11. Ю-ли
После полудня все стихло, пропал и теплый ветер, перебиравший листья кленов за окном, птицы улетели по своим делам или спрятались от жары. Несмотря на то, что Лиз сидела в комнате у окна, ей казалось, что она на улице, так тепло и хорошо было. А еще она радовалась, сама не зная чему, просто радовалась. И это была чистая и искренняя радость, льющаяся из глубины сердца, как в раннем детстве. Она видела себя малышкой, только-только научившейся разговаривать, путая слоги и проглатывая буквы, маленькая Мара хотела передать свою радость всем! И потому, что день был такой яркий и солнечный, и потому, что ненадолго перестали ныть зубы, а рядом был отец, недовольный брат и бабушка Насрин. Лиз вновь воссоздала в себе любовь к ним, не исключая никого.
Она поерзала на старой деревянной скамье, спинка неделикатно врезалась в тело, зато не уснешь, всегда будешь в сознании. Наверное, поэтому ее и принесли в эту комнату допросов с площадки. Толстый слой прозрачного лака сходил острыми лепестками, за которые так хотелось потянуть, обнажить дерево, дать ему вздохнуть в последний раз. Лиз мысленно щелкала себя по пальцам, не позволяя начать эту детскую игру. Комната была больше той, в которой она встречалась с котом, и все же точно такая же, если не считать запаха разогретой листвы и солнца. Воздух в комнате застыл в знойном мареве, сквозь которое Лиз наблюдала за котом, деловито раскладывавшим пасьянс. Кот был так увлечен своим занятием, что у него топорщились усы от удовольствия, пасьянс сходился, и он слегка подпрыгивал на стуле. Сегодня они не говорили, ни одного слова, лишь вежливый и немного дружеский кивок кота и приветливая улыбка Лиз. Она была очень благодарна ему, так точно определившему ее настроение, и пускай это сделал сложный алгоритм, рассчитав данные от камер и датчиков, Лиз решила для себя, что кот сам все понял. Если все анализировать, разбирать по частям, выворачивая исходную структуру, то и вся жизнь окажется набором правил и алгоритмов, написанных и внедренных кем-то другим, и в этом массиве не останется ничего своего, только чужая воля, чужая правда и выгода. Кот стал ее волей – волей Лиз, настоящий, умный честный, как любая справочная программа.
Последняя карта хлестко легла во главу пирамиды, и кот победно потер лапы. Скосившись на Лиз синим глазом, блестевшим от гордости, кот что-то промурлыкал в усы. Лиз засмеялась, одергивая себя в тысячный раз, чтобы не подойти к нему и не погладить. В дальнем углу слева вспыхнуло пламя, и в комнату вошел устрашающего вида дракон. Когда он дышал, то из пасти вылетали клоки пламени, расползавшиеся по воздуху, сгорая и осыпаясь серым пеплом. Кот встал, и коллеги пожали лапы. Дракон галантно поклонился Лиз и, подождав разрешения кота, жестом пригласившего гостя сесть, с трудом уселся на слишком малом для дракона стуле. Спинка стула затрещала и отвалилась, высвобождая мощный хвост. Лиз предполагала, что Ю-ли выберет что-нибудь подобное с дымом и колючей шкурой.
Открылась дверь, и вошла бледная худая девушка в голубой пижаме, подшитой по фигуре. Лиз была точно в такой же, и вместе они напоминали узниц прошлого, не хватало цепи с гирей на левой ноге. Девушка напряженно посмотрела на кота и дракона, специально не глядя на Лиз. Сказочные звери принялись играть в преферанс, кот умело тасовал колоду, а дракон в предвкушении тер зеленые лапы. Девушка поправила хвост русых волос, рыжевших на кончиках, и медленно пошла к окну.
Лиз встала и обняла ее, и девушка расслабилась, обхватив Лиз за шею и уткнувшись мокрым от слез носом в щеку. Ю-ли не отпускала Лиз, немногим ниже ростом и гораздо худее, она напрягала последние силы, не желая никому отдавать ее.
