Император, который знал свою судьбу

Встает, жестом показывает Витте на дверь.

НИКОЛАЙ

(вслед Витте):

И еще – кто это вам о пророчествах святого Серафима говорил?

ВИТТЕ:

Павел Арсеньевич, князь Путятин, Ваше Императорское Величество. Он ведь много старался для подготовки Саровских торжеств, со многими людьми встречался там.

НИКОЛАЙ:

Да, Павел Арсеньевич старался там. Не только многими науками увлечен, но и древностями, многое знает… До свидания, Сергей Юльевич.

СПРАВКА:

1. О новой финансовой дипломатии и обеспечении доллара русским золотом для создания новой мировой валютной системы – см. Владлен Сироткин. Зарубежные клондайки России.

2. Витте о пророчествах Серафима Саровского – см. С. Витте. Воспоминания. М., т.2, стр.271

НАТ. ПЕТЕРГОФСКИЙ ПАРК, ТОТ ЖЕ ДЕНЬ (ВЕЧЕР).

На экране – беседка в петергофском парке, с видом на Финский залив. Теплый и ясный летний вечер. На рейде видны два миноносца и подводная лодка («Ерш»). В беседке – Николай, Милица и Стана. Пьют чай. Александра вблизи беседки, с маленьким Алексеем (годовалый малыш) на руках. Дочери – Ольга (около 10 лет), Мария (8 лет), Татьяна (6 лет), Анастасия (4 лет) – бегут из дворца впереди доктора Боткина (он идет за ними). Слышен детский смех.

АЛЕКСАНДРА:

Оленька, вы всегда так быстро находите Евгения Сергеевича во дворце, а в парке не сразу. Почему?

ОЛЬГА и другие

(чуть ни хором, смеясь):

Мамочка, мы его по запаху духов в любом дворце быстро находим – у него такой приятный крепкий одеколон! Где он проходит – полчаса слышно!

АНАСТАСИЯ:

Мы понарошку его иногда в игру ищем!

АЛЕКСАНДРА:

Ах вы моя ОТМА милая! И Оля, и Танечка, и Машенька, и Тусенька! А вы, Евгений Сергеевич, что скажете о маленьком? Синячок на ручке прошел, но я еще боюсь ставить его на ножки. Вдруг опять неудачно упадет?

БОТКИН:

Давайте я с ним пешочком прогуляюсь до дворца… Да вон и нянечка идет, мы вдвоем управимся.

АЛЕКСАНДРА

(осторожно спуская малыша на дорожку):

Вам я доверяю, Евгений Сергеевич. Пусть и девочки с вами идут – Ольге и Марии пора на вечерние уроки.

Дети убегают во дворец, кружась вокруг Боткина и маленького Алексея. Боткин и няня берут малыша за руки, осторожно идут с ним ко дворцу Александра проходит в беседку, садится рядом с Николаем.

СТАНА

(указывая рукой на виднеющееся в заливе странное судно – подводную лодку):

Ники, что за странное судно? Я никогда не видела таких. Как огромное… бревно. С сучком наружу.

НИКОЛАЙ:

Это подводная лодка, Стана. Она может погружаться под воду и плыть под водой долгое время. Это наше новое секретное оружие флота.

МИЛИЦА:

Которое видно из парка всем вашим гостям?

НИКОЛАЙ:

Секретно то, что внутри лодки, дорогие дамы. Подобные лодки есть уже у Англии, Германии, Японии. Ее внешний вид – не секрет.

АЛИКС:

Корабли похожи на нас, женщин. Можно любоваться внешним видом. Секретно, то, что внутри. (все улыбаются)

МИЛИЦА:

Поэтому мы, женщины, так любим офицеров флота. Они понимают и любят нас, как свои корабли.

АЛИКС:

Вот и отец Иоанн, Кронштадтский – может еще и поэтому так любим всеми, что всю жизнь служит на этом острове, среди моряков…

СТАНА:

Какие ужасные времена! Дворец царя охраняют миноносцы и подводная лодка – от кого? Война идет на краю земли отсюда. У революционеров нет флота. Зачем эти корабли?

Николай и Аликс молча переглядываются.

