Малина власти. Сборник непрошеных драм с комментариями С. Ф.

АГАМЕМНОН. Дочь, ты меня огорчаешь, коль считаешь меня жадюгой, как царь Мидас. Но что есть сверкание злата и бриллиантов? Если не дурачить, не заводить себя мыслью, что игра их граней божественна. А еще лучше глянуть на камешки в пасмурный день. Увидишь холодный и пустой их блеск. Вот и все… Ифигения, подойди ко мне, я покажу тебе другую вещь, перед сверканием которой меркнет любая куча злата и каменьев. (Показывает ей трон фараона.) Видишь этот трон.

ИФИГЕНИЯ. Эту седую древность я вижу тут каждый день. Помню, тебе привезли ее из кладовки внука фараона Тутмоса. Не помню, какого?

АГАМЕМНОН. Но ты не знаешь главного о троне. Он для необыкновенных царей. Я знаю все имена тех, кто восседал на нем. До Потопа это были цари Арии. После Потопа – царь четырех стран света Шульги, потом царь Вавилона Хаммурапи и фараон Египта Тутмос III. Все их великие завоевания воспеты аэдами. О, от ореола этого трона у правителей кружится голова. Они вечно будут слетаться на его сияние, как ночные бабочки на свет. А сейчас, как ты видишь, он пуст…

ИФИГЕНИЯ. Как говорит наша бабушка, свято место пусто не бывает. Наверняка, уже появился местожелатель.

АГАМЕМНОН. О, ему будет непросто затмить Тутмоса III.

ИФИГЕНИЯ. Подожди-ка, папа… Ну конечно, я должна была сразу догадаться. Это же ты, тот местожелатель.

АГАМЕМНОН. Да, Ифи, мне мало быть первым парнем на деревне, вождем Эллады. Мне приоткрылась дверь в сонм Великих завоевателей. И я намерен туда войти. О, с каким трепетом и восторгом потом далекий потомок будет повторять мое имя… (Видит слезы на глазах дочери.) Прости, прости меня, Ифигения! Если можешь… Но еще не вечер. Может, судьба пошлет нам удачу, ветер.

ИФИГЕНИЯ. Нет, папа, я умру сегодня. Я это чувствую. Я знаю. К чему пустые отговорки. Аритметика здесь бессильна. (Отходит в сторону.) Задушить в себе любовь к дочери ради химерного сонма… Что же это за такая высшая мужская страсть? И почему мая мама ценит ее больше всего в мужчине? А у меня от женского бессилия перед ней даже сердце заходит… (Через какое-то время.) Кажется, отпустило. Но налетели, как пчелиный рой, вопросы и кусают. А меня, какая страсть ведет? К чему стремлюсь? Чем славюсь? Что могу? Съесть грушу… целовать любимого мужчину… рожать ему детей… Потом умру, как все старухи, кто вспомнят обо мне? Да и корыстно быть мне такой жизнелюбивой. Мне одной за жизнь цепляться. Мешать тысячам воинов оружие победой украсить. Отцу покрыть себя всесветной славой. Ведь ее частичка падет и на меня… Кажется, мне уже не так страшно склонить голову под нож жреца. Да, ужас студящий кровь отстал. (Поворачивается к Агамемнону.) Отец, ты дай мне клятву. Что моя жертва не будет напрасной. Троя будет побеждена эллинами.

АГАМЕМНОН. Клянусь! ее кичливый Илион будет повержен в прах.

ИФИГЕНИЯ (в сторону). Как-то легче умирать за нашу будущую славу. (К отцу.) И еще, папа, передай мою просьбу маме.

АГАМЕМНОН. Конечно, конечно, Ифи.

ИФИГЕНИЯ. Пусть она после моей смерти не ходит в черном. Я умру с венком невесты на голове.

АГАМЕМНОН. Передам, передам, Ифи.

ИФИГЕНИЯ. А женихом моим будет острый нож жреца… Теперь, кажется, все. Теперь я спокойна. (Протягивает руку Агамемнону.) Веди меня, отец, на жертвенный алтарь богини Артемиды.

***

Вечером. У жертвенного алтаря Артемиды. Рядом с ним стоит во всем черном Калхант, на его голове шлем с прорезями для глаз и рта, символизирующий атрибут бога Аида. Вокруг алтаря плотной стеной столпились воины Эллады. Молча ждут начала священного жертвоприношения. Калхант извлекает из своих ножен жертвенный нож, острозаточенное лезвие которого зловеще сверкнуло в последних лучах солнца. Погружает нож в широкую и глубокую чашу с крупой. И тоже замирает в ожидании. Воины зажигают факелы. Появляется Ифигения в белом одеянии невесты и с венком из белых лилий на голове, В руках у нее букет из нарциссов. За ней следует, тяжело ступая, Агамемнон. Воины перед Ифигенией расступаются, открывая ей дорогу к алтарю. Она по ходу кидает им по цветку из букета. Воины в ужасе отклоняются от летящих в них нарциссов. Ифигения подходит к жертвеннику. После краткой паузы.

