Мария

– 23 –

– Что может быть лучше Питера в мае? – спрашивала Маша.

– Питер в июне. Питер и белые ночи, – отвечал Виктор.

– Ночь должна быть темна и черна, страшна и непредсказуема, как…

– Как что? – удивился Виктор.

– Как чудо, – нашлась Мария. – Это Фонтанка?

– Да, прокатимся?

– С удовольствием.

Они запрыгнули в свободный катер и их повезли по каналам Питера.

– Боже мой! – воскликнула Мария.

– Не бойся, он тронулся.

– Прямо под таким низким мостиком.

– Мы еще выплывем на большую воду.

Фонтанка, канал Грибоедова, большая вода: стрелка Васильевского острова, Адмиралтейство, купол Исаакиевского собора, Зимний дворец…

– Это же Нева, – восхищенно произнесла Мария.

Спас-на-Крови, Казанский собор, Исаакиевский собор, Мариинский театр, три моста, Львиный, Банковский, Матвеев, Фонарный мосты и так далее.

– Слишком много новой информации, меня даже укачало, – смеялась Мария, когда они уже сошли с катера.

– Ты же была в Питере?

– Да, но не замечала, насколько тут чудесно. Идем гулять.

– Позвольте, – Виктор взял Марию под руку, и они пошли по набережной.

– Тут какая-то странная атмосфера! Действительно, как ты и говорил. Она волшебная! – восхищенно говорила Мария.

Виктор улыбался.

– Город, конечно, оставляет свой отпечаток, но дело, возможно не в нем самом.

– А в чем же?

– А ты не догадываешься? – хитро спросил Виктор.

– В том, что мы тут с тобой? – Мария спрятала взгляд.

– Так оно и есть, – серьезно ответил Виктор.

– Ну, тебя! – Маша рассмеялась. – Уже начинает темнеть. Когда мы будем встречать закат на Финском заливе?

– Сегодня мы уже не успеем. Давай завтра? Или, когда мы тут закончим все дела.

– Договорились.

Мария наклонила голову.

– Смотри, как красиво, – показал Виктор Марии на ее отражение в канале.

– Витя!

– А знаешь, что Маша?..

Что-то почувствовав, Мария отвернулась к каналу.

– Что такое, Маша?

– И где стихи?– вдруг спросила она

– Прости, забыл совсем. Ты сама, как стих.

– Давай же, – смеясь, сказала Мария.

Самый знаменитый стих:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала

И повториться все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Мария смотрела на воду.

– «Умрешь – начнешь опять сначала…» Ты веришь в то, что люди начинают опять сначала, поле того, как умирают?

– Не знаю, редко задумывался над этим. Но это было бы прекрасно. Особенно, если помнишь все свои промахи. – Виктор рассмеялся.

Мария молчала.

– Вот еще.

Все отлетают сны земные,

Все ближе чуждые страны.

Страны холодные, немые,

И без любви, и без весны.

Там – далеко, открыв зеницы,

Виденья близких и родных

Проходят в новые темницы

И равнодушно смотрят в них.

Там – матерь сына не узнает,

Потухнут страстные сердца…

Там безнадежно угасает

Мое скитанье – без конца…

И вдруг, в преддверьи заточенья,

Послышу дальние шаги…

Ты – одиноко – в отдаленьи,

Сомкнешь последние круги…

– Виктор! – воскликнула Марина. – Почему ты читаешь такое?

– Какое? – не понял Виктор.

– Такое, все… Я не знаю, это, возможно из-за меня. Прости.

– Мария! Машенька…

– Прошу еще. Еще светло. Еще можно бродить, видя все вокруг. Мне прочти, пожалуйста, только мне. Умоляю.

Они взялись за руки, и продолжили гулять вдоль набережной.

Прозрачные, неведомые тени

К Тебе плывут, и с ними Ты плывешь,

В объятия лазурных сновидений,

Невнятных нам, – Себя Ты отдаешь.

