Дюна: Дом Атрейдесов

Н’ки: Медленно действующий яд, образующийся в надпочечных железах; самый коварный токсин, разрешенный к применению по соглашению с Гильдией и соответствующий ограничениям, наложенным Великой Конвенцией. (См. Война Убийц.)

Учебник наемного убийцы.

– М-м-м, вы же знаете, Шаддам, что император никогда не умрет.

Маленький человечек с огромными черными глазами на вытянутом крошечном личике, похожем на мордочку ласки, Хазимир Фенринг, сел напротив консоли защитного поля своего гостя, кронпринца Шаддама.

– По крайней мере это не случится, пока вы молоды и можете наслаждаться всеми радостями царствования.

Проницательным взглядом Фенринг взглянул на черный шар защитного поля кронпринца, который, закончив свою игру, присел отдохнуть, явно недовольный результатом. Эти два человека знали друг друга всю свою сознательную жизнь и были дружны с детства. Фенринг хорошо знал, как отвлечь Шаддама от мрачных мыслей.

Из игрового зала, расположенного в пентхаусе Фенринга, Шаддам хорошо видел императорский дворец своего отца, сверкавший в лучах солнца на пологом склоне холма в километре от дома Фенринга. Много лет назад, с помощью своего преданного друга, Шаддам сумел избавиться от соперника, старшего брата Фафнира, но от этого императорский Трон Золотого Льва не стал ни на йоту ближе.

Шаддам вышел на балкон и тяжело вздохнул.

Кронпринцу было около тридцати пяти лет, он отличался резкими чертами лица, сильным, волевым подбородком и орлиным носом. Рыжеватые волосы были тщательно подстрижены и напомажены. Вообще Шаддам до странности походил на бюст старого императора, изваянный придворным скульптором лет сто назад, в первые годы правления Эльруда.

Наступал вечер, две из четырех лун Кайтэйна, взойдя над горизонтом, низко висели за гигантским силуэтом императорского дворца. В ясном небе парили ярко освещенные планеры, преследуемые стайками певчих птиц. Иногда Шаддам чувствовал просто настоятельную потребность бежать подальше от императорского дворца.

– Сто тридцать шесть лет правит падишах император, – продолжал Фенринг своим гнусавым голосом. – Да и отец старого Эльруда тоже правил больше сотни лет. Что вы об этом думаете, а? Ваш батюшка взошел на престол, когда ему было девятнадцать лет, а вам уже в два раза больше. Вас это не беспокоит?

Фенринг повернул к принцу свою остренькую мордочку и уставил огромные глаза в лицо Шаддама.

Тот в ответ промолчал, глядя на горизонт и думая о том, что надо продолжить игру… хотя впереди у него с Фенрингом были совсем иные игры с куда большими ставками.

Фенринг дружил с имперским наследником много лет и прекрасно знал, что Шаддам не способен решать серьезные проблемы, когда его отвлекают удовольствия. Ну что ж, надо положить конец развлечениям.

– Моя очередь, – объявил он. Фенринг потянул на себя рычаг, торчавший из защитного шарового поля, коснувшись концом рычага вращающегося диска внутри шара. От этого движения внутренний черный шарик взметнулся вверх и завис под сферой защитного поля. Выждав нужное время, Фенринг отпустил рычаг. Шарик рухнул вниз, попав точно в центр диска. Высший балл!

– Черт бы тебя побрал, Хазимир! – в сердцах воскликнул кронпринц. – Ты опять великолепно провел партию. Надеюсь, ты будешь мне поддаваться, когда я стану императором?

В глазах Хазимира Фенринга застыло дикое выражение, это были глаза хищника, всегда готового к смертоносному прыжку. Придворный страдал генетическим дефектом, делавшим его евнухом, неспособным иметь детей, но, как бы в компенсацию болезни, Фенринг был самым опасным бойцом Империи, его свирепость и отвага вошли в поговорку. Хазимир мог состязаться в воинском искусстве с любым сардаукаром.