ИФИГЕНИЯ. Славные воины Эллады, не плачьте. Успокойте ваши сердца. Пусть их не мучает совесть, что вы послали невинное дитя на смерть. Вам не в чем себя корить. Разве вы видите на мне смирительные веревки? Или вы видите на моих глазах слезы? Нет же, меня никто не волочил на жертвенный алтарь. Я иду к жертвеннику свободной и с улыбкой на устах. Я по своей воле, дарю свою жизнь богине Артемиде священной жертвой. Я умру с радостью и счастливой во славу Эллады. Чтобы вы вернулись из Трои с оружием, украшенным победой!.. (Бросает воинам последний цветок. Поймавший нарцисс воин восклицает: «Она меня прощает!» Другие воины начинают поднимать нарциссы с земли и тоже восклицать: «И меня прощает!» «И меня!» «И меня!» Остальные воины перешептываются друг с другом: «Она нас прощает!» «Она нас прощает!..» В наступившей тишине Ифигения продолжает говорить.) Цветами, которые у вас в руках, вы сегодня украсьте мое тело. А завтра, когда задует ветер, вы мчитесь на всех парусах к Трое. И я желаю вам скорого возвращения! А с берега пусть не я, какая-то другая девушка помашет вам рукой. И крикнет вслед: «Попутного вам ветра, эллины!»

Становится на колени перед каменным жертвенником. Калхант поднимает сосуд со священной водой. Окропляет ею Ифигению и жертвенник. Затем из чаши с жертвенной мукой с солью берет горсть смеси и посыпает ею голову Ифигении. Та опускает голову на жертвенник. Калхант взывает к богине Артемиде.

КАЛХАНТ. О, великая богиня Артемида, дочь Зевса! О, целомудренная и охотолюбивая дева! Прими же сегодня милостиво священную жертву от Верховного вождя эллинов Агамемнона. Его дочь Ифигению. Молю тебя! будь милосердной. Прими кровь чистую, которая польется на жертвенник из девственной шеи дитя. (Вынимает из чаши нож, заносит его над жертвой. Затем сильным и резким ударом вонзает нож в ее шею. Когда кровь хлынула из раны Ифигении, стоящие перед алтарем воины невольно ахают от ужаса. И также невольно пятятся еще дальше от жертвенника. Агамемнон остается впереди один, встает на колени и почти беззвучно одними губами произносит клятву.)

АГАМЕМНОН. Ифи, я клянусь тебе. Что я своими руками вырву сердце виновнику твоей смерти. Клянусь водами Стикса!

КАЛХАНТ (повышает голос). О, всемогущая богиня Артемида! Сними свое проклятье с эллинов. Пошли ветер в паруса их кораблей. Дай им разбить Трою!

Часть вторая

НА ВЕЛИКОЙ БАШНЕ

крепостной стены Илиона. Елена Прекрасная поднимается на смотровую площадку. Заходит, осматривается.

ЕЛЕНА. О, как величав! с этой башни вид нашего Скамандра. Его золотые воды царственно текут меж берегов среди осин и… (Проглатывает слова.) Что это на меня напало? Публики нет, а я корчу из себя восторженную троянку. Надо ж, ляпнуть – нашего Скамандра… (Зевает.) Какая скука. Скорее бы начали поединок Менелая с Парисом. Хорошо, что уже вечер, а то б от жары тут спеклась. (На башню поднимается Андромаха. Видит Елену.)

АНДРОМАХА. Ну конечно, Елена, ты уже здесь. О, разве ты упустишь случай выставить напоказ свою красоту. Мало тебе было восторгов с одной стороны Великой башни Илиона. Вон теперь и эллины с другой стороны – задрав головы внизу, пялятся на тебя. Не за этим ли ты заманила их к нашим крепостным стенам?

ЕЛЕНА. Ну ты, Андромаха, выдумщица. Не заманивала я никого.

АНДРОМАХА. Ну, коль Приам тебе верит, поверю и я. Как же давно я не поднималась на башню. С тех пор, как началась война. (Смотрит вдаль.) Одному Скамандру все нипочем, течет себе и течет. А вот лая собак, бродивших раньше от деревни к деревне, уже не слышно. Не видно и телег крестьян. Тревожно в воздухе без их мирных песен.