МИЛИЦА:

Чтобы покинуть Россию, если революция начнет побеждать? – впрочем, ах, да – броненосец «Князь Потемкин-Таврический» … Неужели на Балтике тоже есть бунтовщики?

НИКОЛАЙ:

Во-первых, милые дамы, революции нет и, я уверен, не будет. Это смута, но не революция. Смута, подогреваемая японскими деньгами и врагами России и трона. Давайте сменим тему. Мне хватает моих министров для этих разговоров.

АЛИКС

(обращаясь к Стане и Милице):

Что отец Иоанн? Вы только что из Крыма, а уже знаете все городские новости лучше нас. Я слышала, он выбрал себе духовного преемника, какого-то старца из Сибири?

СТАНА:

Да, да. И мы уже встречались с ним.

АЛИКС: С кем?

СТАНА:

С этим старцем.

МИЛИЦА:

Он не старец вообще-то. По возрасту и по виду – не старец. Но по душе, по духу, по мудрости – старец.

СТАНА:

Григорий Распутин. Удивительный странник из народа. Настоящий.

НИКОЛАЙ:

Вроде тех юродивых, которых вы к нам ранее приводили? Вроде этого бормотальщика Димки Ознобишина из Оптиной пустыни?

СТАНА:

Ники, Димку Козельского вам Сергей и Елена Нилусы привели. И, правду сказать, народ к нему в Оптиной каждый день в очередь ходил. И священники его очень уважали. Это он во дворцах растерялся… И силу свою потерял. А этот, Григорий – он во дворце не теряет силу. Он очень сильный и искренне верующий старец. Настоящее чудо христианское. И отец Феофан о нем очень высокого мнения.

АЛИКС:

Феофан? Он ведь наш духовник. Ники, я попрошу рассказать его об этом… Григории. Как его по фамилии?

МИЛИЦА:

Распутин.

НИКОЛАЙ

(морщится):

И что, распутный?

МИЛИЦА:

Нет, он святой. Но… но… сами увидите.

СТАНА:

Отец Иоанн сказал ему: смотри, как бы твоя фамилия тебя не подвела. Однако, избрал его в преемники за силу веры и крепость духовную.

АЛИКС:

Ники, я спрошу отца Феофана. Я хочу видеть этого… старца.

НИКОЛАЙ:

Пусть Феофан наведет справки о его прошлом. Сибирь велика. А мужики сибирские хитры.

АЛИКС:

Он из народа, Ники. Царь и народ. Без посредников. Это ведь наша мечта.

НИКОЛАЙ

(смотрит на залив):

Не торопись, Аликс. Не торопись, солнечный лучик…

АЛИКС:

Я не тороплюсь. Пусть комиссия Синода проверит его прошлое. Но он – настоящий. Я сердцем это уже чувствую.

Над заливом клубятся предгрозовые тучи. Лучи солнца видны из-за них, как рисованные.

СПРАВКА.

1. Е.С. Радциг. Николай Второй в воспоминаниях приближенных:

«На рейде Петергофа, где проживала в то время царская семья, постоянно находилась подводная лодка "Ерш". "Она уже пятый месяц торчит против наших окон", – записал царь в дневнике II октября 1905 г. А если учесть, что революционное движение к октябрю все более разрасталось, охватив в том числе и Петербург, то становится понятным, почему 1 октября у царя обедал командир этой лодки Огильви, а 11 октября царь и царица сочли нужным посетить эту лодку. Но так как обстановка на Балтийском флоте вызывала у Николая II опасения, то к услугам царской семьи германским императором Вильгельмом II были предоставлены несколько миноносцев, прибывших из Мемеля».

2. Из дневников Николая за 1905 год:

1-го июля. Пятница.

Утро было теплое и хорошее. Завтракал Булыгин. Принял Витте, кот. едет в Вашингтон уполномоченным для ведения мирных переговоров с Японией. Гулял под дождем. Милица и Стана пили у нас чаи. Они вернулись вчера из Крыма. Принял Абазу. Читал до 8 час. Обедали вдвоем в приемной. Вечер провели дома.