Лиз покачнулась, и они свалились на скамейку, тихо рассмеявшись. Теперь они смотрели друг на друга, гладили по лицу и голове, до белизны сжимая пальцы в замках, которые не раскроешь никаким бездушным механизмом. Ю-ли не была красивой, скорее наоборот, в ней слишком сильно выделялось вырождение рода, желание не портить породу, что было принято у элиты. Лиз повезло, вырождение на лице и, как шутил Беджан, в голове получил ее брат.
Лиз поцеловала Ю-ли в лоб, в глаза и щеки, стерла слезы с носа. Ю-ли расцеловала ее в ответ, наконец, улыбнувшись, радостно смеясь.
– Я боялась, что ты меня забыла! – воскликнула Ю-ли, покосившись левым глазом на кота с драконом. – Они все равно все слышат и записывают, да?
Лиз кивнула и улыбнулась, посмотрев на игру за столом. Комната вся состояла из камер и датчиков, поэтому ни одного вздоха, не говоря уже о шепоте, не могло быть тайной. Лиз нахмурилась, обдумывая, что может быть тайной, что может она скрыть внутри себя, не выдав себя в самый неподходящий момент, а по-другому и быть не могло – всегда было неподходящее время.
– Не хмурься! – Ю-ли щелкнула Лиз по носу и сжала ее пальцы. – Они все знают, мне дракон сказал. А ты вспомнила? Я вот не все, хочу и боюсь, что-то мешает.
Лиз пожала плечами. Она вспомнила, но не все. Признания от нее кот не требовал, он и так все знал с самого начала, и Лиз хотелось понять самой, без подсказки, зачем она это сделала.
– Слушай, я тут пыталась ему мозги выкрутить, – Ю-ли зашептала, сощурив серо-голубые глаза. – И у меня ничего не вышло. Я не понимаю, зачем они нас здесь держат?
Шепот Ю-ли достиг уха кота. Он оторвался от карт и внимательно посмотрел на девушек.
– Вы здесь потому, что должны вспомнить. Мы не можем вас заставить, тем более в этом нет практического смысла. Это нужно для следствия, но это и нужно вам.
– Ю-ли, вы проходите как свидетель с подозрением на соучастие. Ваш статус вам известен. Также вам известно, что вам не грозит никакого наказания. Ваша семья уже оплатила положенный штраф, и перед законом вы чисты. Вы находитесь здесь потому, что сами этого пожелали, – когда дракон закончил говорить, воздух перед девушками горел от его вырвавшегося пламени. Ю-ли игриво сунула руку в это пламя, и оно осыпалось густыми серыми хлопьями пепла.
– Если бы я могла, то сказала, что все сделала я. Но там везде камеры, они видели тебя и меня, они все знают. Я попросила дракона, и он мне показал запись. Ты не смотрела? – Ю-ли тараторила, задыхаясь от волнения.
Лиз покачала головой и поцеловала ее в лоб. Ю-ли немного успокоилась и прильнула к ней.
– Вот и не смотри. Ты сама все вспомнишь, если уже не вспомнила, – тихо проговорила Ю-ли, закрыв глаза. Лиз гладила ее по голове, и она постепенно входила в состояние небытия между сном и явью. – Мы все сделали правильно. Она сама нам предложила, я это помню. У них ничего не вышло, понимаешь – не вышло!
Лиз по-доброму шикнула на нее, и Ю-ли замолчала, блаженно закрыв глаза. Кот и дракон разыграли третью партию, а девушки сидели, не двигаясь, словно застыли в солнечном свете, как замирают в полном штиле распустившиеся бутоны полевых цветов, тянущиеся к солнцу, не думая и не боясь, что сгорят.
– Мне муж писал, требует, чтобы я вернулась домой немедленно. А я не хочу. Я больше не хочу быть адаптером, – зашептала Ю-ли. Лиз поцеловала в лоб, и она улыбнулась. – Это я вспомнила, спасибо дракону. Знаешь, как мне было тяжело. Я думала, что умру, я и хотела умереть, но потом вспомнила о тебе, как ты запрещала мне это. Я все помню, что ты мне говорила, чему учила.
