За пределами просветления

– А что будет, если я обойду одиннадцать раз?

Они ответили:

– Ты с ума сошел? Это же наказание.

– Я знаю, что это наказание, – сказал я, – но я не делал сегодня утреннюю зарядку. Если это будет моей утренней зарядкой, вы ничего не потеряете. Я буду наказан, моя зарядка будет сделана, никто ничего не потеряет, все только выиграют.

В конце концов они перестали меня наказывать, поскольку это не работало. Например, они просили меня выйти из класса.

Я говорил:

– Это хорошо, я люблю свежий воздух. В классе темно и грязно, а на улице так прекрасно. И даже сидя в классе, я всегда смотрю в окно. Кому интересна ваша учеба? А там поют птицы, цветут деревья… так красиво вокруг.

Каждый день директор совершал свой обход и каждый день обнаруживал меня на улице. Как-то он спросил меня:

– Что происходит?

– Ничего, – ответил я. – Я люблю находиться на свежем воздухе, это полезно для здоровья. Вы же видите, как тут красиво.

Но он сказал:

– Я поговорю с твоим учителем. Как это он разрешает тебе проводить время на улице?

– Я не знаю, – ответил я. – Каждый день он говорит мне: «Выйди вон». Поэтому теперь я даже не спрашиваю его. Это стало уже привычкой, я просто прихожу и стою здесь.

Он спросил об этом у учителя. Тот ответил:

– Да это было месяц тому назад! Я только один раз велел ему выйти на улицу – с тех пор он больше не приходил в класс. Я думал, это будет для него наказанием, а ему это нравится. Мало того, он еще и другим ученикам внушает, что это полезно для здоровья. И они спрашивают меня: «Сэр, а можно нам тоже постоять на улице?» И что же мне теперь делать? Может быть, тоже пойти на улицу?

Все дело в том, как ты к этому относишься.

Прежде всего, не беспокойся. Если ты не получаешь ударов, возможно, тебе они не нужны или для этого еще не пришло время. А если тебя придется ударить, не обижайся, потому что на самом деле я ударю не тебя, а по твоему эго. Я всегда ударяю по эго. Это то, что является вашей болезнью, то, что должно быть отброшено.

Но предоставь это мне. Я не буду следовать твоим ожиданиям. Ты хочешь получить удар – очень сильный удар, чтобы похвастаться перед всеми: «Смотрите, какой сильный удар я получил!» В таком случае удар послужит на пользу эго. Вместо того, чтобы быть разрушенным, оно наоборот получит подпитку от удара.

Так что предоставь это мне. Это не твое дело.

Как только я почувствую, что ты нуждаешься в ударах, ты их получишь – и ты получишь их ровно столько, сколько тебе нужно. И не стоит этим хвастаться и переживать по этому поводу; просто попытайся это понять.

Это школа понимания.

Пятый вопрос:

Ошо,

Двадцать пять лет у меня ушло на то, чтобы добраться до тебя, три года – на то, чтобы побыть рядом с тобой, четыре года – на то, чтобы убежать от тебя и оказаться втянутым в любовные отношения, похожие на «американские горки». Через четыре года я вернулся к тебе, через одиннадцать лет передал тебе вопрос – а ты отвечаешь этому немецкому парню и хочешь послать меня снова в ад, к какой-нибудь «трудной» женщине. И через двадцать восемь лет, когда я приползу назад, чтобы спросить тебя: «Что дальше?» – ты, возможно, снова ускользнешь от ответа.

Ты хочешь убить меня или что-то в этом роде?

Ты прав, вопрос был твоим – по крайней мере, написан тобой, – но тот немецкий парень больше нуждался в ответе. Никакого недоразумения не было.

Он тоже был удивлен, потому что не задавал этого вопроса. Но это был его вопрос. И он не мог поверить в то, что кто-то другой мог сочинить точно такой же вопрос, который он собирался задать.

А твое время, время твоего вопроса еще не пришло. Возможно, ты получил вибрацию от того немца и записал этот вопрос; но это был не твой вопрос.

