи насчет твоего отца – они все сейчас кусают локти от досады и готовы отдать полжизни, лишь бы очутиться на твоем месте. Наслаждайся этим.

Корделия хмыкнула.

– Да, ты всегда находишь самое неприличное из всех возможных решений проблемы.

– Я считаю, что неприличные решения – самые верные, и всегда рассматриваю их в первую очередь.

Они достигли входа в Адский Альков и, войдя в незаметную дверь, очутились в узком коридорчике, стены которого были завешены тяжелыми гобеленами. Корделия с некоторым удивлением увидела венки из веток вечнозеленых растений, в которые были вплетены белые розы и алые маки. Видимо, коридор украсили к Рождеству, хотя до самого праздника оставалось несколько недель.

Сумеречные охотники прошли через анфиладу салонов и остановились на пороге восьмиугольного помещения – главного зала Алькова. Сегодня здесь все было иначе, чем в прошлый раз; вдоль стен были расставлены какие-то деревья с голыми ветвями, выкрашенные мерцающей белой краской, украшенные темно-зелеными венками и красными стеклянными шарами. Фреска, также выполненная светящимися красками, изображала лесной пейзаж – ледник, окаймленный заснеженными соснами, сов, притаившихся среди теней. Черноволосая женщина с телом змеи обвивала дерево, расколотое молнией; чешуя ее была раскрашена золотом.

Малкольм Фейд, мужчина с фиолетовыми глазами, Верховный Маг Лондона, руководил группой фэйри, исполнявших какой-то сложный танец. Танцующие феи взметали тучи снега, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что крошечные снежинки искусно вырезаны из белой бумаги. Разумеется, танцевали не все гости; некоторые собрались вокруг небольших круглых столиков, держа в руках медные кружки с глинтвейном. Неподалеку от входа на кушетке сидели оборотень и фэйри и с жаром спорили по поводу ирландского движения за гомруль^[5]. Корделию всегда поражало здешнее пестрое общество. Очевидно, вампиры и оборотни, а также различные дворы фэйри, враждовавшие за стенами салона, забывали о разногласиях ради возможности насладиться искусством и поэзией. Она понимала, почему Мэтью так нравилось в Адском Алькове.

– Так-так, моя любимая девушка – Сумеречный охотник, – раздался совсем рядом знакомый протяжный голос. Обернувшись, Корделия узнала Клода Келлингтона, молодого вервольфа-музыканта, ответственного за развлечения в салоне. Он сидел за столом в компании женщины-фэйри с длинными сине-зелеными волосами, которая с любопытством разглядывала Корделию. – Я вижу, вы привели с собой Фэйрчайлда, – продолжал Келлингтон. – Прошу вас, уговорите его сегодня быть более забавным и поучаствовать в увеселениях. Он никогда не танцует.

– Клод, я играю ключевую роль в твоих увеселениях, – возразил Мэтью. – Роль восторженной аудитории. В этом смысле я просто незаменим.

– Ну что ж, тогда приводи еще артистов, таких, как она, – сказал Келлингтон, кивая на Корделию. – Если тебе удастся найти хоть кого-то ее уровня.

Корделия невольно вспомнила представление, которое произвело такое сильное впечатление на Келлингтона. Однажды вечером она исполнила на сцене Адского Алькова весьма скандальный танец и до сих пор не могла понять, как у нее хватило на это смелости. Но она постаралась не покраснеть и принять вид умудренной опытом девицы, готовой в любую минуту изобразить Саломею.

Она огляделась по сторонам в поисках новой темы для разговора, и на глаза ей попались украшенные деревья.

– Значит, в Адском Алькове тоже празднуют Рождество?

– Не совсем.

Корделия обернулась и увидела, что за спиной у нее стоит Гипатия Векс, хозяйка салона. Несмотря на то что дом принадлежал Малкольму Фейду, гостей приглашала Гипатия; у тех, кто ей не нравился, не было ни малейшего шанса переступить порог Адского Алькова. Она была облачена в сверкающее алое платье, и ее темные волосы украшал позолоченный цветок пиона.