ИНТ. ЛЕТНИЙ ДВОРЕЦ В ПЕТЕРГОФЕ, СПАЛЬНЯ ИМПЕРАТРИЦЫ, ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ (1 ИЮЛЯ 1905):

1 июля 1905 года, вечер. Петергоф, дворец, спальня императрицы. Николай и Александра у окна.

АЛЕКСАНДРА:

Витте едет в Америку? Мир с японцами?

НИКОЛАЙ:

Да, он очень волнуется. Переговоры будут трудными. Но успешными. Мир будет почетный для нас.

АЛЕКСАНДРА:

Да, я помню: так написано в книге нашего заступника, нашего Серафима. Как он все предвидел! И войну эту, и смуту! Чудо!

НИКОЛАЙ:

Витте не верит в мистику. В Бога верит, а в пророчества – не верит. Какой-то странный его бог. Святого Серафима помянул не кстати. Я его оборвал. Сказал, что не его ума это дело. Не лежит душа моя к Сергею Юльевичу… Хотя он и предан трону. В этом я не сомневаюсь. Но иногда – нет, часто! – хочется осадить его самоуверенный прагматизм, его веру в безбожный прогресс.

АЛЕКСАНДРА:

Ты говоришь, он очень нервничает в ожидании трудных переговоров? А ты пошли ему вдогонку ободряющую телеграмму: «Сергей Юльевич, не волнуйтесь. Переговоры будут успешными – так Святой Серафим Саровский в своей книге написал» (озорно смеется).

НИКОЛАЙ

(тоже смеется):

Аликс, умница! Забияка! Так и напишу!

СПРАВКА: о телеграмме вдогонку Витте – см. Э. Радзинский. «Николай Второй», стр. 87 (главка «Святой Серафим»)

СЦЕНА 3\5). 20 сентября 1905 года. Германия, Кайзер Вильгельм

СПРАВКА. С.С. Ольденбург. Царствование императора Николая Второго, Ростов-на-Дону, изд. «Феникс», 1998, стр. 245-247.

Действующие лица:

– Вильгельм – император Германский и король Прусский Вильгельм II (1859-1941);

– Гельфферих – Карл Гельфферих, известный немецкий экономист и государственный деятель;

Место и время действия:

20 сентября 1905 года. Мемель (Клайпеда), борт миноносца у причала. Вильгельм на борту миноносца.

НАТ. ПОРТ МЕМЕЛЬ (КЛАЙПЕДА), БОРТ НЕМЕЦКОГО МИНОНОСЦА. 20 СЕНТЯБРЯ 1905 ГОДА.

Камера показывает панораму Мемеля начала ХХ века, миноносец у причала. Вильгельм здоровается с экипажем, затем разговаривает с капитаном миноносца. Затем Вильгельм подходит к ждущему его на палубе Гельффериху. Они разговаривают, облокотившись на выступ орудийной башни. Вильгельм весьма фамильярен. Гельфферих сдержан.

ГЕЛЬФФЕРИХ:

Этот миноносец уходит сегодня в Кронштадт, охранять русского царя от революции?

ВИЛЬГЕЛЬМ:

Да, Карл. После восстания на броненосцах на Черном море Николас боится повторения беспорядков на кораблях своего Балтийского флота.

ГЕЛЬФФЕРИХ:

Но война с Японией закончилась почетным для России миром. Волнения подавлены, смутьяны усмирены. Я слышал, Николас одобрил созыв русского парламента. Оппозиция должна быть довольна. Чего ему бояться теперь?

ВИЛЬГЕЛЬМ:

Русские – непредсказуемая нация. Опасная смесь европейских и татарских кровей. Русский мужик богобоязнен и любит царя, но ненавидит всех его министров и чиновников. Вряд ли русский народ поймет и примет элементы демократии. Это желанная игрушка для русской интеллигенции, а народ поймет только то, что власть царя ослабла. Я разговаривал с Николасом об этом. Такова и его точка зрения. Он боится нового обострения смуты как раз в связи с предстоящим созывом парламента. Однако, Карл, хорошо, что ты напомнил мне о Портсмутском мире. Я так и не понял, почему Япония согласилась на столь невыгодные для нее условия при том, что она фактически победила в этой войне? Половина пустынного Сахалина – это цена победы? Это насмешка! Вы читали о недавних беспорядках в Токио? Толпы негодующих людей с траурными флагами, баррикады на улицах, поджоги домов и правительственных учреждений – вот как японцы оценили Портсмутский мир! Почему микадо подписал мирный договор? Банкир Мендельсон, с которым Витте встречался в Берлине на пути в Америку, передал мне, что Витте перед самым началом переговоров был настроен очень пессимистично и жаловался на чрезмерное давление Николаса, который требовал от него ни в чем не уступать японцам. И вот – Витте вернулся в Петербург как триумфатор. И получил графское достоинство из рук Николаса! Это благородный жест. Но почему Николас был так уверен в своей силе?

