Размазав членом смазку по её вагине, я начал осторожно, чтобы не порвать уздечку, входить. Это было долго. Иногда болезненно для Асти, но она настаивала, чтобы я не прекращал.
Нам удалось заняться сексом, я даже почувствовал один её оргазм прежде, чем кончил сам. Но это был один из самых худших актов, которые происходят после долгой разлуки – ни страсти, ни радости. Механическая обработка, не более. В последующие дни мы оба исправились, предпочитая сексу в кровати или на диване секс в ванной: Асти стоит, повернувшись ко мне задом и держась обеими руками за железную ручку, предназначенную для того, чтобы было легче вставать из лежачего положения. Асти держится за эту ручку, перегибаясь через ванну, осторожно, что во время особо резких движений не удариться головой о выложенную плиткой стену.
Она стонет, она извивается, я хватаюсь за бёдра, за волосы и за грудь; время от времени бью ладонью по заднице. Кончаю ей на спину и на волосы, если она не успевает их убрать. Потом мы вместе принимаем душ и занимаемся какими—нибудь отвлечёнными от секса делами. Дни проходят практически незаметно, Асти пора уезжать.
Инна:
Ну а что здесь такого, что я одна с ребёнком? Был один козёл, вовремя не вынул, зато я через 9 месяцев вот этого вот вынула. Я люблю удовольствия, сексуальные – в том числе. Приходит ко мне один мужчина, помогает нам. А я пиццу домашнюю приготовлю – с помидорами, луком, майонеза побольше – и мы не спеша покушаем, поговорим, кино посмотрим. Хоть какое—то общество, хоть какое—то общение.
Да, я безработная. Пособий детских ни на что не хватает, вот и приходится иногда комнату сдавать. Мамка отдельно живёт, мы – отдельно. Видимся иногда – деваться некуда, родная кровь.
Я люблю Саратов, но по—своему. Слишком многое здесь для меня связано с отсутствием денег и стремлением к другой жизни. По этой улице я девочкой ходила в школу, по той – с будущим отцом моего ребёнка прогуливалась, по той – беременная в гололёд сумки с едой тащила, по той боковой – с коляской по ямам скакала. Ямы уже заделали, а сквозняк в моём сердце никто приручить не сможет. Поэтому я осторожно так живу, чувствам не доверяю, да и делам особо тоже.
Ты вот уедешь завтра – и когда ещё я эту комнату сдать смогу.. И кому? Ребёнка матери не хочу оставлять – плохому научит, поэтому и работать не могу пойти. Тебе хоть понравилось у нас? У нас в городе, у меня в квартире? Независима. И приобретать зависимость не хочу. Ad astra per aspera.
____
Нервные сборы, бесконечные проверки "всё ли мы собрали", десять видов транспорта – и вот мы на вокзале.
Не люблю приезжать сильно заранее, поэтому рассчитал всё так, чтобы до отправления поезда у нас оставалось не более сорока минут. Отыскали нужный перрон, нужный вагон и нужное место; положили основную часть вещей и вышли на улицу покурить и попрощаться.
Асти начинает плакать. Я прижимаю её к себе и ничего не говорю – не понимаю причин такого поведения, наверное, ей просто не хочется уезжать.
– У меня такое ощущения, Рэ, будто я вижу тебя в последний раз. – Сегодня? – пытаюсь шутить. – Вообще. Этот вокзал, эти люди, поезда, погода, ветер и твои глаза убеждают меня в этом против моей же воли. – Ну брось ты, зачем зря расстраиваться? – Пусть. Пусть даже это последний раз, но я ни о чём не жалею. Мне было хорошо, мне хорошо сейчас и обязательно будет хорошо. Я счастливой буду. С тобой или без тебя. – Спасибо. Я вот не собираюсь так просто от всего отказываться. – А я тебя об этом и не прошу. Смотрю на тебя, хочу насмотреться. – Ещё насмотришься – не рада будешь. – Буду рада хоть раз ещё вживую посмотреть. И прикоснуться. И поцеловать – как сейчас.
Поцелуй.
– Ну всё, Рэ, пять минут осталось, мне пора. – Давай не грусти зря! Я чуть позже тебе позвоню – в электричку только сяду. – Хорошо, буду ждать.
Слёзы. Плач. Сильный ветер и песок в волосах.
– Я тебя люблю. – И я тебя, Рэ. Всё равно.
