Мой роман справедливо, разумно, уместно было бы закончить предыдущим фрагментом. Но к этому фрагменту неожиданно добавляется постскриптум. Сегодня, в самый длинный день в году, Каролина, от которой я уже не чаял ничего услышать, написала мне письмо. Полагаю, роман – если он когда-нибудь выйдет в свет – будет существовать в двух версиях: для широкой публики и для близких людей. Только последние смогут прочитать письмо Каролины, которое, при всём его личном характере, тоже часть этой истории.
Олег Валерьевич, здравствуйте!
Называю Вас по имени-отчеству, а не «дядя Олег», потому что какая же я Вам племянница? И не ребёнок, чтобы использовать «детское» обращение. И не ученица, да ведь Вы и сами не хотели быть мне учителем: беру назад свою просьбу. Кажется, Вас вполне устраивало быть для меня «старшим товарищем». Но сейчас мне даже это, очень удачное, определение не нравится. А почему – будет ясно позже.
Простите за то, что пропадала десять дней. (Вы ещё хотите меня видеть? Я что-то уж слишком самоуверенна.) У меня есть кое-какое извинение, хотя и никудышное: сначала долго не могла Вам написать, а потом долго не решалась.
Мне действительно несколько дней подряд было очень плохо. Я даже температурила и не выходила на улицу. Родители обеспокоились ровно настолько, насколько обязаны беспокоиться родители. Спасибо им за это.
Нет, дело не в наблюдении за чужой смертью (до сих пор сержусь на Вас за то, что Вы посчитали, будто я – тепличное растение). В прошлый понедельник я наблюдала, кроме смерти, и человеческое благородство – в том числе Ваше, – и низость, причём гордую низость, низость со знаменем достоинства, заботы о другом, даже религии…
Мир полностью безжалостен. Умом я знала это и раньше, но моё знание было обычным баловством подростка, который заигрывает с цитатами из Корана, которому нравится закутываться в чужую одежду не по размеру и в чужие слова. Теперь – увидела всем сердцем. По счастью, в этом мире всё ещё есть редкие источники тепла. Вы для меня – такой источник.
Вчера – уже сегодня – меня во сне навестила Дарья Аркадьевна, которая открыла мне… Что именно, не скажу. Или она то же самое открыла Вам, и тогда Вы уже знаете, или этого не случилось, и тогда Вы всё равно мне не поверите.
То, что она рассказала, многое объясняет. Помните мою смешную реплику про президента во время нашей первой прогулки? «Здесь, в России, можно умереть, заново родиться, а он всё будет править». Как точно…
Ваш «долг» передо мной выплачен. Дарья Аркадьевна попросила меня передать Вам именно это. А дальше – моя полная воля. Разобраться бы с моей волей…
Я очень повзрослела за эти полторы недели – года на два, наверное. (Внешне я – всё такая же, и даже забавно смотреть на себя в зеркале. Девочка-девочкой!) Женская часть моей души повзрослела тоже.
Должна Вам кое-что рассказать о Вас самих, ведь иначе Вам никто этого не скажет.
В Вас есть одна удивительная черта. Всех и каждого буквально с первых минут знакомства Вы начинаете убеждать, что Вы – самый заурядный человек на свете. Мол, и работа у Вас скучная, и жизнь серая, и образование так себе, и вообще Вы звёзд с неба не хватаете.
Серые у Вас только глаза. Ничто, ничто, ничто не подтверждает Ваших слов. Милый, хороший, чудесный…
Достаточно, ни слова больше. Я ни в чём не призналась, но всё равно сгораю со стыда, думая, что это письмо могут увидеть мои родители. (Вы ведь им не покажете, не сделаете такой подлости?) Да девушка должна и быть стыдливой. Впервые мне нравится ощущать себя девушкой.
А теперь мы переходим к самому главному вопросу, тому, ради которого всё и затевалось. Только когда написала половину, я поняла, ради чего пишу.
Мне – только шестнадцать. До моего совершеннолетия – полтора года. Уйма всего может случиться за полтора года, так что мой вопрос окажется неуместным.
Но если за полтора года ничего ужасного не произойдёт, то —
(сердце стучит, когда я пишу это всё, и не знаю, как его усмирить; неужели в шестнадцать лет уже пора пить лекарства?, не рановато ли?)
– Вы меня дождётесь?
1 апреля – 4 мая 2024 г.Правка от 3 июня 2024 г.