ГЕЛЬФФЕРИХ:

Я думаю, Николас гораздо умнее и решительнее, чем многие – в том числе у нас – его представляют.

ВИЛЬГЕЛЬМ:

Нет, Карл, поверьте, я знаю сильный характер моего царственного кузена. Он тих, но умен и упрям. Его плохо понимают даже сами русские, даже его министры. Но почему он был так уверен в успехе? И почему японцы согласились?

ГЕЛЬФФЕРИХ:

Я проанализировал военно-экономическую ситуацию России и Японии. Обе страны потратили на войну примерно одинаковые средства – по два миллиарда рублей – в пересчете на русские деньги. Но русские золотые запасы почти на порядок больше японских. Россия могла бы без особого ущерба для своей экономики продолжать войну минимум полгода, а то и год. Япония к июлю была почти полностью истощена. За время войны японцы вынуждены были увеличить налоги на 85%, Россия – всего лишь на 5%. В области финансовой политики вся Европа может поучиться у России – кстати, это как раз заслуга Витте. Это финансовый гений.

ВИЛЬГЕЛЬМ:

Николас ценит, но не любит его. Витте слишком европеец для России и для кузена. Даже не европеец – скорее, американец! В Америке он стал бы президентом страны. К тому же он очень высокомерен и амбициозен. По-человечески он невыносим в больших количествах. (иронически улыбается). Я понимаю Николаса. Но – продолжайте, Карл (фамильярно хлопает его по плечу).

ГЕЛЬФФЕРИХ:

Япония полностью истощила свои военные и финансовые ресурсы. Англия прекратила помощь ей, боясь ее чрезмерного усиления в случае победы. Но и с помощью Англии вряд ли Япония могла бы продолжать войну еще полгода. Они рассчитывали на то, что русская смута подорвет Россию изнутри, но и этого не случилось. Николас смог подавить надвигавшуюся революцию. Но если бы не смута, Николас продолжил бы войну и победил бы Японию. Я думаю, это произошло бы уже этой осенью.

ВИЛЬГЕЛЬМ:

Я слышал от нашего резидента в Париже, что японцы потратили огромные деньги на то, чтобы разжечь этот пожар смуты.

ГЕФФЕЛЬРИХ:

Тем более восхищает успех поносимой всей Европой России. Николас показал себя выдающимся императором и политиком. Это факт. Это надо признать.

ВИЛЬГЕЛЬМ:

Да, еще в июле, в шхерах Бьорка, на нашем крейсере, я выразил ему свое восхищение. Последние полтора года были для него грозным испытанием. Однако, я все же не разделяю твой оптимизм, Карл. Россию и Николаса ждут еще очень тяжелые испытания. Думаю, уже в этом году смута продолжится. Недаром же он согласился принять мою помощь – эти миноносцы (указывает рукой на еще два миноносца, поднимающие якоря) будут защищать его с моря. Конечно, это немного. Но это тоже помощь.

ГЕФФЕЛЬРИХ:

Относительно России – я не оптимист. Я не люблю эту страну и русских вообще. Они еще натворят бед в Европе. К тому же, все они – мистики, непредсказуемый народ. Неизвестно, что от них ждать. Я не люблю мистиков. Но надо отдать им должное. Они умеют воевать…

ВИЛЬГЕЛЬМ:

Ха! Однако, англичане и французы и нас, немцев, считают варварами Европы. И мистиками тоже. Кстати, Николас обожает оперы Вагнера, особенно «Кольцо нибелунгов».

