Миссия России. В поисках русской идеи

Падение Царь-колокола

29 мая 1737 года на Троицу в Москву пришел Великий пожар. Вроде бы начался он где-то среди домов зажиточных москвичей, но очень быстро охватил город, дошел до Кремля, продолжился в Конюшенном и Потешном дворах. В пламени были канцелярия, дворец, Грановитая и Оружейная палаты. Горели кровли на Успенском, Благовещенском и Архангельском соборах, горели Богоявленский, Чудов и Вознесенский монастыри, синодальный дом, вотчинная контора, казенный приказ, здания коллегий, палаты князя Трубецкого у Никольских ворот.

Со звонницы Ивана Великого рухнули колокола – и среди них огромный Царь-колокол. При падении в нем образовались 10 продольных сквозных трещин и откололся кусок весом около 700 пудов (11,5 тонны). Великий символ России пытались восстановить почти столетие, но наверх так и не подняли. Только в 1836 году, пролежав в литейной яме целый век, Царь-колокол был наконец поднят на поверхность и поставлен на постамент.

На исходе XX века американский архиепископ Иоанн (Шаховской) увидит в этом падении предвестие падения страны:

«Образ этого великого колокола, ставшего безгласным и расколотым, остается в Кремле до наших дней перед глазами всего русского народа. Царь-колокол лежит на земле, как притча, как зов к покаянию. Но русские люди привыкли более гордиться своим Царем-колоколом, чем уразумевать значение его падения. Этот лежащий во прахе Царь-колокол Кремля остается до наших дней символом недостигнутой цели русского народа, недостроенности «Дома Пресвятыя Богородицы». И рядом с этим образом падения стоит образ Ивана Великого, Пророка и Предтечи Господня, этот «глас вопиющего в пустыне». И в самом своем молчании он зовет русский народ – и все народы – к покаянию».

Глава 3
Усталость от иностранцев. Правление Елизаветы

Младшая дочь Петра I, Елизавета Петровна, как и в будущем Екатерина II, водворяется на российский трон уже под патриотическими лозунгами. Кажется, что возвращается, наконец, понимание, что великой многонациональная Россия может быть только при укреплении русской идеи и здоровье русской нации. Страна при Елизавете переживет расцвет национальных кадров и патриотических настроений. И хоть Елизаветинская эпоха в нравственном и политическом смысле выглядит буйной, экспрессивной и очень противоречивой (как и рожденный ею архитектурный стиль елизаветинское барокко), все же она стала временем благодатных всходов на русской почве.

Про Елизавету можно многое понять уже по ее жизни до воцарения.

Пока царствовала императрица Анна, ее двоюродная сестра, юная Елизавета жила полузатворницей и не часто бывала при дворе. Она носила «простенькие платья из белой тафты, подбитые черным гризетом, чтобы не входить в долги».^[12]

В это время проявилась и как-то отточилась особенная религиозность Елизаветы Петровны. Она регулярно паломничала в Александровскую слободу – там, в женском монастыре, жила монахиней ее тетка. Елизавета постилась, ездила на богомолья, общалась со странниками, юродивыми – и все это смотрелось очень резким контрастом и с ее отцом, прожженным материалистом Петром, и со всем двором в целом.

В канун государственного переворота, который должен был на штыках Преображенского полка привести Елизавету к власти, она долго молилась перед образом Божией Матери и дала два обета: первый – если она воцарится, никого не казнить смертью; второй – по исходе каждого часа и днем и ночью молиться образу Спасителя, висевшему в изголовье ее кровати.

8 декабря 1741 года – как раз в день, когда на другом конце планеты умирал Витус Беринг, – переворот возвел на трон Елизавету Петровну.

Первый обет она выполнила сразу же по воцарении. При ее коронации был зачитан манифест об отмене смертной казни, а приговоренных к ней фаворитов прежней императрицы Миниха, Левенвольде и Остермана Елизавета помиловала и отправила в ссылку в Сибирь.

Второй обет о непрестанной молитве она также ревностно исполняла.

После коронационных торжеств Елизавета отправилась в свою любимую Троице-Сергиеву лавру – причем пешком – от Москвы, повторяя вековые традиции такого пешего паломничества. Ходила она так в пору своего царствования часто, со всей свитой, и иногда очень подолгу.

