Так уж по жизни случилось, что одно время, лет эдак семь восемь, мне пришлось работать, лучше сказать подрабатывать, лесорубом. У меня был полный набор инструмента для работы в лесу, включая бензопилу «Дружба». Были даже корочки «вальщика», выданные мне после сдачи экзаменов в Дмитровском лесничестве. Кто не знает, «вальщик» – это и есть лесоруб, валит деревья. Была у меня и спецодежда, как говорят, на все случаи жизни и на всякую погоду. Кто-то, может быть, скажет: подумаешь, лесоруб. Сейчас, в конце двадцатого века, все механизировано. Подходи с бензопилой, вали дерево и трелевщиком растаскивай или вытаскивай, куда нужно. Я до этого тоже, наверное, так думал, а может, и не думал. В то время это было в начале «восьмидесятых», я потерял работу и нигде не мог устроиться по специальности. Не брали. Из-за конфликта с первым секретарем городского комитета КПСС, Новоселовым В. А., даже не из-за конфликта. Просто не нравился я ему своей неугомонной правдивостью, энергией по внедрению новых методов работы и так далее. Вот и не брали никуда. Чтобы правильно понимали этот» наезд», могу сказать, что мне даже строгий выговор в личное дело объявили по партийной линии, а это в те времена считалось «черной меткой» для любого человека. Я считаю ни за что. Вообщем, это тема отдельного разговора. А ведь семью кормить надо. Двоих детишек растил.

А тут встречаю своего друга детства Володю Гущина. Мы с ним на одной улице жили и дружили, конечно. Оба были спортсменами, в юности. Он лыжами занимался, а я боксом. Он достиг больших достижений. Стал чемпионом СССР по лыжным гонкам на пятьдесят километров, по моему, году в 1967. Да и в дальнейшем, в течении восьми лет, занимал призовые места по Союзу на длинных дистанциях. Ну, а потом стал «стариком», как говорят, сошел с дистанции.

Профессии у него не было. Он закончил институт физкультуры, поэтому работать ему было негде и некем. В общем, Родина его не забыла, в «кавычках». Тогда это было в порядке вещей. Даже Олимпийские чемпионы оказывались брошены в «никуда» – такое время было. И когда я во время поисков работы случайно встретил его, он работал «углежогом». Если кто не знает, то это означает «уголь выжигает», то есть древесный уголь. А чего, мужик здоровый, сила есть, вот и пошел в лес работать. Для тех, кто не знает, что такое древесный уголь, расскажу. На свободной лесной поляне выкапывается в земле громадная траншея, длиной метров двадцать пять, шириной восемь и глубиной примерно три метра. В нее ровными рядами укладываются двухметровые бревна примерно пятьсот-шестьсот метров кубических. Все это обсыпается с боков землей, а сверху толстым слоем золы. С одного конца закладывают стог с соломой и поджигают. Вся эта поленница с бревнами начинает гореть под землей без доступа воздуха. При этом происходит физико-химическая реакция, и дрова превращаются в древесный уголь, который используют для приготовления различных сорбентов, таблеток и других полезных предметов. Кроме того, много угля идет для приготовления пищи, в том числе шашлыков. Так вот, за горением этой поленницы надо следить круглосуточно, потому что если огонь пробьется через золу вверх и вырвется наружу, то все дрова просто сгорят и останется только зола. Наверху, рядом с траншеей, ставится вагончик, и двое человек по очереди там отдыхают. Один ходит вокруг траншеи, где горит поленница, с лопатой и закидывает золой языки пламени, которые прорываются наружу, а второй в это время отдыхает. Когда поленница прогорит, то они начинают разбирать ее с одного торца. Золу лопатами насыпают в одни мешки, а уголь древесный в другие. Представьте себе, как они выглядят. Примерно пять железнодорожных вагонов-пульманов надо лопатами затарить в мешки. А потом, когда затарят уголь, его надо из леса вывезти, продать и только потом получить денежки. А когда траншея очистится, нужно по новой заполнить ее дровами-бревнами. А эти дрова надо в лесу напилить, погрузить на трактор, потом разгрузить в траншею, уложить в рядочки. И все это вручную. Очень тяжелый и грязный труд. Причем в любую погоду: в дождь, в снег, в жару и мороз. Единственный плюс – хорошо оплачивался. Так вот мы с ним и встретились, поговорили за жизнь, он мне предложил поработать с ним в лесу. Я в это время не представлял себе, что это за труд, но кормить семью было надо, и я согласился. И, конечно, я даже не мог предположить, что работа в лесу, меня затянет на целых восемь лет. Причем с Володей Гущиным я проработал всего четыре месяца, в потом стал самостоятельно работать.