ЕЛЕНА. Все нипочем и ветру. Он все с тем же горьковато-терпким запахом трав. (Вспоминает.) А в Спарте он с ароматами горных лесов.

АНДРОМАХА. Кто знает, может, сегодня после поединка ты снова вернешься в Спарту. Война, наконец-то, закончится.

ЕЛЕНА (в сторону). Какие троянцы наивные, как дети. Даже если Менелай победит Париса, эллины не оставят Илион. Не затем они пригнали сюда свою тучу кораблей. Этот поединок явная уловка Агамемнона. Знать бы, что за ней скрывается? (Андромахе.) Давай, поболтаем о чем-нибудь веселом. Меня тяготят разговоры о печальном. Я женщина, которая создана для веселья и любви.

АНДРОМАХА. Какое может быть веселье во время войны, когда гибнут родные и близкие.

ЕЛЕНА. Зря ты себя заживо хоронишь. Пусть мужчины воюют, а мы все равно должны развлекаться и наслаждаться жизнью и любовью. Мы же женщины.

АНДРОМАХА. Наслаждаться любовью? Мне это чуждо. Я не знаю ни одного мужчину кроме своего мужа Гектора. И никого не люблю сильнее, чем своего сына Астианакса. Увы, мы с тобой слишком разные. Ты красавица, а я обычная женщина. Из-за тебя вон даже война началась.

ЕЛЕНА. Ты сама-то в это веришь? Кто-то нарочно раздувает мою красоту. Честно, я не понимаю, что такое моя красота? Что вообще такое красота? Я живу и живу сама по себе. Плыву, можно сказать, по течению, а куда и зачем не ведаю.

АНДРОМАХА. Я тоже не понимаю, что такое красота? Всю жизнь ломаю над ней голову. О, как я страдала из-за нее девчонкой. Красивой девочке стоило только зайти в зал, как все уже умилялись и улыбались ей. Мне же со стрижкой под горшок, чтобы понравиться окружающим, приходилось прилагать неимоверные усилия. Для взрослых я танцевала, мальчишкам показывала фокусы, доказывала, что со мной веселее, чем с этими… с бантами и смазливыми мордашками. Но все было попусту, в залах ничего не менялось. Видать, не зря есть поверье, что красивые женщины из неземного рода. Что мужчины, которые отважатся их любить, калечат свою самооценку. Представляю, сколько калек ты, Елена, оставила после себя.

ЕЛЕНА. Сами виноваты. Мне нравятся те мужчины, которые берут меня, как трофей.

АНДРОМАХА. Однако к Парису ты быстро охладела.

ЕЛЕНА. Трофей должен быть завоеванным, а не похищенным.

АНДРОМАХА. Почему же ты сразу не сбежала к спартанцам, когда они высадились на наш берег?

ЕЛЕНА. Разве ты не видишь, как Парис стережет свой трофей.

АНДРОМАХА. Ах, вот почему ты подолгу не пускаешь ревнивца на свое ложе. Мстишь ему за строгую опеку. Как говорят наши женщины, пусть я сама буду мучиться, но ему не дам…

ЕЛЕНА. О, я вовсе не мучаюсь. У меня есть маленький секрет. Ночью я кладу на подушку рядом с собой имбирь. Она пахнет мужским семенем, и этот запах меня успокаивает.

АНДРОМАХА. Нет, я отказываюсь понимать. Как неопытный юнец мог прельстить такую искушенную женщину? Ужель ты купилась на звуки его лиры?

ЕЛЕНА. Не смеши. Я с детства равнодушна к музыке. Если честно, я не помню, чем соблазнил меня Парис. Наверное, обещал, что в Илионе усыплет меня знаменитыми троянскими бриллиантами. Я не могу отказать мужчине, когда он дарит мне бриллианты.

АНДРОМАХА. Будь он даже некрасивым, старым и противным?

ЕЛЕНА. О, когда бриллиант очаровашка, почему не нырнуть за ним в постель даже к похотливому старикашке. Меня не убудет.

АНДРОМАХА. Теперь ясно, почему троянские мужчины славят твою красоту, но поносят эллинскую демократию. (Внизу за стеной начинается движение.) Ой, Елена, смотри, солдаты троянцев и эллинов строятся.

ЕЛЕНА. Ты хотела видеть арийское приветствие эллинов, смотри.

АНДРОМАХА. Грозно, но нам не страшно. Эллины мнят себя сверх… человеками, а победить троянцев не могут.

ЕЛЕНА (в сторону). Не спеши, эллины явно что-то задумали.

