Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом

У меня было шестнадцать детей, а еще двенадцать я выкормила для хозяйки. С рождения своего первенца я мечтала скопить денег и купить свободу для них. Для них это было важнее, чем для меня. Я была уже слишком стара и слишком привыкла быть рабыней.

Чтобы скопить денег и выкупить детей, она открыла закусочную прямо у себя дома. Если появлялись желающие отведать устриц и крекеров, она кормила их. Таким образом она собрала двести долларов, но ей все равно не удавалось вызволить даже одного из детей. В те времена было непросто освободить раба, даже если у тебя были средства. Черити рассказывала, что хозяйка «продавала детей на сторону, одного за другим, одного за другим». По словам женщины, она обязана своей независимостью «худому человеку в шляпе».

Иногда, он говорил: «Тетя Черити, приготовьте мне что-нибудь вкусненькое, а то мне сегодня нездоровится». Я всегда с удовольствием стряпала для него, а если у него не было мелочи, кормила его просто так.

Именно этот темнокожий торговец, согласно ее рассказу, в конце концов купил ее вместе с пятью детьми и подарил им свободу.

После этого я решила, что перееду в свободные штаты. Здесь я занимаюсь стиркой, моя дочь ловко орудует иглой, и мы очень неплохо живем.

В рабстве было много всего помимо тягот и жестокости – много нежного, человечного и душевного. Героические усилия, которые многие рабы прилагали, чтобы выкупить свободу себе и своим детям, заслуживают уважения наравне с преданностью, которую они часто проявляли на службе у хозяев. Так или иначе, учитывая качества, которые темнокожий человек развил в себе за времена рабства, нет поводов беспокоиться о его будущем.

Глава IV
Восстания рабов и черная угроза

По данным профессора Альберта Бушнелла Харта, до Американской революции в Соединенных Штатах произошло около двадцати пяти восстаний рабов. При этом не учитываются ни вспышки, происходившие до этого в Луизиане, ни те, что имели место в других испанских, французских и английских колониях в Вест-Индии^[56].

Например, после английского вторжения на Ямайку в 1655 году рабы, сражавшиеся вместе со своими испанскими хозяевами против англичан, ушли в горы и в течение почти ста лет жили небольшими повстанческими коммунами. В 1738 году эти коммуны получили официальный статус. Общины просуществовали до 1796 года. Поселенцы построили себе новые дома и проложили дороги, которые в итоге открыли англичанам путь для нападения. Известно, что их потомки до сих пор живут на этой земле, в горных перевалах Ямайки.

Восстание рабов, которое в конце концов привело к созданию в 1804 году Черной Республики Гаити, было частью революционного движения, начавшегося во Франции в 1789 году. Многое было сказано и написано о жестокостях, творившихся в те времена на острове. Но я думаю, если сравнить происходившее на Гаити и в Санто-Доминго с событиями, имевшими место в тот период во Франции, то найдется не слишком много различий. Деятельность лидера восстания, Туссена-Лувертюра^[57], достойна восхищения.

В 1831 году произошло самое значимое восстание, имевшее огромные последствия. Это надолго запомнившееся южанам выступление рабов возглавил Нат Тернер^[58]. Но еще до этого памятного события два темнокожих раба, Габриэль и Джек Боулер, в 1800 году предприняли попытку мятежа в Вирджинии. Бунтовщики собрали около тысячи цветных округа Хенрико и двинулись на город Ричмонд. Оползни, вызванные недавней бурей, заставили их остановиться. Участники мятежа рассредоточились в надежде продолжить путь на следующую ночь, но их выследили, и жителям Ричмонда удалось отразить атаку. За Габриэля и Джека Боулера была назначена награда. Их поймали и казнили.

Двадцать два года спустя в Чарльстоне, штат Южная Каролина, свободный темнокожий Дэни Беси организовал новое восстание. Беси прославился как знаток Библии, оказывая заметное влияние на общину. Особенно ярко это проявлялось на религиозных собраниях, которые он проводил в форме народного обсуждения. Заговор также раскрыли, а сам бунтовщик и тридцать четыре члена его отряда были преданы смерти.