Я понимаю твои трудности: тебе потребовалось одиннадцать лет, чтобы задать вопрос, и теперь ты встревожен тем, что я отсылаю тебя обратно к твоей старой жизни и к трудной женщине.

Тут ты не прав. Когда у тебя появляется женщина, это всегда трудно. Когда женщины нет, жизнь похожа на мороженое. Как только ты связываешься с женщиной, она внезапно становится твердой, как сталь.

Но без женщин в этом мире не было бы никакого просветления.

Только подумай… мир без женщин. Тогда ты не сможешь найти никакого Гаутаму Будду, потому что не от кого будет убегать. Если нет женщин, то нет и проблем. Женщины – это хороший стимул.

Говорят, что за каждым великим мужчиной стоит женщина; может быть, это правда, а может – нет. Но за каждым просветленным мужчиной стоит много женщин – одной будет недостаточно.

Просветление – очень трудная штука. Когда женщины обращаются с вами как с футбольным мячом, то вы в конце концов становитесь просветленными. Вы говорите: «Хватит! Игра закончилась, я иду домой».

Женщины – благословение мира. Без них ничего бы не было.

Так что будь благодарен своей трудной женщине; возможно, ты находишься здесь из-за нее.

И ты говоришь, что в следующий раз ты придешь через двадцать восемь лет и спросишь: «Что дальше?»

Я вспомнил две истории.

Мулла Насреддин сидел на городском пляже со своей женой, и вдруг он спросил у нее:

– Хочешь еще бхелпури?^[2]

Жена удивилась:

– Еще? Но мы же не ели бхелпури.

– Любимая, – сказал Мулла, – кажется, ты теряешь память. Всего пятьдесят лет назад, когда мы поженились и пришли сюда в первый раз, мы ели бхелпури. Вот почему я спрашиваю: «Хочешь еще?»

Возвращайся к своей жизни, к своей жене, к своей работе… Но ты уже не будешь прежним человеком. Ты возьмешь с собой что-то от меня. Я мог не ответить тебе, но ты соприкоснулся со мной.

Ответы и вопросы лежат на поверхности.

Ты вкусил мою любовь, мое присутствие.

Так что, если через двадцать восемь лет нам снова придется встретиться, я спрошу тебя: «Хочешь еще?»

Скорее всего, тебе не нужно будет ни о чем меня спрашивать, потому что семя посеяно. Ты хорошо знаешь, что тебе нужно делать: ты должен направить свою энергию из ума в сердце. Эта энергия, нисходящая к сердцу, подобна струям дождя, под которыми семя начнет прорастать.

Возможно, через двадцать восемь лет, если существованию будет угодно, не ты будешь спрашивать, что делать дальше. Я спрошу тебя: «Что дальше?» Ты уже расцветешь. Ты придешь только для того, чтобы выразить свою благодарность.

Хорошо, что ты не немец.

Немецкая почва немного тверда. В этом есть свои плюсы и свои минусы, свои «за» и «против». Почва тверда, семени очень трудно в ней укрепиться, но как только семя укрепилось, тогда ему будет очень трудно не прорасти.

Твой вопрос исходил из ума, а немецкий парень нуждался в ответе.

Тебе он не нужен. У тебя мягкое сердце. И семя уже в твоем сердце, и ты знаешь, что оно прорастает.

С тобой происходит почти то же самое, что с беременной женщиной: когда ребенок начинает развиваться, она знает, что ребенок развивается. Опытная мать, у которой уже есть двое или трое детей, знает даже, мальчик у нее родится или девочка: мальчик начинает бить ножками, а девочка остается очень центрированной, спокойной и тихой.

В конце концов, мальчики есть мальчики. С самого начала они причиняют беспокойство.

Опытная мать на третьем или четвертом месяце беременности может сказать, кто у нее родится, потому что мальчик проделывает в утробе всевозможные гимнастические упражнения, а девочка просто сидит тихо, ожидая своего часа. Впоследствии гимнастические упражнения будет проделывать девочка, а мальчик будет сидеть и читать газету. У каждого – своя собственная судьба.