АНДРОМАХА. О, Елена, покажи мне, каких эллинских героев ты видишь у наших стен. Ведь я их в лицо никого не знаю. Хотя я догадываюсь, кто встал впереди строя эллинов в царском гиматии. Это Верховный вождь Эллады Агамемнон. Правильно?

ЕЛЕНА. Да, белокурый царь Микен, Сын Атрея. Представь, этот папаша накормил своего брата Фиеста пирогами из мяса его детей. Та еще семейка.

АНДРОМАХА. Ужас!

ЕЛЕНА. А за спиной Агамемнона уперся, как столп, Аякс Великий. Предан Верховному, как собака. За него загрызет любого и глазом не моргнет.

АНДРОМАХА. Хотя бы следующие двое не такие зверюги?

ЕЛЕНА. Как сказать. Старик – это царь Пилоса. Для Нестора это уже третья война с троянцами. Умеет обратить их в бегство. В своем первом же бою еще желторотым юнцом он пеший убил предводителя конников троянцев. Те в панике задали драпу с поля боя.

АНДРОМАХА. Но второй толстый и бородатый уж точно добряк.

ЕЛЕНА. Он тоже сын Атрея, царь Спарты Менелай.

АНДРОМАХА. Так это же твой бывший муж (Склоняется с башни вниз, чтобы лучше рассмотреть того.).

ЕЛЕНА. Большего о нем ничего не скажешь. А вон там, по полю рыщет, как волк, – это быстроногий Ахилл. Вечно упражняется в беге.

АНДРОМАХА. Герой, который чтобы не идти на войну перерядился в женское платье. Умора, ха-ха…

ЕЛЕНА. Андромаха, ты бы поостереглась насмехаться над ним. Ахилл не только самый быстрый и сильный на свете воин…

АНДРОМАХА (перебивает). Но только не быстрее и не сильнее моего мужа Гектора.

ЕЛЕНА (продолжает). Ахилл еще самый мстительный и злопамятный воин. И как всегда в стороне ото всех сидит на камне разрушитель городов царь Итаки Одиссей. Поглядывает на наши крепостные стены. Явно ищет какой-то хитрый ключик для Скейских ворот Илиона.

АНДРОМАХА. Ну, нам не страшен воин, который с перепуга от войны с Троей напяливает дурацкий колпак. И вспахивает на берегу моря дюны…

ЕЛЕНА. Смеяться над этим пахарем я тоже не стала бы. Он беспощадный разрушитель не только городов, но и жизней его горожан. А по хитрости и уму не уступает богам.

АНДРОМАХА. Но ему далеко до ума и хитрости царя Трои Приама, сына Лаомедонта. Ой, Елена смотри! Приам уже выехал на колеснице из Скейских ворот. Агамемнон пошел ему навстречу… Встречаются… Вместе приносят жертвы богам-олимпийцам. Как страшно, ведь Приам, возможно, приносит в жертву и своего сына, принца Париса. Троянцы надеются откупиться от эллинов его смертью. Даже наши старцы уже запели по-другому. (Пародирует тех старческим голосом.) «Нет, не надо осуждать ни эллинов, ни троянцев за то, что они ведут кровопролитную борьбу за такую прекрасную женщину, как Елена Прекрасная. Воистину она равна красотой бессмертным богиням. Но как она ни прекрасна, лучше пусть возвратится в Спарту, тогда не будет грозить гибель ни нам, ни нашим детям». (Переводит дух.) Ну почему бы не провести этот поединок… ну, хотя бы за игрой в шашки? Все были бы живы и здоровы.

ЕЛЕНА. Для мужчин игры без крови не серьезны. О, Андромаха, готовься увидеть ее. Приам и Агамемнон ушли с бранного поля, а Гектор с Нестором отмеряют место для поединка… Теперь вложили жребии в шлем. Парис и Менелай подходят к нему. Будут тянуть жребии. Кому первому кидать копье?

АНДРОМАХА. Но так не честно. Хрупкий Парис будет сражаться на копьях и мечах. С таким быком, как Менелай. Они должны сражаться на колесницах. Парису нет равных в стрельбе из лука.

ЕЛЕНА. По правилам поединка оскорбленный Менелай выбирает вид оружия.

АНДРОМАХА. О, богиня Афина, молю тебя! сделай так, чтобы счастливый жребий выпал Парису.

ЕЛЕНА. Богиня тебя услышала. Счастливый жребий выпал Парису. Он чуть не пляшет от радости.

АНДРОМАХА. Парис, кстати, помахал тебе рукой. Ты, Елена, тоже могла бы помахать ему в ответ.

ЕЛЕНА. Пусть не расслабляется перед боем. Первым кинуть копье, еще не победа… Все. Парис и Менелай закончили свои молитвы. Сейчас будут сходится. Но что-то у Париса сегодня такие необычно широкие плечи?