Перед Тобой синеют без границы

Моря, поля, и горы, и леса,

Перекликаются в свободной выси птицы,

Встает туман, алеют небеса.

А здесь, внизу, в пыли, в уничиженьи,

Узрев на миг бессмертные черты,

Безвестный раб, исполнен вдохновенья,

Тебя поет. Его не знаешь ты,

Не отличишь его в толпе народной,

Не наградишь улыбкою его,

Когда вослед взирает, несвободный,

Вкусив на миг бессмертья твоего.

– Маша, – Виктор остановился.

– Витя?

– Я хочу сказать только одно.

– Витя?

– Маша, я люблю тебя!

– Боже, Витенька…

Мария бросилась в объятья Виктора, и они долго не могли отпустить друг друга. Дыхания переплелись, превратившись в одно целое.

– Витя, – наконец тихо произнесла Мария.

– Маша?

– Мне это тяжело. Витя, послушай. Если я приму тебя по настоящему, то, боюсь, я не смогу тебя опустить…

– Это же чудесно! – воскликнул Виктор.

– Не все так весело, Витенька, – Мария улыбалась. – Понимаешь… прости, но в моей жизни было много мужчин… и…

– Ничуть не сомневаюсь, но мне до этого нет никого дела…

– В это хотелось бы верить, хотя, на практике это оказывается совсем не так.

– Маша!

– Шучу, шучу, это мы обсуждали…. обсуждали, да не до конца…. не так, не так я говорю. Ох, как красиво!

– Казанский собор.

– Не уверена, что такое… какое-то громко место, или же, даже, помпезное, сойдет для такого разговора… Витя. – Виктор видел, как Маша чуть ли не задыхается.

– Сойдем внутрь, пойдем по каналу. Тут же – раз и ты уже в тишине. Здесь подойдет? Что с тобой? Я такой тебя не видел. – Они встали, держась за ограждение и глядя на мерно плавающие лодки.

– Итак, с мужчинами мы разобрались, верно? – стараясь придать теме, выбранной Марией, веселый оттенок. – Осталось дождаться, когда ты позволишь меня поцеловать… А то, кому-то достаточно нескольких секунд, чтоб сорвать первый поцелуй, кто-то ждет неделю… и это я лишь про поцелуй! – Виктор подмигнул, Мария оставалась невозмутима. – Что ж, продолжил он, – мне придется взять тебя силой…

Виктор развернул Мария к себе, но тут был отторгнут.

– Господи, Маша, – в испуге отпрянул он.

– Прости, Витенька, прости. – Она снова привлекла его к себе. – Просто, послушай. Да у меня были мужчины, и…

– Поцелуи, – продолжил Виктор, – и то, что идет следом…

– Ну, тебя! – Мария дала ему легкую пощечину.

И тут она замолчала, с грустью, глядя на речную гладь канала.

– Маша? – прошептал Виктор.

– Я боюсь за тебя, – серьезно и как-то с придыханием произнесла она.

– Маша? – продолжил Виктор.

– Одного поцелую, всего лишь поцелуя – взаимного – будет достаточно для того, чтобы я… приняла тебя…

– Я не понимаю, – признался Виктор.

– Мне больно об этом говорить, но я боюсь тебя принять… – И тут Виктор впервые увидел на чеках Марии слезы.

– Маленькая моя, – он нежно обнял ее.

– Довольно, Витя, – освоившись, сказала Мария. – За эту неделю мы зашли уже слишком далеко…

– Разве бывает слишком? – удивился Виктор.

– Поверь мне, бывает… что же касается твоих…

– Да, да, их самых! – смеясь, поддакнул Виктор.

– Мы здесь… и… эх, Витя, ничего ты не понял, юрист-искусствовед. – Мария смотрела на Виктора своими огромными пронзительными глазами.

– Так пояснив двух словах!