При этом аскетом на троне она не была – обожала театр, велела перевезти в столицу труппу первого русского театра Федора Волкова из Ярославля, завела придворный театр и сердечно опекала его и его актеров, участвуя в создании спектаклей как художник и костюмер. Двор при ней продолжал традицию сладкой неги, усвоенную им от предыдущих правителей, особенно царицы Анны Иоанновны. Регулярно устраивались балы, маскарады – некоторые из них по форме могли бы смутить благочестивого верующего человека: например, Елизавета регулярно на этих пышных праздниках велела дамам одеваться в мужское (и сама одевалась то в украинского гетмана, то во французского мушкетера, то еще в кого), а мужчинам – в женское^[13]. Называлось это «метаморфозами». До петровских кощунственных «шутейных соборов» это, конечно, далеко, но на самом деле близко. Картину излишеств этой эпохи Алексей Толстой описал в издевательском четверостишии:

 
Веселая царица
Была Елисавет:
Поет и веселится,
Порядка только нет.
 

С порядком правда было туго, но все же Елизавета, в отличие от своей предшественницы, была горячо предана России – и это тоже, возможно, было в ней отцовское. Хоть и росли при ней роскошные царские дворцы – Зимний в Петербурге, Екатерининский в Царском Селе, были перестроены петровские резиденции на берегу Финского залива (Стрельна и Петергоф), – но все это уже не разоряло казну. Финансовые дела империи при Елизавете сильно выправились, оздоровились. Была проведена разумная налоговая реформа, открыты первые в России банки.

Императрица не раз говорила, что продолжает политику Петра Великого. И в некоторых вопросах, наверное, не продолжать она ее действительно не могла: именно политика ее отца и его предшественников заставляла Елизавету все больше наделять привилегиями дворян и все больше закрепощать крестьян. В 1746 году за дворянами было закреплено право владеть землей и крестьянами. В 1760 году помещики получили право ссылать крестьян в Сибирь на поселение. Крестьянам было запрещено вести денежные операции без разрешения помещика.

Да, смертной казни при Елизавете, как она и обещала Богу, впервые за сотни лет не было^[14], но при этом помещики, имея право наказывать своих крестьян, нередко забивали их до смерти. А в то, что творится за стенами усадьбы, полиция не очень любила вмешиваться.

Вообще внутренняя безопасность страны была очень хрупкой в это царствование. Всюду царили кумовство, взяточничество, связь жандармерии с бандитами^[15], право местных князьков-помещиков, которым правительство вынуждено было практически делегировать властные полномочия на местах.

Все это, с одной стороны, вырастало из посеянного Петром раскола общества, а с другой – еще сильнее укореняло и упрочивало этот раскол. Елизаветинская эпоха вся кишит крестьянскими бунтами в разных уголках страны. В будущем бунты вырастут в грандиозные восстания, а потом станут и топливом революции.

Как-то совмещались в царице и фаворитизм, и искренняя забота о выращивании новых лучших кадров, и воспитание вверенного ей Богом народа.

В 1744 году вышел указ Елизаветы о расширении сети начальных школ, потом были открыты первые гимназии в Москве и в Казани, создана Академия художеств, фарфоровая мануфактура. С 1755 года ведет свою летопись легендарный Московский университет. До самых последних дней Елизавета сохраняла искреннюю близость с Богом. Говорят, она была последним русским монархом, считавшим Москву своим домом и проводившим там много времени. Она ходила пешком не только в лавру, которой и присвоила статус лавры^[16], но и в Саввино-Сторожевский, и в Новоиерусалимский монастыри. Паломничала в Киево-Печерскую лавру, где провела две недели. Киев она, видимо, горячо полюбила – велела начать здесь строительство царского дворца (теперь его знают как Мариинский) и своими руками заложила первый камень в основание Андреевской церкви, шедевра все того же елизаветинского барроко. Правда, уже выстроенный храм Елизавета не увидела – больше в Малороссию она не приезжала. Рассказывают также, что она мечтала удалиться на покой в основанный ею Смольный монастырь, строительство которого велось придворным архитектором Растрелли близ берега Невы на месте небольшого дворца, где царевна провела свое детство.

Елизавета вернула из ссылок и тюрем неправедно осужденных митрополитов и священников, они были восстановлены в сане. В первые же годы власти Елизаветы был издан указ об обязательном преподавании катехизиса, а в 1751 году закончен новый славянский перевод Библии.