– Когда вы станете императором? – Фенринг и Шаддам делили между собой такие тайны, что между ними уже не осталось ничего недосказанного. – Шаддам, вы выслушаете то, что я вам скажу, а? – Он раздраженно вздохнул. – Вам тридцать четыре года, вы сидите сложа руки и ждете, когда начнется ваша жизнь. Да, это ваше природное право. Но Эльруд может протянуть еще не одно десятилетие. Он старый, крепкий Бурсег, постоянно глотает пряное пиво, и если так пойдет дальше, то он переживет нас обоих.

– Так зачем об этом говорить? – поинтересовался Шаддам, играя рычагами шара и явно желая продолжить увлекательную забаву. – У меня и так есть все, что мне нужно.

– Вы с большим удовольствием будете играть в игрушки до тех пор, пока не состаритесь? Я-то думал, что у вас гораздо более серьезные планы на жизнь. Как быть с предназначением крови Коррино?

– Ах да! Но что будет, если я не достигну своего предназначения, – в тоне Шаддама прозвучала горечь, – то с чем останешься ты?

– У меня все будет в порядке, – отпарировал Фенринг.

Его мать была воспитанницей ордена Бене Гессерит и состояла в нем до тех пор, пока ее не призвали ко двору и не сделали статс-дамой при четвертой жене Эльруда. Мать хорошо воспитала сына, готовя его к великим и славным деяниям.

Однако Хазимир Фенринг был разочарован поведением царственного друга. Когда-то, когда Шаддаму не было еще и двадцати лет, он был более деятельным и куда сильнее домогался трона. Домогался настолько, что побудил Фенринга отравить своего старшего брата Фафнира, которому шел тогда сорок седьмой год и он сам очень хотел стать императором.

Фафнир мертв уже пятнадцать лет, но старый стервятник Эльруд и не думает умирать. Он не хочет даже отрекаться от престола по своей доброй воле. За это время Шаддам утратил свой боевой пыл, погрузившись в удовольствия жизни наследника. В самом деле, хорошо быть кронпринцем – масса удовольствий и никакой ответственности. Но Фенринг хотел большего, дня своего друга и для себя.

Шаддам сердито посмотрел на приятеля. Мать Шаддама, Хабла, пренебрегла воспитанием сына, доверив его заботам статс-дамы Чаолы Фенринг. С самого детства Шаддам и Хазимир часами говорили о том, как это будет прекрасно, когда на Трон Золотого Льва взойдет Падишах Император Шаддам IV.

Но в глазах Шаддама все эти разговоры давно потеряли свою магическую привлекательность. Многолетняя действительность, так не похожая на детские грезы, убедила Шаддама, что незачем предаваться бесплодным ожиданиям. Его желания и стремления растворились в апатии. Зачем куда-то стремиться, если можно с таким удовольствием играть в мяч и ни о чем не думать?

– Ты ублюдок, – сказал Шаддам. – Давай начнем новую партию.

Не обращая внимания на это предложение друга, Фенринг выключил консоль управления игрой.

– Может быть, я и ублюдок, но Империя стоит перед массой проблем, которые требуют незамедлительного решения, а ваш отец совершенно забросил дела и плохо с ними управляется. Вы это знаете не хуже, а лучше, чем я. Если бы глава какой-нибудь компании вел дела, как ваш отец, его фирма неминуемо разорилась бы. Вспомните о скандале с ОСПЧТ, связанном с исчезновением камней су.

Шаддам с трудом подавил тяжкий вздох.

– Да, тут я не могу с тобой спорить, Хазимир. Ты прав на сто процентов.

– Всякие самозванцы, герцог, герцогиня… все эти призраки под носом у вашего батюшки. Кто за ними всеми следит? Как они ухитрились укрыться на какой-то планете на окраине Империи, да так, что никто не знает, как их найти и выкурить оттуда? Этого никогда не должно было произойти, не правда ли, мой принц? Вообразите себе и потери от утраты контроля над Баззеллом. Вообразили? О чем вообще думает Эльруд?

