– А много ли там городов?
– Побольше, чем на Руси и в Европе на размахе в сто верст.
– Но сама-то странешка, поди, меленькая?
– Давай прикинем. Ты наши версты знаешь?
– Конечно знаю, – пробурчал Пяст. – В полтора раза они меньше наших.
– Берем наши версты от Кракова до Киева – 860. Ты их конскими копытами промерил.
– Девять дней скакал, – гордо подтвердил поляк, – аж двое коней умаялись!
– В Сельджукской малюсенькой империи от одного края и до другого, от города Багдад до города Ташкент всего 3000 верст.
Яцек ахнул и разинул рот.
– Объясняю для киевлян: от Киева до Великого Новгорода – 1140 верст, до Рязани – 800, а в узенькой арабской странешке, от Кабула до границы с Константинополем, около 3600 верст.
Реакции были разные. Захарий крякнул, а Павлин свистнул.
Вот, братцы, и на ваше необычное мышление нашлась узда. Вы тут мыслили, вроде как Федор Иванович Тютчев:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.
А тут приперся грубиян из СССР, самой большой страны мира, и показал, что ваша киевская Русь размером с небольшой скворечник. И за аршином даже и не потянулся, с саженью не подкрадывался.
Треснул верстой, поинтересовавшись в Интернете, что почем и как. И сразу все стало ясно. Русская верста – 1066 метров, польские пусть поляк сам пересчитывает. Он князь, ему виднее. Хорошо бы еще и Польше дать по загривку объяснением, где было ее место в Российской Империи – тюрьме народов, но не ко времени. А найти расстояния между городами, дожившими до 21 века, вообще плевое дело.
Продолжим.
– И что особенно приятно будет сердцу спрашивающего, так это то, что народу там изобилие, не как сейчас на Руси. Куча городов, городков и сел, которые они кишлаками называют. Средненьких городишек, вроде Киева или Новгорода, в которых всего по 15-20000 человек, там полно. Называют уважительно городами только те, где живет больше 100000 жителей – Исфаган, Хамадан, Нишапур, где родился наш пропавший. И таких городов немало. Есть у кого спросить о прячущемся 47летнем приличном человеке, большом знатоке и толкователе Корана. Правда, их много в каждом городишке, гораздо больше чем у нас попов. Да может он и не берет в руки святую книгу, а просто лечит, он же еще и лекарь, специально учился. Может заняться и вообще чем-то неведомым. Имя его сейчас неизвестно, назваться может и чужим, видеть мы его сроду не видели. В общем, искать-не переискать! На сто лет занятием будешь обеспечен! Или гораздо меньше…
Яцек вспыхнул.
– Я самый лучший поисковик в мире!
Скромность – его второе имя, вежливо улыбнулись мы. Свежо предание, а верится с трудом, как талантливо заметил в свое время Грибоедов. Павлин решил первым слегка загасить избыточную похвальбу гостя.
– Не знаю, как у вас в Польше, – лекторским тоном начал атаман второй ватаги, – а у нас способности к поиску закладывают при обучении волхва в первые два-три дня. Любому из нас дай обрывок от рубахи или старый лапоть пропавшего, на дне моря его сыщем. Но ведь тут-то у нас – ни-че-го!
– Если кто-то его видел… – начал было Яцек.
– Не видали! – осекли мы молодого.
– Или слышал…,
– Не слыхали!
– Или он написал что-то своей рукой…,
– Не читали!
Меня разговор начал заинтересовывать.
– Яцек, а если я тебе перепишу, то, что Омар Хайям написал?
– А что он писал?
– Рубаи.
Княжич удивился.
– У нас в Польше такого нет.
Судя по лицам моих земляков, в Киеве с этим тоже не густо.
– Рубаи, это стихи-четверостишья.
– Такие коротенькие? Вроде, на дворе трава, на траве дрова?
– Нет. Они очень умные и душевные.
– А поэт в них душу вкладывает?
– В эти – да. И это душа умного гения.
– Прочти! – потребовал эмоциональный шляхтич.
У двух киевских любителей поэзии как-то опечалились лица. Что делать, не всем же любить Хайяма… Я вздохнул и начал.
«Ад и рай – в небесах», утверждают ханжи
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай – не круги во дворе мирозданья,
Ад и рай – это две половины души.