Во времена моего детства в Вирджинии мне доводилось слушать истории, которые, сидя в хижинах, старики рассказывали о «пророке» Нате Тернере и об ужасах восстания 1831 года. Тернер проповедовал рабам в округе Саутгемптон, штат Вирджиния. Его мать, которая была очень религиозной женщиной, внушала сыну, что он, подобно Моисею, должен стать освободителем своей расы. Она прилагала огромные усилия, чтобы передать ему знания, которыми обладала сама, и заставляла его учить главы из Библии, особенно части из Ветхого Завета. Тернер впитал причудливую культуру плантаторских гимнов, что укрепляло веру в выпавшую на его долю миссию – даровать свободу своему народу.

Тернер вырос молчаливым, мечтательным человеком. Известно, что он задумал собрать большое количество рабов и укрыться с ними на болоте Дисмал, расположенном на юго-востоке штата Вирджиния. 21 августа 1831 года, веря, что исполняет волю Божью, Нат Тернер вместе с шестью товарищами отправился в путь. Вскоре к ним присоединились другие повстанцы. В результате их отряд насчитывал шестьдесят человек. План состоял в том, чтобы истребить столько белых, сколько возможно. За короткое время на разных плантациях было убито шестьдесят человек. Собралось местное ополчение. Вскоре подтянулись войска Соединенных Штатов. Повстанцы, численность которых на тот момент составляла более сотни человек, отчаянно сопротивлялись. Однако вскоре их взяли под стражу. Сорок три раба были преданы суду. В итоге двадцать один человек был оправдан, двенадцать – проданы за пределы штата, а двадцать, включая Ната Тернера и одну женщину, – осуждены и повешены.

В 1859 году в Харперс-Ферри произошел бунт Джона Брауна^[59]. В нем участвовало всего пять человек, из которых трое были рожденными на воле рабами, а двое – беглыми. Во время боя Дэнджерфилд Ньюби и Льюис Лири были убиты, Джон Коупленд и Шилдс Грин – схвачены, преданы суду и казнены. Осборн Андерсон оказался единственным, кому удалось бежать.

Ньюби был высоким, хорошо сложенным мужчиной в возрасте около тридцати лет. Двадцатичетырехлетний Лири родился в Северной Каролине. Он проживал в колонии цветных южан в Оберлине, штат Огайо, и получил хорошее образование. Коупленду, который являлся родственником Лири, на тот момент исполнилось двадцать два, и он был родом из Оберлина. Его тюремные письма, адресованные близким, доказывают, что это был умный и смелый молодой человек. Незадолго до казни в одном из своих посланий он обратился к брату с такими словами:

Мой тюремщик, капитан Джон Авис, – честный джентльмен с храбрым сердцем. Мы столкнулись с ним в Харперс-Ферри, и он сражался, как это подобает смелому человеку. С тех пор как мы оказались в его власти, он ограждал нас от оскорблений и поношений, которыми нас осыпали. Он поступил как отважный и благородный человек. Один из его помощников, мистер Джон Шитс, был очень добр к нам и делал все возможное, чтобы защитить нас от безумствующей толпы. Любимый мой брат Генри, если судьба когда-нибудь сведет вас и эти люди будут нуждаться в помощи, сделай это ради меня.

Утром в день казни Коупленд написал длинное письмо своей семье в Оберлин. Привожу один интересный фрагмент:

Скажу лишь, что я сожалею не об участи быть казненным – я не страшусь смерти. Мне жаль, что существует такой несправедливый институт, который вправе отнять жизнь у меня или у любого другого. Институт, для которого человеческая жизнь значит столько же, сколько ноль для бесконечности.

 

Шилдс Грин был беглым рабом из Южной Каролины, двадцати четырех лет от роду, не знавшим грамоты, но, по слухам, обладавшим выдающимися способностями и мужеством. По всему было видно, что, будь у него возможность получить образование, он стал бы выдающимся человеком. Грин приехал в Чамберсбург, штат Пенсильвания, чтобы присоединиться к Брауну и Фредерику Дугласу^[60].