Шаддам отвел взгляд. Он не любил занимать голову серьезными имперскими проблемами. Учитывая, что его отец был еще бодр и крепок, эти проблемы представлялись далекими и не слишком важными для наследного принца.

Но Фенринг не отставал:

– Мне представляется, что если вы будете вести себя так же, как сейчас, то дела наши никогда не поправятся. Никаких шансов. Ему уже сто пятьдесят пять лет, а он здоров как бык. Фондиль III, его отец, прожил целых сто семьдесят пять лет. Кто-нибудь из императоров Коррино побьет этот рекорд?

Шаддам нахмурился и бросил красноречивый взгляд на игровой шар.

– Ты же знаешь, что я не занимаюсь этими вещами, даже навлекая на свою голову гнев туторов.

Фенринг ткнул Шаддама пальцем в грудь.

– Эльруд проживет двести лет, попомните мои слова. У вас будут серьезные неприятности, мой друг, если вы не прислушаетесь к моим словам.

В ожидании ответа Хазимир высоко поднял брови и округлил свои и без того огромные глаза.

– Ты опять начитался на ночь «Учебника наемного убийцы», не так ли? Будь осторожен с такой информацией. Смотри, а то как бы у тебя не было неприятностей.

– Робкие и боязливые люди обычно не заслуживают ничего лучшего, чем незаметной, нудной работы. Но вы и я, Шаддам, заслуживаем гораздо более светлого будущего. Подумайте о возможностях, хотя бы даже гипотетических. Да и потом, что плохого в яде? Он работает очень мягко и надежно, поражает только цель, не вызывает никаких побочных смертей, то есть действует именно так, как того требует Великая Конвенция. Отравление ядом не влияет на годовые доходы государства, не разрушает собственность. Легко, надежно и аккуратно.

– Яды должны использоваться в отношениях между Домами, а не для того, что ты мне тут предлагаешь.

– Но вы же не жаловались, когда я позаботился о вашем брате Фафнире, не жаловались? Ему бы сейчас было далеко за пятьдесят, а он бы все ждал своей очереди попробовать на вкус, что такое Трон Золотого Льва. Вы тоже хотите так долго ждать?

Шаддам топнул ногой:

– Прекрати. Я и представить себе не могу такой исход. Это не по правилам.

– А лишать вас природного права на власть, это по правилам? Какой же получится из вас император, если вам так и не представится возможность испытать, что такое власть, пока вы не станете таким же немощным стариком, как и ваш батюшка? Посмотрите, что произошло на Арракисе. К тому времени, когда мы сместили Абульурда Харконнена, был нанесен значительный ущерб добыче пряности. Абульурд не умел щелкать бичом, и рабочие перестали ловить мышей. Сейчас там заправляет делами барон Харконнен. Он умеет щелкать бичом, но слишком усердствует на этом поприще, а это привело к падению нравов и саботажу. Я не спешу обвинять барона Харконнена, ибо в конечном счете во всем виноват только ваш отец, и никто больше. Во всем виновен падишах император, принимающий неверные решения. – Хазимир взял себя в руки и продолжил более спокойным тоном: – Вы должны нести ответственность за стабильность Империи.

Шаддам посмотрел на потолок, словно ища там глазки видеокамер и подслушивающие устройства, хотя знал, что Фенринг регулярно проверяет свои апартаменты на наличие следящей аппаратуры и убирает ее при обнаружении.

– Каким ядом ты хочешь воспользоваться? Конечно, чисто гипотетически.

Он посмотрел на сияющий огнями императорский дворец. Сверкающее здание показалось ему чашей святого Грааля, недосягаемой и долгожданной наградой.

– Может быть, стоит попробовать что-нибудь медленно действующее, а? Все подумают, что Эльруд постепенно стареет. Положитесь в этом деле на меня. Как наш будущий император, вы не должны занимать себя мелочами такого рода. В этих делах я всегда был вашим доверенным лицом, не правда ли?