Лиз пожала плечами. Она ничего не помнила, ни одной мысли, ни даже самой слабой картины не всколыхнулось в ее голове.
– И это ты тоже говорила, что ничего не будешь помнить. А я почти все вспомнила. Мне проще, у меня гораздо меньше циклов пройдено. Если бы не ты и Беджан, я бы никогда не узнала, кто я, – Ю-ли поднялась и, игриво улыбаясь, прошептала. – У них же больше ничего не получится. Я знаю, я об этом много думала.
Лиз покачала головой. Острая боль пронзила голову, молнией уходя в пятки. Ю-ли округлила глаза, следя за тем, как искажается болью лицо Лиз, принимая маску смерти. Она оглянулась на кота и дракона, ища помощи. Кот кивнул, что следит. Лиз покачала головой еще раз и с тоской посмотрела на Ю-ли, затем похлопала себя по сгибу локтя левой руки, где спал ненавистный катетер.
– Я не понимаю, – со слезами на глазах воскликнула Ю-ли.
Лиз прижала палец к ее губам и улыбнулась. Ю-ли распустила хвост и стала выглядеть моложе. Они были похожи, неявный, но и не особо скрытый отпечаток жизни ложился на лица и фигуры адаптеров, старя их не по возрасту, истощая никому не нужную молодость и красоту. Лиз заметила, что Ю-ли отстригла волосы до середины лопаток. Ю-ли намотала несколько волос на палец и безжалостно дернула, не издав ни одного, даже самого слабого вздоха. Ей было больно, и это была мимолетная, незаметная боль по сравнению с той, что ожидала на пороге. Дракон показывал на часы на стене, и Ю-ли утвердительно кивнула, что знает.
– У меня мало времени, – Ю-ли стала задыхаться, губы побелели, а тело сгибалось в уродливую фигуру. У двери стоял медработник с коляской, ожидая команды. – Я пока не могу. Не бойся, я смогу, смогу!
Ю-ли намотала вырванные волосы на мизинец левой руки Лиз. Она старалась улыбаться, приступ одолевал ею, с настойчивостью садиста, уверенного в своих силах, подтягивая ремни, сдавливающие беспомощное тело.
– Я смогу, смогу! – повторяла Ю-ли. – Пусть немного меня останется с тобой, тогда мне будет легче.
Лиз помогла ей встать и усадила в кресло. Ю-ли ушла, глаза закатились, а губы затряслись в сдерживаемой судороге, за ними и задрожало тело. Лиз видела в ней себя, когда она впервые перебарывала то инородное, что жило в ней, что управляло и владело ею. Теперь оно было почти мертво, ослабшее, дохнущее в собственном бессилии нечто, что нужно им – они нужны им.
Когда Ю-ли увезли, Лиз подошла к столу и кивнула коту. Кот достал из воздуха бланк и быстро заполнил его красивой перьевой ручкой.
– Жду вас завтра утром. Время назначьте сами. Не говорите ничего, что не хотите говорить. Лжесвидетельствовать на себя преступление, и за это вам придется ответить, – предупредил кот.
Лиз кивнула и улыбнулась. Она протянула руку и дотронулась до кота. Пальцы пронзило высокое напряжение, но ток был слишком слабый, чтобы навредить ей. Лиз почувствовала, что он живой, немягкий и теплый, как настоящие звери, а живой по-другому. Кот недовольно фыркнул и поежился, но зеленый глаз подмигнул ей, приглашая попробовать еще раз. И Лиз погладила кота, осмелела и почесала за ухом. Долго это делать было нельзя, начинала неметь рука.
– Ю-ли в первый день меня всего ощупала, – сказал дракон. Это сложно было описать, но дракон улыбался. От такой улыбки должна была стыть кровь в венах, но видимо день был такой солнечный, и ощущение безотчетной радости до сих пор наполняло сердце, Лиз его улыбка показалась очень милой, но дотронуться до него она не решилась.