В чем заключалась моя работа? Я приходил на определенный участок – квадрат леса, где уже побывал лесник, и пометил топориком деревья, которые надо срубить. Эта была, так называемая, санитарная рубка леса. То есть не все подряд пилишь, а выборочно, то тут, то там. Норма у меня мной же поставлена была – десять метров кубических в рабочий день. Заплата при этом составляла двадцать пять рублей в день, при том, что средняя зарплата по стране была сто двадцать пять рублей в месяц. Но я отвлекся. Приходишь в лес с громадным рюкзаком, в котором бензопила с запчастями, бензин в двадцатилитровой канистре, еда, одежда и прочее, и начинаешь осматривать делянку на предмет, как удобнее пилить и перетаскивать бревна. Не надо забывать, что лес – это не асфальтовая площадка, а норму дров надо укладывать в двухкубовые «кладки». Кто ходит в лес за ягодами и грибами, наверняка встречал такие «кладки» уже давно сгнивших бревен. Так вот деревья, которые надо спилить, находятся друг от друга на расстоянии в десять, двадцать и более метров.

Каждое надо спилить, очистить от сучков, раскряжевать, то есть распилить на бревна длиной по два метра, а потом на себе притащить в то место, где будет «кладка». Ну и, конечно, сложить в «кладку» размером метр на метр и два метра длиной. И таких кладок надо сделать за день пять штук. Один кубометр сырой древесины весит тонну. Значит, надо спилить примерно тридцать довольно высоких, до 15 метров, деревьев в делянке, раскряжевать их и тащить в «кладки». Причем, таскать приходится по кустарнику, кочкам, оврагам – по лесу, короче. Десять тонн в день. Причем бревнышки в лесу не покатаешь, только на себе. Да и напоследок надо сучки сжечь, чтобы лес гнилью не заражать. Да и «кладки» надо располагать в таких местах, чтобы к ним можно было подъехать на тракторе типа «Беларусь». Вот и приходится перед началом работы все спланировать, а иногда и дорожки в кустарнике или мелколесье прорубить. И все равно к концу дня еле живой. Так навкалываешься, что света белого не видишь. Домой добираешься на «автопилоте». А с другой стороны, для человека с нормальным взглядом, даже не «романтика», лес – это как сказка. Красота неописуемая и неповторимая, во все времена года. Мне особенно нравился лес летом. Такое многоцветие трав, листьев деревьев, что можно бесконечно наблюдать, за этой сказочной жизнью. Лес – это отдельный мир, и летом это хорошо видно. Иногда устанешь, ляжешь спиной на напиленные бревна, типа «массаж» спине сделать, смотришь, как будто со дна гигантского колодца, обрамленного стволами деревьев. Листва шелестит, макушки деревьев, упирающиеся прямо в небо, вращаются по странным орбитам. А далеко – далеко вверху, между кружащихся макушек деревьев – синее небо, по которому иногда проскакивают облака, пролетают птицы. Внизу, на земле, изумительное многотравье. Можно часами разглядывать этот зеленый, шевелящийся от дуновения ветра покров. А как звучит лес! Стоит только прислушаться. Это какое то чудо! Звуки-то естественные. Шуршит листва, поскрипывают и постанывают качающиеся деревья, шелестит трава; чирикают на самые разные голоса птицы, жужжат, звенят насекомые. Причем, ощущаешь вокруг себя кипучую жизнь, ни на секунду, не замолкающую. А какие цвета в лесу, а запахи! Невозможно передать словами! А какие подарки иногда лес дарит! Я помню, кряжевал лес под поселком Вербилки. Там прокладывали ЛЭП-500, и строители линии электропередачи союзного значения просто поломали деревья, а меня направили туда наводить порядок. Я несколько дней рубил сучки, кряжевал стволы деревьев, подпиливал сломанные пни, сжигал мусор. И вот в один момент, когда я уже ничего не соображал от летней жары и тяжелого труда, просто пилил и пилил, вдруг увидел, что передо мной вся земля покрыта красными пятнами. Глаза были залиты потом, и я не мог понять, что это такое. Только вспомнил, что у какого-то английского короля во время битвы земля покрылась красными пятнами незадолго до гибели в бою. Сразу отставил пилу и присмотрелся. Мамочка моя! Передо мной лежала поляна, сплошным ковром покрытая красной земляникой. Что такое может быть, я даже представить себе не мог. У меня с собой был пятилитровый бидон с квасом. Так я лег на траву и лежа стал есть землянику. А когда уже больше не мог есть, объелся, вылил квас и стал лежа набирать ее в бидон. Набрал полный бидон, а потом опять ел. Лежал на траве, смотрел на ягоды и понимал, что лес мне подарок сделал за то, что я наводил порядок. Такой же случай был у меня в Ольговском лесничестве. Поздней осенью, когда уже начались морозы, но снега еще не было, я разбирал завалы в лесу после строительства дороги. Тоже пилил, рубил сучки и когда уже день подходил к концу, лес мне сделал подарок. Пилю, разбираю завал в одном месте, поднимаю глаза и упираюсь взглядом во что-то громадное, рыжее. Присмотрелся, это стояло старое, гнилое дерево высотой метра три, все усыпанное замороженными опятами. Опята я очень люблю. Бросил работу и стал собирать грибы. На улице мороз градусов шесть, а я опята собираю. Полный рюкзак набрал, ведра четыре. Так и понес домой. Пилу, бензин и все остальное из рюкзака спрятал в валежнике, а подарок леса унес домой. Ну и как тут не поверить, что лес живой, все видит и все понимает. Когда надо, одарит, когда надо, накажет. Хочу сказать еще про животных, которые живут в лесу. За время работы, я многократно встречал зайцев, белок, кабанов, лисиц, бобров, лосей. И всегда задумывался, а как они выживают зимой. Человек в шубе, валенках, в шапке попадет в лес морозной зимой и все… в полном смысле слова. Вон экстремалов, космонавтов учат выживать в «дикой» природе, а животные живут и не замерзают. Это, я думаю, лес о них беспокоится и дает им возможность выживать. Причем, животные, живущие в лесу, очень умные. Они никогда не пойдут к человеку с ружьем или с чем-то, напоминающем ружье. А если ты гуляешь или просто работаешь, особенно если работаешь, то звери подходят спокойно и наблюдают за тобой. Им интересно. Это как бесплатное развлечение для них.

