Император, который знал свою судьбу

СЦЕНА 5\5. 1 ноября 1905 года. Первая встреча Николая и Александры с Распутиным.

Действующие лица:

– Николай – Николай Александрович Романов, император;

– Александра – Александра Федоровна, императрица;

– Милица– Милица Николаевна (1866-1951), Великая Княгиня (урожденная Черногорская принцесса), супруга Великого Князя Петра Николаевича;

– Стана – Анастасия Николаевна (1867-1935), Великая Княгиня (урожденная Черногорская княжна), супруга Великого Князя Николая Николаевича (мл.);

– Распутин – Григорий Ефимович Распутин (1869 или 1870 г.р.), одет просто, в чистой крестьянской одежде, умный мужик, в глазах – спокойствие и глубина, при разговоре «окает по-сибирски»;

Место и время действия:

1 ноября 1905 года. Петергоф.

НАТ. ПЕТЕРГОФСКИЙ ПАРК, ЗАГОРОДНЫЙ ДВОРЕЦ (СЕРГИЕВКА). ИНТ. ЗАЛ ВО ДВОРЦЕ. 1 НОЯБРЯ 1905 ГОДА.

На экране – уютная зала во дворце. Вечер, за окном холодно и ветрено, темно. Женщины за столом негромко разговаривают за чаем. Николай подходит к книжным полкам, просматривает корешки книг, вынимает две, подходит к столу, садится, слушает, вступает в разговор.

НИКОЛАЙ:

Милица, ты утверждаешь, что зороастризм – древнейшая в мире религия единобожия, даже более древняя, чем иудаизм. Что христианство восприняло некоторые доктрины зороастризма от загадочной секты ессеев в Палестине, которые отделились от остальных иудеев. Я немного интересовался этим тоже. Если я прав, на счет зороастризма ученые сильно противоречат друг другу. Вот, у тебя есть книги и Дармстетера, и Мюллера, и Мильса. (листает книги). У них, насколько я понимаю едва ли не противоположное твоему мнение – кое-кто из них считает книги Авесты одним из видов ересей внутри христианства, замаскированной под древность фальсификацией.

МИЛИЦА:

Ники, после того, как я прочитала английские, немецкие, французские комментарии, я специально изучила древнеперсидский язык, чтобы читать главную книгу Зороастра, Авесту, в оригинале. И я прочитала «Зенд-Авесту». Поверь, я знаю, что говорю. Потом, напомню тебе, что некоторые ученики Платона сравнивали своего учителя с Зороастром – это за пять веков до Рождества Господа нашего. Ники, большинство ученых все же теперь признает Авесту древнейшей книгой.

НИКОЛАЙ:

Но Добро и зло там ведь равноправны? Князь Путятин мне как-то говорил об этом. Дуализм?

МИЛИЦА:

Да, многие так считают. Но все же, Ахура-Мазда – Бог-Отец зороастризма – Творец, а Ангроманьо – их Люцифер – лишь подражатель и злодей, без творческой силы. Они не равны. Победа Творца предрешена. А что до Путятина… Недавно я с ним виделась: Павел Арсеньевич согласился со мною.

АЛЕКСАНДРА:

А кто были эти восточные волхвы, о которых пишет Матфей?

МИЛИЦА:

Вот именно, Аликс! Ведь это были как раз зороастрийские астрологи, князья-жрецы!

АЛЕКСАНДРА:

Они имели и светскую, и духовную власть?

СТАНА:

Да, по крайней мере во времена раннего зороастризма это было так.

МИЛИЦА:

Матфей написал о них не только потому, что это «красивая история». Зороастрийцы пришли поклониться ожидаемому ими Младенцу-Царю-Мессии. Иоанн Креститель носил одежду зороастрийских жрецов.

АЛЕКСАНДРА:

А что же Ницше? «Так говорил Заратуштра» – Ницше правильно описал зороастризм?

МИЛИЦА:

Нет, он сильно преувеличил волевое начало и идею сверхчеловека. Он привнес в свою книгу свои комплексы. На самом деле, как я поняла из оригинала, идеи Авесты очень близки к христианству, и даже, особенно, к православию.

НИКОЛАЙ:

Сомнительно. Наши старцы вряд ли похожи душою на древних персов. Кстати, где этот ваш человек Божий Григорий? На днях я дал вам согласие познакомиться с ним. Духовник наш, отец Феофан о нем также очень высокого мнения. Очень высокого.