Вторая история, которую я собирался вам рассказать, – это история об очень богатом американце, миллиардере. Он пресытился деньгами, пресытился всеми видами роскоши, пресытился всеми удовольствиями. И, естественно, он начал искать – есть ли что-то еще, или это все? Ведь, если это все, то не было больше смысла жить, такая жизнь ему уже надоела. Это был вопрос жизни и смерти.

И он стал странствовать, ходить от одного мастера к другому – тибетские ламы, какой-то суфийский мистик, мастер дзен. Затем он приехал в Индию и встретился со многими святыми. Все они говорили: «В Гималаях живет один очень мудрый старец, только он сможет тебе помочь».

Итак, он отправляется в Гималаи, там он тащит на себе свой багаж. Он никогда в жизни сам не таскал багаж. Он никогда не поднимался в горы. Было очень холодно, но ему все-таки удалось добраться до места. Уставший, он падает к ногам старца, который выглядит очень древним, и произносит:

– Наконец-то я нашел тебя! Я хочу знать – в чем смысл жизни?

– Сначала о самом важном, – сказал старец. – У тебя есть гаванская сигара?

– Странный вопрос… – удивился миллиардер. – Гаванская сигара? Да, у меня есть одна. Вообще-то я заядлый курильщик, и я намеревался выкурить ее перед тем, как ты сделаешь меня просветленным. Перед просветлением – последняя гаванская сигара… Я бы хотел несколько минут понаслаждаться ею, а потом сделай меня просветленным и делай все, что хочешь. Я думал, что после просветления нельзя курить гаванские сигары, я никогда не видел курящего будду или…

– Забудь об этих старых чудаках, – сказал старец. – Давай сюда сигару.

И старец закурил.

Измученный американец не сводил с него глаз, а потом спросил:

– А как же мой вопрос?

– Время еще не пришло, – ответил старец. – Возвращайся назад. Приходи снова через несколько лет.

– Странно. И никакого откровения? – спросил американец.

Старик ответил:

– Когда приедешь снова, захвати с собой как можно больше гаванских сигар. Как только ты станешь просветленным, мы оба будем курить. На этой горе больше нечего делать. Иди и быстрее возвращайся – но принеси сигары. Я посылаю тебя именно за сигарами. Просветление – вещь простая, а вот найти гаванские сигары в Гималаях очень трудно.

Не волнуйся, я не курю! Тебе не нужно приносить гаванские сигары, просто приходи. Не жди двадцать восемь лет. Как только ты почувствуешь, что цветок в тебе раскрыл свои лепестки, возвращайся.

Я хотел бы видеть тебя сияющим, светящимся, экстатичным.

И я говорю, что это возможно, поскольку твое сердце готово в любой момент расцвести. Никакая трудная женщина не может этому помешать, она может только помочь.

Поэтому уходи и, как только наступит весна и распустится цветок, возвращайся назад, чтобы я смог увидеть, что цветок реализовал свою потенциальную возможность и ты стал благоухающим.

И тем временем ты можешь выкурить столько гаванских сигар, сколько тебе захочется.

Глава 5. Вопросы: путь от невежества к невинности

Первый вопрос:

Ошо,

Когда я встретил тебя в первый раз и ты спросил меня, есть ли у меня вопрос, я ответил: «Нет», и за все эти восемь лет я никогда ни о чем не спрашивал.

Сейчас мой ум, кажется, готов взорваться от вопросов, и мне трудно выбрать какой-то один, который бы удовлетворил немца, стремящегося к совершенству; я в панике – я не хочу упустить этот шанс.

Откуда у меня этот постоянный страх опоздать на поезд?

Есть люди, у которых действительно нет вопросов.

Они в поиске, но вопросов нет. У них есть жажда, глубокая потребность бытия, но нет никакого желания собирать и накапливать знания. Соответственно, у них нет никаких вопросов.

Они – лучшие из учеников.

Есть и другие люди, которые не задают вопросов, но это не значит, что у них нет вопросов. Они не задают их, поскольку этому сопротивляется их эго.

А если это эго немца, то проблема становится еще более трудной.