– Еще! – каким-то полузадушенным голосом просипел Захарий.
Уважим старика! Авторитетный волхв – учитель моего учителя. Таким не отказывают.
Холодной думай головой
Ведь в жизни все закономерно
Зло излученное тобой
К тебе вернется непременно.
– Господи, – начал раскачиваться на табурете Захарий, – я об этих вещах думаю десятками лет, дважды пытался излить выстраданные мысли на пергамент, получается какая-то блеклая ерунда. Говорить я могу про любую из этих мыслей хоть сутки без отдыха и продыха, а писать не дано. Не горазд. А тут человек изложил все в четырех простеньких строчках, и так красиво, так талантливо! Я должен с ним встретиться!
– И я должен, – хмыкнул я, – и Павлин рвется, и еще несколько бригад. Буду только рад, если ты найдешь его первым.
– Да, да, увлекся я что-то…
Павлин строго поглядел на поисковика.
– Учуял араба?
– Конечно!
– Где он?
– Там! – показал парень рукой на юго-восток.
– Да что там? Ты дело говори, какая страна, город, нужный район или улица?
– Это все я не знаю. Буду тыкать рукой, пока не приду на место, и не найду нужного человека.
Мы переглянулись. Всем троим было ясно, что без проверки тащить хлопца в поход бессмысленно. Если просто хвастается, то кроме потерянного времени ничего и не будет.
– Я на все три ватаги сделаю по кедровой рыбке, Захарий заговорит, когда-то давно у нас такая вещица для поиска получилась, – проговорил Павлин. – Вы когда уходите? – спросил он меня.
Я повернулся к старшему волхву.
– Сколько мы еще можем побыть в Киеве?
– Думаю, дня три-четыре. Ватаг пять от вас отстали.
– Отлично! – обрадовался я, – глядишь все и переделаем.
– Что это у тебя тут за дела? – обиженно-скрипучим голосом осведомился Яцек, – любовницу еще не посетил? Или деток не проведал, которые лет тридцать назад от киевских красоток нарожались?
– Я в Киеве первый раз в жизни, знакомых и родни здесь не имею. Но дел масса. Богуславу надо еще пару дней, чтобы полностью прийти в силу. Без него мы не выстоим против Невзора.
– Вот и ехали бы к морю, а по пути отчухивались!
– Здесь мы под защитой Захария, черный в Киев не полезет, самое большее подошлет еще какую-нибудь подлюку. Антекон 25 открыл нам глаза на ведьм, и дал против них оружие, поэтому здесь мы в относительной безопасности. А выйдем за околицу, вот тут-то и жди чудес! И не думаю, что хороших. Желательно ту гадину, что боярина ножом в сердце ударила, отловить. Еще нам надо нашей пророчице развод получить, с иудеями столковаться, бригадира кирпичников женить, личную жизнь конюху устроить и в бою проверить, из переносчика тяжестей мужчину сделать, и, на всякий случай, в драке на него поглядеть. В основном, вроде, и все.
– Никого не забыл своими заботами охватить? Ты с ними, как курица с цыплятами, а вдруг кто-то остался позабыт, позаброшен? – все тем же мерзким голосом поинтересовался Яцек.
– Остались неохваченными священник и ушкуйник. Но у них в Киеве дел нет.
– И как же ты, набрав эту толпу увечных и озабоченных, думаешь грозного Невзора одолеть? А молодого волхва и хорошего бойца из Пястов, знатного поисковика не берешь?
– То, что ты поисковик, превосходящий нас троих, это еще доказать надо.
– Я только что доказал! – сорвался на крик молодец.
– Давай и я тебе так же докажу. У тебя преданный слуга есть?
– Как не быть, – сразу успокоился Яцек. – Марек, мой конюх. Очень рвался со мной пойти, да у него с женой какая-то неведомая хворь приключилась. А камердинера мать ко мне приставила, я ему ни в чем не верю. Поэтому ускакал крадучись, один. Некого было с собой взять.
– Вот и спроси меня, Владимир, а где сейчас Марек?
Видя, что мальчишка уже разевает рот, я выставил вперед руку и остановил его:
– Погоди, погоди. Это я все так, для понятности объясняю. Показываю тебе рукой в сторону запада, и туманно говорю: там ищи! Езжай в Польшу, Германию, Францию, Швецию, ну и Англию с Шотландией по ходу обегай. А ты мне: а страна, а город, ну хоть народ какой? А я тебе в ответ: ничего не известно!