СТАНА:

Он внизу, чаевничает с прислугой.

АЛЕКСАНДРА:

Ники, пусть придет сюда?

НИКОЛАЙ:

Позовите его. Все уши прожужжали мне в этот месяц о нем. И ты, Милица, и ты, Аликс. Зовите уж.

Милица берет колокольчик, звонит, велит прислуге позвать Распутина. Он входит в зал чуть смущенно (без наигрыша), низко кланяется всем. Николай кивает головой, здоровается, жестом приглашает его за стол.

НИКОЛАЙ:

Не смущайтесь, Григорий Ефимович. Мы о вас много хорошего слышали.

МИЛИЦА:

Вот чай, закуски сами выбирайте, Григорий.

РАСПУТИН:

Благодарствую, чай уж попил я внизу. Однакож, у самого Царя-Батюшки чаю отведать… (берет чашку, пробует на вкус).

АЛЕКСАНДРА:

Григорий – это имя означает «бодрствующий». В святках более десяти святых Григориев. Вас в честь которого назвали?

РАСПУТИН:

Бодрствующий я, это точно. Кажную весну находит на меня – не сплю вовсе по многу дни и ночи. А имя – по святкам и назван при рождении, на десятое генваря – в честь Григория, епископа Нисскаго.

АЛЕКСАНДРА:

А что вы про него знаете?

РАСПУТИН:

Матушка-Государыня, знаю, что брат он Василия Великаго, – оба Святые Отцы Церквы нашей православной и всея вселенныя. «Шестоднев» Василия и читал и «Толковник на шестоднев» Григория читал, и «Цели жизни по Боге» вместе со старцами в Верхотурье читали. Старцы на Афоне також объясняли мне его книги. И многия другия книги Святых Отцов старцы мне объясняли и в Сибири, и на Святом Афоне.

НИКОЛАЙ:

А можешь ты, Григорий, сказать нам главное из этой книги – какова же «цель жизни по Боге»? Книга-то большая. А главное, что?

РАСПУТИН:

Своими словами кратко и надо о Боге говорить, это так. Чтобы кратко… (задумывается, видит на столе два листа бумаги,– один чистый, другой исписанный; берет в руки исписанный лист).

Вот, две природы веры есть в мире, и цели в Боге. Внешне вроде одинако молятца. Одначе, один как бы просьбы об своей жизни на листе пишет (изображает) и просит Господа нашего подписать сие свое прошение. О здоровье, о семье, о благе личном или даже обчем благе, – мол, я, Господи, праведен буду, а Ты, Господи, утверди сии мои прошения. И многие хорошие люди так молются Богу. И многие готовы многае претерпеть и многим пожертвовать ради мольбы своей. А надо, милой, не так.

СТАНА:

А как надо?

РАСПУТИН:

А надо так: ты, милой, возьми чистый лист бумаги (берет другой чистый лист) и вниз листа свою роспись поставь (ставит внизу листа свою закорюку), и отдай сей лист Господу с чистым сердцем (поднимает лист вверх, затем кладет его перед Николаем). А Господа нашего моли о том, чтобы он на сим листе написал тебе, что Он для тебя выбрал! Во как надо! И не ропщи, если не пондравится тебе, что Господь наш для тебя избрал! Как Господь наш Иисус Христос в Гефсимани сказал, падши на лице свое, в поту кровавом: «Авва Отче! не как Я хочу, но как Ты!». Також и «Отче наш» ежедневно читаемо.

Николай и Александра молча переглядываются.

АЛЕКСАНДРА:

Как же человек – Царь – может узнать Волю Божью? Что Он для нас на этом листе написал? Через пророков?

РАСПУТИН:

У нас в Расее шутють: пророк – пророчит, а Бог – как хочет! Одначе, пророки Израильские знали все, чего Бог хоче. А и наши старцы… есть таки, которы знают многое… Но Царь-Батюшка – Божий помазанник, он сам прямо от Бога знает, чё делать ему должно. А министры ево должны свою работу сполнять так, как ён сказал. Не своевольничать. А умники наши, которы в Бога верят, пусть хоша б помнят, что Царь – Божий помазанник.

НИКОЛАЙ:

Григорий, отчего же смута такая у нас уже почти год идет?