– Есть мужчины… просто мужчины, а есть те, которых хочется… – проклятье, какой-то магической силой, – хочется притянуть к себе и оставить с собой…

– Да это брак! – Виктор рассмеялся.

– Можно и так назвать, – согласилась Мария. – При моем образе жизни это слово…

– Но…

– Витя, ты дослушай… Я боюсь с тобой целоваться…

– Ну, хорошо, а все остальное?

– Вот ты балбес! – Мария рассмеялась. – Нет, только поцелуй… настоящая страсть через поцелуй… молчи, молчи, все бывает… но, не со всеми. Я боюсь, ты тот, кого я… притяну к себе…

– Мне слово притяну не нравиться, – обиженно произнес Виктор.

Мария замолчала, отошла в сторону, после чего резко развернулась к Виктору, обхватила его шею и впилась в ней губами, после начала покрывать все его лицо поцелуями, а после крепко припала к его груди.

– Бог ты мой, – Виктор с трудом дышал.

– Скажи, что… – начала она.

– Я люблю тебя, – прошептал Виктор.

– Я… я совмещу твою любовь со своею… увлеку, привлеку. Один поцелуй и ты мой, понимаешь, мой.

– И такое уже с кем-то бывало? – наивно спросил Виктор.

Мария грустно улыбнулась. Провела Виктору ладонью по щеке и прошептала:

– Я и тебя старалась избежать… но… что-то в этом мире не просто так…

– Или же, наоборот, все слишком просто, а все в этом бояться признаться.

– Идем, философ, гулять по Невскому проспекту.

– Тебе тяжело от того, что я тебя люблю?

– Нет, не от этого мне тяжело.

– Что же тогда? Скажи, милая.

– Мне тяжело о того, что я тебя люблю…

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо –

Все в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,

И молча жду, – тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду – и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

– Ох, все же нет! Прости меня, Витя, Витенька, Витя мой, милый мой, ненаглядный. Это все я! – неожиданно на всю улицу закричала Мария.

– О чем ты, Маша? – уже просто в ужасе воскликнул Виктор.

– Стихи. Почему ты выбрал их?

– Стихи? – удивился Виктор. – А что с ними… подожди, мы же обсудили и стихи и… после… Я бы тебя… я… не понимаю… стихи?

– Они же… Они… Ты обо мне. Ты чувствуешь меня. Как же такое может быть. Меня никто не может понять так, как… как ты?.. Для меня. Боже. Темно, тихо… это лишь доказывает… и боже, это еще страшнее…

– Маша, мы же, мы же обсудили, все недавно обсудили… Маша! Что с тобой?

Мария вдруг замолчала и поникла.

– Отвези меня в отель, – глухо произнесла она.

После того, как Виктор отвез Марию, он прибыл к себе в отель и, оказавшись один в номере, подошел балкону, погружая себя подобно Марии в глубину города, задумался о происшедшем за вечер. Его поразило все, что говорила Мария, все от ее слов о себе до ее отношения к стихам. Стихи! Виктор даже не помнил, что читал, но вкупе с откровениями Мария, они делали его состояние подавленным. Он упал на подушку и попытался заснуть. Через какое-то время он медленно встал, подошел к бару, достал бутылку виски, откупорил ее, налил себе стакан, выпил, не глядя, и тут же нырнул обратно под одеяло.

Будучи у себя в номере, Мария, упав на кровать, плакала в подушку. Через какое-то время она медленно встала, подошла к бару, достала бутылку виски, откупорила ее, налила себе стакан, выпила, не глядя, и тут же нырнула обратно под одеяло. Но никак не могла выбрать себе подходящего места. Вдруг она вскочила и подбежала к дверям балкона, открыла их, вышла наружу в одной ночной рубашке, оперлась на перила и бросила в пустоту так, что кроме нее этого никто услышать не мог:

– Витя, ты не спишь?

– Нет, дорогая, – будто послышалось ей.

– Умоляю, не открывай дверь, – плакала Мария.