– Ты же сам сказал, – сельджуки?
– Они там завоеватели, тюркские племена. А на этих землях испокон веков жили таджики, персы, узбеки, ассирийцы, армяне, грузины, арабы, туркмены, мазендаранцы и прочие нации. Между собой почти не общаются, языки разные. И на одном краю империи никто тебе ничего не скажет о далеком астрономе. Сельджукская империя по размеру примерно равна Западной Европе. Где этот Марек затаился? Проверить я тебя никак не могу, мы очень далеко. Поэтому будем пока ориентироваться на местных деревянных рыбок. А где ты кедр берешь? – поинтересовался я у изготовителя амулетов, – кедрачи, вроде, только в Сибири, далеко за Уралом растут.
– Что за кедрачи такие? – поинтересовался Павлин.
– Лес полностью из кедра, – объяснил я. – Сейчас там русских людей нету, но, когда-нибудь пощелкаем и мы кедровыми орешками.
– Сейчас я беру ливанский кедр понемногу, – очень уж дорогой. Его у нас для икон используют. И орешки у него несъедобные. А вот древесина ценнейшая. Мягкая, но очень прочная. Воды и мороза не боится, никогда не гниет, не болеет. Ни один древоточец не осмеливается к ней подсунуться, она никогда не трескается.
– Хорошо бы терем из таких бревен сложить! – помечтал вслух я.
– В Библии много раз упоминается, как из кедра дворцы строили. Но у царя Соломона денег было побольше нашего, поэтому на Руси сейчас в основном из розовой древесины иконы делают.
– А какая разница, что краской покрывать? Дуб тоже прочную доску даст.
– Дуб его умаешься тесать. Эту древесину кое-как топором и осилишь. Свяжешься если из него икону долотцем каким делать, все проклянешь и язычником станешь. А то и просто отправишься поджигать церковь того попа, который тебе заказ этакий навязал. А из кедра иконочку вырезать – это одно удовольствие! Силы не надо прикладывать никакой! Подводишь стамесочку…
– А почему ты меня, как волхва не берешь? У тебя большая часть народа вообще никто и нигде! Ни сражаться, ни колдовать не могут! – внезапно заорал Яцек, вмешиваясь в нашу благостную беседу столяров.
Мы с огорчением посмотрели на молодого нахала.
– Вот у нас в ватаге народу и немало. По трое не крадемся, волчьей стаей идем. Прорываемся нагло, верим в победу. Я уже думаю, как мне Омара Хайяма отыскать, а нам ведь до этого Сельджукского султаната еще немеряно верст идти, и все лесом. Невзор сильнее нас гораздо, с дельфинами тысячи лет люди хотят пообщаться, а воз и ныне там. И никто из тех, что идут, никто! – со мной не спорит, между собой не враждует. А возьми тебя…
– Возьми! – рявкнул Яцек.
…молодого нахаленка, – не обратил я внимания на его призывы, – враз дело и завертится.
– Да я смирный!
– Только тебя, агнца Божьего, особым смирением отмеченного, в отряд примешь, враз ты еще перед завтраком затеешься с ушкуйником Матвеем спорить, кто из вас на мечах более ловкий биться.
– А чего тут спорить? Меня с самого детства учили.
– А его с самого раннего детства. Слово за слово, кулаком по столу! Не успел я отвернуться, а вы уже боевым оружием на заднем дворе рубитесь.
– Ну не за учебное же нам браться!
– Конечно, конечно. Только так. И именно так! Ты сколько раз за жизнь в боевые походы ходил?
– Один раз, – состроил кислую гримасу княжич.
– А много народу убил своей рукой?
– Да мне отец толком не дает повоевать! Приставил перед битвой ко мне двоих лучших своих бойцов, и запрятал нас вместе с полусотней в рощицу. Объяснили, что мы – это засадная сотня. Большая дружина быстро победила, а полусотня в лесу без дела выстояла. Так что я свой меч во вражеской крови еще не смочил.