12. Допрос №3
Все стало вдруг понятным, картина высветилась полностью, не оставив ни одного темного угла. Лиз наблюдала за собой со стороны с бесстрастностью камеры слежения. Вот Мара открывает глаза, сеанс реабилитации остановлен, и медработник помогает высвободиться из костюма. Ей холодно, она дрожит от возбуждения и страха, ища в глазах медработника тот же страх. Но его там нет, она улыбается Маре, помогает одеться и шепчет на ухо, что готова, чтобы она не боялась.
Они идут в соседнюю камеру, в аквариуме лежит Ю-ли без сознания, проходя первую стадию сеанса. Все так, как договаривались. Мара не разрешила Ю-ли это видеть, то, что она сделает, может видеть только она и молчаливая камера. Никто не придет на помощь, никто не ворвется сюда, не остановит. Водитель Мары держит под прицелом врачей, запрещая им поднимать тревогу. Отец все продумал, рассчитал, но не знал, что Мара его опередила. Она не могла ничего предотвратить, но могла повернуть в свою пользу, переиграть и отца, и семью Ю-ли, немногим опоздавшую на этот праздник.
Медработник сама все рассказала Лиз. Это было два месяца назад, нет, уже больше. Лиз могла по слогам восстановить их разговор, который она передала Беджану. Они перекупили ее, Мара заключила договор с медработником, и не важно, сколько это стоило. Беджан все рассчитал, по-другому было нельзя, чтобы выйти на свободу, необходимо принести жертву.
Медработник протягивает ей нож. Таким режут скот, Мара делала это на ферме, ее учил Беджан. Нож не дрожит в руке, она не боится. Медработник готова, она покорно ждет у края аквариума. Дыхание ее спокойно, а глаза открыты. Лиз видит, как Мара снимает одежду и уходит в свой кабинет. Когда она возвращается с вазой в руках, цветы она выбросила в ведро в туалете, слишком красными показались ей розы, медработник все так же стоит у аквариума.
«Не бойся. Я готова и хочу этого», – улыбается ей медработник и, видя вазу в руках Мары, понимающе кивает. Лиз хочет зажмуриться, не видеть того, что будет дальше, но не может – оно преследует ее, плеск воды, ее прерывистое дыхание, этот яркий болезненный свет.
Удар. Сильный и точный. Ваза рассыпается на мелкие осколки, о которые Лиз поранит руки и ноги, вытаскивая Ю-ли из аквариума. Медработник падает лицом вниз. Как же ровно она легла, не шевелится и не дышит. Мара склоняется к ней, боится, что она очнется. Голова запрокинута, четкими хладнокровными движениями ножа Мара отрезает голову и кидает ее в угол, чтобы не видеть глаз, не видеть больше никогда лица. Она вся в ее крови, и Маре кажется, что кровь прожигает тело насквозь, снимает кусками кожу, обнажая пульсирующее в ужасе мясо и стонущие кости.
Она уходит к себе, моется и одевается. Ей надо лечь, поспать десять минут, время есть. Когда проснется Лиз, она не увидит своих кровавых следов на полу, не заглянет в туалет и не увидит розы в ведре и потеки крови в душевой кабине. Мозг защитит ее, так устроены адаптеры, в них это внедряют, чтобы сохранить подобие сознания
Лиз открывает глаза. Перед ней молчаливый кот. Он больше не играет, не подмигивает, а терпеливо ждет.
«Я убила медработника. Я до сих пор не знаю, как ее зовут», – написала Лиз.
– Хорошо, что вы это вспомнили. Наш расчет, что ваша встреча с Ю-ли поможет вам вспомнить, оправдался полностью. Должен отметить, что вы заключили с медработником договор на полное использование. За границей, откуда к нам пришла эта норма, такие договоры более распространены, чем у нас. Они называются full human’s use. В рамках этого договора вы можете использовать человека в своих целях. После заключения договора человек переходит в статус объекта использования. Подобное применяется в договорах рабочих заводов и, собственно, в договорах тех, кто решит стать бесполым медработником или работником сферы обслуживания. Objects of full human’s use contract, этот термин мы считаем предпочтительным во внутренних документах, перевод не передает полноты понятия, они должны выполнять вашу волю вплоть до сознательной гибели или получения тяжких травм при необходимости. Они могут стать донорами или объектами исследований, не разрешается откровенный садизм без анестезии. Ваш проступок в том, что вы попадаете под эту статью административного кодекса. Штраф вам был назначен, ваш муж его оплатил. Поэтому, как я и объяснял вам раньше, вы перед законом чисты и можете быть свободны.