Был у меня один случай такой. То ли в Горском, то ли в Деде-невском лесничестве. Уже точно не помню. Стояла поздняя осень. Листва уже облетела. Легкий морозец уже прихватил лужи тонким ледком. А я, как обычно, кряжевал дрова, заготавливал осину на экспорт, в Финляндию, для изготовления бумаги. Бревна пилил ровно по два метра, сантиметр в сантиметр. Чуть меньше или больше – брак. Представьте себе бензопилу. Весит она, примерно, восемнадцать килограммов – это два ведра воды. И вот этими двумя ведрами с водой, по весу, надо целую смену пилить сучки и кряжевать бревна. Так она еще и трясется. Попробуй точно отпилить в таких условиях. И к концу дня устал как собака. Пилю очередное бревно и слышу в работе пилы какой-то хлюпающий звук. На голове ватный подшлемник, уши закрыты, а звук хлюпает и хлюпает. Ну, думаю, бензопила хлюпает. А к бензопиле у всех лесорубов отношение особое. Это рабочий инструмент. Без него в лесу делать нечего. Его берегут, лелеют и холят. Свою бензопилу, ни один лесоруб никому не даст работать. Ее надо чувствовать. Она имеет свой характер, и его надо в работе учитывать. Где надо газануть, где надо отпустить «газульку». Причем, если любой механизм с двигателем, может «прочихаться» когда катится по инерции (мотоцикл, машина), то бензопила просто заглохнет. А тут она у меня «захлюпала». Я тут же заглушил пилу, а звук продолжает «хлюпать» откуда-то слева. Поднимаюсь, пилить на земле приходится согнувшись, разворачиваюсь влево и вижу прямо над моим плечом громадную морду лося «хлюпающую» ноздрями около моего уха. От такой неожиданности пила у меня из рук вывалилась, я сам рванул вперед, споткнулся о бревно, которое пилил, перекувыркнулся и упал кверху «тормашками» на подмороженную землю. Лежу, смотрю на лося, а он на меня. И тут меня разобрал хохот. Это надо же, лось положил свою морду мне на плечо и наблюдал, как я пилю. Я лежал спиной на подмороженной листве, ноги мои расположились, чуть выше меня, на бревне, которое я пилил, и смеялся, глядя на морду лося, недоуменно смотрящую на меня, хлопающую ресницами и хлюпающую ноздрями. Честно говоря, я не мог остановиться. Как будто смешинка в рот попала. А лось посмотрел, посмотрел на меня, повернулся и пошел, не торопясь, ломая боками ветки кустарников, в чащу леса. С тех пор прошло больше тридцать лет, но годы работы в лесу, вспоминаются мне как самые приятные, и это несмотря на очень тяжелый труд.