Шаддам задумчиво пожевал нижнюю губу. Никто во всей Империи не знал больше о Хазимире Фенринге, чем он, кронпринц Шаддам. Но может ли его друг обратиться против него самого? Вполне вероятно, хотя Фенринг отчетливо понимал, что его путь к вершинам власти намертво связан с Шаддамом. Вызов заключался в умении держать в узде амбиции друга и всегда опережать его хотя бы на полкорпуса.

Старый император Эльруд, знавший о смертоносных способностях Хазимира Фенринга, использовал его в нескольких тайных операциях, все из которых оказались успешными. Эльруд подозревал, что Фенринг приложил руку и к прежде-временной смерти кронпринца Фафнира, но считал этот эпизод неизбежной частью имперской политики. За все годы Фенринг умертвил приблизительно пятьдесят мужчин и дюжину женщин, как правило, это были любовники императора обоего пола. Хазимир был горд тем, что является убийцей, который может встретить жертву лицом к лицу или поразить ее в спину, не испытывая при этом никаких угрызений совести.

Бывали дни, когда Шаддам искренне жалел о том, что в детстве судьба свела его с таким чудовищем, как Хазимир Фенринг. Не будь этой детской дружбы, не стоял бы сейчас кронпринц перед тяжким выбором, о котором даже думать не хотелось. Шаддаму следовало бы расстаться с товарищем по колыбели, как только он научился ходить. Было слишком рискованно держать при себе такого безжалостного убийцу, к тому же эта дружба пятном позора ложилась на репутацию самого Шаддама.

Но как бы то ни было, Фенринг оставался его другом. Между ними существовало какое-то притяжение, какое-то неопределимое нечто, о котором они часто говорили, не вполне осознавая, в чем именно заключается это нечто. В настоящее время Шаддаму было гораздо проще продолжать поддерживать отношения с Хазимиром, считая их дружбой, чем порвать с ним. Такой поворот событий мог бы оказаться в высшей степени опасным для жизни.

Совсем рядом Шаддам внезапно услышал тихий голос, выведший его из раздумий. Он поднял голову и увидел возле себя Фенринга, протягивающего ему стакан мутноватого киранского бренди.

– Ваш любимый бренди, мой принц.

Кронпринц принял бокал из руки Фенринга, но внимательно и с опаской пригляделся к цвету напитка. Не изменился ли он, не подмешал ли друг в коньяк какое-нибудь зелье? Шаддам наклонился вперед и принюхался: не пахнет ли коньяк чем-то необычным? Нет, аромат бренди был совершенно нормальным. Но Хазимир может сохранить и цвет и запах в норме, он дока в своем деле.

– Могу принести снупер, если хотите, мой принц, но не волнуйтесь, я никогда не стану вас травить, – произнес Фенринг со зловещей улыбкой на устах. – Однако это не относится к вашему отцу. У него совсем иное положение.

– Ах да! Медленно действующий яд, ты говоришь? Подозреваю, что ты уже знаешь, каким именно веществом ты воспользуешься, Как долго проживет мой отец после того, как ты примешься за дело? Я хочу сказать, если мы вообще возьмемся за это дело.

– Два года, может быть, три. Во всяком случае, достаточно долго для того, чтобы все подумали, что его упадок связан с возрастом и является вполне естественным.

Шаддам поднял подбородок, стараясь придать себе царственный вид. Кожа его была надушена, волосы напомажены и гладко зачесаны назад.

– Надеюсь, ты понимаешь; что я могу поддержать такую измену только для блага Империи, чтобы избавить ее от возможных настоящих и грядущих потрясений, которые она испытывает при слабом правлении моего отца?

Хитрая усмешка исказила лисью мордочку.

– Конечно, конечно.

– Два или три года, – начал вслух размышлять Шаддам. – У меня будет время приготовиться к тому, чтобы взять на себя ответственность за управление Империей. Полагаю, что в это время ты займешься более неприятными делами, но тоже во имя Империи.

– Вы будете пить, Шаддам?