– Здесь не празднуют Рождество, хотя, разумеется, у себя дома наши гости свободны отмечать, что им вздумается. В декабре наступает время так называемого Праздника Ламии, и посетители Алькова выражают почтение своей покровительнице.

– Своей покровительнице? Вы имеете в виду… себя? – переспросила Корделия.

В глазах чародейки со зрачками-звездочками промелькнуло насмешливое выражение.

– Я имею в виду гораздо более могущественное создание. Нашу прародительницу, ту, которую называют Матерью Чародеев или Матерью Демонов.

– Ах, – пробормотал Мэтью. – Лилит. Теперь, когда вы нам все разъяснили, я вижу, что в вашем интерьере гораздо больше сов, чем в обычные дни.

– Сова – один из ее символов, – объяснила Гипатия, проводя кончиками пальцев по спинке кресла Келлингтона. – Через несколько дней после сотворения Земли Бог создал для Адама жену. Ее звали Лилит, и она не желала беспрекословно подчиняться Адаму, поэтому ее изгнали из райского сада. Она стала супругой демона Саммаэля и родила ему множество детей-демонов, которые, в свою очередь, породили первых чародеев. Все это разгневало Небеса, и три ангела мщения – Сеной, Сансеной и Самангелоф – были посланы для того, чтобы покарать Лилит. Ангелы сделали ее бесплодной и заключили в царстве Эдом, выжженной пустыне, где обитают лишь ночные твари и ухающие филины и где она пребывает до сего дня. Но иногда Лилит, образно выражаясь, протягивает руку помощи магам, преданным ее делу.

В основном эта история была знакома Корделии, хотя в легендах Сумеречных охотников три ангела описывались не как мстители и каратели, а как герои и защитники добра. Через восемь дней после того, как Сумеречный охотник появлялся на свет, проводили следующий ритуал: Безмолвные Братья и Железные Сестры накладывали на новорожденного чары, включавшие имена Сеноя, Сансеноя и Самангелофа. Сона однажды объяснила Корделии, что такая церемония необходима для защиты души новорожденного от зла и делает его недоступным для влияния демонов.

Но, наверное, сейчас лучше об этом не упоминать, подумала Корделия.

– Мэтью действительно обещал мне нечто скандальное, – усмехнулась она, – однако я подозреваю, что Конклав категорически против присутствия Сумеречных охотников на именинах высокопоставленных демонов.

– Это не именины Лилит, – возразила Гипатия. – Всего лишь праздник Нижнего Мира, имеющий к ней некоторое отношение. Мы считаем, что в этот день она покинула Эдем.

– А, теперь я поняла, зачем эти красные шары на ветках! – воскликнула Корделия. – Это же яблоки. Запретный плод.

– Удовольствие от посещения Адского Алькова, – улыбнулась Гипатия, – заключается в прикосновении к неизведанному. Как известно, запретный плод сладок.

Мэтью пожал плечами.

– Не вижу, почему Конклав должен возражать против нашего присутствия. Нам ведь не обязательно выражать почтение Лилит или что-то там отмечать. Это всего лишь украшения.

Гипатию, казалось, позабавили его слова.

– Разумеется. Побрякушки, только и всего. Кстати, о побрякушках…

Она многозначительно посмотрела на фэйри, спутницу Келлингтона; та сразу поднялась и уступила Гипатии свое место. Гипатия уселась в кресло с таким видом, словно все здесь принадлежало ей, и расправила пышные юбки. Фэйри исчезла в толпе, а чародейка продолжала:

– В тот вечер, когда вы в последний раз навещали нас, мисс Карстерс, у меня пропала ценная пиксида. Если я не ошибаюсь, Мэтью тогда вас сопровождал. Я вот задаю себе вопрос: может быть, я подарила вам эту шкатулку, а потом просто забыла об этом?