РАСПУТИН:

Смута от умников и от явреив… Хотя есть среди них умные люди. Умный от умника отличается как… навоз от говна. От навоза – польза, хоть и воняет. От говна – одна вонь. (Милица и Александра прикрывают рот рукой, скрывая улыбку и смущение). Умными надо страну унавоживать, а говно… (замечает смущение Александры) Простите, Матушка-Государыня. Мужик, он и есть мужик (крякает).

АЛЕКСАНДРА:

Ничего, ничего, Григорий. Продолжайте.

РАСПУТИН:

Народ Царя любит. Эвон ишо 300 лет назад Михаилу поклялся весь народ как един человек:

«Целовали все Животворный Крест и обет дали, что за Великого Государя, Богом почтенного, Богом избранного и Богом возлюбленного, Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея России Самодержца, за Благоверную Царицу и Великую Княгиню, и за Их Царские Дети, которых Им, Государям, впредь Бог даст, души свои и головы положити и служити Им, Государям нашим верою и правдою, всеми душами своими и головами. Заповедано, чтобы избранник Божий, Царь Михаил Феодорович Романов был родоначальником Правителей на Руси из рода в род, с ответственностью в Своих делах перед Единым Небесным Царем. И кто же пойдет против сего Соборного постановления – Царь ли, патриарх ли, и всяк человек, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, отлучен бо будет он от Святой Троицы».

НИКОЛАЙ:

Ты что же, Григорий, наизусть помнишь Утвержденную грамоту Великого Московского Собора – 1613 года?

РАСПУТИН

(лукаво улыбаясь):

Дух завсегда знаю и помню, а букву… Сёдня ищо раз глянул, к вам идучи.

Все улыбаются.

РАСПУТИН:

И не сумлевайтесь, дух сей клятвы народной жив на Руси и будет жить. Окромя Царя, на Руси никто править не может. Мужик озвереет без Царя. Без Царя Русь сгинет. Душа Расеи – дикая, но дитячья душа. Ей Папа и Мама нужны. Царь и Царица – Папа и Мама.

НИКОЛАЙ:

Григорий, на мое имя сотни писем приходят со всей России. Все прочитать не успеваю, но в канцелярии в Мариинском мне обзоры сих писем регулярно составляют. Канцелярия завалена письмами пожилых матерей и отцов на своих взрослых детей: не призревают родителей, пьют, хулиганят, в «церкву не ходют». Вот, полюбуйтесь, сегодня из Псковской губернии получил, от матери-крестьянки, из Псковской губернии, какие частушки ее сын распевает (читает): «Бога нет, Царя не надо. Губернатора убьем! Подати платить не будем! И в солдаты не пойдем!». Что же, мужик озверел уже, при живом Царе? Смута разливается. Всеобщая забастовка на Руси. Все бастуют. Все железные дороги стоят – и даже требований бастующие не предъявляют. Мы в Царском Селе как в осаде месяц жили. Министры ко мне по заливу на катерах из города добирались. Думали, Манифест всех успокоит… Нет! Смута продолжается. Что скажете вы, человек жизнь знающий, много повидавший?

РАСПУТИН:

В мужике Бог и дьявол борются не так, как в господах разумных, образованных. Господа все чрез голову пропускают, а мужику – стоит только слабину власти Царской почуять, дьявол в нем верх тут же берет… Однако, Царь-Батюшка, писем-то хульных тебе сотни приходят, а народу – больше ста мильонов! Ето как гнойник на здоровом теле – мал, а инда так больно бывает, невтерпеж! Гнойник, пока не созрел, и не выдавишь. Надоть терпение иметь и силу, и, главное – веру в Божье благоволение. А Бог Рассею не сдаст! Знаю, веры Вам, Папа и Мама, не занимать – крепки Вы в вере православной – надоть токмо ишо терпение иметь и силу. Гнойник уже вызрел – и манихфестная припарка можеть помогла – теперь давите смутьянов без жалости.

АЛЕКСАНДРА:

Что же вы про Манифест Царский от 17-го числа скажете, Григорий? Нужен он был?

РАСПУТИН:

Манихфест – ето не мужицкого ума дело. Ежели смута так подперла, что без манихфеста никак… Ну, ладно, пусть для умных манихфест будет. Только вот умники говнистые все одно недовольны будут. Им все мало будет, чего не позволь.

СТАНА:

Григорий Ефимович, вы все же поаккуратнее в выражениях-то будьте. Вы не в трактире чай.