Неслучайно именно Германия дала миру великих философов – философов, готовых дать ответ на любой вопрос. Но в Германии не было искренних исследователей, искателей, которые жаждали ответа. Она не порождала учеников, она порождала только мастеров, но эти мастера – всего лишь великие интеллектуалы, они не мистики.

Германия внесла большой вклад в то, что касается знания: Гегель, Кант, Фейербах, Карл Маркс, – но она не дала миру ни одного мистика. За всю историю ни одного Кабира, ни одного Нанака, ни одного Фарида – очень странно, но это не случайно.

Немецкое эго готово дать ответ независимо от того, знает оно его или нет; но оно очень неохотно задает вопросы, независимо от того, есть у него вопросы или нет.

То же самое и в твоем случае. В течение восьми лет ты подавлял себя, возможно, подсознательно, но всему есть предел. Ты можешь подавлять себя очень долго, но затем наступает момент, когда ты оказываешься сидящим на вулкане. И тогда твой ум готов взорваться от вопросов. Откуда они взялись? Восемь лет их не было, и вдруг, появляясь из неоткуда, они вызывают в тебе почти состояние помешательства: вопросов так много, что ты даже не можешь понять, какой из них следует задать.

Тебе нужно оглянуться назад: ответственность за их подавление в течение этих восьми лет лежит на тебе. Если бы ты позволял им подниматься, за эти восемь лет ты мог бы полностью очиститься от всех вопросов, ты мог бы стать табула раса^[3], невинным ребенком.

Но поскольку спрашивать – значит показывать свое невежество, ты продолжал подавлять вопросы. Ведь всегда есть надежда, что кто-то еще может задать этот вопрос, так зачем высовываться?

Однако помните, что вопрос каждого человека выражает его индивидуальность. И хотя слова могут быть те же самые, язык – точно такой же, формулировка вопроса может отличаться совсем ненамного, но в связи с тем, что спрашивающие – разные люди, это создает такое различие, которое почти непреодолимо. Каждый человек вырос в определенных условиях, прожил свою жизнь, прошел через свои взлеты и падения. Вы не можете найти еще одного человека с такими же переживаниями, как у вас. Следовательно, вопрос может казаться тем же самым, но он не может быть тем же самым.

Поэтому никогда не ждите, думая, что кто-то непременно задаст этот вопрос и избавит вас от необходимости выставить напоказ свое невежество, а вы тем временем будете молчать и делать умный вид.

То, что вы не задаете вопросов, вовсе не означает, что вы знаете. Это означает лишь то, что вы недостаточно храбры, что вы боитесь показать свою темную сторону. Но пока вы не покажете свою болезнь, пока вы не сообщите что-либо о ней, врач ничего не сможет с этим сделать.

У меня был один друг, профессор. Он был великим знатоком древнего языка – санскрита. Мало того, что он являлся знатоком древнего языка, его ум тоже был очень старым и гнилым.

Как-то он заболел, и, когда я выходил из аудитории, он сказал мне:

– Я чувствую себя очень слабым и очень больным. Я не знаю, в чем дело, но вы должны отвезти меня к ближайшему доктору.

Я отвез его к своему другу, который жил недалеко от университетского городка. Он был одним из лучших врачей.

Надо сказать, что по традиции древней индийской медицины пациент ничего не говорит врачу, это считается оскорблением. Врач берет пациента за запястье, проверяет его пульс, и это все. И врач сам решает, что это за болезнь, сам решает, какое назначить лекарство.

И индийская медицина, Аюрведа, очень этим гордилась.

Так что этот знаток древнего санскрита не собирался рассказывать врачу, что с ним.

– Вы – врач, – сказал он, – вы учились в Англии и получили очень хорошее образование, поэтому вы должны определить, что у меня за болезнь.

Доктор ответил:

– Это странно. Я лечу людей, а не животных. Конечно, животные не могут сказать, что их беспокоит, поэтому ветеринару приходится самому определять, вычислять, от чего страдает осел…

А иногда дела принимают совсем дурной оборот.