О нет. Корделия прекрасно помнила, что случилось с пиксидой, украденной у Гипатии: она взорвалась при попытке заключить туда демона-мандихора. Девушка бросила быстрый взгляд на Мэтью, но тот лишь небрежно пожал плечами и схватил кружку глинтвейна с подноса проходившего мимо фэйри-официанта. Корделия откашлялась.

– Вообще-то, припоминаю, что так оно и было. Вы еще при этом пожелали мне удачи.

– Это был не просто ценный подарок, – добавил Мэтью, – помимо всего прочего, она очень помогла нам спасти Лондон от полного уничтожения.

– Именно, – подхватила Корделия. – Ваша пиксида сыграла ключевую роль. Она была абсолютно необходима для предотвращения страшной катастрофы.

– Мистер Фэйрчайлд, вы плохо влияете на мисс Карстерс. В результате общения с вами она стала излишне дерзкой. – Гипатия смотрела в упор на Корделию, но по выражению ее лица нельзя было догадаться, о чем она думает. – Должна сказать, я несколько удивилась, увидев вас сегодня. Мне казалось, что в ночь перед свадьбой невеста Сумеречного охотника должна точить меч или тренироваться в обезглавливании манекенов.

Корделия начинала недоумевать, с какой целью Мэтью привез ее в Альков. Ей совершенно точно не хотелось проводить вечер накануне свадьбы, подвергаясь насмешкам надменных чародеек, пусть даже в роскошном интерьере.

– Я не такая, как остальные невесты Сумеречных охотников, – сухо ответила она.

Гипатия лишь усмехнулась.

– Как вам будет угодно, – произнесла она. – Мне кажется, кое-кто из моих гостей желает с вами пообщаться.

Корделия, проследив за ее взглядом, очень удивилась при виде двух знакомых молодых женщин, сидевших за столиком. Одной из них была Анна Лайтвуд, как всегда ослепительная в облегающем фраке и синих гетрах, а второй – Люси Эрондейл в милом наряде цвета слоновой кости, отделанном стеклярусом. Подруга оживленно махала Корделии.

– Это ты их пригласил? – обратилась она к Мэтью, который в этот момент в очередной раз прикладывался к фляге. Он запрокинул голову, поморщился, обнаружив, что выпивка закончилась, закрыл крышку и убрал флягу в карман. Глаза его лихорадочно блестели.

– Да, – ответил он. – Я не могу с тобой оставаться, мне нужно к Джеймсу на вечеринку, но я оставляю тебя в надежных руках. Девушки получили задание танцевать и пить с тобой вино, сколько тебе будет угодно. Приятного вечера.

– Спасибо. – Корделия приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать Мэтью в щеку, и почувствовала аромат пряностей, смешанный с резким запахом бренди. В последний момент он почему-то повернул голову, и Корделия нечаянно коснулась губами его губ. Она поспешно отстранилась, но успела заметить, что Келлингтон и Гипатия внимательно наблюдают за этой сценой.

– Не уходи, Фэйрчайлд, я вижу, твоя фляга опустела, – заговорил Келлингтон, внезапно очутившийся рядом с ними. – Пойдем со мной к бару, я прикажу наполнить ее любым напитком – все, что пожелаешь.

Он смотрел на Мэтью с каким-то странным выражением – Корделия вдруг вспомнила, что после того откровенного танца оборотень впился в нее точно таким же взглядом. В нем угадывалась жажда или, пожалуй, страстное желание.

– Я никогда не отказываюсь от предложений получить «все, что пожелаю», – хмыкнул Мэтью и позволил Келлингтону увлечь себя в гущу толпы. Корделия хотела было окликнуть друга и попрощаться, но решила оставить его в покое; кроме того, Анна жестами приглашала ее присоединиться к ним за столиком.

Девушка оставила Гипатию и направилась к своим подругам, но в тот момент, когда она находилась посередине зала, внимание ее случайно привлекло какое-то движение среди теней – там обнимались двое мужчин. Она невольно вздрогнула, сообразив, что видит Мэтью и Келлингтона. Мэтью прислонился спиной к стене, а оборотень, который был выше ростом, склонился над юношей.