РАСПУТИН

(смущенно):

Простите мя. Как увлекусь, так слова иные и вылетают. А по трактирам я не пьянствую. Вино вообче не пью. Уж боле десяти годов ни капли… А «говно» – ето ж не брань. Оно и есть оно. Как ишо сказать? … Вот умные-то люди Рассею просвятят с годами, мужика от дикости отучат… Вот тогда и Манихфест в силу истинную войдет. И Дума думать будет, радеть о благе народном. Одначе, на это ой как много лет надобно! А покамест Манихфест етот – только к новой смуте. И Дума не думать будет, а токмо ерничать супротив власти. Ладно, раз тако получилось – надо терпеть тебе, Батюшка-Царь, Манихфест етот и Думу ёрную.

НИКОЛАЙ

(с едва заметной иронией):

Почему ты так уверен, Григорий, что Государственная дума будет… «ёрная»?

РАСПУТИН:

А сами скоро увидите и услышите. И старцы сибирские мне о том ишо годков пять тому говорили, что власть царскую «ёрники» поджимать будут на аглицкий манер. И на Афоне тож сказали старцы. На Афоне мне и сказали в первой раз – чтоб я в Питербурх шел.

Николай смотрит на напольные часы. Александра замечает это, что-то тихо говорит Николаю.

РАСПУТИН

(смущенно):

Пора иттить мне? Внизу мне сказали – вы завтра в Царское переезжаете. Надоть собираться вам? Пора иттить мне?

АЛЕКСАНДРА:

Нет. Григорий… Ефимович, расскажите нам сами о себе – что для себя важным считаете. О старцах сибирских, о ваших странствиях по потайным монастырям сибирским, о Святом Афоне.

РАСПУТИН:

Матушка-Государыня, с превеликим удовольствием. Всякому об себе внимание приятно (осторожно улыбается). Однако, сначала дозволь сказать, Государь, скоро в Москве-матушке бо-ольшой бунт будеть. Кровь ручьями будеть литься. Как раз опосля Георгия-победоносца и зачнется бунт. Видение мне было вчера.

НИКОЛАЙ

(скептически):

Спасибо за предупреждение. В декабре, значит, бунт видите? Однако, мы принимаем и примем все необходимые меры к установлению порядка. Расскажите нам теперь о старцах сибирских, о Святом Афоне.

Григорий по просьбе Николая коротко рассказывает о себе – на экране черно-белые картины его странствий по сибирским скитам, на Святой Афон.

Из дневников Николая 1905 года:

1-го ноября. Вторник.

Холодный ветреный день. От берега замерзло до конца нашего канала и ровной полосой в обе стороны. Был очень занят все утро.

Завтракали: кн. Орлов и Ресин (деж.). Погулял. В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станок. Познакомились с человеком Божиим – Григорием* из Тобольской губ.

Вечером укладывался, много занимался и провел вечер с Аликс.

ШЕСТАЯ СЕРИЯ. 1906 ГОД.

СЦЕНА 1\6. Московское вооруженное восстание. Генерал Мин.

Действующие лица:

– Николай – Николай Александрович Романов (1868 г.р.), император;

– Александра – Александра Федоровна (1872 г.р.), императрица;

– Дубасов – Дубасов Федор Васильевич(1845-1912), адмирал, с ноября 1905 г. – московский генерал-губернатор;

– Мин – Георгий Александрович Мин (1855-1906), командир лейб-гвардии Семеновского полка, флигель-адъютант;

Место и время действия:

14 декабря 1905 года. Царское село, Александровский дворец.

НАТ. ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ (ИЛИ ИГРОВЫЕ ЧЕРНО-БЕЛЫЕ) КАДРЫ МОСКОВСКОГО ВООРУЖЕННОГО ВОССТАНИЯ ДЕКАБРЯ 1905 ГОДА.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:

После опубликования Манифеста 17 октября, волны забастовок и бунтов поначалу не спадали. Кажущаяся легкость, с которой была получена полнота гражданской свободы, вызвала у представителей революционного движения крайнюю самоуверенность. Растерянность же правительства, которое ожидало мгновенного умиротворения всех слоев общества Манифестом, была единодушно признана всеми революционными и оппозиционными партиями за признак того, что самодержавие вот-вот рухнет. Особый восторг вызывали в левой печати военные бунты. Цензура была отменена манифестом. В ноябре левая пресса писала: «Кронштадт, Владивосток, Севастополь, Воронеж, Киев, Ревель… И огненной змеей бежит по всей России, от гарнизона к гарнизону, победный клич: армия присоединяется к революционному народу! Одно военное возмущение за другим! Одна кровавая баня за другой! Не умирающему абсолютизму остановить лавину революции. Она докатится до конца». («Новая жизнь», 24 ноября 1905)». ЦК партии эсеров в ноябре 1905 года вынес решение о прекращении индивидуального террора и о переходе к иным, массовым средствам борьбы. Число террористических актов от этого, впрочем, нисколько не уменьшилось. В 1906 году еще будут убиты 768 и ранены 820 представителей власти, в том числе десятки известных губернаторов, градоначальников, прокуроров. Но уже в конце 1905-го и в начале 1906 года, увлеченные собственными речами и статьями, социал-демократы и эсеры не ощущали, не понимали, что почва уходит у них из-под ног, как в народных массах, на втором-третьем месяце дарованных Манифестом свобод, нарастает утомление и пресыщение революцией. Военные бунты быстро подавлялись. Террор начал вырождаться в кровавый бандитизм: боевики убивали не столько виновных в жестокостях высших чиновниках, сколько наиболее работоспособных, даровитых и верных власти людей. В ноябре 1905 года Николай произвел цепь отставок, прежде всего в силовых министерствах, значительно укрепив их кадровый состав. Еженедельно он проводил у себя в Царском смотры гвардейским войскам, выходя к ним с полуторагодовалым наследником на руках, что вызывало неизменный восторг солдат.

На экране во время этого рассказа – черно-белые кадры бунтов, беспорядков, московского вооруженного восстания – в противовес смотрам гвардейским войскам в Царском селе (Николай с младенцем на руках; солдаты кричат «ура!» – маленький Алексей при этом как бы в ответ радостно улыбается). Затем – черно-белые кадры встречи Николая с депутацией черносотенцев.

НАТ. ЦАРСКОЕ СЕЛО, АЛЕКСАНДРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. ИНТ. КАБИНЕТ НИКОЛАЯ. ИНТ. КАБИНЕТ МОСКОВСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА (ДУБАСОВА) В КРЕМЛЕ. 14 ДЕКАБРЯ 1905 ГОДА.

На экране – кабинет Николая, за окном – снегопад. Внизу экрана – дата и место действия (14 декабря 1905 года, Александровский дворец в Царском Селе) Звонит телефон. Он поднимает трубку. Камера показывает Дубасова в своем кабинете в Кремле и Николая в своем. Рассказ Дубасова иллюстрируется черно-белыми кадрами начала вооруженного восстания в Москве.

ДУБАСОВ:

Ваше величество, здравствуйте. Адмирал Дубасов.

НИКОЛАЙ:

Слушаю вас, Федор Васильевич. Что в Москве? Беспорядки продолжаются?

ДУБАСОВ:

Ваше величество, положение здесь очень… исключительно тяжелое. Это уже не беспорядки. Это вооруженное восстание. Все необходимые и возможные меры приняты, и сверх того, вооружили отряды добровольной милиции из надежного московского люда. Однако, солдаты и казаки измотаны за месяц до предела ежедневными стычками. Полиция тоже измотана. До сотни убитых среди войск за последние дни.

НИКОЛАЙ:

Я знаю, вчера у вас пожар большой был в типографии Сытина. Что там произошло?

ДУБАСОВ:

В воскресенье это было. 600 дружинников, – бандитов, вооруженных бомбами и револьверами, забаррикадировались в типографии Сытина на Валовой улице. Окруженные войсками, находя свое положение безысходным, они подожгли здание, чтобы, воспользовавшись суматохой, уйти. Это им удалось. Но в огне пожара погибло много людей – семьи и дети рабочих, живших в здании, посторонние лица. Кроме того, убытки огромные – более чем в миллион рублей. Сегодня, только что, получил известие: сволочи эти, боевики, явились на квартиру начальника охранного отделения Войлошникова и расстреляли его, несмотря на мольбы жены и маленьких детей.

НИКОЛАЙ:

У вас же большие силы военные! Полицейские силы – как в столице почти! В чем дело, Федор Васильевич? Почему не можете справиться с бандитами?