Лиз кивнула и вопросительно посмотрела на кота. Он зашуршал документами, на экране слева от нее появились текстовые массивы документов. Она могла остановить их и ознакомиться, но Лиз махнула рукой, закрыв меню. «Что грозит Ю-ли?» – спросила Лиз, пальцы ее дрожали, она не с первого раза попадала в нужную клавишу, авторедактор моментально все исправлял.
– Марфа Юмашева проходит как свидетель. Она свободна и может в любой момент покинуть это здание. Как и вы, она сознательно не желает этого делать. Нам необходимо знать, зачем вы разработали этот план? Еще раз оговорюсь, что убийство objects of full human’s use contract не является преступлением, а классифицируется как проступок.
«Кто убил ее отца? Вы же уже знаете это? Я точно знаю, что это не Ю-ли», – Лиз требовательно посмотрела на кота.
– Ваши дела объединены, поэтому я могу вам об этом сообщить. Убийство Юмашева Виталия Андреевича совершили его вторая дочь и жена, которая по факту также является его дочерью. Думаю, что для вас не секрет то, что главы родов практикуют продолжение рода со своими дочерьми и внучками. Эти термины уже давно устарели, но до сих пор они наиболее четко отражают степень родства между субъектами права, поэтому они были оставлены в корпусе юридического языка. Можете ли вы сказать, кто мог бы подготовить гибель вашего отца?
«Моя мать, но она мне и не мать. Если я правильно поняла, то она мне и мать и сестра. А мой старший брат мне приходится племянником и братом», – Лиз перечитала написанное и пожала плечами. Сначала все это шокировало ее, она не смогла уснуть всю ночь, как разобралась, блуждая по зарослям юридических форм и формулировок, выуживая, отсеивая по крупицам знания о себе.
– Все верно. Хорошо, что вы сами разобрались в этом. Ваша мать или, что будет точнее, донор яйцеклетки, действительно приходится вам сестрой Она должна была стать адаптером, как вы, но врожденная патология не позволила внедрить в нее эту функцию.
«Она сумасшедшая! Она спит с моим братом, со своим сыном!» – написала Лиз и поморщилась. Перед глазами встала картина, как Эмир наваливается на небольшое тело ее матери, а она кричит не то от боли, не то от страсти. Лиз видела их, когда ей было двенадцать лет. Она задержалась в молельной комнате дольше всех, солнце было такое яркое и манящее, что маленькая Мара застыла перед ним. Очнулась она от звуков в комнате отдыха, где молящиеся женщины пережидали выхода мужчин и могли спокойно посидеть и выпить чай безнаказанно со стороны хозяев. Мара не раз пила чай с прислугой, иногда и ее мать присоединялась к ним, смотря немигающим взглядом на Мару. Мара вошла в комнату и увидела их. В ужасе она убежала, хотела спрятаться от всех, но лучшего места, чем террариум, она не нашла. Она сидела у аквариума с удавом и смотрела на него, змей спал или делал вид, что спит. Тогда Мара увидела, что часть аквариума повреждена, будто бы кто-то царапает стыки снаружи, рвет их когтями. Там ее нашла мать и, лукаво улыбаясь, принялась расцарапывать аквариум, пока из пальцев не полилась кровь. Она потащила Мару за собой, заставив вымыть в ванне себя, заставив тереть ее тело щеткой до кровоподтеков. Это был единственный раз, когда они поняли друг друга, не произнеся ни одного слова.
– Как вы думаете, почему она хотела убить вашего отца. Султан Магомедович Ахматов был человек влиятельный, глава рода первых вождей. Смерть такого человека не может быть результатом желания одного. Не думаете ли вы, что это могла быть спланированная операция? Могла ли ваша мать попасть под чужое влияние и выполнять команды извне?