Я – строитель

«Слово есть образ дела…»

Солон (VI в. до н.э.)

«Труд кончается, но хорошо исполненная работа не пропадает…»

Катон (II в. до н.э.)

Вообще-то, я строитель по жизни, и для меня проложить коммуникации водопровода и дать воду в какой-нибудь дом никаких проблем не составляет.

В маленьком поселке провинциального подмосковного городка «Я», размещенного на холмистой Клинско-Дмитровской гряде, оставленной ледником, где-то двадцать тысяч лет тому назад и случилось это событие. У меня там живет родня, тетушка которой почти девяносто лет. И вот однажды прекрасным осенним днем она мне звонит и своим хрипленьким голоском говорит, что в домике, где она живет, отключили воду, и просит помочь, потому что на поселке с целью экономии бюджетных средств ликвидировали еще год назад водоразборные колонки. Я, конечно, ее успокоил и пообещал «решить», как теперь говорят, этот вопрос. На всякий случай налил четыре канистры воды и ей отвез, для подстраховки. Сам же взялся обзванивать службы «водоканала», которые после долгого обсуждения рассказали, что это тупиковый водопровод на три частных домика. Ему больше сорока лет, труба сгнила и надо строить новый. А на носу зима. А там расстояние больше ста пятидесяти метров. Учитывая, что сам я давно на пенсии и не работаю, быстренько нашел знакомого прораба Андрея и попросил его выполнить работы по перекладке водопровода. Тот пообещал сделать и после составления сметы озвучил цену работы. Пришлось ехать на поселок и договариваться с соседями по имени Света. В крайнем доме живет, уже довольно взрослая, лет сорока, дама с двумя грудными близнецами, в среднем моя тетушка, и в первом от колодца – друг моего покойного брата Евгений со своей престарелой матерью, тетей Грушей. Все мы собрались, обговорили стоимость и дали Андрею прорабу, добро и аванс. Тот пообещал в ближайшую субботу все сделать. Ну у меня никаких сомнений не было, поэтому я не поехал на перекладку водопровода. А где-то в пять часов дня Андрей звонит мне и зовет приехать на пуск воды и не забыть с собой взять оставшуюся сумму денег за работу. Поехал. Приезжаю на место… Ну да и не удивительно, это же моя Родина. Вдоль улицы тянется довольно заросшая аллея деревьев, сейчас полыхающая цветной осенней палитрой. За ней поле, недалекий лес, в который мальчишками мы бегали за грибами и ягодами, сейчас тоже разукрашенный поздним сентябрем прямо-таки в фантастические тона. Ну да ладно, немного отвлекся. У домов, куда тянули водопровод, стоит народ, со всей улицы собрались, все руками машут, женщины плачут, что-то обсуждают. Подхожу, спрашиваю. Говорят, нет воды. Смотрю на рабочих, с ними нет Андрея, спрашиваю про воду, руками разводят. Не знаем, говорят, все сделали по проекту, а воды нет. Ждем Андрея, сейчас приедет. Знакомлюсь с рабочими, все из среднеазиатских республик. Маленький, худенький – Карим; высокий – Санжар; толстый, буквально колобок – Наби.