Я вспоминаю один случай. У одного из соседей в моей деревне был осел, очень хороший осел. Внезапно среди ослов вспыхнула какая-то эпидемия, и многие ослы в деревне умерли. Ветеринарная больница и ее доктора не знали, что делать, поскольку ослы не могли сказать, что с ними происходит. А врачи не могли понять, в чем дело. Похоже, это была какая-то совершенно новая болезнь.

Мой друг очень боялся за своего осла.

– Пока ничего не случилось, – сказал он, – я хочу принять все меры предосторожности.

Тогда мы вдвоем – это был лучший осел в деревне, и я часто ездил на нем – отвели осла к ветеринару. И ветеринар сказал:

– Он совершенно здоров.

– Мы знаем, – заявили мы, – и осел тоже знает, потому что он не желал идти к вам, мы привели его насильно. Но мы хотим принять меры предосторожности. Другие ослы умирают, а этот осел – такой прекрасный малый. Поэтому, если можно, дайте ему для профилактики какое-нибудь лекарство, чтобы эпидемия не коснулась его.

Он дал нам какую-то микстуру, а также маленькую бамбуковую трубку и сказал хозяину осла:

– Вы должны вылить это лекарство себе в рот.

Мой сосед стал возмущаться:

– Что вы такое говорите? Я должен лекарство для осла вылить в свой рот?

– Это способ, – сказал ветеринар, – при помощи которого вы сможете дать лекарство ослу, иначе он доставит вам тысячу и одну неприятность. Вставьте другой конец трубки в рот ослу и выдуйте лекарство в его рот.

– Странный способ… – удивился хозяин осла.

Ветеринар сказал:

– Вы просто не знаете, как обращаться с животными.

Но случилось нечто неожиданное. Когда мой сосед приготовился дать ослу лекарство, осел отколол такую замечательную шутку… Он сделал такой сильный выдох, что хозяин осла проглотил все лекарство!

– Что же теперь делать? – заволновался он. – Случилось что-то ужасное. Этот идиот… как раз тогда, когда я собирался дать ему лекарство, он умудрился протолкнуть его в меня. Давай вернемся к доктору. Лекарство может навредить мне – это была мера предосторожности для осла, а не для меня.

Я сказал:

– Я сейчас не могу с тобой пойти, иди один…

Этот знаток санскрита хотел, чтобы врач сказал ему, что с ним не так, просто пощупав его пульс.

Врач объяснил ему:

– Я знаю, что в Аюрведе существовал такой древний способ, но в то время просто не было никаких других средств. В то время люди не были так умны, осознанны и не прислушивались к своему телу, к своим чувствам. Они немногим отличались от животных. Когда появилась Аюрведа, люди только-только отделились от животного мира, вот почему прощупывание пульса было единственным способом.

Но ученого такое объяснение не удовлетворило.

– Все дело в том, – сказал он, – что вы просто не чувствуете тонкие вибрации пульса. Вы не хотите признать свое невежество.

Я сказал ему:

– Ты пришел сюда не для того, чтобы обсуждать, является ли Аюрведа более совершенной системой, чем современная медицина. Ты пришел сюда, потому что ты болен. Не отнимай время у меня и у доктора – он не невежда. Ни один современный врач не скажет, что у тебя болит, ты должен сам рассказать ему об этом. Человечество уже стало зрелым.

Ты можешь сидеть здесь молча в течение восьми лет, не задавая вопросов, прячась за своим молчанием, однако это не истинное молчание, потому что внутри тебя кипят вопросы.

Но немецкий ум не готов так легко признать то, что он невежествен.

Это хорошо, что сейчас ты готов – поскольку твой ум занят исследованием вопросов – и что ты не боишься, что тебя будут считать невеждой.

Никто не собирается считать тебя невеждой.

Невежество – это наше естественное состояние, в нем нет ничего неправильного. Ваша нагота всегда с вами – какой бы толстой ни была ваша одежда, сколько бы слоев одежды ни было на вас. И тут нечего стыдиться.

Мы рождаемся нагими, мы рождаемся невежественными.

И было бы полезно признать факт невежества как можно скорее, чтобы не умереть невежественными.