– А неловкий против тебя Матвей уже пять раз ходил биться в чужие земли. И у него руки уже не по локоть в крови, а по плечи. Убить нескольких человек, дружинников, вооруженных до зубов, для него, безоружного, – привычное дело. А любым оружием он бьется мастерски, может и двумя руками сразу саблями вертеть. Последнее время его избирали атаманом ватаги из тридцати ушкуйников, старше его по возрасту и не менее умелых. Не хуже, чем руками, Матвей умеет бить и ногами. И ты полагаешь, что сможешь его одолеть?
– Ну не знаю…
– Зато я знаю, что вопрос не в том, кто победит, а в том, сильно ли тебя при этом покалечат, или убьют привычной рукой, если сильно обозлишь.
– Да ты прямо русского богатыря расписываешь!
– Не-ет, богатырь у нас другой, Емельяном звать. Тот с лошадью на вытянутых руках вприсядку спляшет. Его Павлин недавно вместе с девицей на сеновал завел. Можешь и с ним, после того, как я тебя у ушкуйника отниму, силою потягаться. Он парень безобидный, добрый. Ты, после его богатырского щелчка, всего дня за три отлежишься – плевое дело. Волкодлака псом позорным обзовешь, и есть с ним вместе откажешься, со священником из-за религии поругаешься, еврейку за иудаизм прижучишь, боярина низким против тебя происхождением попрекнешь, – и дело сделано! Мы из Киева уйти не успеем, а тебя уже вся ватага ненавидеть будет. И гаркнут мне потом в один голос: крути кедровую рыбку усиленно, ищи дорогу как хочешь, а этого шановного пана убирай куда хочешь! А я их веду насмерть биться, и эта вражда нам в отряде лишняя. Так что лучше бы тебе с Павлином и его ребятами пойти.
Яцек фыркнул, закусил нижнюю губу и унесся из комнаты. Мы немножко помолчали.
– Баба с воза, кобыле легче, – оценил уход княжича Захарий. – Не должно быть в походе дрязг, ссор, глупых споров с атаманом.
– Знаешь, Володь, у меня в отряде, конечно, таких умелых бойцов, как твой ушкуйник, и таких мощных силачей, как богатырь, нету, но за излишнее самомнение и чрезмерную заносчивость по шее могут накостылять от души, – добавил Павлин. – Кстати, а как сейчас Русь по размеру?
– В три раза меньше и Европы, и сельджуков.
– Но Польши-то мы по любому больше?
– В четыре раза. А в 21 веке Россия в четыре с лишним раза будет больше всей Западной Европы.
– А скажи нам…
Неожиданно залаяла Марфа.
– Гав – гав, О-ле-га та-щит Та-ня!
Вторил ей Горец.
– У-у-у-вооо-диит…
Убегая, я крикнул:
– Потом договорим!
Татьяна тащила Олежку, учитывая ее неизбывную силищу, очень мягко и бережно. Она ласково утаскивала полуголого и побитого кавалера за ручку.
– Пойдем, Олеженька, я тебя привечу, водочки налью… – действовала грозная женщина испытанным на опойцах методом. Олег боролся как лев с грозной соперницей. Он изо всех сил пытался вырвать руку и увещевал киевскую тигрицу.
– Таня! Я обещал хозяина ждать!
Я очень уважаю верность данному слову – по-моему это признак порядочности человека. Мужчина, не сдержавший данное им слово, очень сильно падает в моих глазах. Олега, поэтому, я сразу зауважал. Но пора было вмешиваться в этот праздник выламывания слабых ручек заезжих волкодлаков столичными хищницами. Танюша зарычала:
– Хозяин-мазяин! Мешаться будет, враз пришибу!
Эх, где наша не пропадала! Грозно рявкнул в ответ:
– Татьяна! Куда ты потерпевшего тащишь?! Мы с ним по важному делу идем!
Таня бросила руку желанного, мгновенно обернулась…, и покраснела. Вот тебе и раз! Неожиданная развязка! Я ждал гораздо худшего исхода. Теребя платьице на животе, Танечка сбивчиво оправдывалась.
– Я не могу терпеть…, у меня первый раз в жизни так…, говорит сам, что я нравлюсь…, от водки отказывается…
Глаза уже наполнялись слезами. Ну это уж совсем не дело!
– Куда ты его тащишь?
– К нам домой…
– У тебя же там мать, ребенок, они-то как?