А вот и Андрей. Подъехал на красном «ситроене». Подошел. Поздоровались. По поводу воды руками развел. Будем искать – говорит. Ну тут и началось. Карим сидит в одном колодце, Санжар в другом, Наби по команде Андрея бегает от колодца до колодца передает команды. То открывают задвижки, то закрывают, причем не только новые, но и все старые. А они не открываются, закипели. Евгений по просьбе Андрея то бежит домой и приносит какую-то тонкую длинную отвертку, то монтажку. Сантехники разобрали всю новую запорную арматуру и опять собрали. Воды нет. Зато в колодцах воды полно. То ли грунтовая, то ли из труб натекла. Установили генератор тока, с насосом, включили и стали откачивать по спущенным в колодец трубам. В общем, так целый час. Все грязные, мокрые, устали как собаки. А воды нет. Я и сам-то весь избегался, помогая Наби да проверяя наличие воды в домах. В общем, собрались у колодца, стоим, смотрим в него и не знаем, что дальше делать. Обсуждаем, ругаемся, варианты всякие предлагаем, вплоть до выкапывания трубы. Она кстати на глубине два метра закопана. А в это время подходит к нам мужик один, дядя Петя, его так Евгений назвал. Такой простой в телогрейке и сапогах. Поздоровался, посмотрел в колодец и спрашивает:

– А вода-то есть?

А я ему и говорю:

– Да вон, полколодца воды, видишь, откачиваем.

И показываю ему на работающий насос.

– А у нас на 2-ой Пролетарской нет воды.

Мы так все рты и разинули. Андрей хватает сотовый, звонит в Водоканал. И говорит:

– Насос на скважине полетел, полгорода без воды, – и смотрит на нас. А мы на него. – А мы тут трубы крутим, перекручиваем. Он согнулся и захохотал:

– Ха-ха-ха, прихлопывая руками по ляжкам. Ну тут и мы все закатились. Карим засмеялся тоненьким голоском:

– Хи-хи-хи, сидел на краю открытого колодца и болтал ногами. Наби как-то захрюкал:

– Хр-хр-хр.

И все-все мы не удержались от хохота. Только и слышно: «хи-хи-хи, ха-ха-ха, хры-хры-хры, хо-хо-хо». Поглядели на дядю Петю, который разинул рот, непонимающе хлопая на нас глазами, и закатились от хохота еще сильней. И так со смехом начало таять-то напряжение от тяжелого труда и беспокойства за грудных ребят Светланы, старушек Катерины и Груши. И все это озарялось сильными и яркими лучами закатного солнца. А через час пошла вода, это включили в городе резервную скважину.

Васька-каратист

«Первая чаша принадлежит жажде, вторая – веселью, третья – наслаждению, четвёртая – безумию…»

Анахис (VI в. до н.э.)

Хочу рассказать об одном случае, который, несмотря на прошедшие десятилетия, до сих пор сохранился у меня в памяти как дикий, глупый-ненормальный, по отношению человека к самому себе, своему здоровью.

Было это в 198… каком-то году. Я в то время во всю подрабатывал лесорубом в разных лесничествах Дмитровского лесхоза. И возникла у меня проблема – это доставка меня с инструментом (а это ни много ни мало – килограмм пятьдесят веса) в эти самые лесничества. Они разбросаны по разным углам района, а это довольно большие расстояния – до сорока километров. Одно время, когда работы было не очень много, я добирался до работы на автобусах или попутных машинах, но когда объемы работ стали увеличиваться, то без своего транспорта стало невозможно работать. Начал искать – и нашел. Два приятеля, Женька Тюльнев и Володя Гущин нашли мне мотоцикл с коляской, марки «ИЖ-Юпитер». Старенький, на хорошем ходу, ярко-синего цвета. Мне сразу понравился. Но я поставил условие, если нас троих в гору по улице Суровцовской втянет, беру. Сели все трое. А это вес приличный – килограммов триста пятьдесят. Ребята то крупные. И поехали. Короче, купил я его. За пятьсот рублей.