Мы рождены невежественными, но если мы сможем умереть невинными, жизнь будет удачным путешествием.

И единственный способ стать невинным – избавиться от всех своих вопросов.

Не прячьте ничего, поскольку все, что вы прячете, рано или поздно выйдет на поверхность. Лучше высвободить вопросы, вынести их на свет.

И назначение мастера не в том, чтобы дать вам ответ, а в том, чтобы уничтожить ваш вопрос.

Никто не может дать вам ответ.

Ответ возникнет внутри вас, будет расти в вас. Это будет ваш рост, ваше просветление. Это не может быть дано извне.

Но вопросы могут быть уничтожены.

Поэтому хорошо, что ты начал, хотя ты и потратил впустую восемь лет. И именно поэтому твой ум постоянно беспокоится, и он боится только одного: «Не опоздаю ли я на поезд на этот раз?» Восемь лет ты опаздывал, каждый день, каждую минуту.

Есть люди, которые являются большими специалистами в том, чтобы опаздывать на поезд.

Я слышал, как три человека – все трое были профессорами университета – стояли на платформе. Двое пришли проводить третьего. Поезд должен был вот-вот отправиться, а они были увлечены очень оживленной дискуссией.

Кондуктор поднял флажок, и поезд тронулся, но они были так поглощены беседой, что не заметили этого. Они заметили это только тогда, когда поезд уже почти отошел от перрона. Тогда все трое бросились его догонять – двоим это удалось, а одному нет. И тот, кому не удалось догнать поезд, начал смеяться.

Собралась толпа; его стали спрашивать:

– В чем дело?

Но он смеялся таким утробным смехом, что не мог сдержать себя.

– Подождите минутку… Я опоздал на поезд.

– Но это не повод для смеха, – заметил кто-то.

Он сказал:

– Подождите, вы не все знаете: те двое, которые заскочили в поезд, пришли меня проводить! Но в спешке…

Есть люди, которые всегда опаздывают. И это становится их привычкой на всю жизнь.

Вы должны быть бдительными по отношению к каждому мгновению, чтобы не упустить его.

Но вас здесь нет, вы – где-то в другом месте. Естественно, вы продолжаете упускать.

Вы подумаете об этом мгновении, когда оно уже пройдет. Вы скажете: «Боже мой, я упустил такую возможность».

Один журналист спросил у Генри Форда:

– В чем секрет вашего успеха?

Он имел в виду, что Форд родился в бедной семье, а стал самым богатым человеком в мире.

Форд ответил:

– Мой секрет прост, я готов им поделиться со всеми: я никогда не упускаю удобного случая.

Но журналист сказал:

– Все равно это остается загадкой. Никто не стремится упускать удобного случая, и тем не менее люди продолжают упускать. Расскажите поподробнее, как вам это удается, потому что люди осознают, что это был удобный случай, только тогда, когда его уже нет, а к тому времени становится уже слишком поздно.

– Чтобы не упустить удобный случай, – сказал Форд, – нужно просто все время прыгать. И как только удобный случай появится – неважно, в какой момент, – подпрыгните и оседлайте его. Не стойте и не ждите, иначе вас отвлекут другие мысли и другие дела. Я все время прыгаю. Пусть возможность появляется когда угодно – я не упущу ее.

В Лондонском музее есть красивая картина под названием «Удобный случай». Очень странная картина… Когда сто лет назад музей приобрел ее, живописец был еще жив, и он присутствовал на церемонии представления картины. Музей попросил его прийти и объяснить людям содержание картины – это была прекрасная картина, но несколько сложная, несколько странная.

На ней было изображено лицо человека, но никто никогда не видел такого лица: волосы росли на лбу, а голова была чисто выбрита. И называлась эта картина – «Удобный случай».

Художника спросили:

– Что это за человек… Где вы нашли такого человека?

И он ответил:

– Это то, что называется удобным случаем. Когда он появляется, вы не видите его, поскольку лицо закрыто волосами. Когда он приближается к вам, вы не видите его, поскольку лицо закрыто, а к тому времени, когда вы узнаете его и произносите: «Боже!..» – ваша рука скользит по чисто выбритой голове! Удобный случай исчез. И ни одно мгновение не возвращается; когда оно исчезает, оно исчезает навсегда.