Ее попытки укрепить православие часто кажутся чуть резкими: например, в 1742 году был принят указ о высылке всех граждан иудейского вероисповедания с разрешением остаться лишь тем, кто захочет креститься, – это еще не «черта оседлости», которая возникнет при Екатерине, и не государственный антисемитизм, в котором любили винить Россию большевики, не замечавшие в эту же самую пору грандиозного и настоящего закосневшего антисемитизма по всей Европе, но и не безупречное следование всегда очень деликатно выстроенному закону решения проблем в русском национальном вопросе. Да и вынужденное крещение – это грубое вторжение и в дела Церкви, и вообще в таинство. В итоге наверняка были те, кто проходил священный обряд только ради собственных выгод и обстоятельств, – а это надругательство над таинством.

Таким же небесспорным выглядит указ о прощении новокрещеным преступлений, совершенных до крещения. А указ молодой царицы о разрушении всех «новопостроенных за запретительными указами» мечетей на территории Казанской губернии и недопущении возведения новых^[17] как-то умудрялся соседствовать с указом о разрешении буддийским ламам проповедовать на территории Российской империи свое учение. Все ламы, пожелавшие приехать в Россию, приводились к присяге на верноподданство империи и освобождались от уплаты налогов.

Все годы своего царствования Елизавета оставалась послушна своему духовнику, служившему в московском Благовещенском соборе Кремля, – отцу Федору Дубянскому, который, говорят, имел большое влияние при дворе.

Россия продолжала расширяться на Восток: осваивались части нынешнего Казахстана, юг Урала, Камчатка, Аляска. Триумфально завершалась Семилетняя война, которую иногда называют еще Первой мировой: мы уже взяли Берлин. И лишь скоропостижная кончина Елизаветы от не объяснимого врачами горлового кровотечения оборвала этот триумф. К сожалению, наследник престола, племянник Елизаветы Петр III обнулил наши победы, вернул Фридриху II все завоеванные земли и заключил с ним союз.

Но в долгосрочной перспективе Екатерина II успешно продолжит и преумножит русский импульс Елизаветинской эпохи. Похожее мы проживали в нашей истории много-много раз: Петр устремил нас на Запад, в итоге Запад под именем бироновщины стал править страной, насилуя ее. Озверев от «ничтожной немчуры», народ наелся Запада и, сбросив его иго, снова вернул себе себя. Слово «русский» перестало быть чем-то постыдным.

Уже на этой, патриотической энергии в Екатерининскую эпоху мы значительно потесним Османскую империю, прирастем потрясающими землями – Новороссией, Крымом и частями Польши, прежде бывшей для России постоянным источником неприятностей.

Михаил Ломоносов – лицо Елизаветинской эпохи

Гений из простонародья, сын рыбака из архангельских Холмогор, с детства и до юности Михайло ходил на лодке с отцом в Белом море и Ледовитом океане, порой до самого Мурманска и Новой Земли.

Упорная тяга к знаниям привела его в итоге в немецкий Марбург. По местному адресу: Вендельгассе, 2, до сих пор стоит дом, где ученый жил и где встретил свою будущую жену. Это очень важно: он знал Европу не понаслышке, но западником в этот век западничества все-таки не был. Напротив, трудно найти более патриотично настроенного человека в нашей истории.

У Ломоносова было две страсти: родина и наука. Мечтая создать настоящую науку и культуру в своем отечестве, он писал стихи, занимался химией, физикой, горным делом, математикой, мозаикой, грамматикой, риторикой, историей. Он боролся с засильем немцев в нашей Академии наук, что не мешало ему признавать достижения немецких ученых. Так, например, он использовал все свое влияние, чтобы помочь вдове и детям физика Рахмана, погибшего во время опытов с электричеством.

Но даже для личности такого масштаба обязанностей (и правительственных интриг) оказалось слишком много – нагрузки и отсутствие поддержки истощили ученого. Ломоносов стал пить и в последние годы жизни не походил сам на себя.

Он умер в 1765 году, продвинув человечество своими открытиями на несколько шагов вперед. Но научный гений Ломоносова кричит и спустя два столетия о том, что противопоставление науки и религии – это чушь. Вот стихи Ломоносова «Вечернее (и Утреннее) размышление о Божием величии»:

 
Несведом тварей вам конец?
Скажите ж, коль велик Творец?
 