Рука Келлингтона ласкала затылок Мэтью, пальцы его перебирали золотистые локоны.

Корделия увидела, как Мэтью недовольно тряхнул головой, а потом танцующие заслонили их; когда фэйри унеслись прочь, она увидела, что Мэтью исчез, а Келлингтон с мрачным видом возвращается к Гипатии. Она сама не понимала, почему этот эпизод так потряс ее. Для нее не являлся новостью тот факт, что Мэтью интересовали не только женщины, но и мужчины; кроме того, его не связывали никакие обязательства, он волен был развлекаться как угодно и с кем угодно. Но что-то в Келлингтоне вызывало у Корделии смутную тревогу. Она взмолилась про себя Ангелу, попросила его дать Мэтью хоть немного здравого смысла и осторожности…

Кто-то коснулся ее плеча.

Резко обернувшись, она увидела совсем рядом женщину – ту самую фэйри, которая недавно сидела за столом с Келлингтоном. На фэйри было бархатное платье изумрудного цвета и колье из мерцающих синих камней.

– Прошу прощения, – произнесла она хриплым, нервным голосом. – Вы не… вы не та самая девушка, которая танцевала для нас несколько месяцев назад?

– Это я, – осторожно ответила Корделия.

– Да, ваше лицо сразу показалось мне знакомым, – сказала фэйри. Она была бледной и выглядела взволнованной. – Я восхищена вашим мастерством. И мечом, конечно же. Я права, предполагая, что ваш клинок – это легендарная Кортана? – Последнее слово она произнесла шепотом, словно упоминание названия меча требовало недюжинной смелости.

– О нет, что вы, – рассмеялась Корделия. – Это копия. Всего лишь искусно выполненная копия.

Фэйри смотрела на нее несколько мгновений, потом тоже рассмеялась.

– О, превосходно! – воскликнула она. – Я иногда забываю о том, что смертным свойственно шутить. Шутка – это такая маленькая ложь, предполагается, что она должна забавлять собеседника, верно? Но любой фэйри безошибочно узнает творение кузнеца Велунда^[6]. – Женщина рассматривала меч с восхищением. – Должна сказать, что Велунд – величайший из оружейников, работающих на Британских островах.

Корделия резко выпрямилась.

– Работающих? – повторила она. – Вы хотите сказать, что кузнец Велунд еще жив?

– Ну разумеется! – подтвердила фэйри, радостно хлопая в ладоши, и Корделия подумала: наверное, сейчас ей сообщат, что Велунд – вон тот захмелевший гоблин с абажуром на голове, мирно попивающий вино в темном углу. Но незнакомка продолжала: – Уже много веков ни одно из его творений не попадало в руки смертных, но говорят, что пламя еще горит в его горне, в кузнице под курганом среди меловых холмов Беркшира.

– Вот как, – пробормотала Корделия, пытаясь перехватить взгляд Анны и знаками позвать ее на помощь. – Очень интересно.

– Если вам вдруг захочется познакомиться с создателем Кортаны, я могу это устроить. Нужно пройти мимо большой белой лошади и спуститься под холм. Это обойдется вам всего лишь в монетку и обещание…

– Нет, – твердо произнесла Корделия. Возможно, она и была несколько наивной по сравнению с остальными посетителями салона, но ей было прекрасно известно, что следует делать, когда фэйри предлагают тебе сделку: категорически отказаться.

– Приятного вечера, – добавила она. – К сожалению, я должна идти.

Повернувшись к фэйри спиной, она услышала слова, произнесенные негромким голосом:

– Знаете, совсем не обязательно выходить замуж за мужчину, который вас не любит.

Корделия застыла на месте, потом медленно оглянулась. Сонное выражение исчезло с лица женщины: та смотрела на нее внимательно, настороженно.

– Есть другие пути, – продолжала она. – Я могу вам помочь.