Лиз задумалась. Она представила перед собой эту женщину, матерью она больше не могла ее назвать. От ее безумного взгляда, улыбки, изгибающей красивый рот в дикой усмешке, становилось жутко. Она придвинула клавиатуру: «Она ненавидела его, как ненавидела и своего сына. Не думаю, что кто-то смог бы заставить ее что-то делать. Она ничего не боялась. Я знаю, что отец долго бил ее, а потом насиловал».
– Вижу, что ваш ответ честен. Принимается. Мы тоже считаем, что смерть вашего отца имеет бытовой характер. Мы допрашивали вашу мать, и она просила вас не возвращать. Не удивляйтесь, она может говорить, когда захочет. Также мы допросили вашу прислугу, и вы должны знать, что ваша мать не раз вынуждала вашего отца отступиться от двери в вашу спальню. Это подтвердили и записи с видеокамер.
Лиз вздрогнула и написала: «Я догадывалась об этом. Во многом мое замужество было ее идеей. Первое, что мне сказал мой муж после церемонии, было то, что теперь я в безопасности».
– Ваш муж неохотно рассказывает об этом, но проведенный анализ его ответов подтверждает ваши слова. И все же, – кот смотрел на нее, не мигая, зеленый глаз больше не улыбался, став жестким и строгим, как синий. – Зачем вам понадобилось убивать медработника? Ваше психоэмоциональное состояние подтверждает, что в вас нет садистских наклонностей, и не получится объяснить этот проступок внезапным желанием. По практике большинство убийств objects of full human’s use contract связаны с патологической страстью к садизму. После этого всех, кто совершил подобный проступок, отправляют на принудительное лечение. Скажите честно, зачем вам и Ю-ли это понадобилось?
«Вы знаете это. Ю-ли должна была все рассказать», – написала Лиз и склонила голову влево, немного насмешливо посмотрев на кота.
– Не могу врать, да, мы имеем ответ Ю-ли. Марфа Юмашева дала полный и исчерпывающий ответ, подтвержденный на 87,6%. Но мы должны получить ваш ответ. Напоминаю, что это не является преступлением, и ваши ответы помогут в расследовании преступления в высших сферах. Думаю, вы понимаете, о чем я говорю.
Лиз кивнула и задумалась. План они отработали точно, но что надо было делать дальше, она не понимала и очень боялась. Еще недавно желанная свобода, возможность вырваться и сбежать, стать ненадолго свободными подпитывала ее силы. Теперь она гасла, сталкиваясь с неизбежностью возвращения. Пройдет время, уже скоро, и их потащат в расчетный центр, заставят силой препаратов выполнять их приказы. Ю-ли придется терпеть дольше, а она умрет раньше. Лиз знала, что ей осталось не больше двух полных циклов, в тридцать лет ее спишут и утилизируют.
«Мы больше не хотим быть адаптерами», – Лиз вскинула руки от клавиатуры и застыла в задумчивости. Кот ждал, старательно записывая все в протокол. Лиз продолжила: «Здесь нас никто не сможет заставить ничего делать. Это был единственный путь, чтобы нас взяли под арест. Это придумала я. Не скрою, Беджан мне помог, но разве он совершил преступление?»
– Ваш муж не совершал преступления. Но, в связи с вашим делом, а также смертью глав родов, он был взят в разработку. Он знает об этом, знает, что его статус изменен, но его никто не лишил никаких прав и свобод. Кроме одного – он не может покинуть пределы первого круга. Ваш ответ полностью совпал с показаниями Ю-ли. Должен обратить ваше внимание, что Марфа очень слаба, и отсюда она вынуждена переехать прямо в больницу. Ее приступы не проходят, она борется, вы это знаете по себе. Прошло слишком мало времени.
Лиз вздохнула и протянула руку к коту, он в ответ дотронулся до ее пальцев лапой. По телу Лиз пробежали колючие мурашки, она улыбнулась и написала: «Когда они будут использовать наших доноров?».