Вы боитесь опоздать на поезд.

Боитесь вы или нет, но вы опаздываете на поезд. Хорошо, что вы боитесь, потому что это может помочь вам понять, почему вы опаздываете.

Вас нет в настоящем моменте, вы находитесь либо в прошлом, либо в будущем – но ни пришлого, ни будущего не существует. Вы ничего не можете сделать с прошлым, и вы ничего не можете сделать с будущим. Вы можете делать что-то только с настоящим, но настоящее такое короткое, доля секунды, – поэтому, если вы отвлекаетесь на что-то, оно просто ускользает, и вы опаздываете на поезд.

Учитесь быть в настоящем.

Заберите свою энергию из прошлого. Не тратьте попусту время на воспоминания: что ушло, то ушло. Скажите прошлому «прощай» и завершите эту главу.

То, что еще не пришло, то не пришло; не тратьте впустую свое время и энергию на фантазии, потому что фантазии никогда не сбываются. Вот почему в каждом языке имеется пословица: «Человек предполагает, а Бог располагает», – вы воображаете нечто, происходящее в будущем, но этого с вами никогда не случается.

Освобождаясь от мыслей о прошлом и будущем, вы заряжаетесь чрезвычайно сильной энергией, которая, подобно стреле, сфокусирована на настоящем. Ни один поезд не сможет отойти от перрона без вас.

Быть каждое мгновение осознанным, бдительным, оставаться наблюдателем, пребывать в здесь-и-сейчас – это способ не опоздать на поезд. Каждое переживание требует вашего присутствия здесь, в этом мгновении.

И это простой секрет, но он открывает двери существования, двери всех тайн, всего того, что стоит узнать, стоит попробовать, стоит почувствовать.

Второй вопрос:

Ошо,

Это такая радость – искать вопрос. Он приходит слово за словом и удивляет меня по мере того, как появляется на бумаге.

Пребывание рядом с тобой, по сравнению с любым другим временем в моей жизни, стало для меня чем-то таким, что больше наполнено жизнью от момента к моменту и меньше – различными планами.

Вопрос таков: откуда появляются эти вопросы? Как их поиск опустошает наш ум и очищает наше существо?

Моя любовь к тебе выше моего понимания. Благодарю тебя снова и снова.

Мы рождаемся, не зная ничего.

Вопросы не приходят извне.

Когда вы растете, когда вы встречаетесь с различными ситуациями, когда вы двигаетесь от момента к моменту, сталкиваясь с теми или иными обстоятельствами, ваше невежество постоянно порождает вопросы.

Это правильные вопросы.

И если вы настойчиво продолжаете задавать только правильные вопросы, которые возникают из вашего невежества при столкновении с существованием, вы сможете без труда от них избавиться.

Проблема возникает тогда, когда у вас много «неправильных» вопросов, которые возникли не из вашего невежества, а из вашего заимствованного знания. Вы что-то читаете в книге, и возникает вопрос; если бы вы не читали эту книгу, вопрос никогда бы не возник, и вы могли бы жить от вечности к вечности.

Например, я много ездил по миру и знаю, что никто, кроме последователей джайнизма – а их немного, всего три с половиной миллиона, и они живут только в Индии – не может задать вопрос, который задаст джайн. Только джайн может задать его, потому что этот вопрос возникает из его священных писаний. Этот вопрос нельзя назвать правильным; если бы это был вопрос, идущий от человеческого естества, он мог бы возникнуть у каждого человека.

Например, вам никогда не может прийти в голову вопрос, что такое нигод. Только джайн может спросить, что такое нигод. И для джайнизма это очень важный вопрос; нигод для них – это как бог для других религий, фактически, это замена бога, потому что джайны не верят в бога. Тогда возникает вопрос: откуда взялась эта Вселенная?

Джайнизм дает на это простой, научный ответ: Вселенная ниоткуда не взялась, она всегда здесь. Но поскольку население продолжает расти, джайнов беспокоит одна проблема: откуда появляются люди, если никто их не создает?