ДУБАСОВ

(взволнованно):

Войска и полиция в значительной части распропагандированы смутьянами в течение последнего месяца. Я могу положиться только на треть московского гарнизона! Остальные или предельно измотаны, или ненадежны. Не выполняют приказы. Некоторые – даже братаются с революционерами… Ваше величество, здесь необходимы надежные полки. Прошу вас, ради Бога, немедленно вышлите лучшие полки из столицы нам в помощь! Каждый час промедления грозит России непредсказуемыми последствиями!

НИКОЛАЙ:

Понимаю. Федор Васильевич, я сегодня же отдам необходимые распоряжения. Завтра в Москве будут надежные полки. Я еще свяжусь с вами сегодня вечером. До свидания.

Николай видит в окно Александру, гуляющую в парке с детьми, в сопровождении фрейлин. Набрасывает шинель, выходит в парк. Смотрит в серое небо, на падающий снег. Идет обратно в кабинет. Александра, заметив Николая, покидает детей, входит в кабинет.

АЛЕКСАНДРА:

Что-то случилось?

НИКОЛАЙ:

Аликс, в Москве – вооруженное восстание. Очень тяжелое положение. Сейчас буду телефонировать в Семеновский полк, Мину. Они должны сегодня же – крайне, завтра, отбыть в Москву.

АЛЕКСАНДРА

(задумчиво берет со стола книгу):

Ты читаешь Дантов «Ад»?

НИКОЛАЙ:

Вчера вечером перечитывал.

АЛЕКСАНДРА

(смотрит на обложку):

Дмитрий Мин перевел на русский… Это брат Георгия Александровича?

НИКОЛАЙ:

Дядя, Дмитрий Егорович, проректор Московского университета. Герой Плевны… а 8 лет назад отлично показал себя в Самарканде, во время чумной эпидемии. Принц Ольденбургский с ним приятельствует. Очень высокого мнения о нем. Георгий Александрович и сам человек очень начитанный…

АЛЕКСАНДРА:

О! мнение Александра Петровича дорогого стоит.

НИКОЛАЙ:

Бесстрашный офицер Мин. И везло ему всегда. Столько раз под пулями в атаках бывал – и даже ни одного ранения. Бог его хранит.

АЛЕКСАНДРА:

Ники, революционеры выносят смертные приговоры всем, кто борется с ними… Они стреляют в упор, или в спину… И не промахиваются.

НИКОЛАЙ:

Знаю, милая Аликс, знаю. Что делать? Я должен отправить в Москву самый надежный полк, любимых Семеновцев…. Иди, погуляй еще с детьми. Я очень занят буду сегодня до самого вечера.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:

Полк собрался в несколько часов. 15 декабря весть о прибытии Семеновцев облетела всю Москву. Главной коммуникационной линией революционеров было Московско-Казанская дорога. Верный помощник и единомышленник генерала Г.А. Мина полковник Николай Карпович Риман с отрядом Семеновцев двинулся вдоль этой дороги, занимая станции и беспощадно расстреливая отказавшихся сложить оружие боевиков. По важнейшей железнодорожной артерии Москвы вновь пошли поезда.

Еще 16 декабря у генерал-губернатора Москвы в присутствии представителей города, земства и сословных учреждений состоялся совет, на котором выяснилось, что войскам даны указания не трогать мирных жителей. Предложение генерала Дубасова отнестись снисходительно к рабочим, готовым сдать оружие, было встречено с полным пониманием и сочувствием. Сразу же после подавления мятежа городскими властями создается фонд безвозмездных пожертвований в пользу пострадавших. Для оказания немедленной помощи обеим категориям пострадавших городской управе разрешили кредит до 10 тысяч рублей. Для выдачи пособий малоимущему населению Москвы Николай II повелел отпустить в распоряжение московского генерал-губернатора 100 тысяч рублей!

Уже 18 декабря всем стало ясно, что "московская революция" провалилась. Возобновилось движение на улицах. Открылись банки. Восстановлено электрическое освещение. Вставлялись окна. Магазины города вновь наполнились продуктами и товарами. Постепенно стали выходить различные газеты, действовать театры и клубы, вернулась нормальная жизнь. Воистину, для Москвы в декабре 1905 года Мин оказался Георгием-Победоносцем.

СЦЕНА 2\6. 1906 год, 11 января. Возвращение Гапона.