ГЕФФЕЛЬРИХ:

Наш мистицизм идет от рациональных философских глубин, а русский мистицизм – от иррациональной веры. Мы все же – Запад. Они – все же Восток… Византия. Восток.

СЦЕНА 4\5. 14 октября 1905 года. «Холостыми не стрелять, патронов не жалеть»

Действующие лица:

– Мосолов – Мосолов Александр Александрович (1854 г.р.), генерал-лейтенант, начальник канцелярии министра Двора Его Императорского Величества;

– Трепов – Трепов Дмитрий Федорович (1855-1906), петербургский генерал-губернатор, товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией и командующий отдельным корпусом жандармов (Д.Ф. Трепов – один из пяти сыновей градоначальника Федора Трепова, убитого Верой Засулич)

– Мин – Георгий Александрович Мин (1855-1906), командир лейб-гвардии Семеновского полка, флигель-адъютант;

НАТ. ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ КАДРЫ ВСЕОБЩЕЙ ЗАБАСТВОКИ 1905 ГОДА В РОССИИ.

На экране – кадры застывших железных дорог (всеобщая забастовка), демонстраций и столкновений в Москве, пустынный и захламленный Невский проспект в Петербурге, редкие озлобленные и растерянные лица на улице.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:

Со второй декады октября в России забастовали все железные дороги, не выходили газеты, уличные толпы во многих городах устраивали поджоги правительственных зданий, били всех подряд – как призывавших к забастовке, так и тех служащих управ, кто выступал против нее. Царская семья оказалась в Петергофе на осадном положении. Министры добирались к Николаю для докладов на одном из двух пароходах, команды которые не бастовали. В Москве – демонстрации и вооруженные столкновения групп озлобленных толп. Полиция в растерянности. В столице – нет электричества, не работает водопровод. Утром 14 октября начальник канцелярии министра Двора, Александр Александрович Мосолов поехал к петербургскому генерал-губернатору, товарищу министра внутренних дел, заведующему полицией и командующему отдельным корпусом жандармов Дмитрию Федоровичу Трепову.

НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, НАБЕРЕЖНАЯ р. МОЙКИ, МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ. ИНТ. КАБИНЕТ МИНИСТРА. 14 ОКТЯБРЯ 1905 ГОДА.

На экране – хмурое темное октябрьское утро, карета Мосолова едет по Невскому, на набережную Мойки, в министерство внутренних дел. Мосолов входит в министерство, поднимается в рабочий кабинет Трепова.

МОСОЛОВ:

Дмитрий Федорович, здравствуй. На завтра, мне докладывали, большая демонстрация на Невском готовится эсерами. Как бы не было таких же безобразий как в Москве.

ТРЕПОВ:

Здравствуй, Александр Александрович. Хорошо, что заехал: почитай-ка мой приказ гарнизону на завтра. Сегодня его должны отпечатать и развесить по всему городу (передает Мосолову исписанный лист. Мосолов читает, что-то подчеркивает).

МОСОЛОВ:

«Холостыми не стрелять, патронов не жалеть» – Дмитрий Федорович, что же ты? Понимаешь ли, что с завтрашнего дня тебя будут называть не Треповым, а «генералом патронов не жалеть»?

ТРЕПОВ:

Хорошо, что ты эту фразу подчеркнул. Пусть так и печатают… Знаю, знаю, что так и будут называть этой непочетной кличкой, но уж пусть лучше меня так называют, зато в столице крови не будет – струхнут смутьяны, вот увидишь! Я до сих пор, с 11 января – с самого назначения – крови не проливал здесь. Войск перестали бояться, я знаю. А завтра придется стрелять – если не запугать всех заранее. Неужели ты думаешь, что я не понимаю всех последствий этих слов для себя лично? Единственно на эту фразу я и возлагаю надежду, чтобы предотвратить это несчастие. Что я – мне и жить то осталось… Думаю недолго… Сердце болит. Не убьют эсеры, так сам умру от сердца…

МОСОЛОВ:

Дмитрий Федорович, дорогой! Ты выбрось из головы эти мысли! Пятьдесят лет – да и выглядишь ты вполне… по-боевому…

ТРЕПОВ:

Нет, чувствую я. Ну да ладно. Иди теперь. Мне некогда сейчас. Надо с Семеновским полком связаться, чтобы готовы были к завтрашнему дню. Завтра же зайди узнать результаты моего приказа. Тогда скажешь, прав ли я был.