Во времена Махавиры в Индии жило всего два миллиона человек – именно в Индии. Теперь в Индии живет семьсот миллионов человек. Откуда берутся эти люди? Где они прятались все это время? Кто управляет всем этим цирком? Кто решает, когда они должны появляться и когда не должны появляться, почему они должны появляться в какое-то одно время и не появляться в другое?

Джайнизму пришлось придумать одну гипотезу. И эта гипотеза называется нигод; нигод – дремлющее состояние человеческих душ. Подобно тому, как вы ложитесь спать и утром пробуждаетесь, есть миллионы душ, которые спят на протяжении вечности; некоторые из этих спящих душ просыпаются и начинают перемещаться в существование.

Но все эти гипотезы столь же сомнительны, как и существование Бога.

Я спрашивал монахов-джайнов, сколько душ находится в дремлющем состоянии – ведь однажды наступит день, когда нигод окажется пустым, все души пробудятся. Тогда количество населения будет оставаться постоянным, не будет никакой необходимости в контроле над рождаемостью. Что бы вы ни делали, вы не сможете произвести на свет ребенка. Но они не дали мне никакого ответа. Они сказали: «Мы не знаем. Священные писания говорят о бесконечном количестве душ».

«Это просто обман людей, – сказал я им. – Кто считал эти души? У кого есть право говорить, что их число бесконечно? Это можно сказать только тогда, когда они подсчитаны. Если же они подсчитаны, то их число не бесконечно. Вы видите простую логику? Если вы говорите, что они были подсчитаны, то их может быть много, но их число не может быть бесконечным. А если вы говорите, что они не были подсчитаны, вы не можете утверждать, что их число бесконечно».

Но никто в мире никогда и не спросит: «Что такое нигод?» Это надуманный вопрос, это книжный вопрос.

А джайны никогда не спрашивают о Боге. Последователи любой другой религии задают вопросы о Боге, потому что им с самого детства о нем говорили. И естественно, возникает любопытство: что такое Бог? Как он выглядит?

Это довольно странно, что у различных религий очень разные представления о Боге, и никому нет дела до того, что у Бога не может быть столько обликов, разве что он без конца меняет маски. Одно лицо он показывает христианам, другое – иудеям, третье – индуистам… но зачем ему все эти хлопоты? И никто из этих парней, которые говорят о Боге, никогда его не видел.

Тем не менее проходят века, а люди все обсуждают, спорят, задают вопросы, но все вопросы о Боге абсолютно бессмысленны.

«Сколько рук у Бога?» Разве этот вопрос действительно что-то значит для вас? Две у него руки, или четыре, или тысяча? Какая вам разница? Однако есть люди, которые верят, что у Бога тысяча рук, потому что двух рук недостаточно, чтобы заботиться об этом большом мире. Но кто вам сказал, что тысячи рук будет достаточно? Мир так огромен. Если двух рук слишком мало, то и тысячи рук тоже недостаточно.

Только представьте себе Бога, у которого тысяча рук…

Я думаю, что двумя руками человек может управляться лучше, чем если бы у него была тысяча рук. Он обязательно запутается.

А носить на себе тысячу рук… Вес тысячи рук будет слишком большим.

Был такой знаменитый индуистский монах, Свами Шивананда, который стал известен во всем мире.

Увидев его, я распрощался с идеей о тысяче рук, так как этот человек не мог управляться даже двумя руками. Его руки стали настолько толстыми, что он не мог их поднять. Ему помогали два человека, которые поднимали его руки, только так он мог передвигаться; его руки составляли значительную часть массы тела… И никто даже не задумался о том – а ведь он был врачом, прежде чем стать махатмой, – что, во-первых, с медицинской точки зрения он ведет неправильный образ жизни, иначе как бы могли его руки стать такими огромными? Во-вторых, с точки зрения йоги – а он считался великим йогином, – он также вел неправильный образ жизни; иначе как бы могли его руки стать такими непропорциональными по отношению к телу? И тем не менее ему поклонялись как великому святому.