"Всё равно". Что она могла? И что она могла предвидеть? Фантазировать? Уверять себя, что минус – это плюс? Что будет лучше и безболезннее, если взяться за обе клеммы сразу..
Проводница захлопнула дверь, но поезд ещё какое—то время не двигался. Я достал сигарету и медленно пошёл в сторону входа в вокзал. На сегодня предупредительных слёз хватит.
You had to stay. Третье дыхание.
Стишки продолжали появляться – сначала в моей голове, потом в виде черновиков сообщений в телефоне, затем на бумаге и – финально – на "портале". Интерес аудитории подстёгивал моё сонное тщеславие, количество в какой—то момент почти перебороло качество, но общение с живыми людьми по разным веткам связи отвлекало от мыслей в духе "один день – одно стихотворение".
Наши отношения с Асти – после тех встреч – не вышли на какие—то новые горизонты; расстояние хлестало по щекам хуже и больнее, чем кожаный хлыст по мокрой жопе, но жжение и яркий румянец, овальные следы после ударов – именно это поддерживало наши чувства, именно это подогревало нас, но не доводило до кипения. Раскалялись наушники и замёрзшие после прогулки на морозном воздухе губы, выдыхающие разной степени нежности и пошлости слова в окошко скайпа. В лицо, которое видел каждый из нас, и которое считал самым близким лицом; близким настолько, что вы решаете, кто выдавит новый прыщ на этой частично волосатой и сутулой спине. При такой близости уже невозможно разглядеть ничего, кроме самых мелких прыщей, а события, которым вы не придаёте никакого значения, проходят взрывной волной между вашими телами, разбрасывая слова и поступки на разные континенты восприятия, за все полюса и экваторы понимания и осознания.
Не вспомню точно, кто появился на "портале" раньше – я или Рыж. Наверное, Рыж. Сейчас это не имеет значения. Её комментарии в какой—то момент стали появляться под моими стишками – приятные, иногда очень едкие, иногда не в тему; я заметил, что рад этим комментариям – они были искренними, в отличие от большинства других.
По "правилам хорошего тона" я почитал её произведения. Какие—то откомментил, что и дало повод для дальнейшего ни к чему не обязывающего общения по формуле "хороший стишок – спасибо! – правда хороший – спасибо! – давай конкурс придумай – сам придумай – о, у тебя новая запись в "блоге" – типа того" и так далее. Универсальная формула для публичного общения – затем, чтобы возделывать поле за пределами микромира "портала", как говорится, скрытое мщение за открытое общение.
Идеальное наслаждение вне публичного осуждения. Вне публичного обсуждения. Да.
Асти публиковала чувственные "девчачьи" стихотворения, я отвечал на них в той же форме – не девчачьего, но сдобренного нежностью – стихотворения, со всей любовью и радостью от посвящённых мне букв. Через некоторое время Асти начала напрягаться из—за моего публичного общения с Рыжем. Из icq и скайпа выяснение отношений переместилось на "портал". Предваряя:
– Асти, в чём проблема? Тебя нервирует сам факт моего общения с другой девушкой? Или конкретные слова, фразы, предложения? – Не знаю. Мне просто это не нравится. Она к тебе клеится, думаешь, я не замечаю? – ? – Все эти комментарии, "прикольное стихо", "интересно ты чувствуешь" и всё в таком духе. А сама—то хуйню пишет – в виде стихотворений – и хуйню говорит. – У тебя предвзятое отношение.. – ..предвзятое к кому – к тебе или к ней? К "порталу" или к моим родителям, которые родили меня такой?
Безосновательная ревность.
Публичное пространство "портала", Асти пишет Рыжу:
– Слушай, девочка, отстань от него. Зачем ты так откровенно клеишься к Рэ?
Рыж отвечает:
– Асти, на "ты" мы ещё не перешли, так что будем соблюдать хотя бы видимость рамок приличия. Что ты хочешь от меня?
Асти:
– Чтобы ты отстала от Рэ и нашла себе другой объект для своих сексуальных перверсий.