Шаддам встретил взгляд огромных глаз и почувствовал, как по спине пробежала волна страха. Он слишком далеко зашел, чтобы сейчас не доверять Фенрингу. Принц, дрожа, вздохнул и отхлебнул огненную, ароматную жидкость.

Три дня спустя Фенринг, словно привидение, проскользнул сквозь защитные поля дворца, миновал охрану и проник в спальню императора. Вот он стоит над спящим владыкой, прислушиваясь к его натужному храпу.

Во всей вселенной нет никого, кто мог бы позаботиться о бедолаге.

Никто, кроме Хазимира Фенринга, не смог бы проникнуть в святая святых – опочивальню старого императора, но у ловкого убийцы были свои проверенные способы: взятка кому надо, болезнь наложницы, отвлекшийся на мгновение привратник, канцлер, посланный решать какие-то неотложные дела. Хазимир проделывал все это настолько много раз, что техника выполнения подобных операций была отработана до мелочей, которые он сам перестал осознавать. Навык вошел в плоть и кровь, любое задание выполнялось с неизбежностью восхода солнца. Все обитатели дворца привыкли к тому, что Фенринг постоянно слоняется по его коридорам, кроме того, было не принято задавать этому человеку вопросы. Согласно подсчетам, которые сделали бы честь любому ментату, Фенринг знал, что в его распоряжении три минуты. Может быть, при большом везении, четыре.

Вполне достаточно для того, чтобы изменить ход мировой истории.

Рассчитывая время с той же безошибочностью, как во время игры и при испытании яда на манекенах и двух несчастных женщинах, работницах продовольственного склада, Фенринг застыл на месте, прислушиваясь к дыханию жертвы, как это делают лазанские тигры перед прыжком. В одной руке Хазимир держал тончайший капилляр-иглу, а в другой распылитель анестетика. Старый Эльруд лежал на спине в очень подходящем положении. Император походил на мумию. Пергаментная кожа туго обтягивала стариковский череп.

Твердая рука поднесла распылитель к лицу спящего человека. Фенринг мысленно считал, выжидая нужный момент…

В середине промежутка между двумя дыхательными циклами он нажал на кнопку распылителя, и туман обезболивающего вещества окутал голову императора.

Внешне Эльруд нисколько не изменился, но Фенринг наверняка знал, что нервные окончания кожи на время стали мертвыми. Настало время убийственного укола. Тонкая, как волосок, игла вошла в нос императора. Кончик ее, снабженный системой самонаведения, скользнул вглубь, прошел сквозь пазуху и проник в лобную долю головного мозга Эльруда. Выждав мгновение, Фенринг выдавил в вещество мозга химическую мину замедленного действия и тотчас извлек иглу. Всего несколько секунд, и дело сделано. Никаких следов, никакой боли. Никакими существующими способами невозможно обнаружить в мозгу императора эту многослойную химическую машину, приведенную в действие Фенрингом. Маленький катализатор, заложенный в лобной доле, отныне начнет расти и выполнять свою разрушительную миссию.

Каждый раз, когда император будет пить свое любимое пиво, его собственный мозг станет выделять в кровь небольшие дозы каталитического яда, превращающего безобидное пиво в смертельный, незаметно действующий яд. Разум императора постепенно начнет сдавать. Как приятно будет наблюдать за этим необратимым процессом.

Фенринг обожал тонкую работу.

Квисац Хадерах: «Сокращение Пути». Так назвали Сестры Бене Гессерит некое неизвестное искомое, для нахождения которого они пытались воспользоваться генетическим решением. Требовалось создать мужчину Бене Гессерит, который послужил бы мостом для соединения пространства и времени.

Терминология Империи

Наступило еще одно холодное утро. Сквозь серые тучи, с которых сеялся мелкий дождь, проглянуло маленькое синевато-белое солнце Лаоцзинь, осветившее выложенные терракотовыми плитками крыши домов.