– Они погуляют, все погуляют… – голосок уже еле шелестел.
Олег тоже глядит с убитым видом. После нескольких лет хамства жены, на него хотят излить чистое чувство, а он вынужден все бросать и идти отнимать паршивую рубашонку…
Ребят нужно отпускать. Но потом с оборотня службу не взыщешь – месяц из кровати вылезать не будут! Только и будут петь в ответ на приглашение волкодлака в дорогу: медовый месяц, медовый месяц – квартал пролежим… Взять с Олега обещание быстро вернуться? После постели Танюшка из него будет веревки вить, а сейчас уже сумерки начнутся…
Хотя есть еще один выход. Попробуем. Где наша не пропадала!
– Сеновал вас устроит?
– Все, все устроит! – заорала осчастливленная Танюха.
Олег все проявлял какую-то нерешительность.
– Да там Емеля…
– Выпроводим!
– Да там твоя подруга…
– Вышибем!
– Может там Павлин…
Тут уже молодуха озлилась. Гаркнула:
– Павлин-Мавлин! – схватила мужика на руки и легко понесла во двор. Процесс пошел! До двери сеновала я долетел первым, стал колотить в нее кулаком и орать:
– Похабное беспутство закончили! Выходи строиться!
Потасканный женский голосок игриво отозвался:
– Богатырь отдыхать изволит после трудов праведных, просим не мешать… Могу пока за небольшую мзду сплясать обнаженная…
– Тебя, дуру, первую, сейчас прямо голую на куски порвут!
Кто-то ойкнул, и в сарае интенсивно завозились. Богатырь и шлюшка вылетели махом и полуодетые. Татьяна тяжелой поступью и с конюхом на руках проследовала вглубь строения. Оксана, поняв, что ее выманили с сеновала незатейливым приемом, с нахальным криком:
– Я тоже хочу! – ломанулась следом за подругой, которую она знала с детства и абсолютно не боялась, желая поучаствовать в групповом сексе.
Ее ждало неожиданное разочарование. После короткой борьбы маньячка-проститутка вылетела с воем из недр сарая.
– Какой-то наглый у тебя народ подобрался, – выразил недовольство моей кадровой политикой хозяин двора. – Во весь голос орут – Павлин-Мавлин! А я на этой улице вырос, пользуюсь уважением. Пойду выгоню всю толпу магическими оберегами из двора!
Как это не ко времени! Помочь может только грубое вранье! Итак, пользуясь низкой информированностью местных товарищей, начинаю.
– Ты же знаешь, что такое павлин? – спросил я лидера киевских молодых кудесников.
– Латинское имя, известные римляне носили.
– Я про птицу говорю.
– Слышал о ней, но не видел. Показали только красивое перо из хвоста.
– А такие перья образуют здоровеннейший и красивейший хвост.
– Замысловатая птичка! – крякнул волхв, пытаясь понять, к чему я клоню.
– А голос гадкий. Хуже любой вороны верещит.
– Эка, что в мире божьем творится!
– Но есть среди павлинов настоящие певцы, хлеще любого соловья или малиновки заливаются! Золотые голоса Юга! Да и хвост у них краше, чем у обычных. Вот их-то и зовут павлин-мавлин. Ребята просто тебя добрым словом вспомнили.
– Вот оно как! Спасибо, что сказал. Выйдут твои ухари, прямо в ножки им поклонюсь и спрошу: а скажите мне, старому дураку, чем хозяин-мазяин славен? Только враньем особо злостным, или еще и знаниями невиданными? Или если его пришибить, как бабища эта планировала, запоет жулик пришлый хлеще любого соловья?
Мне оставалось только развести руки – прости, брат, обгадился… Потом мы минут пять хохотали и делились впечатлениями. Емельку с профурой вышибли на улицу. Богатырю я велел восстанавливать силы для предстоящего боя, смирно посиживая на лавке возле забора.
– Увижу – кулак слабо бьет, всю силу на бабу перевел, прямо там и уволю! И никаких денег не дам. А как расплачиваться будешь за эти свои мелкие радости, не мое дело. Я богатыря нанимал, а не тряпку половую!
Неожиданно из сарая вышел Олег с мрачным лицом. Ишь как быстро уложился! Танечка бежала рядом и бодренько тараторила:
– С каждым может случиться! Там лишнюю рюмку водки выпил, тут в холодную речку залез, всякое бывает!