– Я могу приоткрыть, – был ответ.

– Нет! – воскликнула Мария. – Извини, Витя. – Она опустилась на пол. – Я хочу тебя, – еле прошептала она.

– Что, любимая? – послышалось издалека.

– Я люблю тебя, милый, – сказала Мария и тут же бросилась обратно к себе в постель, проклиная все на свете. – Спокойно ночи!

– 24 –

Был у капитана Грибова приятель по школе милиции, давно покинувший органы, и живущий на данный момент именно в Санкт-Петербурге, о чем Мария знала с самого начала, и почему дала понять Климову, что найти Грибова не составит труда. Это был майор в отставке Семен Носов. В отставке он был давно и не по собственной воле. Он вел дела с представителями противоположного лагеря, с которых получал определенные проценты, в чем был в свое время уличен и выгнан из органов без раздувания излишней шумихи. Семьи у него не было, пенсии он был лишен, поэтому единственным его занятием оставалась связь с мелочью криминального мира, да ничем не заменимое пристрастие к алкоголю.

Найти Носова не составило труда. Нашел его Грибов в соответствующем утреннем подпитии и тут же предложил ему заработать десять тысяч долларов. Услышав такую сумму, бывший майор мгновенно протрезвел, и достал из загашника бутылку коньяка.

– Это дело нужно отметить! – объявил он.

– Подожди, Сема. Ты даже не знаешь, о чем речь, – приостановил его Грибов.

– Да какая разница, раз речь о таких бабках. Кстати, как тебя зовут, я все не могу запомнить?

– Коля, – ответил Грибов, понимая, что память у Носова отбита до школьных времен. Главное, чтобы он вспомнил то, о чем он намеревался его спросить.

– Коля. Уговорил. Сначала дело, потом дело другое.

– Ты готов меня выслушать? – серьезно начал Грибов.

– Спрашивай, что хочешь, – сказал Носов и плюхнулся на тахту.

– Первое, мне бы пару надежных людей из этих, ну, понимаешь?

– Не понимаю, – Носов выставил свое лицо перед Грибовым.

– Надежных, лучше с оружием, и лучше не в розыске.

– С розыском, я подумаю, с оружием найдем. Это все? Можем приступить к дегустации?

– Десять утра, Семен!

– Подзадержался я.

– Но, это даже не самое главное, – настороженно проговорил Грибов.

– Ты меня пугаешь, как там тебя…

– Коля.

– Николай. Что тебе еще понадобилось?

– Нужен человек, который знает все обо всех!

– Да ты с ума сошел. – Носов совсем протрезвел. – Смотрящий. Я такими делами давно не занимаюсь. Я что попроще? Я еще попить, тьфу ты, пожить хочу.

– Может, я и не так сказал, не так это называется, пойми.

– Да не понимаю я ничего!

– Ладно, говорю прямо. Нужно слить информацию в один из банков.

– Так тебе кого подобрать-то?

– Да мне плевать, кого ты подберешь. Есть такие люди?

– Есть мой тезка. Знает все про финансы и побрякушки. Но он опасен. У него, у него и охраны, не дай боже. Он, если ты его заинтересуешь, с тебя не слезет.

– За вознаграждение?

– Он дорого стоит.

– Я договорюсь? –

– Ты? – удивился Сеня.

– Я. – с гонором ответил Грибов.

– Слушай, Саня…

– Я Леша… ой Коля.

– Да, мне по боку. Ты готов рискнуть?

– Да, и прямо сейчас. Жмет время.

– Может, для храбрости.

– Потом.

– Что ж, этот уважаемый человек принимает после обеда.

– Мария, здравствуйте!

– Ох, как вы неожиданно! – воскликнула Мария при виде Климова. Она стояла возле модного бутика и рассматривала витрину.

– Что вас заставило засвидетельствовать мне свое почтение лично? Вы же обычно используете ваши технические штучки.