Действующие лица:

– Николай – Николай Александрович Романов, император;

– Трепов – Трепов Дмитрий Федорович (1855-1906), с 26 октября 1905 г. – дворцовый комендант (начальник охраны Его Императорского Величества);

– Рачковский – Петр Иванович Рачковский (1851? -1910), в 1884-1903 гг. управляющий Заграничной агентурой, в 1905-1906 гг. – вице-директор Департамента полиции, чиновник по особым поручениям по высшей политике и надзору за правильностью розыскного дела;

Место и время действия:

11 января 1906 года. Александровский дворец в Царском Селе.

НАТ. АЛЕКСАНДРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. 11 ЯНВАРЯ 1906 ГОДА.

На экране – Александровский дворец зимой, в снегу. Утро, светает. Николай расчищает дорожку от снега. Из дворца выбегают дочери, играют в снежки, затем в меру сил начинают помогать отцу.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:

Все тяжелые месяцы зимы 1905-906 годов Николай не изменял своим привычкам и жесткому распорядку дня – ранний подъем, обливание холодной водой, физическая работа в парке утром и в перерывах между докладами. К этому же распорядку он приучал своих дочерей. Александра, измученная уже начавшимися проявляться признаками роковой болезни маленького Алексея, и сама начала испытывать проблемы со здоровьем, которые уже через два года приведут к серьезным заболеваниям сосудистой системы, к затруднениям при ходьбе и проблемам с сердцем.

В декабре 1905 года начали консолидироваться политические силы правых, стоящие за самодержавие: в начале и в конце декабря он встречался с лидерами Монархической партии, Союза русских людей, Союза землевладельцев, а также с депутацией Союза Русского Народа во главе с Дубровиным и Булацелем. Депутация состояла в основном из рабочих, извозчиков, крестьян. На той встрече Дубровин сказал: «Мы с нетерпением ждем созыва Государственной Думы, которая дала бы возможность нам, русскому народу, избрать уполномоченных, преданных Тебе, Государь, и Отечеству». Император ответил: «Не сомневаюсь, что вы пойдете не по-иному, как только по предназначенному Мною пути. Манифест, данный Мною 17 октября, есть полное и убежденное выражение Моей непреклонной и непреложной воли, и акт, не подлежащий изменению… Объединяйтесь, русские люди, я рассчитываю на вас».

ИНТ. КАБИНЕТ НИКОЛАЯ В АЛЕКСАНДРОВСКОМ ДВОРЦЕ.

По окончании рассказа камера следует в Александровский дворец, в кабинет Николая. Он встречается с Треповым и Рачковским.

НИКОЛАЙ:

Господа, я хочу обсудить с вами в этом узком составе особые полицейские и охранные действия для скорейшего подавления беспорядков в стране. Мы должны опираться в борьбе с бунтовщиками не только на силу казачьих нагаек и солдатских штыков, и не только на политические силы, но и на ваши специальные методы. Вы, Петр Иванович, хотя уволены мною от заведования политической частью Департамента, но остаетесь в распоряжении Дмитрия Федоровича для особых поручений и общего надзора за розыскным делом. Я надеюсь, вы понимаете, что с новым министром вы бы все равно не сработались.

РАЧКОВСКИЙ:

Да, Ваше величество, у Дурново ко мне старая неприязнь. Я понимаю ваше решение вполне.

НИКОЛАЙ:

Я ознакомился с докладом Дмитрия Федоровича о вашей декабрьской работе в Москве и вполне удовлетворен вашими усилиями.

ТРЕПОВ:

В Москве ныне ни одного мало-мальски видного революционера на свободе не осталось.

НИКОЛАЙ:

Что в Петербурге?

ТРЕПОВ:

Как вы помните, верхушка петербургского Совета Рабочих Депутатов – совета бунтовщиков – была арестована нами еще в конце ноября. После их воззвания не платить налоги и изъять все вклады из банков арестовали всех членов Совета. Однако, многие руководители среднего звена эсдеков и эсеров еще на свободе, прячутся по окраинам и на финских зимних дачах. В декабре в столицу вернулся Гапон…

НИКОЛАЙ:

Это как понимать? Его ведь амнистия не касалась?!

ТРЕПОВ:

Вернулся нелегально. Японцы после заключения Портсмутского мира прекратили финансирование зарубежных организаций революционеров – деньги кончились, он и вернулся. Многие из бунтовщиков встретили его здесь как национального героя. Он снова владеет инициативой в рабочем движении.