Преподобная Мать Анирул Садоу Тонкин надвинула на лоб капюшон и застегнула ворот накидки, чтобы уберечься от сырости, которую нес с собой всепроникающий южный ветер. Быстрыми мелкими шажками Преподобная Мать пересекла вымощенную мокрой от вечного дождя брусчаткой площадь, чтобы войти в сводчатую дверь административного здания Бене Гессерит.

Она опаздывала, поэтому ей пришлось бежать, хотя даме ее положения не подобает бегать, как пунцовой от стыда школьнице. Верховная Мать и члены Совета уже собрались в палате Капитула, но их встреча не могла начаться без Анирул. Только она обладала всеми необходимыми документами, касающимися селекционной программы, и только у нее хранились данные, полученные из Другой Памяти.

Обширный учебный комплекс на Валлахе IX был базой операций Бене Гессерит, которые проводились по всей Империи. Первое в истории Убежище Общины Сестер было воздвигнуто именно здесь, в первые годы после великого Джихада Слуг, в то время, когда основывались великие школы для изучения человеческого сознания. Некоторые строения учебно-тренировочного центра были построены несколько тысячелетий назад, но были и более новые постройки, стиль которых соответствовал стилю первоначальных зданий, полных привидений, легенд и слухов. Буколический вид зданий полностью соответствовал принципу, который исповедовала Община Сестер: минимум внешнего, максимум содержания. Лицо Анирул полностью отвечало этому требованию: продолговатое, ничем не примечательное лицо, и только в глазах таилась глубина нескольких тысячелетий человеческой истории.

Деревянные, оштукатуренные здания, выстроенные в эклектическом архаичном стиле и покрытые сиенскими крышами, подернутыми полосками проросшего в щелях мха, и маленькие сводчатые окна, приспособленные для концентраций скудного света и тепла от маленького солнца, производили странное впечатление и не поражали воображение высоких надменных визитеров. Однако это последнее обстоятельство нисколько не тревожило Сестер Бене Гессерит, работавших в учебном центре, где за неказистой внешностью классов пряталось глубочайшее знание истории и психики человека.

Сестры не слишком высовывали нос, передвигаясь по всей Империи, но их всегда можно было видеть там, где происходили решающие события. Сестры Бене Гессерит смещали политическое равновесие в поворотных пунктах истории, наблюдали за изменениями, подталкивали их, достигая при этом своих целей. Для них было только к лучшему, если противники недооценивали их, так на их пути возникало меньше препятствий.

При всех внешних неудобствах и трудностях, которые представляла планета Валлах IX, она была едва ли не идеальным местом для тренировки психической мускулатуры, если так можно выразиться, что являлось главным условием воспитания полноценной Преподобной Матери. Хитросплетение зданий и инфраструктуры настолько соответствовало духу и задачам Ордена Бене Гессерит, что было почти немыслимо менять место нынешней дислокации Общины Сестер и ее учебно-тренировочного центра. Да, были, конечно, планеты с более теплым климатом и более ярким солнцем, были более гостеприимные миры, но какая же Преподобная Мать может получиться из послушницы, которая не готова испытывать нужду и терпеть лишения, одновременно принимая тяжелые решения, как то подобает настоящей воспитаннице Бене Гессерит?

Утишив дыхание, Преподобная Мать Анирул поднялась по скользким ступеням крыльца административного здания и оглянулась на площадь. Она стояла выпрямив спину и расправив плечи, хотя на них давил груз тысячелетней памяти, которая была заключена в ее сознании. В этом отношении Преподобные Матери мало отличались друг от друга. Голоса прошлых поколений эхом отдавались в Другой Памяти какофонией мудрости, опыта и мнений, доступных всем Преподобным Матерям, а в особенности Анирул.

Именно здесь первая Верховная Мать, Ракелла Берто-Анирул, в честь которой выбрала свое имя Анирул, произнесла первую легендарную речь, создав первую Общину Сестер. Ракелла выковала новую школу из нескольких послушниц – самых отчаянных и крепких, которые, как и некоторые их предшественницы, сумели несколько столетий прожить под гнетом думающих машин.