– У меня возникло подозрение, что нам на наши штучки могут уже много, кто сесть. Не забывайте, откуда они. Я сел на Грибова. Без помощи техники. Он долго крутился возле обозначенного вами банка, сидел в кафе напротив, о чем-то размышлял. Потом я пробил его по его профессиональным связям в Питере, и нашел эти связи, а вернее будет сказать, одну. Я смог распознать их разговор. Опасную игру затеял Грибов. Думаю, сам не понимает, куда ввязывается. Я за ним прослежу и выйду на нужного нам человека. Я надеюсь, на нужного.

– До чего способна довести жажда возможности наживы, – говорила Мария. – Причем, ставящей тебя вне закона, да под прицел ФСБ.

– Ты о чем, Машенька? – спрашивал Артур Карлович.

– Грибов наш забыл об опасности. Похоже, у него рассудок помутился от той суммы, что он от меня услышал. Как бы он не испортил спектакль. Подстраховать бы Климова. Только вот как?

– Мои ребятки?

– Отправьте их пока куда-нибудь. Не так далеко, но пусть отдохнут. Сами мы. Вы забываете про спектакль.

– А что вам удалось выяснить?

– Ничего конкретного, но он начал активно действовать. Нужно выяснять в каком конкретно направлении, и на кого он нацелился. И почему бы нам не выяснить это всё вместе с ним?

– Вы сами нарушаете правила игры.

– Это моя игра.

– Это-то меня и беспокоит. Вы бездумно лишаетесь страховки.

– Я, Артур Карл…

– Простите, я знаю ваши возможности, но… ничто не вечно, ни под луной, ни за.

– Затянулась игра. Дело нескольких дней. Отпуск, не забывайте про мой отпуск. Хотелось бы…

– Послушайте старика, Машенька…

Днем Виктор позвонил Марии.

– Маша, я должен тебя увидеть, – первое, что он сказал.

– Витя, я сейчас никак не могу, прости…

– Я хочу, я должен тебе помочь. Я иначе, иначе. Я иначе не могу.

– Витя, пожалуйста, – голос Марии дрогнул.

– Этой ночью мне так тебя не хватало, что я уже не в состоянии терпеть разлуку, даже такую незначительную. Этой ночью…

– Я знаю. Мне тоже… Ты тоже был мне нужен. Но мне необходимо сейчас же уехать по делам.

– Маша!

– Прости. – Мария повесила трубку и ощутила слезы, выступившие у нее на глазах. – Сколько так еще может продолжаться? – вслух произнесла она, обращаясь к своему отображению в зеркале. – Что я наделала?..

Немного постояв возле обеденного стола, она схватила бутылку шампанского и запустила ее в зеркало.

– Что же вы так неожиданно сбежали? – раздалось за спиной Виктора, когда он выходил из своего отеля. Это был Лоран Дюбуа.

– Как вы меня нашли?

– Вы сомневаетесь в возможностях нашей организации?

– Если вас все еще интересует та самая девушка… – начал Виктор.

– Я разве не упоминал о том, что она интересует многих. О вас я даже не говорю. И, сдается мне, ее присутствие здесь косвенным образом связано с нашей задачей. Вы странно на меня смотрите. Вы что-то знаете?

– К моему сожалению, нет.

– Но хотите узнать, не так ли? Это вполне логично, разумно. Любовь это всегда тайна, но когда тайна мешает любви, становится невыносимо. Вы согласны со мной? Согласны. Сложно не согласиться. Вы спешите на встречу с ней?

– Нет, к вашему сожалению.

– Мы уже знаем, где она живет, и скоро узнаем о ее планах. С вами поделиться?

– Спасибо, но от вас мне ничего не нужно, – резко ответил Виктор. Он все еще был под впечатлением его разговора с Марией. – Хотя…

– Наконец-то. Присядем?

– Что у вас есть?

