От тяжких дум спасала работа. Самоукин попал в бригаду, которая занималась изготовлением искусственных цветов. Ежедневно в часть приезжала машина с деталями, а увозила готовую продукцию. За восьмичасовой рабочий день Сергей делал 1000-1200 цветов.
Он мечтал, чтобы ему писали бывшие сослуживцы, сам писал всем знакомым, не скрывал ничего, рассказывая о том, как попал в дисбат и как ему трудно без поддержки. Но письма его, казалось, просто уходили в никуда. Отчаяние надвигалось, как вдруг пришла посылка от Олеси, а в ней, помимо продуктов и сигарет, записка: «Я чуть с ума не сошла, узнав, что тебя осудили, долго болела, сейчас вроде бы ничего, с хозяйством управляюсь. Сережа, мне все равно, что там случилось, я люблю тебя и жду. Если что понадобится – пиши и не слушай никого, кто говорит, что ты – вор. Всякое в жизни бывает. Я надеюсь, что ты уже раскаялся…Не раскисай сам и не давай раскисать товарищам. Все плохое обязательно пройдет!».
Сослуживцы попросили у него эту коротенькую записку, читали и перечитывали ее. Каждый из них мечтал для себя именно о таких простых и душевных словах, вспоминая свою любимую, которая, несомненно, и верит, и любит, и ждет…
Прошло полтора года. Сергей все делал цветы, иногда выезжал с остальными ребятами в сады собирать яблоки, груши, алычу – смотря, что по сезону. Олеся писала часто. Рассказывала об их деревне, о домашней скотине, которую очень любила, об отце Сергея, все ждавшем возвращения сына.
Самоукина с Ирванцом за примерное поведение включили в список рекомендованных на условно – досрочное освобождение, и ребята на полгода раньше оказались дома.