И сразу возник вопрос. А где ставить? На улице. На улице-то не бросишь. Пришлось к отцу обращаться, чтобы у него на участке гараж под мотоцикл построить. Получил добро. А так как я по основной профессии строитель, то быстренько купил кирпич, бревна, доски – в общем все, что надо было для строительства. И сам своими руками начал строить. Залил фундамент и пол из бетона, выложил стены из кирпича. Кирпич, кстати, мне продали некондиционный, пережженный, по дешевке. Смонтировал перекрытие и каркас кровли из подтоварника и покрыл крышу рубероидом. Вроде бы все готово, только ворот нет. Каркас из труб для ворот я смонтировал, в кирпичную кладку анкерами закрепил, а самих створок с петлями нет. Это сейчас хорошо: нужны ворота – иди в «Сезам», через неделю будут готовы. А тогда, как говорят, фиг вам. Найдешь какого-нибудь «шабашника» – сварит, а не найдешь – так и будешь без ворот. Я, конечно, в уныние не впал, прыгнул на мотоцикл и стал объезжать в Яхроме всех знакомых слесарей и сварщиков. Никого не нашел – все заняты. В одном месте посоветовался съездить в «ЖКО» на улице Ленина. Есть, дескать, там умелец-сварщик, Василий, тот может все сделать. Ну, я к нему. Познакомились. Нормальный парень. Среднего роста, крепкий такой, светловолосый. Все время улыбается и говорит без остановки. В общем, он мне сказал, что надо купить для створок-ворот. Железо там, петли, уголок, ну и всякой мелочевки. А потом приехать за ним на мотоцикле и отвезти его, с оборудованием для газосварки на Пролетарский поселок, к строящемуся гаражу. В принципе, я мог и сам сварить створки ворот электросваркой – умел, но на поселке не было технической возможности для электросварки – не хватало электричества. Поэтому и нужен был газосварщик.

Когда я все приготовил, поехал за Василием. Погрузили в коляску баллоны с кислородом, карбид, газосварочный аппарат со шлангами и поехали. Приехали, разложились, начали работать. Еще до встречи с Василием меня предупредили о том, что он любит выпить: не напивается, а постоянно слегка пьяный. Ну, в принципе, кто не без слабостей. Главное – работает нормально. Так и в этот раз. Василий был слегка поддатый и, когда он узнал, что я могу работать электросваркой, решил меня научить работать газосварщиком. А чего, стоял летний солнечный день, работать мы расположились в тени деревьев, которые росли вдоль нашей улицы. Птички чирикают, бабочки летают, кузнечики стрекочут, то тут, то там. В общем, лепота. Кому охота в такую погоду работать, особенно если стаканчик на грудь принять. А вот учителем можно. Вася мне показал, как надо резать металл, как варить, и развалился на траве рядом, поглядывая на мою работу и делая замечание по некоторым операциям. Я понял, что придется мне самому все делать. Сложного ничего нет, тем более газосварка не очень отличается от электросварки, которой я умел пользоваться. Ну и начал работать. Где надо металл подрезаю, где надо свариваю, когда надо, карбид меняю. И все было бы ничего, но Василий пропустил еще «стаканчик»: он, оказывается, бутылку перцовки с собой захватил. Нет, он не напился пьяный, просто начал мне усиленно мешать. Рассказывать про свою жизнь, про службу в армии, ну и разное другое. Я, конечно, вынужден был работая, одновременно «поддерживать» с ним беседу, поддакивать ему, выражать где надо сочувствие или восхищение. Ну а он, как и все выпившие мужчины, разошелся, стал хвастаться напропалую. И вдруг он увидел у гаража маленький штабель с кирпичами, которые остались от кладки стен. Подошел к нему и говорит:

– А ты знаешь, что я, когда служил в Воздушно-десантных войсках, усиленно занимался карате?