По рассказам Дугласа, когда он уже намеревался покинуть каменоломню Чамберсбурга, где у него состоялась беседа с Джоном Брауном, Грин спросил последнего: «Он остается?» Последовал утвердительный ответ. Грин взглянул на Брауна, затем на Дугласа и произнес: «Что ж, думаю, я тоже с вами».

В Харперс-Ферри разгорелся бой, но постепенно стало очевидно, что сопротивление бесполезно, и повстанцы попытались бежать. По дороге к арсеналу Грин попал под обстрел. Один из бойцов сказал, что ему лучше последовать за ними. Грин повернулся и посмотрел в сторону оружейного склада, перед дверью которого стояли его немногочисленные защитники, и спросил: «Думаешь, у нас нет шансов?» «Ни одного», – прозвучало в ответ.

Оказавшись в тюрьме, Грин постоянно отсылал Брауну письма со словами поддержки. Утром, в день казни Джона Брауна, Грин написал товарищу, что был счастлив оказаться рядом с ним и готов встретить собственную смерть.

Осборну Андерсону, родившемуся свободным в Пенсильвании, на тот момент исполнилось двадцать четыре. Он получил хорошее образование и по профессии был печатником. Это был способный от природы, простой в манерах и обращении человек. Ему принадлежит замечательный памфлет о бунте «Голос из Харперс-Ферри», написанный им после побега. В годы Гражданской войны он служил в одном из полков, сформированных из темнокожих. Умер Андерсон в Вашингтоне в 1871 году.

Великого восстания, которого на протяжении всего периода рабства так ожидали и боялись, не произошло. Однако страх перед всеобщим бунтом всегда преследовал Юг, способствуя нарастанию ненависти южан к темнокожим. Этот страх побуждал принимать законы, которые во многих южных штатах затрудняли, если не делали невозможным, освобождение раба. Обучение невольников чтению и письму считалось преступлением. На свободных темнокожих налагались суровые ограничения и налоги, которые низводили их в самое бедственное положение, в определенном смысле не менее печальное, чем рабство.

В отношениях между черными и белыми в те времена существовало не меньше сложностей и противоречий, чем сегодня. В Вирджинии хозяева обычно хорошо относились к рабам. Господин доверял своему рабу, заботился и защищал, нередко искренне привязываясь к нему. И все же рабовладелец никогда не мог избавиться от страха перед бунтом.

Рабство на Юге привело белого человека к очень странной дихотомии. Он научился разграничивать отношение к отдельно взятому темнокожему, которого он знает с детства и любит всей душой, и к черной расе в целом, которую он обличает и унижает. Эту дихотомию можно было наблюдать, к примеру, у таких политических деятелей, как экс-губернатор Вардман и сенатор Южной Каролины Тилдман. В публичных выступлениях они весьма резко высказывались в отношении чернокожих и выступали за самые жесткие законы, направленные на их подавление. При этом знавшие политиков темнокожие утверждали, что эти люди были необыкновенно добры к ним. Мистер Вардман и мистер Тилдман ненавидели абстрактных черных, но прекрасно ладили с реальными представителями расы, с которыми им приходилось иметь дело.

Существует мнение о том, что смутный, обезличенный страх, который хозяин испытывал перед рабом, был вызван предрассудками о диких инстинктах черного человека. Казалось, если не принять надлежащих мер, скрытая агрессия может в любой момент вырваться наружу и захлестнуть страну. Однако я больше склоняюсь к мысли о том, что большинство привезенных сюда темнокожих, вследствие опыта, полученного в Африке, либо из-за естественной предрасположенности, были более покорными и склонными к подчинению, чем любая другая раса или класс людей в подобных обстоятельствах. Думаю, истинная причина, по которой белый человек боялся черного, заключалась в том, что он чувствовал несправедливость самого института рабства и понимал, что, когда раб начинает осознавать свое положение, в нем должно проснуться стремление стать свободным.