РАЧКОВСКИЙ:

Большинство каналов финансирования бунтовщиков из-за рубежа нами перекрыты. Однако, швейцарские винтовки в декабре в Москву все же поступили.

НИКОЛАЙ:

Знаю, перед Новым годом генерал Мин мне здесь показывал московские трофеи. И что же Гапон? Он с эсерами?

РАЧКОВСКИЙ:

Нет, он им подчиняться отказывается. Они его за рубежом несколько раз обманули. Использовали в своих целях и обманули.

НИКОЛАЙ:

Я читал в газетах, и в левых, и в правых, что он – вор и провокатор. Кто он теперь?

РАЧКОВСКИЙ:

По-прежнему романтик. Но теперь он для нас – открытый враг, которого бунтовщики хотят использовать в своих целях.

ТРЕПОВ:

В столице вновь объявился Рутенберг – помните, Ваше величество, – тот самый эсер, который был с ним 9 января пятого года?

НИКОЛАЙ:

Помню. Почему не арестован Рутенберг?

РАЧКОВСКИЙ:

Мы хотим использовать обоих как приманку для раскрытия всей оставшейся подпольной сети эсеров. Они готовят покушение на нового вашего министра, на Дурново.

НИКОЛАЙ:

Используйте, только не заиграйтесь и не обваляйтесь сами в этой грязи. Эту тему я считаю закрытой. Действуйте по своему усмотрению. Не отвлекайте меня этими специальными делами вашего ведомства от более важных общих вопросов.

ТРЕПОВ:

Более важной сейчас я считаю войну листовок и прокламаций.

НИКОЛАЙ:

Поясните, Дмитрий Федорович.

ТРЕПОВ:

Партии эсеров и эсдеков в своих типографиях печатают сотни пудов революционных листовок и прокламаций. Это очень эффективное оружие крамолы. Наглая ложь, смешанная с полуправдой и хлесткими лозунгами.

НИКОЛАЙ:

На какие средства издаются эти листовки? Кто финансирует? Вы же сказали, что большинство каналов финансирования перекрыты.

РАЧКОВСКИЙ:

Не все, Ваше величество. Мы выявим и перекроем оставшиеся, но независимо от этого мы должны противопоставить пропаганде бунтовщиков нашу агитацию против них. Мы сами должны печатать сотни пудов проправительственных, антиреволюционных листовок и прокламаций, и распространять их среди рабочих и в неспокойных аграрных регионах.

НИКОЛАЙ:

Да… Почему раньше этого не делали?

ТРЕПОВ:

Государь, это ведь впервые мы столкнулись со всеобщими забастовками, с такой широкой смутой. И не только в России – вообще в Европе до сих пор всеобщих забастовок не бывало. Учимся на ходу. Петр Иванович начал было печатать наши прокламации на печатном станке, отобранном в подпольной типографии эсеров, но мощностей не хватает.

НИКОЛАЙ:

Закупите оборудование за границей. Покажите мне образцы ваших листовок.

РАЧКОВСКИЙ

(передает Николаю несколько листов прокламаций, Николай бегло читает):

Ваше величество, некоторые из прокламаций могут показаться вам… призывающими к погромам…

НИКОЛАЙ

(читает):

Да уж… Погромов не допускать. К тому же, вы на меня натравите заграничных либералов. Это ни к чему.

РАЧКОВСКИЙ:

Но без известной доли антисемитизма в этом деле не обойтись. Ведь это правда, что евреи заправляют в Советах, в революционных партиях. Темный огонь народного антисемитизма будет способствовать очищению России от крамолы.

НИКОЛАЙ:

Правда, но… Погромов – избегать. Необходимо учитывать международную репутацию России. Нас и так считают страной погромов. Удивляюсь вам, Петр Иванович – у вас ведь за границей чуть не все заместители и агенты евреи были. Как же вы с ними ладили?

РАЧКОВСКИЙ:

Очень хорошо ладил, и сейчас отношения с ними хорошие. Антисемитизм – это политика, а рабочие и личные отношения – это другое. Мои помощники и агенты из евреев – умные и преданные России и Царю люди…, впрочем, приходится иногда и сомнительных людей использовать. В нашем деле без этого не обойтись.

ТРЕПОВ:

Ваше величество, сейчас главное – подавить бунтовщиков и отвратить народ от них. Без правды о еврействе в революции здесь не обойтись. Может, и о «Протоколах Сионских мудрецов» рассказать народу?