В то время «карате» – это такой вид боевого искусства, пришедший к нам из Китая или из Японии, был в моде. Молодежь, в основном мальчишки, от пяти лет до взрослых «дяденек», все стали заниматься этим видом спорта. В стране стали выпускать методички, справочники по «карате». Стали создаваться легальные и нелегальные клубы и федерации. Эта «страсть» охватила буквально все мужское население нашей страны. Из подворотен домов, на детских площадках, в спортзалах, были слышны крики «я…а». Это таким возгласом заканчивались упражнения «карате» – так называемые «ката». У тех, кто занимался «карате», на тыльных частях кулаков стали появляться мозоли, иногда очень большие, уродовавшие руки. Надо сказать, что вообще-то «карате» – это специфический вид оружия, которые придумали китайские крестьяне для борьбы с вооруженными, конными захватчиками. «Карате» – это смертельное оружие, в которое превращается тело человека. Вроде бы идет человек без оружия. Нет у него ни меча, ни копья, ни кинжала – а на самом деле у него все тело оружие: руки-сабли, пальцы-ножи, ноги – боевые молоты. Ну и можете представить себе, что у нас в стране началось. Любая потасовка стала заканчиваться трагедией. А у нас народ любит подраться, особенно, когда выпьет. Если у человека в руке будет нож или пистолет, то это его как-то психологически затормозит – убить можно. А если он убьет «набитой» на твердых предметах рукой, да и специально поставленным движением, то это вроде бы ничего. И на самом деле – убивали, делали людей инвалидами, сами часто становились инвалидами. Поэтому в стране, срочно, запретили «карате», оставив его только в армии и спецслужбах. И до сих пор по телевизору, когда показывают наших десантников с показательными выступлениями, мы видим как они ломают руками, ногами и головами доски, кирпичи и всякие бетонные блоки. Разбивание предметов частями тела – это одно из умений бойцов «карате», которое воспитывается долговременными физическими и психологическими тренировками. Представьте себе: вам надо головой ударить по доске. Вполне возможно, что вы ее головой сломаете, если ударите очень, очень быстро и с максимальной скоростью и силой. А может, и не сломаете. Что тогда будет с вашей головой?

Я, как и все, тоже одно время увлекался «карате», но потом понял, что все, что нам показывали и чему учили, – далеко от нормального спорта. Это на самом деле не спорт. В основе лежит подготовка настоящего невидимого убийцы, которого готовят всю жизнь. Поэтому у нас в конце концов и запретили его. А тут вдруг, в самый разгар работы по изготовлению ворот, Василий заговорил про «карате». Я ему говорю:

– Вася, давай ворота варить, фиг с ним с этим карате. Но тот уперся:

– Знаешь, я по два кирпича в армии ломал, сказал он, – и, взяв два кирпича, поставил их на торцы. На них положил третий кирпич. Сделал как бы такую букву «П».

– Вася, положи кирпичи на место, я тебе и так верю, – сказал я.

Мне пришлось даже оторваться от работы, забрать кирпичи, положить их в штабель. Василия я отвел в тенечек, посадил на лежащую в траве телогрейку.

– Вася, отдохни, если хочешь, поспи, а я буду делать ворота. Ты мне только не мешай, ладно. – сказал я и занялся сваркой. Василий сначала поворчал что-то про карате, а потом вроде задремал. Ну и хорошо, подумал я. Работа спорилась. Я приноровился управлять горелкой. Все элементы ворот сваривались, образуя контур будущей воротной створки. Спустя некоторое время мне понадобилось сходить в дом. А когда я вернулся, то перед моими глазами предстала сюрреалистическая картина, которую я помню до сих пор. Яркий солнечный день, по голубому небу не спеша плывут облака, ветер с шорохом шевелит ветви деревьев. Птички поют. А на зеленой траве, рядом с разложенными железками ворот, на коленях стоит Василий. Лицо белое, рот открыт в немом крике. Глаза, как говорят, по рубль с полтиной, и из них ручьями текут слезы. Левой рукой придерживает правую руку. Я сначала не понял, что с ней. Она была как-то неестественно изогнута между кистью и локтем. Сломал руку. Опустив вниз глаза, увидел ту самую букву «П» из кирпичей, стоящую на земле прямо перед Василием.

– Придурок! Что ты наделал? – вскрикнул я и продолжил свою ненормативную многоэтажную словесную конструкцию. Подошел к нему – у меня все в нутрии защемило.

– Вася, ну зачем ты это сделал? Ты хоть бы сначала попробовал кувалдой разбить кирпич.

Кувалда валялась рядом. Я ею железки подгибал на воротинах. Подойдя поближе, я понял, что надо его срочно везти в больницу. Он весь дрожал. На плечах, а он был раздет до пояса, выступили огромные капли пота. Помог подняться, посадил в коляску мотоцикла, захватил его одежду, убрал во двор инструменты и поехал в больницу. Привез в хирургию, сдал в руки дежурному врачу. Спросил, что надо от меня. Тот ответил, что два-три дня ничего. Васе я пожелал здоровья и уехал. Ворота-то надо было доделывать. Прошло уже много лет, но я до сих пор вижу все это как наяву. И до сих пор не могу понять, что было у человека в голове. Ведь одно мгновение – и он инвалид. Что его толкнуло? Случай дикий, глупый, ненормальный…