Мне нередко приходится наблюдать за публичными людьми определенного сорта, которые выступают в прессе, в том числе используя политическую платформу, и заявляют об опасности, которой подвергается белая раса из-за присутствия темнокожих в этой стране. Очевидно, что в своих попытках разжечь расовую ненависть они руководствуются нечистой совестью. Если от темнокожего действительно исходит агрессия, то такое возможно только вследствие его желания восстановить справедливость. Несправедливость всегда порождает страх. Когда я слышу, как люди начинают рассуждать о «черной угрозе», мне хочется, чтобы они пообщались с теми, кто ездил с миссионерской миссией в Африку и провел годы среди диких племен, не зная страха и не испытывая тревоги за собственную жизнь. Бывает, в южных штатах горстка белых людей живет среди тысяч черных. Однако они не боятся ни восстаний, ни кровопролития. Эти люди доказали своим темнокожим соседям, что готовы помогать им в развитии. Мне известен случай, когда шесть белых женщин жили в общине, окруженной тысячами темнокожих. В радиусе многих десятков миль не было ни одного белого, который мог бы их защитить. Однако им нечего было бояться, ведь они пришли туда, чтобы оказать поддержку, и люди это ценили.

Изучая историю восстаний и заговоров, я был поражен тем фактом, что ни один из этих бунтов, похоже, не был спровоцирован местью или жестоким обращением, которому подвергались невольники. Дэни Беси не был рабом. В 1822 году он выиграл в лотерею одну тысячу пятьсот долларов и выкупил себя за шестьсот долларов. Истинная причина, побудившая его организовать заговор, скрывалась в другом. Согласно свидетельствам одного из соратников, Беси говорил, что «не поехал в Африку, так как у него не было такого желания; ему хотелось остаться и сделать что-то для своих собратьев». Другой свидетель тех событий заявил, что Беси «устраивало его собственное положение свободного человека, но все его дети оставались рабами, и он пытался сделать все возможное, чтобы их освободить».

Получив образование, Беси путешествовал по всему миру со своим хозяином – капитаном корабля. Он не только цитировал Библию, рассказывая об избавлении от рабства сынов Израилевых, но и по памяти воспроизводил речи многих ораторов, выступавших в Конгрессе, в частности выступление некоего мистера Кинга. Он приводил слова этого «друга всех чернокожих» о том, что тот «будет и впредь говорить, писать и публиковать памфлеты против рабства до тех пор, пока южные штаты не согласятся освободить своих невольников, поскольку рабство – это позор для страны».

Нат Тернер был человеком совсем другого сорта. Как я уже говорил, это был мечтатель, настоящий фанатик. Он сам настолько проникся верой в собственную богоизбранность, что его присутствие вызывало благоговейный трепет не только у черных, но и у тех белых, которые общались с ним после его ареста и накануне казни.

Тернера описывают как человека обычного роста, с «лицом истинно темнокожего человека». Мистер Грей, джентльмен, выслушавший признание подсудимого, рассказывает о нем следующее:

Ходили слухи, что он был невежественным и трусливым, а его целью являлись убийство и грабеж. Известно, что он никогда не имел ни доллара за душой, не был воцерковлен и не выпил ни капли спиртного. Что касается его невежества, то он, конечно, нигде не учился, но при этом умел читать и писать, а по врожденному уму и смекалке его вряд ли превзойдет кто-либо из тех, кого я знаю. Был ли он трусом? Причина, по которой он не сопротивлялся мистеру Фиппсу, говорит о решительности его характера. Увидев у Фиппса оружие, Тернер сказал, что понимает бессмысленность попытки бежать, ведь в лесу полно людей. В надежде спастись он принял решение сдаться и довериться судьбе.

Этот человек был абсолютным фанатиком, или же он прекрасно играл свою роль. В других вопросах Тернер обладал необыкновенной эрудицией, метким умом, который погубили глупые и опасные идеи. Трудно словами описать эффект, который производили его речи, произнесенные в тюремной камере. Хладнокровие, с которым он говорил о своих последних делах и намерениях, соседствовало со свирепым и одержимым выражением его лица в моменты, когда он впадал в исступление. Облаченный в окровавленные лохмотья, закованный в цепи, он, сверкая глазами, воздевал руки к небесам. Я смотрел на него, и кровь стыла в моих жилах.