Корделия огромным усилием воли заставила себя сделать бесстрастное лицо.

– Меня ждут друзья, – ответила она ледяным тоном и ушла. Сердце стучало оглушительно, словно молот. Она бессильно упала в кресло напротив Анны и Люси. Девушки жизнерадостно приветствовали ее, но она едва улыбнулась в ответ: мысли ее были далеко.

«За мужчину, который вас не любит». Откуда этой фэйри известно об их отношениях?

– Маргаритка! – воскликнула Анна. – Может быть, ты все-таки обратишь на нас внимание? Мы, как-никак, пытаемся тебя развлечь.

Она пила шампанское из высокого бокала. Анна взмахнула рукой, и кто-то тут же услужливо подал ей второй, который она протянула Корделии.

– Ура! – восторженно воскликнула Люси, потом вернулась к своему занятию: не обращая внимания ни на кружку с сидром, ни на подруг, она яростно строчила в блокноте, время от времени поднимала голову и рассеянно смотрела куда-то в пространство.

– На тебя снизошло вдохновение, дорогая? – спросила Корделия. Сердцебиение постепенно приходило в норму. Фэйри постоянно несут всякую чушь, убеждала она себя. Должно быть, эта девица подслушала, как Гипатия говорит с Корделией о свадьбе, и решила сыграть с ней злую шутку, зная, как волнуется каждая невеста накануне важного дня. Наверное, всех девушек время от времени одолевают сомнения в любви жениха. Возможно, в случае Корделии эти опасения были оправданны, но подобные страхи знакомы многим, а фэйри свойственно играть на страхах смертных. Этот разговор совершенно ничего не значит – просто попытка заполучить у Корделии то, что на самом деле нужно было фэйри: монету и обещание.

Люси взмахнула рукой, в которой была зажата ручка. Пальцы ее были перепачканы чернилами.

– Здесь столько интересного материала, – прошептала она. – Ты видела Малкольма Фейда? Смотри, вон там! Просто восхитительный фрак. Ты знаешь, я решила, что лорд Кинкейд будет не бравым морским офицером, а талантливым художником, чьи картины сочли непристойными и запретили выставлять в Лондоне; он переедет в Париж, сделает прекрасную Корделию своей музой, и его будут принимать в самых знаменитых салонах…

– А куда подевался герцог Бланкширский? – удивилась Корделия. – Я думала, что моя тезка вскоре станет герцогиней.

– Он умер, – сообщила Люси, слизывая чернила с пальца. На шее у нее поблескивала цепочка. Она уже несколько месяцев носила простой золотой медальон, и когда Корделия спросила, откуда у нее новое украшение, подруга ответила, что это старинная семейная реликвия, приносящая удачу. Корделия до сих пор помнила минуту, когда увидела медальон впервые, помнила блеск золота в полумраке – это было в ту самую ночь, на кладбище Хайгейт, когда Джеймс едва не погиб от отравления демоническим ядом. Одно время Корделии хотелось подробнее расспросить Люси о «семейной реликвии», но потом она напомнила себе о том, что сама утаивает многие вещи от своего будущего парабатая. Нет, она не имела права вмешиваться в жизнь Люси и требовать от нее абсолютной откровенности, особенно когда речь шла о такой мелочи, как медальон.

– Значит, это будет роман с трагическим финалом, – заметила Анна и повертела в пальцах бокал с шампанским, любуясь сверкающими пузырьками.

– О, вовсе нет, – возразила Люси. – Просто… мне кажется, неинтересно, когда главная героиня навеки связана с одним-единственным мужчиной. Мне хотелось, чтобы она пережила захватывающие любовные приключения.

– Не совсем уместный разговор накануне свадьбы, – хмыкнула Анна, – но, признаюсь, я в каком-то смысле согласна с Люси. Кроме того, остается надежда на то, что тебя, Маргаритка, даже после свадьбы ждут новые приключения. – Анна поднесла к губам бокал, и в ее синих глазах сверкнули странные искорки.