АНДРОМАХА. У него под панцирем накладные плечи. Я перед поединком заглянула в его комнату. И случайно увидела, как Парис подкладывал их.

ЕЛЕНА. Но Менелай не женщина, его не проведешь накладной силой. Я словно слышу, что сейчас он говорит Парису. (Подражает голосу и манерам бывшего мужа.) «Эй, пастух, везунчик, смазливый мальчик. Тебя же вскармливала молоком медведица, а ты такой жиденький вышел. Я ж тебя одним пальцем перешибу. И какой же ты еще наивный. Чтобы напугать меня, под панцирь накладные плечики пристроил. Я, Парис, бывалый вояка на обманку не куплюсь. Эх, тебе надо было родиться девицей, ха-ха…» (Елена обрывает смех.) Андромаха, ты только погляди. Как от слов Менелая у Париса ожили его женоподобные черты. Он так живо меняет свой пол. Хочет перед боем очаровать Менелая красотой. Увы, царь спартанцев не любит мальчиков. Смешно, со стороны они как бы бьются из-за женщины, а на самом деле… Хотя в жизни всегда так.

АНДРОМАХА. Не честно, не честно. Ой, я не могу смотреть на эту кровавую бойню! Я отвернусь, а ты, Елена, рассказывай мне, что происходит на бранном поле.

ЕЛЕНА. Парис бросил свое копье в Менелая. Попал им в громадный щит спартанца, но не пробил его. Бросок был слабым. Теперь царь спартанцев громко воззвал к Зевсу! И метнул свое копьище в принца… Копье насквозь пробило щит, панцирь Париса и рассекло хитон. Вот это силища! Парис спасся лишь тем, что успел увернуться в сторону. Теперь Менелай выхватил меч. Бьются на мечах. Какой же противный лязг у этих железных мечей. Толи был звон у медных, благородный. Ух ты! с какой страшной силищей Менелай опускает меч на голову Париса. Тот едва успевает подставить под удар свой меч. Он вылетает из его руки. Парис обезоружен.

АНДРОМАХА. О, боги! Менелай сейчас зарубит его.

ЕЛЕНА. Не успел. Парис сбросил шлем и побежал к Скейским воротам города. Менелай помчался за ним. (Обе склоняются вниз, чтобы видеть бегущих.) Все Парис заскочил в ворота. Они закрылись прямо перед животом Менелая. Толстяка чуть не лишился своей боевой мозоли, ха-ха…

АНДРОМАХА (вздыхает). Но хоть что-то случилось хорошее. Парис остался жив. Не зря я ходила в храм Афины, клала ей на колени дорогие наряды. Молила богиню о том, чтобы принца не убили. (Видит все хохочущую Елену.)

АНДРОМАХА. Елена, а смеяться над своим мужем ты не боишься? Теперь тебя вернут ему.

ЕЛЕНА. Не думаю. Что-то тут не так. (Перестает смеяться.) А если и вернут, не страшно. Менелай, как все рогоносцы, мужчинка с душой на розовой водичке. Я поплачусь ему на его плече: как тяжко мне было в плену. Как я скучала по его бычьим ласкам. И он снова все простит мне. (На башню забегает Парис.)

ПАРИС. Елена, кричи: «Ура!» Хитрость моего отца удалась. Я жив, а ты осталась моей женой. Фуу, запарился пока бежал. (Сбрасывает с себя панцирь, поножи и наручи на каменную лавку у стены башни.)

АНДРОМАХА. В чем же была хитрость Приама?

ПАРИС. Приравнять наш поединок с Менелаем к бою. Значит, обезоруженный воин может спастись бегством. И если он успел убежать, то не проигрывает поединок. Объявляется ничья! Все остаются при своих интересах. Мда, может, троянцы не умнее эллинов, но хитрее уж точно. Я ведь и тебя, Елена, заманил в Илион хитростью.

АНДРОМАХА. Велика хитрость заманивать кучей бриллиантов.

ПАРИС. При чем тут бриллианты?

АНДРОМАХА. Ты же обещал Елене осыпать ее в Илионе нашими знаменитыми бриллиантами.

ПАРИС. Андромаха, ты, что белены объелась. Ни о какой куче бриллиантов речи тогда не было. Нет, конечно, что-то о камешках я говорил, но так вскользь. Я Елене на ушко другое шепнул.

АНДРОМАХА. Елена, что ж такого обольстительного Парис тебе нашептал во дворце твоего эллинского мужа?

ЕЛЕНА. Я не помню. Пусть он сам расскажет.