Сплошной диалог:
– Асти, не знаю, откуда всё это появилось в твоей милой головке, но ничего из этого в реальности не существует. И если у тебя проблемы с сексуальной жизнью, то не стоит проецировать их на других людей. К тому же Рэ уже взрослый, сам может решить, что ему нужно, а что – нет. Давай не будем решать за него? – А ты не решай за меня! Побереги волосы и глаза – надеюсь, они тебе ещё пригодятся. – Первобытная агрессия в наше время не имеет смысла, если только ты забыла или не смогла осилить все ступени эволюции. Внизу идёт драка за еду – я понимаю, что это тяжело, но нужно хотя бы попытаться быть человеком. – …
Я не вмешивался. Мне была неприятна агрессия Асти, тем более при свидетелях. Разговор в приватной обстановке также не сбил накал страстей.
__________________________________________________________________________
Кто она такая? Типа милая девочка? Ну уж нет! Оставляет якобы невинные комментарии, выдавливает из себя всю наивность – без остатка, чтобы найти себе кого—нибудь. Занято, девочка! А для тебя – занята, девочка! В любое время, с какой бы просьбой ты ни пришла ко мне. Глаза у неё зелёные..
Потратив достаточно много времени, я успокоил Асти – или мне показалось, что успокоил. Затаённая обида, отложенная истерика, скрытая ненависть (в данное время к отдельно взятым мне или Рыжу) – что из этого осталось внутри неё после нашего разговора, я не смог выяснить.
__________________________________________________________________________
Да пошла она на хер!
__________________________________________________________________________
И я прервал звонок. Моим самым последним и нелепым желанием сейчас было как раз выслушивать оскорбления (напрасные), предназначенные другому человеку, но выговариваемые мне в лицо. "Проблемы со связью" избавили меня от этого.
You had to stay. Четвёртое дыхание.
"Я тебе изменил. Не хочу больше врать. И считаю, что дальнейшие отношения бессмысленны" – смс отправлено и доставлено адресату.
– В Иваново. Я здесь живу сейчас. Вообще в Москве, но..вот так (смайлы). – В Москву собираешься? Я почитал твой последний стих.. – ..не продолжай (смайлы)! И я не отвечу на твой комментарий там, отвечу потом, когда "соберусь в Москву" (смайлы). – Долго ждать.. – Нет! Ты дождёшься, я в тебя верю (смайлы).
Моё общение с Рыжем, начавшееся с "комментариев из вежливости" на "портале", постепенно ушло в приватную зону – я хотел больше узнать о ней; после того скандала с Асти это желание только набирало силу. Асти не оттолкнула меня от себя, нет, всего лишь дала разглядеть на небольшом отдалении. Сколько можно выдержать под постоянным прессом ревности? "Ты мне изменяешь, ты мне изменишь, ты уже изменил, ты думаешь об измене, ты изменил мне в мыслях, ты дрочил на порнуху, где меня точно не было в главной роли". Разговоры с Рыжем уводили меня от постоянно внушаемого чувства вины, обволакивали своей добротой.
И этих разговоров не было много, и этих разговоров много и не нужно было – я закрыл глаза на две минуты, этого хватило, чтобы понять, что с Асти меня больше ничего не связывает. Тонкая паутина скайпа, параллельные линии железных дорог, беспроводная телефонная связь – оборвались, резко и в нескольких местах. Что такого сказала Рыж? Я даже не знаю, каким тоном она могла это сказать, каким голосом и с какими интонациями; фотография 2*2 сантиметра с "портала" – всё, что у меня было, всё, что я знал о ней.
Блядское дерьмо.. До самого последнего дня я поддерживал в Асти убеждение, что люблю её как раньше. Даже сильнее, потому что скучаю так, что слов не хватает (а не хватает, потому что говорить нечего; остыл) это описать. Она хотела переехать ко мне, присматривала работу, строила московские планы на будущую московскую жизнь.
Асти хотела выйти за меня замуж. Анонимная подруга Асти:
________________________________________________________________________– А ты всё обломал! Такую девушку просрал на ровном месте! Ради кого? Мог бы всё исправить.
__________________________________________________________________________
Ради кого..ради той, о которой точно не знал ничего – даже настоящего имени. Мы всего лишь договорились встретиться в Москве в один из летних дней, чтобы "немного погулять". Эта договорённость оказалась сильнее всего, что я пережил с Асти, что я к ней чувствовал и что мог пережить и почувствовать в будущем.
– Я ведьма. У меня зелёные глаза и рыжие волосы. Ты не боишься (смайлы)? – Нет, не боюсь. – Даже если я умею ворожить и воспользуюсь этим умением? – Даже если (смайлы). – А если я уже воспользовалась, ты будешь за это злиться на меня? Будешь? – Нет. Пока что ничего не чувствую (смайлы). – Я ещё не ворожила (смайлы). Но маленькая кукла вуду и складная метла у меня всегда с собой (смайлы).