Знала ли ты, чему положила начало в те незапамятные времена? – мысленно спросила Анирул. – Столько интриг, столько надежд… столь многое ты вложила в одну-единственную, тайную надежду. Иногда голос Ракеллы, погребенный в глубинах памяти, сам отвечал на эти вопросы. Но сегодня первая Верховная Мать молчала.

Имея доступ к множеству совокупной памяти в своем сознании, Анирул знала всю последовательность своей генеалогии, все ее ступени, которые занимали на ней ее блистательные предки. Она могла слышать каждое их слово, произнесенное много столетий и тысячелетий назад. По ее спине пробежал холодок, заставивший женщину остановиться. Хотя она была молода годами и отличалась гладкой кожей, в ее психике находились памяти всех живших когда-либо предков, такая древность тяготила, и хотя такой особенностью обладали все Преподобные Матери, голоса предков звучали в памяти Анирул громче и отчетливее, чем у других. Эти советчики придавали уверенность, помогали в трудные минуты, предостерегая от глупых и нелепых ошибок.

Однако Анирул обвинят в рассеянности и неоправданной задержке, если она не явится на Совет. Некоторые говорили, что она слишком молода, чтобы стать матерью для Квисац Хадераха, но ведь именно ей Другая Память открывает больше, чем остальным Сестрам. Анирул понимала, что она больше других подходит для роли матери Квисац Хадераха, поскольку лучше других Преподобных Матерей осознает необходимость рождения этого человека. В ее душе присутствует вся Память, в то время как некоторые детали недоступны большинству Преподобных Матерей Бене Гессерит.

Идея Квисац Хадераха владела умами Преподобных Матерей многие и многие тысячелетия, зародившись на первых встречах, которые начались еще задолго до Джихада. Орден имел множество селекционных генетических программ, нацеленных на отбор и накопление лучших черт человеческого существа, но ни одна из них не могла полностью соответствовать намеченной цели, и никто не мог полностью охватить эти программы разумом. Генетические линии мессианского проекта были таким секретом на всем протяжении истории Империи, что даже многие голоса из внутренней Памяти отказывались открывать все его подробности.

Но для Анирул было сделано исключение. Голоса Другой Памяти открыли ей всю схему, и она поняла весь замысел от начала до конца. Именно поэтому она была избрана будущей матерью Квисац Хадераха, хранительницей самой сокровенной цели существования Ордена Бене Гессерит.

Такая высокая честь и власть, данная ей от Сестер, не могли служить оправданием опоздания на встречу Совета. Многие Сестры смотрели на нее как на самую молодую Преподобную Мать и такое поведение могли счесть вызовом.

Открыв вращающуюся массивную дверь, Анирул вошла в фойе, где ее ждали десять Сестер, одетых в черные накидки с капюшонами – абы. Анирул была одета точно так же. Под сводами фойе непритязательного здания стоял приглушенный гул голосов. Сокровища можно прятать под мусором и неброской шелухой, утверждалось в одной из пословиц Ордена.

Сестры расступались перед Анирул, которая прошла через их группу, рассекая ее, как пловец рассекает воду. Хотя она была высока и отличалась широкой костью, походка ее была очень грациозной, что, впрочем, давалось ей не без труда. Перейдя на шепот и тихо переговариваясь, сестры последовали за Анирул в восьмиугольную палату Совета, где с древних времен собирались на совет руководители Ордена. Под ногами Анирул жалобно скрипели старые половицы, а дверь жалобно взвизгнула на древних петлях, когда ее закрыли, прежде чем приступить к встрече.

Белые скамьи из элакки окружали старый, видавший виды стол. Верховная Мать Харишка сидела на одной из таких скамей, как простая послушница. На ее лице, покрытом глубокими морщинами, отражались все линии ее наследственности, которые она получила от разных ветвей человечества. Миндалевидные, проницательные глаза смотрели из-под капюшона накидки.