– Кроме того, что я вам уже говорил, ничего. Ничего по тому вопросу. Кстати, если я смог вас найти, то и Марию и вас в скором времени обнаружат менее дружественные коллективы. Они в бешенстве. Вы хотите попасть под общий каток?

– Вы меня запугиваете, тем самым снова пытаясь предложить сотрудничество?

– Я пытаюсь огородить вас от необдуманных шагов. Если хотите, я склонен защитить вас.

– От кого?

– От нее.

– Что вы опять такое говорите?

– Ох, как же слепа любовь! Не думаю, что этот город выбран по каким-то причинам, не связанным с ее нынешними планами.

– Я пригласил ее сюда, – неуверенно проговорил Виктор.

– Не демонстрируйте вашу наивность. Хорошо, у меня к вам просьба. Дайте знать, когда ситуация приблизится к критической, или если у вас появятся сомнения.

– Договорились. Я могу быть свободным?

– Вы итак свободны. Кстати, мои люди следят за Марией. Могу поделиться информацией. Как вы на это смотрите?

– Я подумаю.

Виктор ощущал себя очень скверно.

Илья Савушкин, вот кого Мария выбрала в качестве четвертой, дополнительной карты, это и была бубновая шестерка. «Шестерка, так шестерка, молча пройдется по сцене, и хватит с него». Савушкин был безработным, и довольно-таки давно. Он хоть и подрабатывал иногда, когда его дружки зазывали подсобить за бутылку, а так он считал это дело не по его части. В основном он сидел дома, да забирал двух дочерей из школы, когда жена позволяла. Хозяйства он не вел, поскольку не умел, да и жена не давала. Работала на всю семью тоже жена. И этому браку исполнилось двадцать лет. Савушкину было под пятьдесят. Он маленький, пухленький, дряхлый, как желе. Друзей у него не было, кроме соседа-собутыльника, интересов не было, у него, вообще, ничего не было. Как-то жена спросил его: «Ты зачем живешь-то?», а он ей: «Для тебя, любимая!», а она: «Тьфу ты господи!»

«Удивительная жизнь, – подумала Мария. – Найти ей, что ли, мужа. Нет, не буду загоняться. Итак, карт набралось не понятно для чего. Но, игра есть игра».

В гипермаркет Мария вошла в такой короткой юбке, что кое-кто не выдержал и упал в обморок. Она шла между рядами, неся в руках только сумочку, и передвигалась так, будто идет по подиуму. Блузка слегка прикрывала ее загорелое тело. Она шла, ни на кого не оглядываясь. В отличии ото всех, кто только и делал, что оглядывался, да спотыкался, глядя ей вслед. Продажи в гипермаркете встали. Опомнившиеся жены принялись лупить своих мужей. Мария остановилась у ряда с косметикой и подозвала консультанта:

– Не посоветуете, какая туш для ресниц мне подойдет?

– Вам подойдет любая, – не задумываясь, ответила растерявшаяся девушка.

– Дамочка, вы перепутали бутики! – крикнул какой-то остряк и начал вертеться вокруг собственного зада на виду у приятелей.

Мария кинула на него взгляд и ответила:

– А вы перепутали пол!

Друзья остряка дружно захохотали.

Маша продолжала движение, пока не увидела цель.

Тело, непонятной комплекции, именуемое Илья Савушкин, катило тележку, груженную продуктами, и еле поспевало за женой, убежавшей далеко вперед. Савушкин остановился, вытирая пот носовым платком и тяжело дыша.

– Не могу больше, – пробормотал он.

– А со мной? – спросила Мария и, положив ему руку на плечо, повернула его к себе в пол-оборота. Все ахнули. Савушкин икнул и потерял дар речи. Он даже не смог осмотреть Машу с ног до головы. – Так как?

– Как?

– Шучу, дурачок! – Мария похлопала его по плечу. – Жена далеко, не успеет заметить. Не бойся ты так. Неужели ты решил, что она может подумать о том, что я твоя любовница?

– Нет, но…

– Тогда, слушай внимательно. Хочешь подзаработать деньжат?