"Я тебе изменил. Не хочу больше врать. И считаю, что дальнейшие отношения бессмысленны" – смс отправлено и доставлено адресату.
– Я сейчас лежу в больнице, в Иваново. Мне очень—очень плохо (грустные смайлы). Пиши мне чаще – я тогда радуюсь. – Хочешь, приеду к тебе туда? – Нет, тебя не пустят ко мне. Врач запретил посетителей. – Жаль. Тогда не нужно было бы писать и я бы услышал, как ты смеёшься.
Ответ на смс всё не приходит, хотя прошло уже минут 10 (хотя прошло уже 10 лет будто бы). Джон вышел ко мне в 4 часа утра, я угостил его пивом и мы сидели на лавочке в парке, ожидая рассвета. Пили; я извинялся, что вытащил его в такое время; он убеждал, что всё в порядке и помочь мне в любое время ему совсем ничего не стоит. Я рассказывал ему об Асти, о Рыже, о ситуации, в которую загнал сам себя. Стихи Рыжа – я зачитал Джону парочку. Он улыбнулся:
– Это из—за них она тебе приглянулась. Эти слова были адресованы не тебе, не в настоящее время, а ты их присвоил – мысленно. Вписался в историю, происходящую в чьей—то другой жизни. И есть шанс, что дальше эту историю будешь развивать ты. Дай сигарету что ли..
Может быть.
– Я уже в поезде и мы скоро увидимся. Ты не передумал? – Конечно же нет! Почему ты спрашиваешь? – Девочка, говорящая разные несуразные вещи..девочка, которую ты даже не представляешь, не знаешь, как она выглядит. Приходи пораньше, встань где—нибудь за углом и наблюдай; если увидишь меня – мои рыжие волосы и бледную кожу – и я тебе не понравлюсь, просто не подходи. Я буду знать тогда, что ты любишь глазами. – Может, лучше наоборот? – Нееет (смайлы). Ты мальчик, тебе принимать решение. – Договорились.
Мы встретимся завтра. Сегодня уже рассвет и первые, самые ранние собачники вяло идут на поводках у своих полных сил кобелей и сук. Джон читает мои стишки.
"Изменил..но можно всё исправить!" "Я прощу тебя. Я уже тебя простила." "Но что—то же можно сделать..ты меня больше не любишь?" "Я тоже могла тебе в чём—то соврать. Давай простим другу друга и начнём заново." "Это же не убийство!"
Я поступил – глупо – подло – низко – безответственно,
потому что прекратил отношения по смс, толком даже не дав Асти сказать мне какие—то слова. Не дав ей ни напасть, ни защититься. Представляя, во что выльется даже краткий разговор по скайпу (если это будут слова, а не сплошные слёзы), я предпочёл избежать этого. Предпочёл избежать того, что мне придётся врать – ведь я никому не изменял, это был жёсткий и действенный (как мне казалось) предлог для разрыва отношений, существующих на расстоянии. И с какой—то стороны это можно было даже оправдать (для любителей подстраховаться) – отношения не выдержали проверки километражем; я хочу секса, но тебя рядом нет, а вздроч по скайпу уже не тот; мы написали уже целую книгу пошлых порнороманов про нефритовые стержни и упругие жопки, не знавшие признаков "усталости кожи". Меня больше не возбуждает твоя щербинка, мне больше не хочется ждать "девушку—на—неделю". Меня не тронут твои слёзы, какими бы искренними, какими бы обжигающими они ни были. Какой бы хорошей – на самом деле – не была ты. Я это начал и я имею право это прекратить.
"Мы преодолеем это всё.. Вместе. Можно же..нужно же дальше как—то жить!"
Нет, не нужно. Совсем.
You had to stay. Пятое дыхание.
Проснувшись, я надел свои обычные шорты, обычную футболку, нацепил солнцезащитные очки и пристегнул поводок к ошейнику своей собаки. Моя такса требовательна к длительности прогулки, поэтому домой мы вернулись примерно через час. Пришёл Джон, мы выпили по чашке утреннего кофе и вышли из квартиры в начало лета.