Люси тоже взялась за свою кружку.

– За конец свободы! За начало счастливого тюремного заключения!

– Чепуха, Люси, – отрезала Анна. – Наоборот, свадьба для женщины – это освобождение.

– Как это? – полюбопытствовала Корделия.

– В глазах общества, – пояснила Анна, – незамужняя леди пребывает во временном, так сказать, переходном состоянии перед замужеством и поэтому обязана «вести себя прилично» и с нетерпением ждать предложения руки и сердца. Замужняя женщина, напротив, может флиртовать с кем угодно, не боясь подмочить свою репутацию. Может свободно путешествовать без сопровождения родных, куда ей вздумается. Например, в мою квартиру и из нее.

Люси широко распахнула глаза.

– Ты хочешь сказать, что у тебя были романы с замужними женщинами?

– Я хочу сказать, что с замужними это случается чаще, чем с девицами, – пожала плечами Анна. – Согласись, замужняя дама пользуется большей свободой. Девушки никогда не выходят из дома без матери, отца или брата в качестве сопровождающего, это неприлично. Выйдя замуж, женщина получает возможность беспрепятственно посещать магазины, лекции, встречаться с друзьями – словом, у нее имеется дюжина предлогов оставить семейный очаг, чтобы продемонстрировать поклоннику очередную модную шляпку.

Корделия хихикнула. Общение с Анной и Люси неизменно поднимало ей настроение.

– А тебе, насколько я понимаю, нравятся дамы в модных шляпках.

Анна подняла указательный палец и с важным видом изрекла:

– По собственному опыту могу сказать, что дама, которая способна выбрать шляпку, подходящую к ее лицу, с таким же вниманием относится и к прочим деталям своего туалета.

– Мудрое замечание, – улыбнулась Люси. – Ты не возражаешь, если я вставлю эту фразу в свой новый роман? Такое изречение вполне в духе лорда Кинкейда.

– Разумеется, не возражаю, моя милая, – сказала Анна. – Ведь ты уже похитила у меня половину совершенно оригинальных афоризмов. – Она оглядела собравшихся. – Ты видела, что Мэтью ушел с Келлингтоном? Надеюсь, это не начнется заново.

– А что у них было с Келлингтоном? – поинтересовалась Люси.

– В прошлом году он едва не разбил Мэтью сердце, – объяснила Анна. – У Мэтью имеется дурная привычка связываться с теми, кто разбивает ему сердце. Видимо, сказывается предрасположенность к безответной любви.

– Правда? – пробормотала Люси, снова начиная царапать что-то в блокноте. – Боже мой.

– Приветствую вас, прекрасные дамы, – произнес высокий молодой человек со смертельно бледным лицом и волнистыми каштановыми волосами. Корделия даже вздрогнула от неожиданности – незнакомец возник рядом с их столиком словно по волшебству. – Я ослеплен вашей красотой. Кто из вас жаждет потанцевать со мной первой?

Люси вскочила.

– Я потанцую с вами! – воскликнула она. – Вы ведь вампир, верно?

– Э… ну да.

– Превосходно. Мы потанцуем, и вы поведаете мне о жизни неумирающих. Вы преследуете красивых женщин на улицах в надежде насладиться глотком крови аристократки? А по ночам оглашаете кладбища рыданиями, потому что ваша душа проклята навеки, верно?

Темные глаза молодого человека беспокойно забегали.

– Я всего лишь хотел пригласить вас на вальс, – пролепетал он, но Люси уже подхватила его под руку и увлекла в центр зала. Музыка внезапно заиграла громче, и Корделия чокнулась с Анной. Обе рассмеялись.

– Бедняга Эдвин, – заметила Анна, глядя на танцующих. – Он ужасно нервничает по любому поводу даже в привычной обстановке. А теперь, Корделия, я раздобуду нам еще по бокалу шампанского, и ты расскажешь мне все о завтрашней свадьбе, до мельчайших подробностей.