Мне эти разговоры не понравились, и я быстренько пробежался взглядом по оборотню.
Ох ты ж господи! Что ж я, старый дурак, сразу-то его не поглядел! И перекинуться мы ему не дали! Как же эти твари его пинали! Отбили между ног все, что было возможно. Я аж застонал. Как он сюда-то дошел! А добренький дядя Володя еще и на здоровенную бабу заволок!
– Стонать потом будешь, – жестко заметил Павлин. – Ему сейчас перекидываться срочно надо.
– Да он боится, что Татьяна, как узнает его истинную сущность, сразу прогонит. С женой уже навидался этого вволю. Ту возле оборотня даже дети не удержали.
– Чем его бабу можно отвлечь?
– Она богатырка.
– И что?
– И я ее драться нанял.
– Быстро волоки вервольфа в сарай, а я ее отвлеку, – принял решение Павлин.
– Олег, пошли в сарай, обсудить кое-что надо, – крикнул я оборотня.
Таня сунулась было за нами, но я покачал ей перед носом указательным пальцем.
– С глазу на глаз! Без лишних ушей!
Когда прикрывал тяжелую дверь (от кого он тут сено за такими дверинами прячет?), услышал голос домохозяина:
– Подойди ко мне девонька, помочь бы старичку надо…
Голос был какой-то странный, старческий. Не утерпел, высунулся. В центре двора стоял древний согнутый дед со здоровенной клюкой. Да, этот не обгадится, промашку не даст!
Повернулся к Олегу.
– Перекидывайся в волка, быстро!
– А Таня…
– Быстрее, ее отвлекли!
Тут он не заставил себя ждать. Через три минуты возле меня уже стоял здоровый человек. Робко спросил меня:
– А можно еще раз с женщиной попробовать?
Я опять пробежался по нему глазами.
– Еще как можно! Даже может и нужно. У вас на все про все полчаса. Начинаем! Время пошло. – Приоткрыл дверь и крикнул: – Таня, дело есть! Беги сюда! – а подлетевшей девушке сообщил: – у меня срочное дело в доме. Подождите меня тут полчаса. Марфа, иди сюда, покарауль этих ухарей, а то вечно разбежаться норовят! Ты, Олег, полежи пока. Как получше себя почувствуешь, покажись собачке. Всем все ясно?
Все покивали, и мы с Павлином опять ушли в дом.
– Это ты морок такой навел?
– Именно так.
– Девица же видела тебя в средних годах?
– Наплевать. Ей сейчас не до нас, возле суженого скачет.
– Может пойдешь с нашим отрядом? Человек ты интересный, полезный. Жалко мне такого бойца упускать.
– Не было бы ватаги наших киевских молодых, обязательно с тобой бы пошел, навязывался бы еще хуже Яцека. Да не могу я их одних бросить, пропадут без меня ни за грош. А так вы может ослабите врага, появится и для нас какая-нибудь лазейка. Я-то уж пожил, дети уже взрослые, а ребятишки еще и не видали в жизни ничего. А так может и повезет кому-нибудь из них, – уцелеет. Вот от поляка зря ты отказываешься.
– Почему?
– Кедровой рыбкой мы воспользовались лет десять назад один раз в жизни. Ливанский кедр дерево, конечно, святое, необычное. Масло его и в благовония идет, попы и на ладан его пускают, и выраженным лечебным действием обладает. А вот по поиску людей опыта никакого нет, дело новое, необычное. Может тогда рыбка показала то, что надо, а может это было совпадение, или просто удача нам выпала, кто ж знает. Пользовались бы часто, были бы уверены в деревяшке, а так… Я, конечно, сделаю в лучшем виде, Захарий наговор, как надо произнесет, а дальше уж не взыщи, – как бог даст. А Яцек в себе уверен, клянется от всей души.
– Да им, молодым, вечно какие-то способности у себя мерещатся. А приглядишься – дырка от бублика! И щенки эти врут, врут на каждом шагу!
– На вранье можешь его проверить легче легкого.
– И как же? – скептически усмехнулся я.
– Не бывает у польских князей таких простеньких имен. Нет среди них ни Яцеков, ни Мареков. Это все имена простонародные. Если князь, или король, так он Болеслав или Владислав. Не хочет паренек свое имя напоказ выставлять.