Добравшись до "Новослободской" – именно там я должен был прятаться за угол – за полчаса до назначенного времени, мы не придумали ничего лучше, как нарезать круги вокруг торгового центра "Дружба", покуривая и временами принимая вид бездельно прогуливающихся пенсионеров. Бездельно, бесцельно и безденежно. Сигарета, туалет, бодрящая холодная вода, умыть лицо, поправить волосы и проверить обе ноздри на наличие естественных, но непривлекательных скоплений. Полчаса истекли.
Встав напротив выхода из метро, Джон и я смотрели в разные стороны, я – на двери метро и выпадающих оттуда людей, Джон патрулировал глазами Новослободскую улицу. Я ни за что бы её не узнал. И Джон тоже.
Когда зазвонил телефон – одновременно с этим – камень из пустого желудка поднялся в район груди и утяжелил её, казалось, на несколько тонн. Стало трудно дышать. Ожидаемый звонок – неожиданный звонок – я застигнут врасплох.
– Привет! Вы где? – Мы около выхода из метро. А ты? – А я на противоположной от выхода из метро стороне улицы. Машу сейчас рукой. Вы меня видите?
Джон тычет пальцем куда—то в сторону припаркованных на тротуаре машин. Я вижу синий "BMW".
– Ээ..пока нет. – Вот я прыгаю и машу рукой. – Чёрт..
Через 4 полосы улицы (по две туда и обратно) Джон и Рыж подходят ко мне, всё ещё выглядывающему её в глубинах стихийной парковки.
– Привет, Рэ. Ну вот и я. – Привет, Рыж! Столько времени ожиданий – и вот.. – Ты следил за мной из—за угла? – Почти. Я же не думал, что ты приедешь не на метро. – От моего дома сюда идёт прямой автобус, а от дома до метро – минут 10—15 на маршрутке. Я села, попала в пробку..ой, ничего, что я опоздала? – Я и не заметил. – Как я тебе?
[Эй! Какой я там по счёту в очереди? Не волнует, ты всё равно прильнёшь ко мне. Симпатичная. Красивая необычно. Сколько тебе лет? Глупый вопрос – где я был раньше? Раньше..на "портале" об этом ни слова, ты тоже ничего не говорила. Я не спрашивал? Улыбнись ещё..и ещё раз..просто улыбайся. Можно потрогать твои волосы? Или лучше губы – ты их облизываешь почему? Притягиваешь. Ты чуть выше меня или мне кажется? Улыбайся, чёрт побери.. Глаза и губы.]
– Хочешь подробностей? – Хочу! – Раз я здесь, раз я не ушёл, спрятавшись за колонну и нырнув в метро..вспомни наш уговор. – Это нечестно! А вдруг ты позже уйдёшь? Мы пойдём по улице, я отвернусь ненадолго – а тебя уже нет. И Джона нет. И я снова одна. Честно! Не хочу говорить банальности – про глаза и волосы тебе многое уже было сказано. – Так и ты скажи – мне будет приятно. Или хочешь сделать комплимент каким—то определённым частям тела? – Дай руку. Приятная кожа, не хочется отпускать. – (смех; смущённый смех; смущение с улыбкой; зелёные глаза) Может, тогда обнимемся? Я так давно не обнималась.
[Этого было слишком мало! И быстро!]
Я не хотел размыкать руки на её спине, я хотел повиснуть на ней так, как младенец висит в слинге на груди у своей мамы. Но какой из меня младенец? Это было бы чересчур.
Рыж обняла и Джона, точно подметив (не первая), что её макушка едва достаёт ему до плеча и что Джон "большой, нет, огромный, как папа, который может посадить на плечи и унести далеко—далеко". Теперь мы должны были дождаться подругу Рыжа, которая училась поблизости.
То, что в ближайшие две недели у меня не будет работы (не набрали клиентов, нет смысла перезаписывать флэшки и, соответственно, менять их), я знал заранее.
– Рэ, чем мы будем заниматься? – Хмм.. Поехали к нам в ****** (населённый пункт в черте Москвы, на тот момент – Московская область). – В ******? А что мы там будем делать? – Что хочешь. Можно пойти в лес и устроить пикник, подёргать за уши мою собаку.. – Аня идёт!
Улыбнувшись друг другу самыми широкими улыбками на этой улице, Рыж и Аня обменялись последними новостями (что заняло минуты три), а потом Рыж представила ей нас.
– Это Джон и Джон (первый – Джон, второй – я, Рэ; загадывайте желания). – Привет, – синхронность поражающая. – Привет (недоверчиво смотрит на нас).