История этих заговоров доказывает, что сами по себе отношения раба и хозяина порождали жажду вырваться на свободу. Каждый невольник, получивший достаточное образование, чтобы читать Библию или обычные школьные учебники, видел, как страна празднует собственную независимость, как любой человек стремится на волю. Он учился этому у своего белого господина. Фредерик Дуглас получил первые представления о свободе, прочитав знаменитые речи Уильяма Питта, лорда Чатема^[61], Фокса и Шеридана^[62] в книге «Колумбийский оратор», которая случайно попала к нему в руки.

Как только идеи о свободе проникали в сознание раба, обладавшего живым умом, они уже никогда не покидали его. Фредерик Дуглас, автор опубликованной в 1845 году «Автобиографии», рассказывает, как, еще будучи рабом в Мэриленде, он, сидя на берегу Чесапикского залива, часто наблюдал за проплывающими мимо кораблями и размышлял:

Вы отчалили от берега и свободны, я же раб, опутанный цепями! Вы весело движетесь под ласковым ветром, а я горюю под кровавым кнутом! Вы быстрокрылые вольные ангелы, летящие по миру, а я закован в кандалы! О, если бы я был свободен! О, если бы я был одним из команды и находился под защитой вашего корабля!

Отношения между представителями обеих рас развиваются вполне естественным образом, но этому прогрессу препятствует обезличенный страх, который белый человек испытывает перед темнокожим. Навязывание ненависти и противостояния отбрасывает нас далеко назад. После войны, например, нормальное политическое развитие южных штатов было заторможено страхом или его призраком. Белые боялись, что темнокожие вытеснят их с Юга и присвоят власть себе. На самом деле последние никогда не контролировали ситуацию. Ей управляли республиканцы Севера, которые приезжали в южные штаты, чтобы затем лоббировать свои интересы в Вашингтоне. Темнокожий человек не меньше белого желает наладить добрососедские отношения, чтобы представители двух рас жили в мире и согласии.

От временной власти, которую темнокожие удерживали во время Реконструкции^[63], они получили так же мало, как и в результате успешных и не очень восстаний, путем которых они пытались обрести свободу до войны. Честно говоря, никому не хочется повторять этот эксперимент.

С тех пор как упразднили рабство, не проходит и недели, чтобы какая-нибудь газета не написала о том, что где-то вот-вот случится бунт темнокожих. Такого мятежа никогда не было. Подобие восстания темнокожих на Юге после отмены рабства произошло в конце семидесятых годов. Тогда, 7 мая 1879 года, в результате реального или воображаемого ухудшения ситуации делегаты из четырнадцати штатов собрались в Нэшвилле, штат Теннесси, и выступили с обращением к цветному населению Юга, порекомендовав темнокожим «уехать в те штаты, где они могут пользоваться всеми правами, гарантированными законами и Конституцией Соединенных Штатов». В результате в течение нескольких месяцев сорок тысяч человек переехали в Канзас. В основном это были выходцы из «черного пояса» Миссисипи и Луизианы. Произошедшее обернулось бедствием национального масштаба, спровоцировав острую нехватку рабочих рук в тех штатах, откуда бежали черные, а также смятение среди самих беженцев. Чтобы остановить этот процесс, пришлось вмешаться Фредерику Дугласу и другим правозащитникам, которые попытались остановить или хотя бы замедлить глобальное переселение.

Вероятность любого мятежа с каждым годом сокращается по мере того, как сами темнокожие восстают из рабства и заново обретают свои права. Они осваивают новые профессии, получают образование, становятся активными участниками общественной и политической жизни. Восстание могло бы произойти в регионе, где для темнокожего нет работы, но на сегодняшний день таких мест в стране практически не осталось.