Через два века родится лозунг: «Наука доказала, что Бога нет». А отец русской науки Ломоносов трезво понимал, что наука занимается созданием, но не Создателем. И писал: «Неправо думают те, которые хотят изучать науку по Псалтири».

Иоасаф Белгородский – пророк своего времени

Святой Иоасаф – будто не из этой стремительно обмирщающейся и все более секулярной поры. В то время, когда вера людей становилась все более формальной, Иоасаф ходил перед Богом – жил в горячем и искреннем благоговении перед Ним, своей жизнью, словом и горением постыжал, зажигал и вразумлял все более теплохладное окружение.

Этого ревностного и трудолюбивого монаха заметила Елизавета Петровна, когда он приехал в Петербург искать пожертвования на Лубенский монастырь, где был настоятелем. Сердца царицы коснулось сильное слово игумена: «Как далеко от нас живот вечный. Только лестница о двух ступенях нам предлежит – это любовь к Богу и родственная ей любовь к ближнему».

Императрица переселила Иоасафа в ее любимую Троицу-Сергиеву лавру, где он в сане архимандрита стал соратником настоятеля и практически управлял обителью. А спустя немного лет ревностного и деятельного Иоасафа рукоположили во епископа Белгородского и Обоянского.

Жил этот архиерей очень аскетичной и при этом активной жизнью. Ночи – в молитве, дни – в службах по всей своей огромной и очень небогатой тогда епархии. То он пребывал в Белгороде, то в Харькове, то в каких-то деревушках.

Большое число предписаний и циркуляров святителя Иоасафа и истории его жизни зафиксировали грустную картину скудеющей веры растерянного народа. Вот, например, Иоасаф запрещает священникам, находившимся в ссоре друг с другом, совершать богослужение прежде, чем они помирятся между собою. А вот издает запрещение священнослужителям под угрозою лишения сана держать у себя на дому Святые Дары.

Этот указ был написан после потрясшего Иоасафа происшествия. Однажды он ночевал в доме одного приходского священника. Батюшки не было дома, а святой Иоасаф никак не мог уснуть от охватившего его непонятного страха. Он встал, начал рассматривать лежащие на полке вместе с домашней посудой свернутые бумажки. И в одной из них увидел Святые Дары! Просто на полке, среди хлама. Иоасаф благоговейно положил их перед собой, встал на колени и молил Бога о прощении и о том, чтобы Он не наказал нерадивого пастыря. Но земное наказание для хозяина дома последовало: наутро Иоасаф, несмотря на его объяснения, лишил священника сана!

Вот еще примета времени в жизни Иоасафа: как-то ему пришлось ночевать вблизи города Вольного. Ночью ему приснилась церковь, в ограде которой стояло ветвистое и зеленое дерево. К этому дереву подошел старик и стал его рубить. Святитель говорил старику во сне: «Оставь, не руби этого дерева», а тот отвечал: «Всякое древо, не творящее плода-добра, посекаемо бывает и во огонь вметаемо». Святитель проснулся, расспросил, есть ли здесь поблизости такая церквушка, какая привиделась ему во сне. Оказалось, что есть. Он приехал туда сразу же и увидел одного из служащих службу – пьяным! Человек тут же был запрещен в служении.

Даже только эти эпизоды жизни святого открывают в нем пророка – в настоящем, библейском смысле. Пророки ведь – не только те, кто предсказывает будущее. Но и те, кто открывает волю Божию, кто умеет быть иногда грозным, иногда тихим голосом Божиим среди народа.

Иоасаф мог бесстрашно обличать губернатора Салтыкова за его беззакония или вот так явить волю Божию об одном священнике: в самом начале своего служения на Белгородской кафедре, на встрече с городскими и окружными пастырями, Иоасаф заметил седого древнего старца. Узнав, что ему уже минуло 130 лет, святой обратился к батюшке: «Ты видишь пред собою пастыря, как отца, стоящего пред сыном своим, поведай мне, не опорочена ли твоя совесть каким-либо тяжким грехом, который связывает тебя и не дает умереть… Долговременная жизнь твоя убеждает меня, как архипастыря, очистить душу твою покаянием, примирить тебя с оскорбленными тобою и данною мне властью простить и разрешить самый грех по слову: аще разрешите на земли, разрешена будет и на небеси…»

Изумленный старец, не сознававший за собою никаких преступлений, считавший долголетие особою милостью Божией, был настолько ошеломлен словами святителя, что только и мог повторять: «Не знаю, не помню». Но потом вдруг пришло ему на ум, что давным-давно, в бытность его приходским батюшкой, после совершения божественной литургии, по пути домой он был остановлен посыльным от местного помещика с требованием совершить литургию вторично. Само это требование многое дает понять о власти помещиков на местах и положении церкви, закованной в государственные кандалы.