ПАРИС. И расскажу. Я шепнул тебе про секрет, который поведала мне Афродита. Как женщина в постели может превратить любого мужчину в своего безропотного раба. Но я сказал, что выдам эту тайну только на своем ложе в Илионе. Елена не устояла.

АНДРОМАХА. Парис я ведь тоже женщина. Может, ты и мне поведаешь этот секрет.

ПАРИС. Нет, тебе его я не открою. Ты супруга моего брата. Я не хочу, чтобы великого воина Гектора женщина привязала к своему пеплосу, словно цепями.

ЕЛЕНА. Андромаха, не слушай ты его. Врет он все. Я вспомнила. Нет у него никакого секрета Афродиты. Это я по наивности тогда клюнула на его приманку. Решила узнать все тайные точки на фаллосе мужчины. Парис тогда в Амиклах мне наплел, что даже посвященная женщина знает таких точек только три. В лучшем случае шесть. А вот ему Афродита якобы открыла все девять точек. От этих его слов у меня вскружилась голова, и я бежала с ним в Трою. Но опростоволосилась. Оказалось, что все эти точки я давно знала. Просто всегда было лень самой посчитать сколько их. Но вся смехота в том, от кого Парис узнал эти точки? Их выдумал дурковатый пастух Агел. И поделился ими с Парисом, когда они коротали ночь у костра на склоне горы Иды.

ПАРИС (вскипает). Ну и ехидна ты, Елена. Все-то тебе надо вынюхать, разузнать. Чтобы испортить мужу хорошее настроение.

АНДРОМАХА. Молодежь, хватит браниться. Все ваши точки просто глупость. Не там вы их ищите. У любви все они в сердце. (Замечает знаки свекра с дворцового портика напротив.) О, царь Приам зовет нас к себе. Пора спускаться с башни. (В сторону.) Все будут праздновать второе похищение Елены. А я же буду ночью снова рыдать в подушку, что война не закончилась. (Покидает вслед за Парисом и Еленой башню.)

ЗАГОВОР

В шатре общевойскового предводителя Эллады. По центру шатра выставлен длинный стол, накрытый угощениями и вином для пира. Напротив входа у стенки установлена стойка, на которой знамя со свастикой, в левом углу стоит трон фараона Тутмоса III, в правом углу на полу валяется макет города Илиона. Предметов обихода в шатре немного. Вбегает Аготон, внимательно осматривает пространство шатра. Затем подбегает к ящику, ставит в него ногу.

АГАТОН. Увы, тут меня будет видно. (Подбегает к сундуку, открывает его крышку.) А в сундуке я задохнусь. Забраться в шкап? (Отдергивает его занавеску.) Здесь доспехи, одежда, то, что мне нужно. Спрячусь среди них. За занавеской буду ждать, когда Агамемнон вернется в шатер. (Далее говорит, словно произносит слова заклятья.) Да-да, сегодня я убью его. Да-да, пока он жив, войне не будет конца. Да-да, тирана Агамемнона остановит только его собственная смерть. Да-да, архитектор Эней не должен достроить сверхорудие. Иначе никакой Грифон не выведет эллинов из тупика войны. И как только тиранам удается собирать вокруг себя мастеров, создающих военные чудеса?! (Вспоминает увиденное им сверхорудие.) Рядом с этим чудовищем-оружием даже неба не видно… (Видит на полу макет города, поднимает его.) И настоящий Илион рядом с ним будет казаться вот такой игрушкой для забавы. (Кладет макет снова на пол, возвращается к реальности.) Но пора забираться в шкап. (Залезает в него, задергивает занавеску. К шатру подбегает Ахилл, осторожно в него заглядывает. Агатон из-за занавески подает ему знак рукой. Подбегает Одиссей, тяжело дыша от гонки за Ахиллом.)

ОДИССЕЙ (тихо). Ну, Ахилл, что там?

АХИЛЛ. Агатон уже в шатре, залез в шкап.

ОДИССЕЙ. Не будем ему мешать. Скоро сюда придет Агамемнон.

АХИЛЛ. Да-да, не будем отвлекать Аготона. Пусть настраивается. (Отходят в сторону.) Одиссей, как думаешь, Агатон в последний миг не струсит?

ОДИССЕЙ. Не думаю. Агатон сам вызвался убить Верховного. Понимает, что Агамемнон стал невыносимым диктатором. Никого не слышит, приковал войско к стенам Илиона. Да еще помещался на голубой крови эллинов. Представляю у царя Скифии голубую кровь, ха-ха… (Ахилл грудью гневно толкает Одиссея.)