– Это очень правильный вопрос. Я вижу, что вы досконально изучили юридическую справку, которую для вас подготовили. Ваши доноры будут привлечены к операциям в ближайшее время в том случае, если вы не выйдете отсюда самостоятельно и не согласитесь продолжить выполнять ваши функции. Должен отметить, что в связи с важностью ваших функций, вы и Марфа можете быть принудительно возвращены в расчетный центр. Пока такого запроса не поступало, и без решения суда ваши права не могут быть нарушены. После решения суда о признании ваших прав ничтожными по сравнению с государственной необходимостью, вы измените статус.
«Objects of full human’s use contract?» – Лиз грустно засмеялась.
– Нет, еще ниже. У субъекта договора полного использования есть право завершить договор с выплатой полагающегося штрафа. У вас такого права быть не может.
«И это будет уже скоро?» – Лиз с тревогой посмотрела на кота.
– По нашим подсчетам ваши доноры не выдержат и одной транзакции. Возможно, донор Марфы сможет, но вероятность этого не более 27%. Исходя из этого, у вас остается около месяца до получения решения суда. Такие суды длятся больше недели, и решение принимает коллегия судей без вмешательства главной базы данных.
Лиз удивленно вскинула брови: «Пророк не участвует в этих судах?»
– Да. Есть глубокое заблуждение, что Пророк повсюду, – кот улыбнулся. – Мне кажется, что ваш муж лучше меня объяснит вам это. Безусловно, Пророк, как единый центр управления нашим государством, влияет на всю нашу жизнь, даже на мою, но никаких мощностей не хватит, чтобы просчитать и контролировать каждый аспект жизни людей. Ваш статус выше обыкновенного гражданина, но вы не лишены права отстаивать свои права, как и остальные граждане. По традиции подобные дела должны рассматриваться коллегией судей. Так завещал Пророк. Не удивляйтесь, люди многого не знают о том, как все на самом деле работает.
«Они и не хотят ничего знать!» – Лиз слишком сильно вдавила клавиши и погладила клавиатуру, извиняясь перед неживым устройством. Пускай оно и было неживым, но и не было мертвым в биологическом смысле. С детства Лиз любила технику, находя в ней надежных и понимающих друзей.
– Не переживайте, вы ее не испортили. Она привыкла и не к такому обращению, – кот грустно улыбнулся. – По моим расчетам, вы хотите передать сообщение вашему мужу.
«Передайте ему, что мы готовы», – написала Лиз и улыбнулась коту.
– Хорошо, ваше сообщение уже передано Беджану. Я напоминаю, что Марфа слишком слаба. Вам будут даны указания и набор препаратов для домашнего ухода. Мы рекомендуем положить ее в больницу.
«Спасибо. Она не захочет этого. Мы справимся. Честно, не переживайте, и спасибо за все. Никогда не думала, что здесь живут настоящие люди. Вы же понимаете, о ком я?»
Кот потер глаза лапами. Лиз показалось, что по его мохнатой морде потекли слезы. Он просто кивнул в ответ и закрыл протокол. Лиз снова почудилось, что за ним, где-то в глубине здания, стоит живой человек, может и не один. Она встала и подошла к коту. Следователь выглядел очень грустным, и все же в зеленом глазу играла радостная улыбка. Лиз обняла кота, чуть не потеряв сознание от удара высокого напряжения, острой тянущей болью наполнившего каждую клетку.
– Должен предупредить, – кот внимательно смотрел ей в глаза. Лиз стояла у стены и улыбалась, несмотря на остатки колющей боли в ногах и спине. – Когда вас объявят в розыск, или вы совершите преступление, а попытка бегства будет считаться и определена как злонамеренное действие, вас будут искать и обязательно найдут. Я не вправе вам сказать больше.
«Я знаю. Спасибо, я вас люблю» – прошептала одними губами Лиз. Кот шмыгнул носом и исчез, и она почувствовала такое одиночество, рвущееся из груди хриплым плачем, что не заметила, как очутилась на полу, уткнувшись лицом в колени. Рядом стоял медработник, вежливо ожидая, когда она перестанет реветь.