Сестры подошли к столу и расселись на свободные скамьи, ничем не отличаясь от Верховной Матери. Затих шелест накидок, и наступило молчание. Слышалось только поскрипывание ветхих конструкций здания. Снаружи моросил мелкий дождь, сквозь занавески пробивался скудный свет маленького солнца.

– Анирул, я жду твоего доклада, – сказала Верховная Мать; в ее голосе можно было услышать небольшое раздражение по поводу опоздания Сестры на Совет. Харишка распоряжалась всем Орденом, но Анирул была облечена полной и бесконтрольной властью в отношении выполнения проекта. – Ты обещала подготовить генетическое резюме и высказать свои предложения.

Анирул вышла на середину зала. Готический сводчатый потолок лепестками огромного цветка спускался к высоким стрельчатым витражным окнам. В каждом окне были секции, на которых изображались гербы выдающихся руководителей Ордена.

Подавив волнение, Анирул усилием воли заставила на время замолчать говорившие в ее душе голоса Другой Памяти. Многим Сестрам Бене Гессерит не понравится то, что она сейчас скажет. Хотя голоса прошлого могут подсказать удобный выход и подходящий компромисс, она должна выдать свою собственную оценку и твердо держаться этой точки зрения. При этом надо соблюдать абсолютную честность; Верховная Мать славилась тем, что сразу улавливала самое невинное и мелкое лукавство. Верховная Мать замечала все, и сейчас ее миндалевидные глаза с ожиданием и нетерпением смотрели на Анирул.

Анирул откашлялась и, прикрыв рот рукой, начала вещать специальным шепотом. Этот голос мог достичь только ушей присутствующих в зале и ничьих больше. Ничто не могло быть уловлено ни одним, самым сложным и хитроумным подслушивающим устройством. Все присутствующие представляли себе ее работу, но сейчас Анирул собиралась сообщить Сестрам некоторые важные детали, о которых они не могли знать.

– Тысячи лет упорного скрещивания и селекции наконец привели нас вплотную к заветной цели. Этот план выполняется уже в течение девяноста поколений, его осуществление началось еще до того, как воины Джихада привели нас к свободе от думающих машин. Мы начали разрабатывать его как собственное оружие такого освобождения. Мы хотели создать сверхсущество, способное соединить в своем разуме пространство и время.

Слова Анирул тонули во всеобщем равнодушии. Сестры заскучали от такого стандартного вступления в проект. Очень хорошо, сейчас я скажу вам нечто такое, что вы сразу оживитесь. Я пробужу ваши надежды.

– По хореографии ДНК я смогла определить, что от достижения цели нас отделяет всего три поколения. – Анирул почувствовала, как участился ее пульс. – Скоро у нас будет наш Квисац Хадерах!

– Берегись, когда произносишь вслух секрет секретов, – предостерегающе сказала Верховная Мать. Однако под напускной суровостью она не смогла скрыть восторг.

– Я берегу каждый аспект нашей программы, Верховная Мать, – ответила Анирул. Ответ прозвучал, пожалуй, слишком надменно. Она быстро взяла себя в руки, ее продолговатое лицо приняло обычное бесстрастное выражение, но все Сестры успели заметить вырвавшееся из-под контроля высокомерие. Раздался ропот, Сестры высказывали старые опасения относительно ее зазнайства, молодости и непригодности к столь высокой миссии. – Именно поэтому я так уверена в том, что мы должны сделать. Проанализированы все пробы генов, проверены все мыслимые возможности. Путь стал яснее, чем когда-либо.

Сколь много Сестер до нее работали над этим проектом, но именно ей, Анирул, выпало принять окончательное решение и проследить за воспитанием той девочки, которая, вероятно, станет бабушкой самого Квисац Хадераха.

– Я могу назвать имена финальных генетических пар, – объявила Анирул. – Наш индекс спаривания указывает на то, что эти пары с наибольшей вероятностью приведут нас к успеху. – Она помолчала, наслаждаясь всеобщим вниманием, которое ей удалось приковать к своему докладу.