Я могу проиллюстрировать это на конкретном примере. Осенью 1908 года я побывал в округе Маршалл у берегов Миссисипи. Черных людей здесь почти вдвое больше, чем белых, но со времен Гражданской войны тут не случалось ни одного народного волнения. Я поинтересовался у жителей, как получилось, что в их округе царят мир и гармония, и получил практически одинаковый ответ от представителей обеих рас. Его суть сводилась к тому, что темнокожие здесь являются значимыми членами общества. Они успешно занимаются фермерством, владеют ценными зданиями в деловых кварталах Холли Спрингс, главного города округа, ведут бизнес, торгуют продовольственными товарами, покупают и продают хлопок. Кроме того, для цветного населения здесь открыто несколько школ и колледжей. Восстание и беспорядки в этой местности для черных обернулись бы такой же трагедией, как и для белых.

Один из темнокожих, проживающих в округе Маршалл, мистер Маккиссак, работает бухгалтером в государственной организации «Одд Феллоуз», ежегодный оборот которой составляет порядка двухсот тысяч долларов. Эти деньги распределяются между различными банками в Холли Спрингс. Во время моего визита я узнал, что при малейшей опасности расового конфликта в округе Маршалл наиболее уважаемые люди города, черные и белые, собираются вместе с целью разработать план, который будет содействовать поддержанию мира. Например, однажды, когда сын малоимущей белой женщины был убит цветным, темнокожие первыми провели встречу, на которой была собрана значительная сумма для матери жертвы.

В последние годы у нас случалось несколько расовых конфликтов на Севере и Юге. Однако есть существенная разница, между беспорядками, которые учиняют в южных штатах и на севере страны. Толпа на Юге более отходчива и менее кровожадна, если можно так выразиться. Этому есть причина: на Юге каждый, даже самый никчемный, темнокожий знает в городе одного белого, на дружбу и поддержку которого он всегда может рассчитывать. Они могли подружиться, потому что кто-то из членов семьи белого владел черным или его родственниками. Возможно, цветной жил на плантации этого белого человека или там работал кто-то из членов его семьи. Вероятно также, что однажды он оказал белому какую-то услугу. Здесь каждый белый, как бы он ни относился к черной расе, знает одного темнокожего, которому он готов доверить все, что у него есть. На Юге именно личный контакт удерживает две расы вместе, и именно этого так не хватает на Севере.

В завершение темы восстаний на почве расовых разногласий я не могу не сказать пару слов о мужестве темнокожих. В то время как одни без конца осуждают темнокожего за то, что он излишне амбициозен и отказывается оставаться, как они говорят, «на том месте, для которого его создал Бог», другие утверждают, что темнокожий слишком покорен. Последние настаивают на том, что если бы у цветного хватило смелости встать и обличить своих недоброжелателей в тех же резких и горьких выражениях, которые используются по отношению к нему, то через некоторое время он завоевал бы уважение всего мира, и единственное препятствие на пути его прогресса было бы устранено.

Порой любопытно, иногда забавно, а время от времени прискорбно наблюдать за тем, как при обсуждении расовых проблем кто-то использует понятия «храбрость» и «мужество». В течение долгого периода после провозглашения свободы, как, впрочем, и сейчас, любой чернокожий был готов публично проклинать и оскорблять белого человека. И это почитают за великое мужество. Тридцатиминутная речь подобного толка, и он уже яростный правозащитник. Другой же человек в течение многих лет усердно работал, преподавал в школе для темнокожих, но в итоге лишь заслужил обвинения в том, что его предки угнетали рабов.

Иные белые приобрели известность, оскорбляя темнокожих. Есть и черные, которые сделали себе имя на унижении белых. Эти люди не знают жизни южан. Не требуется особого мужества для того, чтобы встать перед сочувствующей аудиторией и осудить зло, совершенное людьми, находящимися за тысячи миль. Столько же отваги потребуется для того, чтобы пятьсот вооруженных человек вышли на улицу и убили одного безоружного.

Отрадно, что в Соединенных Штатах все большее число белых и черных понимают: наивысшая храбрость присуща мужчине или женщине, которые помогают кому-то стать полезным или счастливым. Мир более всего нуждается не в том мужестве, которое причиняет кому-то боль и несет разрушения, а в том, что поддерживает и созидает.