Мосолов выходит. Трепов звонит по телефону.

ТРЕПОВ: Георгий Александрович, наши агенты докладывают, что Совет рабочих депутатов готовит на завтра массовую демонстрацию на Невском. Будет много боевиков Троцкого.

НАТ. КАЗАРМЫ СЕМЕНОВСКОГО ПОЛКА. ИНТ. КАБИНЕТ КОМАНДИРА ПОЛКА.

На экране – казармы Семеновского полка. Кабинет полковника Георгия Александровича Мина, командира полка. Звонит телефон, он снимает трубку.

МИН:

Кого-кого?

ТРЕПОВ:

Троцкий – это председатель Совета, идейный подлец, из жидов. Да, неважно. Там все такие. С другой стороны, черная сотня собирается завтра пустить кровь «краснотряпишникам» этим. Большая бойня может начаться. Город уже сегодня опустел, если ты заметил. Население в страхе. Если начнется бойня… Нам не справиться. Нельзя допустить. Полицейских сил не хватит. Надо признать, патриоты наши, из черной сотни, при всем моем к ним уважении и сочувствии, не брезгуют оружие раздавать уголовному элементу, – лишь бы жидов были готовы бить. Начнется вакханалия бандитская, анархия.

МИН:

Где будут собираться «краснотряпишники»?

ТРЕПОВ:

На Загородном. Это точные сведения. И черносотенцы туда же завтра пойдут. Приказать тебе вывести войска я не могу, но…

МИН

(чуть подумав):

Я выведу завтра с утра своих Семеновцев на Загородный. В полной боевой готовности. Однако, стрелять по людям не хотелось бы.

ТРЕПОВ:

Я надеюсь, что стрелять не придется. Сегодня вечером увидишь мой приказ – расклеят по всем улицам. Бунтовщики знают – я слов на ветер не бросаю.

МИН:

Хорошо, Дмитрий Федорович. Они и моих Семеновцев знают. Испугаются. Однако, левая «общественность» будет возмущена. Предвижу возмущение либералов из правительства нашего…

ТРЕПОВ:

Тут я тебе ничем помочь не могу.

МИН:

Понял. До свидания, Дмитрий Федорович.

ТРЕПОВ:

С Богом, Георгий Александрович!

СПРАВКА: о встрече Мосолова с Треповым см. А.А. Мосолов. «При Дворе последнего императора», стр.42-43.

НАТ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ЗАГОРОДНЫЙ ПРОСПЕКТ. 15 ОКТЯБРЯ 1905 ГОДА.

На экране – надпись «15 октября 1905 года, Санкт-Петербург, Загородный проспект». На Загородном проспекте – солдаты Семеновского полка, при оружии. Извозчики, тихо ворча, сворачивают на другие улицы. Но и там – отделения солдат. На стенах и тумбах расклеены листовки с приказом Трепова (камера показывает читающих их людей). Группы рабочих и боевиков, подходя к Загородному и завидев Семеновцев, тихо чертыхаются и быстро расходятся по одному в проходные дворы. Начавшие было собираться толпы демонстрантов – на одном конце улицы, и черносотенцев – на другом конце, расходятся. Камера показывает полковника Мина и офицеров полка, на конях, среди солдат. Он спокойно наблюдает за происходящим. К нему, также на коне, подъезжает адъютант, что-то говорит, указывая рукой в сторону казарм. Мин крякает, отдает распоряжение своему заместителю, скачет в казармы. Спешивается, входит в свой кабинет, подходит к телефону.

ИНТ. КАБИНЕТ МИНА В КАЗАРМАХ.

МИН:

Полковник Мин у аппарата. Слушаю Вас, господин премьер-министр.

ИНТ. ВИТТЕ В СВОЕМ КАБИНЕТЕ, В ОКРУЖЕНИИ НЕСКОЛЬКИХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ (ЛИБЕРАЛОВ).