АХИЛЛ. Не смей! Не смей, при мне ржать над моей голубой кровью. Или нарвешься на мой меч. Перед тобой сын богини. А вот у тебя глаза-то карие и нос, как у…

ОДИССЕЙ (быстро). Ахилл, что с тобой? Я думал, что царь Скифии, как и я, лишь подыгрывал логосу высшей расы Верховного. (Ахилл снова грудью сердито толкает его.) Так серьезно. Ну, тогда беру свои слова обратно.

АХИЛЛ (примирительно). Но на счет осады Илиона ты, Одиссей, прав. Мне она тоже обрыдла. Пора ее снять, да хорошенько пограбить богатенькие селения Трои. Заодно попортим их девок. А потом назад в Элладу. Ох, и погуляю я там. Подожди-ка, но мы обещали Агатону, что поможем ему после убийства Агамемнона скрыться у царя Хатти. Но сможем ли мы вырвать нашего грамотея из рук разъяренных солдат? Будет нелегко его отбить.

ОДИССЕЙ. Легко, коль кто-то из нас станет Верховным вождем эллинов. А достойных-то претендентов, кроме нас с тобой, больше нет. (В шатре. Агатон выбирается из своего укрытия.)

АГАТОН. Ну, какой из меня убийца… Я не смогу убить человека. Я в жизни никого не убивал. Меня выворачивает даже от вида отрубленной головы у курицы. (Выбегает из шатра. Зовет.) Ахилл! (Тот подходит к нему.) Ахилл, я промахнусь, не попаду клинком в сердце Агамемнону. Я не воин. Я никогда не убивал. Лучше ты покончи с ним. Ты воин, привычный к оружию и таким делам. А я потом всем скажу, что это я убил Агамемнона.

АХИЛЛ. Нет, грамотей! Если я убью Агамемнона, Одиссей сдаст меня солдатам. А сам захватит верховную власть. Я его знаю. (Отходит. К Агатону приближается Одиссей.)

ОДИССЕЙ. Что тебе шептал Ахилл?

АГАТОН. Подбадривал. Одиссей, давай ты покончи с Агамемноном. А вину за его убийство я возьму на себя?

ОДИССЕЙ. Ни в коем разе так делать нельзя! Тогда Ахилл сдаст меня солдатам. А сам станет Верховным. Он такой. Но ты не дури, собери волю в кулак и действуй.

АГАТОН. Одиссей, а ты видел сверхорудие, которое строит Агамемнон?

ОДИССЕЙ. Нет. Мне не нужно его видеть. Меня, стреляного воробья на мякине не проведешь. Это просто агамемноновская байка. Для поднятия духа эллинских воинов. Идея сверхорудия неисполнима. Строить его пытались и до Агамемнона. Но ни одно не докатывалось до поля боя. Оси колес не выдерживали такую махину. Вечно ломались.

АГАТОН. Хотелось бы верить. (Возвращается в шатер, в задумчивости останавливается перед занавеской шкафа.) Нет, прятаться я не буду, унизительно. (У шатра. Ахилл склоняется к Одиссею.)

АХИЛЛ. Надо было сказать Агатону, чтобы он сразу напал на Агамемнона. Как только тот зайдет в шатер.

ОДИССЕЙ. Наоборот, надо выждать, когда Агамемнон расслабится.

АХИЛЛ. Увы, опоздали с подсказкой. Верховный легок на помине… Вон там за бугром мелькнула его голова. Идет сюда. Прячемся! (Скрываются. Агамемнон входит в шатер, видит своего помощника.)

АГАМЕМНОН. О, Агатон, ты уже здесь, а я послал за тобой солдата. (Аготон нервно теребит рукоятку клинка на поясе. Голос его срывается, поспешно.)

АГАТОН. О, стол накрыт яствами и вином. Значит, мы будем праздновать победу Менелая в поединке с Парисом?

АГАМЕМНОН. Праздновать победу Менелая? Ты что, Агатон, не был на поединке?

АГАТОН. Нет. Я не люблю смотреть кровавые драмы даже на актерских помостах.

АГАМЕМНОН. Выходит, ты не знаешь, что Менелай… Скажем так, что победа от него убежала. Но тебя, Агатон, я хотел видеть не для разговора о явствах. Утром ты говорил, что получил какое-то письмо. Но мне было недосуг его читать.

АГАТОН. Да, Агамемнон. Царь Хатти прислал тебе письмо.

АГАМЕМНОН. Во как! И что пишет этот старый лис? Перескажи только быстро. Скоро сюда придут гости.

АГАТОН. Начинается письмо так. (По памяти, словно читает глиняную табличку клинописи.) Великий хеттский царь Хаттусили III желает благополучия брату своему, Великому микенскому царю Агамемнону.