– Почему?
– Может боится церковного порицания, или еще чего. Но огласки не хочет, это точно. Проверить его проще простого – спроси об этом наедине, и все дела. Будет врать или вилять, не связывайся с таким человеком, – греха не оберешься. А ответит честно, – можно браться за совместный поиск, определить, годен ли хлопец для поиска неведомого. Ты сейчас куда идешь со своими орлами и орлицами?
Изложил кратенько предысторию.
– Вот и отлично. История с поиском Хайяма один в один, – сделал неожиданный вывод Павлин.
– Почему? – не дотумкал я.
– А вот гляди, – начал объяснения киевский кудесник. – Ты этих бандитов раньше видел?
– Нет.
– А Хайяма?
– Не встречал.
– Где кого искать, знаешь?
– Понятия не имею.
– И о разбойниках, и о поэте знаешь с чужих слов. В чем же разница?
Вначале я просто обалдел – вот это то, что мы зовем чистой логикой! Алгоритм был задан просто безукоризненно. Даже я, победитель Олимпиады для восьмых классов в физматшколе, не сразу увидел сходство задач! Потом появились сомнения.
– Но ведь Омар Хайям вложил душу в свои рубаи, и я это могу передать. А какая душа у киевских бандитских морд?
– Неужели оборотень в свой рассказ душу не вкладывал?
– Еще как!
– Вот и передай поляку эти эмоции. И проверить будет легко – Оксана при вас, только пусть идет сзади поодаль, и не вмешивается.
– Давай попробуем, – оживилась моя авантюрная жилка. – Показывай его комнату.
Вскоре я уже стучал в нужную дверь.
– Прошу! – неласково донеслось из комнаты.
Чего ж не зайти, коли просят! Увидев меня, княжич молнией взлетел с кровати, где изволил тосковать, проклиная русскую тупость.
– Берешь?
– Проверить тебя нужно.
– Проверяй!
– Настоящее имя?
Наследник престола замялся. Я молча повернулся к выходу, не люблю трусов и врунов.
– Венцеслав! – выпалил юноша, – но об этом лучше не болтать.
– Я похож на болтливую сороку?
– Нет, но…
– Никаких но! Болтуны атаманами не становятся. Что за имя Яцек?
– Так меня в детстве нянька звала…
– И я буду так звать до конца похода. Почему, отчего решил имя скрыть – не моя забота, чужая печаль. Сейчас будет сама проверка. Найдешь нужного человечка – идешь с нами в поход за Землю биться, не найдешь – уж не взыщи.
– Согласен!
Я изложил испытуемому обстоятельства дела, сделав упор на последних обещаниях Митьки Косого:
– Их вспоминать будешь, меня благодарить.
Вот вам и киевские рубаи! Для чистоты эксперимента приметы преступников польскому волхву не сообщались.
На дворе залаяла Марфа, взвыл Горец. Понять что-то было затруднительно – другая сторона дома. Но мне казалось, что повод для вызова меня из избы есть всего один – завершение физического слияния богатырской мощи столичной обаяшки с обладателем первого на Руси экземпляра мужских семейных трусов под названием «Мечта оборотня». Уложились влюбленные в 20 минут, не подкачали. Роздал поисковику последние инструкции.
– Минут через десять цепляй к поясу меч, выходи из калитки и сразу ищи нужного нам человека. Мы пойдем сзади. Никаких вопросов, выяснений, разъяснений. Повод к нам обратиться есть всего только один – появление желания сказать честно: я потерялся, выводите меня отсюда. Будешь водить просто так – огорчим.
– Если ошибусь или не найду, оплачу одежду и обувь твоему конюху!
– Похвально, очень похвально. Не торопись, я еще с волхвами пойду распрощаюсь.
Быстренько простившись с Захарием и мальчишками, заверив всех в завтрашнем переезде, вышел на двор. Интересно, куда же делся Павлин?
Татьяна бережно целовала Олега возле двери сеновала. Оранжевые факелы полыхали у обоих на груди. В это же время работящая Галина под руководством нашедшегося мужа рисовала волкодлаку имитацию синяка под левым глазом собственной сурьмой. Через пять минут к нам добавился поляк.