На экране – Витте на другом конце провода, в своем кабинете, в окружении нескольких представителей либеральной общественности.

ВИТТЕ:

Господин полковник! Григорий Александрович! Кто отдал приказ вывести войска из казарм? По моим сведениям, рабочая демонстрация, назначенная на сегодня, должна носить исключительно мирный характер. (окружающие Витте либералы кивают головами) На днях мы опубликуем Высочайший Манифест – вы в курсе, я думаю. Нельзя озлоблять людей накануне великого события. Вы самовольно заградили улицы в центре столицы Российской империи!

МИН:

Я приказал вывести полк. Для предотвращения кровопролития. Ваши сведения не точны. Только что я сам видел на улицах толпы людей, готовых сцепиться друг с другом.

ВИТТЕ:

Как русский гражданин, любящий свое Отечество, я предлагаю вам убрать войска в казармы и не заграждать улиц!

МИН

(резко):

С вами говорит русский гражданин, любящий свое Отечество так же как вы, если не больше. Я не могу допустить, чтобы часть моего полка была окружена толпой и отрезана от казарм. Самое лучшее, граф, если вы сами бы явились на площадь. Вы так умеете владеть толпою, говорить с ними: успокойте ее, убедите разойтись. Как это будет торжественно и полезно!

ВИТТЕ

(после продолжительного молчания):

Действуйте так, как найдете нужным.

НАТ. ПЕТЕРГОФ, ЛЕТНИЙ ДВОРЕЦ. ИНТ. КАБИНЕТ НИКОЛАЯ. 19 ОКТЯБРЯ 1905 ГОДА.

На экране – Петергоф, летний дворец Царской семьи. Поздний вечер. Николай в своем кабинете дворца в Петергофе пишет письмо матери, Марии Федоровне. На календаре на его столе видна дата – 19 октября 1905 года (голос Николая за кадром)

ГОЛОС ЗА КАДРОМ (голос Николая Второго):

«Мне кажется, что я тебе написал последний раз год тому назад. Столько мы пережили тяжелых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь январские дни, которые мы провели вместе в Царском… Но они ничто по сравнению с теперешними днями. Забастовки железных дорог, которые начались вокруг Москвы, потом сразу охватили всю Россию. Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний. Единственное сообщение с городом – морем, как это удобно в такое время года! После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения. Подумай, какой стыд! Только и были сведения о забастовках, об убийствах городовых, казаков и солдат, о беспорядках, волнениях и возмущениях… А господа министры – кроме Трепова – как мокрые курицы рассуждали… вместо того, чтобы действовать решительно. Когда на “митингах” (новое модное слово!) было открыто решено начать вооруженное восстание, я об этом узнал тотчас же. В случае нападения на войска было предписано действовать оружием <…> Нервы у всех были натянуты до невозможности. И, конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно. Наши разговоры начинались утром и кончались при полной темноте. Представлялось избрать один из двух путей – назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться подавить крамолу. И другой путь – предоставление гражданских прав населению, свобода слова, печати, собраний, союзов и т.д. Кроме того, обязательство проводить всякие законопроекты через Государственную думу. Это в сущности и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь. И все, к кому я обращался, отвечали мне так же, как Витте. Манифест был составлен им и Алексеем Оболенским, я его подписал…Единственное утешение, что такова воля Божия и что это тяжелое испытание выведет дорогую Россию из того невыносимого, хаотического состояния, в котором она находится почти что год…»

СПРАВКА: см. Э. Радзинский. Николай Второй. – М., «Вагриус», 2003, стр.108

В кабинет входит Александра, глаза ее заплаканы.

АЛЕКСАНДРА: Ники, опять… Бэби опять неудачно повернулся во сне, ручка затекла и болит. Ему очень больно! Боткин говорит, что кровь скопилась в суставе и вызывает эту боль. Но ничего не помогает! Боже, Боже! И так по несколько раз в месяц. По несколько часов! У маленького человечка уже и стонать и плакать сил нет! Я сойду с ума, Ники! Я не сплю ночами!

НИКОЛАЙ

(встает, нежно обнимает жену):

Идем к нему, милая, идем.