АГАМЕМНОН. Ого! я уже стал Великим царем и даже братом ему. Хаттусили же вычеркнул мое имя из списка Великих царей.

АГАТОН. Он пишет, что подаренный тобой попугай напоминает ему твое имя. Теперь он не забывает его и снова занес в список Великих царей.

АГАМЕМНОН. Ловко Хаттусили все валит на попугая. Трусливый азиат почуял, что после захвата Трои я нападу на него.

АГАТОН. Он уже не видит резона в твоей войне с Троей. Хаттусили пишет, что провел с царем Приамом тайные переговоры. Теперь все эллинские купеческие суда будут проплывать через пролив Геллеспонт, не платя дани. Но ты должен заключить с Приамом мирный договор.

АГАМЕМНОН. Два трусливых старика испугались моей победы и запели о мире. (В сторону.) Поздно ты, Хаттусили, написал свое письмо. Эллинам уже мало не платить дань в проливе Геллеспонт. Им уже подавай сам пролив.

АГАТОН. Какой ответ послать Хаттусили?

АГАМЕМНОН. Пока подождешь моего ответа. Агатон, сейчас не отвлекай меня. Мне надо продумать свою речь, которую я произнесу сегодня перед царями, своими товарищами по оружию. (Задумывается, ходит взад-вперед, беззвучно проговаривая слова губами, иногда углубляет значение слов жестами рук. Одиссей и Ахилл возвращаются к входу шатра.)

АХИЛЛ. Что-то в шатре тихо, не слышно ни звуков борьбы, ни криков. А лучшего случая, чем сейчас для работы клинком не найти. Видать, у нашего грамотея от страха рука дрожит. Рукоять клинка выскальзывает.

ОДИССЕЙ. Агатону нужна наша поддержка. Зайдем в шатер. Он увидит нас, и твердость его руке вернется.

АХИЛЛ. Опоздали. Сюда идут наши цари. Агамемнон после поединка Менелая созвал их всех к себе в шатер пировать. (Слышатся голоса подходящих к шатру царей, подтрунивают над Менелаем.)

ПАЛАМЕД. Менелай, я видел, как ты загляделся на ляжки Париса, когда он повернулся к тебе спиной. Вот ты и не догнал его. Да, они у него стройней, чем у твоей бывшей жены, ха-ха… (Ахилл и Одиссей пристраиваются к толпе царей. Все входят в шатер. Агамемнон встречает их.)

ОБЛИЧЕНИЕ КРОТА

В шатре. Вошедшие цари продолжают потешаться над Менелаем.

НЕСТОР. Я вот что тебе, Менелай, скажу. Худеть тебе надо. Станешь быстрым, как горный козел. Догонишь любого.

ПАЛАМЕД. Во-во, и еще закинешь на свои рога полюбовников Елены. Только хватит ли тебе, Менелай, двух-то рогов? Лучше тебе стать лосем, ха-ха-ха…

АГАМЕМНОН. Довольно, цари Эллады, потешится над своим товарищем и моим братом. Лучше воздадим должное богу Дионису. Подходите к столу. Он сегодня отменно накрыт.

МЕНЕЛАЙ. О, повару моего брата нет равных по запечению ягнят и поросят на вертеле. А от жареного перепела просто пальчики оближешь. (Все собираются вокруг стола, наливают себе вина.)

ОДИССЕЙ (Ахиллу.). Напиться что ли? (Выпивает вино из чаши. Морщиться.) Тьфу! Здесь в Азии мы совсем оварвились. Пьем вино по-скифски. Забыли, что, когда в названии наступившего месяца отсутствует буква «p», вино надо разбавлять водой.

АХИЛЛ. Слабак ты, Одиссей. Настоящие мужи пьют вино только по-скифски. (Видит на другом конце стола Агатона. Толкает локтем Одиссея.) Смотри, Агатон вино-то не пьет.

ОДИССЕЙ. Молодец! Сегодня у него рука должна быть твердой.

АХИЛЛ. И держится от Агамемнона аккурат на размах клинком. (Ахилл и Одиссей скрытыми знаками показывают Агатону на клинок и на Агамемнона. Но Агатон не обращает внимания на их знаки.)

АГАТОН (про себя). Что ж вы, Ахилл и Одиссей, ускакали от меня, словно от чумы, на другой край стола? Боитесь запятнаться кровью убийства. (Агамемнон ставит пустую чашу на стол и стучит по ней клинком. Все затихают.)

АГАМЕМНОН (громко). Цари Эллады! Я собрал вас на очень важный разговор. О провале нашего плана войны «Смерч». У кого-то из вас есть тому объяснение? Кто-то из вас скажет тому причину?