– Нужно что-то дотащить до машины?

– Почти угадал, – тихо проговорила Мария.

– А что?

– Сотню тысяч хочешь?

– Сотню?

– А то и миллион! Долларов!

Савушкин начал менять цвета лица, но что-либо произнести не смог.

– Сделаешь все, как надо, получишь.

– Где?

– В МВД.

– Мама!

– У тебя жена. Нужно сделать всего одну вещь. Не очень чистую, но способную наказать недобросовестного сотрудника. Подбросить деньги одному полицейскому, позвонить в службу доверия и сообщить, что у него припрятано в машине. И все! Или еще проще, – как получится, – ничего не подбрасывать, а просто позвонить.

– Это будут мои деньги? Как же, как я…

– А не совсем все так просто. Подбрось и забери. Или просто забери.

– А зачем тогда подбрасывать, если нужно забрать?

– Чтобы его нашли.

– Так если его найдут, как я их заберу?

– Придумай. Или ты думал такие деньги просто так достаются?

– Не думал.

– Ответ верный. Осталось добавить – никогда. Я тебя найду.

– Как?

– Также.

– А… Я… Ничего не понял…

Маша развернулась и направилась несколько другим путем к выходу, пугая и обезоруживая своей сексуальностью других посетителей. Выйдя на улицу, она тут же уселась в лимузин.

– Тьфу ты, дурость какая-то! – в сердцах воскликнула она.

– А для чего это нужно было? – спросил ее Артур Карлович.

– Я собрала элементы карточного пазла. Осталось собрать сам пазл. Время…

– Ты кто? – спрашивал пожилой мужчина лет восьмидесяти, в очках с круглыми линзами, лысой головой и пронзительными маленькими глазками, еле видными за скоплением морщин на его лице. Он сидел за столом в кафе, и на нем красовалась кружевная розовая салфетка.

– Я Коля, – ответил Грибов.

– Исчерпывающая информация. Слушай, Сема, иди, погуляй, а то ты и сидя мельтешишь. Подыши на улице чем-нибудь, хотя чем ты еще не дышал. Ты кто?

– Кто я? Что вы хотите узнать? – в разрез пошел Грибов, но тут же обмяк, подбитый кролик

– Я уже спросил. Если ты не хочешь отвечать, то тебе нечего мне предложить, и ты ничего от меня не хочешь.

– Я… – подобрав лапки начал Алексей.

– Где ты живешь? – Семен что-то забросил в свой маленький рот.

– Вот карточка моего отеля и телефон с обратной стороны.

– Ты меня не знаешь, – прокряхтел старик, пытаясь рассмеяться.

– Нет, но, Семен… вон тот…

– Ты прислушиваешься к Семену? Он хоть и тезка мой… Печально. Я настолько стар, что вряд ли чем тебе смогу помочь, чего бы это не касалось. Я чист пред властями и сомнительные вещи не для меня. Ты свободен. Вали… А мне коньячку.

– Но, вы даже не знаете, что я… – Грибов замялся, но тут же выпалил: – «Родон», банк, я хотел… я думал… это специальная… ладно… для банков… ладно…

– У меня твоя карточка. Нужен будешь, тебя найдут.

Грибов выполз из кафе, как побитая собака.

– Ты куда меня приволок, придурок? – рявкнул он на бывшего сокурсника.

Через полчаса старик знал все про Грибова. Тот не стал особенно маскироваться, что нисколько не удивило старика, составившего мнение о собеседнике.

– У него есть что-то очень интересное, что можно будет предложить кое-кому. И сделать это нужно как можно скорее. По всей видимости, у него на хвосте контора. Подготовьтесь, и сообщите, кому следует. Цену не называй пока. И смотри, собери всех, кого соберет он или подсадит себе на хвост. Я сам ему позвоню. Его сливать не нужно, пусть контора сама его подбирает. Добро. – Старик отключил телефон.