Не знаю, что было в тот момент в голове у Ани, но взгляд у неё был испепеляющий. Сначала недоверчивый, а потом такой, будто нас здесь быть не должно. Ну или, как минимум, меня.
– Аня, а мы поедем в ******! Домой только заскочу ненадолго.. – Ты уверена? Ты их даже не знаешь, первый раз видишь. – У меня есть адрес Рэ, я тебе напишу его сейчас – на всякий случай.
Пожалуйста—пожалуйста, я не скрываюсь. Остался ещё хоть кто—то, кто этого адреса не знает?
– Где это вообще находится? – В ******. – Ну где именно? – Если хочешь – поехали с нами, увидишь. – Нет, спасибо, как—нибудь обойдусь.
И что плохого я ей сделал? Сексуальные пухлые щёчки, хорошая фигура – и такой злой взгляд, такой злой рот. Рыж говорила, что она другая. И сейчас успела шепнуть, что я Ане не нравлюсь – не внешне, не внутренне – просто "у меня непонятные намерения в непонятном месте с её лучшей подругой". Она переживает, кусает губы, печально смотрит себе под ноги и тяжело вздыхает каждый раз, когда Рыж смеётся.
Мы просто прогуливались, ели мороженое (Рыж – Джону: "Папа! Ну купи! Я хочу хрустящий рожок и много счастья"), Джон всё—таки успел прокатить Рыжа несколько метров на своих крепких плечах, когда впереди показался Рижский вокзал. Рыж и Аня хотели ехать домой на метро, я доказывал им, что на электричке будет быстрее – стоит только дойти до "Рижской" (платформы).
Аня миллион раз переспросила, каким образом мы планируем добраться; я терпеливо объяснял; вроде как убедилась, что я не маньяк и что в район Коровинского шоссе (дом Рыжа, дом Ани) можно легко и быстро добраться, сойдя с электрички на платформе "Моссельмаш". Рыж об этом догадывалась, но не пользовалась этим маршрутом ("Не знаю..теперь ты мне всё показал"), Аня, судя по кислой улыбке, предпочитала мартини и заднее сиденье мерседеса. Но на метро она тоже согласна.
Сев в электричку, через десять минут мы уже были на "Моссельмаше" – жуткий шум "горки", с помощью которой формируют товарные составы, заглушал все остальные звуки. Шум тормозных колодок, шум соединяющейся сцепки, отчётливая мелодия рельсовых стыков. Преодолев длинную и сложную систему лестниц, мы оказались во дворах, сквозь которые пошли к дому Рыжа. Дойдя до него, мы попрощались с Аней и с сообщением в черновиках её телефона, в котором был написан мой домашний адрес. Аня, так что в итоге – ты нашла на карте мой сорок шестой?
Рыж вошла в подъезд, предоставив меня и Джона самим себе на какие—нибудь пятнадцать минут. Сидеть не хотелось – мы смотрели вокруг, не отличая одну белую панельную девятиэтажку от другой, не различая одинаково обосранных лавок, не видя лиц одинаково одетых детей, играющих в подобие футбола и краем уха ловящих одинаковое, слипшееся в одно большое из нескольких поменьше, слово "бля" от неразличимо синих местных гопников, рассевшихся на небольшой трибуне.
Рыж вышла, улыбаясь и застёгивая на ходу средних размеров аккуратную спортивную сумку.
– Я готова! Можем идти. – Рыж, а у вас здесь есть какой—нибудь магазин? – Да, пойдём прямо, вот туда. Я тоже проголодалась.
Улица неприветливая – из—за жутких пятиэтажек, наполовину уже выселенных, наполовину разграбленных и занятых бомжами. Какие—то дома скрываются в густой листве деревьев, а какие—то выглядывают окнами прямо на тротуар. И там, где ещё есть жизнь, именно на жизнь это не похоже – голый по пояс мужик с усами сантехника из порнухи семидесятых годов и лысеющей шевелюрой смотрит телевизор и нервно дёргается; женщина средних лет курит в окно на втором этаже и оттуда же с наслаждением поплёвывает вниз; пьяные крики; на балконе "гуляет" ребёнок в коляске, а этажом ниже точно на таком же балконе стоит неподвижно кокер—спаниель и беззвучно открывает пасть. Экскаватор ровняет участок, на котором был один из тех печальных домов; видны куски стен с обоями в голубой цветок.