Я простился с хозяевами, вывел на улицу идущих на разборку, и там всем, особенно Ксении, объяснил, что идем за парнем. Яцек двинулся по улице.
– Все беседы насчет того правильно он нас ведет или нет, поощряются хорошим ударом в зубы, – завершил я инструктаж.
Венцеслав шел уверенно, будто по знакомой улице. Горец неторопливо вышагивал рядом. Марфа держалась возле меня.
Заминка была всего одна, когда мы свернули в какой-то проулок. Ксюшка сразу пыталась зароптать, но неприятный вид моего зловещего кулака возле ее носа остудил столичную говорунью.
Оказалось, что зашли в тупик. Князя это совершенно не смутило – мы развернулись и пошли в обход. Надеюсь, что в Сельджукском султанате тупиков не густо.
Еще минут через пять воткнулись в какой-то ободранный забор с сияющей красной калиткой.
– Он здесь, – заверил Яцек.
Оксана подтвердила мнение зарубежного сыскаря.
Совсем неплохо. Очень хорошо. Просто великолепно! Очень важный вопрос был решен. Стенд «Его разыскивают белые волхвы», аналог советскому «Их разыскивает милиция», можно было закрывать, подперев все-таки для верности кедровой рыбкой.
Похлопал зарубежный талант по широкому плечу.
– Ты принят. Если есть какие еще дела в Киеве, быстренько улаживай, на днях уходим. Ты – редкий молодец, думаю во всем мире таких соколиков не густо. Но все-таки просьба – ребятам не грубить, одно дело делать идем, все одинаково жизнью рискуем.
Иностранец бросился меня обнимать. Я вел себя, как советская интердевочка: терпел без всякого удовольствия и радовался отсутствию запрещенных куратором из КГБ пропагандистки вредных поцелуев. Я вам не ЦРУшница идеологически не выдержанная, которая от такой работы, кроме дешевеньких долларов по 60 копеек, на которые ничего и не купишь в советских магазинах, еще и удовольствие получает!
Объятия длились нескончаемо. Похоже, парень весь городской запас радости из родного Кракова с собой в дорогу выгреб, и теперешнюю столицу Польши впереди ждет на редкость унылый год.
Однако сумерки уже начинались. Нежданные встречи с кудесниками и проведение досуга на сеновале истощили наш запас времени. Вновь берем командование в свои старческие ручонки.
– Яцек, мы торопимся!
Уф, объятия наконец-то закончились.
– Емеля, перекинь Олега через ворота. Олег, откроешь нам оттуда калитку.
Пока я красовался силою своих приказов, недисциплинированная богатырка легко перебросила через ворота самого Емельяна, очумевшего от неожиданной ласки, и, приобняв своего самого желанного, объяснила:
– Емелька, он богатырь, справится там. А Олежек устамши…
Олежек только млел от ласковых женских речей. Пока богатырь кряхтел и охал после неожиданного исполнения роли Икара за воротами, я командовал дальше.
– Богатыри, богатырки и устамшие – все со мной в избу! Яцек и Оксана караулят калитку. Всем вновь припершимся давать ответ: Кривой пускать не велел! Ждать тут, пока он занят.
– Мы так не договаривались! – зароптала трусоватая проститутка. – Отдавай мои деньги, я вас в корчме подожду!
– Ты должна хорошо местные бандитские ухватки и словечки знать, для этого тебя и оставляю. Яцек с киевскими разбойниками дела никогда не имел. А почуют они неладное, слетятся сюда с разных концов. Обидно, что уйдешь, сразу пять рублей потеряешь, которые я тебе вместо вшивого рублика выдам.
– Я остаюсь, – сразу же изменила решение смелая сторонница борьбы с бандитизмом. – Я про них такие штуки знаю!
– Вот и чудненько. Яцек, в беседу не вмешивайся. Через забор полезут, – руби мечом, пока Ксюшка за подмогой в дом обернется.
– Да я и без меча…, – начал было бесхитростный польский воин-волхв.
Я помахал в воздухе ладошкой, вроде: нет, нет, и с выражением сказал:
– Вот убежит КСЮШКА (с нами стукачок!) – там и убивай, как хочешь!
– ААА (вот ведь ГАДИНА!), – понял недогадливый зарубежный паренек, – конечно, конечно…