Храм был однопрестольный, а служить две литургии подряд на одном престоле категорически запрещено. Но никакие доводы священника не действовали и, под угрозою наказания за ослушание, он вернулся в храм и приступил к совершению литургии на том же престоле, на котором только что закончил ее. В этот же момент он услышал таинственный и грозный голос: «Остановись, что ты делаешь!» Содрогнулся служитель, но страх перед помещиком победил. Начал служить и снова услышал: «Не дерзай, аще же дерзнешь, проклят будешь». В раздражении он ответил голосу: «Сам будь проклят» – и довел службу до конца.

Прошло с тех пор больше 70 лет, той церкви уже не осталось даже – на ее месте теперь было поле. Святой Иоасаф был потрясен: «Несчастный, что ты сделал… Ты проклял ангела Божия, хранителя того места святого… Оба вы связаны проклятием и доныне. Так вот причина долголетия твоего и удрученность телесного слячения».

После этого святитель велел немедленно приготовить походную церковь, разыскать то место в поле, где стояла прежняя церковь, и вместе со старцем отправился туда, приказав последнему совершить там божественную литургию. По ее окончании святой Иоасаф подозвал к себе старца и велел прочитать ему «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…» – затем благословил его, сказав: «Прощаю и разрешаю тебя от всех твоих грехов». Эта служба в походном храме стала примирением старца с ангелом, охранявшим святой престол, и его собственной совестью. Невыразимо пронзительная сцена наступила: безмолвно, с полными слез глазами старец смотрел на святителя, а тот обнимал бедного пастыря и тоже плакал, потрясаясь милости Божией, спасшей его от погибели. И тут же на руках у Иоасафа старец и отошел к Господу.

Сам святой предвидел свою кончину и умер совсем нестарым – ему было 49 лет. Заместитель обер-прокурора Священного синода князь Н. Д. Жевахов в начале XX века так писал об этом святом: «Жизнь святителя была непрестанной борьбой с мягкотелостью и теплохладностью, и эта борьба поражала своей смелостью и размахами. Святитель не смешивал христианского милосердия с сентиментальностью; не заботился о том, что скажет свет, как будут относиться к нему лично; не покупал популярности и любви к себе ценою измены долгу и правде. Он был чист и безупречен и ничего не должен был миру и, кроме Бога, никого не боялся. В этом был источник его прямолинейности и строгости»^[18].

Песчанская Богородица – икона России

Еще одна примета теплохладности той поры – история иконы Божией Матери, обнаруженной святителем Иоасафом в городе Изюм (нынешняя Харьковская область), в бывшей деревне Пески.

Однажды во сне Богородица явилась святителю Иоасафу и сказала: «Смотри, что сделали с иконой Моей служители храма сего. Сей образ Мой предназначен быть источником благодати для веси сей и всей страны, а они повергли его в сор».

В сор – потому что образ использовали как перегородку в притворе одной из сельских церквей. Оттуда святитель извлек ее и поставил на полагающееся ей место.

Это очень важный эпизод нашей истории. В пору ослабления веры в России (разве не символ этого ослабления поруганная икона?) Богородица через Иоасафа говорит, что сможет еще спасти и защитить нашу страну, как Она всегда и делала, если только сохраним веру.

Сто пятьдесят лет после обретения иконы к ней текли паломники, и все знали теперь Изюм как святую землю. В 1800 году у Песчанской иконы произошло воскрешение мертвого ребенка на глазах его родителей и множества людей. Жизнь мальчика, благословленного Божией Матерью, была долгой, здоровье крепким. Его звали Петр Степанович Гелевский, он стал военным и тихо скончался в чине полковника в Санкт-Петербурге, дожив до очень преклонных лет.

Образ Песчанской Божией Матери предназначен был сохранить Россию в тяжелую пору Первой мировой войны. В 1912 году святитель Иоасаф явился во сне некоему военному доктору, полковнику О., и за руку отвел его на гору, чтобы показать видение – вся Россия, залитая кровью. «Покайтесь… Этого еще нет, но скоро будет…» – предупредил святитель. Россия тогда, казалось, благоденствовала. Проходили блестящие парады императорской гвардии. Крестьяне собирали урожай, купцы кутили на ярмарках, дворянство предавалось праздности. Видению не поверили.

Святитель Иоасаф снова явился полковнику О., горячо молившемуся о спасении отечества, в 1914 году, уже в разгар войны.

«Поздно, – сказал святитель, – теперь только одна Матерь Божия может спасти Россию. Владимирский образ Царицы Небесной, которым благословила меня на иночество мать моя и который ныне пребывает над моею ракою в Белгороде, также и Песчанский образ Божией Матери, что в селе Пески, подле Изюма, обретенный мною в бытность мою епископом Белгородским, нужно немедленно доставить на фронт, и пока они там будут находиться, до тех пор милость Господня не оставит Россию. Матери Божией угодно пройти по линиям фронта и покрыть его Своим омофором от нападений вражеских… В иконах сих источник благодати, и тогда смилуется Господь по молитвам Матери Своей».

Полковник рисковал выставить себя сумасшедшим, но он следовал указаниям святителя и сделал все, что было в его силах. В 1915 году чудотворный Песчанский образ все-таки доставили на фронт, в Могилев, в ставку государя, – но крестный ход не состоялся, всеми силами его не допустили те же политические фигуры, что через два года организуют заговор против царя.

Увезли ее из ставки 15 декабря 1915 года. И, кажется, эта дата стала спусковым крючком русской катастрофы: началась активная подготовка к революции. Как сказал святитель Иоасаф в своем явлении, теперь уже действительно было поздно.

Икона вернулась в село Пески – это нынешняя часть города Изюм на Харьковщине – и за весь XX век гонений и войн ни разу не сдвинулась со своего места! В судьбе изюмского Свято-Вознесенского храма словно и не было разрушительного, кровавого, безбожного XX века. Ведь чего только не происходило на Изюмщине тогда: и иностранная интервенция, и гражданская война, и голодомор 1930-х, и всеобщее разграбление и уничтожение храмов. Когда все вокруг было разрушено, разнесено по клочкам, Свято-Вознесенского храма не коснулись ни штык, ни пуля, ни бомба, ни безбожная рука. Даже в самые тяжкие годы в храме никогда не прекращалась божественная литургия – словно оставаясь тихим знамением того, что могло бы быть и со всей нашей страной, если бы воля Царицы Небесной, озвученная святым Иоасафом, была исполнена.

Во время Великой Отечественной буквально в двухстах метрах от Свято-Вознесенского храма проходила линия фронта. Он являлся самым высоким сооружением в Изюме и использовался обеими воюющими сторонами для корректировки огня (линия фронта постоянно менялась, здесь стояли то советские, то немецкие войска). Храм неоднократно бомбили, но ни одна бомба не достигла цели. Когда немцы шли в наступление, Песчанскую икону выносили из храма и обходили с нею по линии фронта. После крестного хода немцы отступали, и линия фронта отодвигалась.

Один раз, во время сильной бомбежки, Песчанскую икону пытались вынести из храма, но она вдруг стала настолько тяжелой, что ее не смогли поднять. Когда же бомбежка кончилась, храм остался целым и невредимым, а вот дом, куда хотели унести икону, чтобы спасти ее, оказался разбомбленным. А когда немцы забросали камнями чудотворный Песчанский источник неподалеку от храма, святая вода сама раскидала камни.

Совсем недавно, летом 1999-го, с этой иконой прошел Великий крестный ход по границам России на самолете – пятидневный перелет на расстояние более двадцати пяти тысяч километров вокруг нашей страны. И на исходе этого года изменился ход нашей истории: Россия, растерянная и ослабевшая, развернулась в другую сторону – снова стала обретать силу и подыматься. Старец Николай Гурьянов при жизни говорил, что список с этой иконы надо иметь в каждом доме.

В 2022 году на Изюмском фронте шли очень ожесточенные бои. Полагают, Свое чудо – единение раздробленной когда-то Руси – Богородица еще явит.