Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба

– Вызываю раба Джирджиса!

Это было так просто, а для вызова джинна Гассана требовался целый ритуал.

– Леху мешарет абот ликрателай! – спешил Гассан, уже гадая, чем он сможет удивить отца, едва уже не сдаваясь властителю джиннов.

После действий рукой сделав в воздухе окружность перед Гассаном появился его джинн. Он был, как всегда, немногословен.

– Слушаю тебя, господин владыка кольца, – прозвучало из уст необыкновенного духа.

Почти в мгноновение среди людей появились существа с телами внешне схожие с человеческими, но принадлежавшие магическим вещам. Гассан стоял напротив отца, его дух появился рядом с людьми, зависнув чуть выше их голов. Непоколебимое выражение лица исполнителя желаний было по-прежнему безучастно, но в то же время джинн был готов к выполнению любых указаний Гассана. Его торс был крупнее тела человека, но менее массивным против повелителя джиннов, уже ожидавшего указания своего руководителя позади Гассана. Чьим видом филистимлянин был поражен, но оставался непоколебим! Однажды Гассану пришлось, как сейчас, однажды испытать чувство выдержки, когда впервые он, оказавшись один на один со своим наставником и одновременно противником Патоном, соплеменником родной деревни.

Гассан случайно обратил внимание на лицо Омара, глядевшего поверх него, Хоттаб в его сознании ощутил какую-то неприязнь, но не страх. Гассан обернулся. За ним возвышалось нечто. Он узнал образ ифрита, повелителя всех джиннов. На холме Исайя Соломон, магической силой управляя духами, упрятал таких неприятного вида существ. Обличие ифрита напоминало укороченное рыло крокодила, черное тело. И против джинна Гассана темный сгусток витавший возле тела джинна Хоттаба рассеиваясь, снова и снова проявлял себя. Его торс едва был схож с человеческим, более массивным, отличаясь телом джинна Гассана и тем, что был покрыт хаотично расположенными волосами. Далее ниже торса тело, как и джинна Гассана, терялось в туманном сгустке.

– Чего требуешь, хозяин?! – спросил повелитель джиннов после появления другого духа.

Гассан успел произвести ритуал и произнести волшебные слова.

От громогласного голоса у Гассана возникло ощущение, что он уже проиграл. Но азарт тут же взял верх. Будучи филистимлянином, Гассан на играх своей деревни был лишь запасным игроком. Но за время постройки великого храма на издревле плодородной земле Ханаана, возведения нового царства в Египте, провозглашения себя наиглавнейшим статусом в величественных плодородных и благочестивых, насыщенных благодеяниями людей земель Междуречья, Гассан был просто не вправе отказаться от сражений. Даже со своим отцом, чье родословие уходило в далекие века, отдаленные от воинственного направления. Вдруг в нем возникла главная мысль, проявленная ужасом от облика верховного из джиннов, подведя как можно быстрее к самообладанию, была озвучена Гассаном:

– И… что мы будем делать дальше? – спросил Гассан отца.

Хоттаб, однако, не ожидал такого вопроса. Он сложил руки на груди, довольствуясь слугой своего перстня. У него были другие планы. Прежде чем вступить в охоту, затем устроить соревнования между джиннами, Хоттаб предполагал вначале показать сыну возможности слуги волшебного украшения, конечно, скрывая все средства магического духа.

– …так, приступим! – сказал Хоттаб.

Хоттаб убрал руки с груди, настрой его был серьезным.

– Джинн… – Но вдруг он остановился, украдкой посмотрев на реакцию Гассана. – Начнем с темного мира.

– Выполняю! – произнес так же громогласно слуга перстня Хоттаба.

И тут же все трое из людей очутились в другом месте.

На какой-то момент их обуяла тьма. Но тут же рассеялась, и перед Гассаном сменилась картина. Теперь вместо древней, но хорошо сохранившегося подземлья, в некоторых местах затянутой паутиной, их окружал хвойный лес. Столько деревьев, кустов и трав филистимлянин еще не встречал. Разве что в лесах своей родины, где они с тем окружением ребят, что сейчас можно было бы называть «названые братья», с кем он учился жизни, принимая участие в разных кругах обязанностей, или же поддерживая юмор, смеялись с ними над нелепыми шутками. Как, было это однажды одному случаю. Засидевшись в очередной раз в патруле, ожидая, когда сработает охотничья ловушка, разведя костер, ребята рассказывали друг другу забавные истории из былин, конечно, связанных с героями или об иноверческих завоевателях во главе с мудрейшим, все же не доброжелательным царем к своему народу, расположившихся по соседству Филистии. Подходя к концу историй с отчасти ироничным комическим итогом.

– Разве это история? – хвалился однажды Холаэф, юноша тринадцати лет. – Вот я вам сейчас о таком происшествии расскажу!.. – говорил их товарищ, когда они, коротая время, ожидали появления в ловушке кролика.

Гассан вспоминал о своем товарище, находясь сейчас в мире, не являвшемся в действительности его домом, но так схожим лесами с его родиной. Холаэф был на год старше Гассана, но он уже стоял на той ступени, позволявшей вступать в соревнование, когда другим мальчикам его деревни разрешалось только после четырнадцати лет.

Мимолетная грусть заставляла Гассана вспомнить еще один момент из детства.

Во времена, когда команда юных охотников дежурила на ловушке кабана, упустив качество ее установки. Из неглубокой ямы, лишь поранившись о расставленные внизу колья, сумев выбраться на свободу, разъяренное животное пронеслось мимо Гассана, когда он едва успел спрятаться за ствол одного из массивных деревьев.

На случаи прорыва дикого зверя охотникам не гласно предписывалось предупреждать команду. Разделившаяся группа юных охотников, пытаясь забить животное камнями и кольями, не ожидала выносливости кабана, пустилась в разные стороны. Но кабан побежал именно туда, куда бросился Холаэф. Юному Гассану нужно было предупредить своего напарника, так как он первый заметил опасность, чтобы его товарищ был более внимательным. Но Гассан застыл. Он испугался, посчитав, что зверь повернет и направится в его сторону. Однако кабан, в самом деле, как встревоженное дикое животное, от удавшегося спасения и шума только увеличит свой бег, дабы спастись. Гассан забыл об этом. И Холаэф спасся от настигнувшего его зверя только благодаря удаче. Зацепив ногой корень дерева, вылезшего из земли, споткнулся как раз в тот момент, когда боров настигал юношу. Кабан проскочил, оттолкнувшись лапой об упавшее тело Холаэфа, скрылся.

После этого эпизода никто из ребят не обратил внимания на нюанс истории о скрытии Гассаном, об умолчании им об опасности со стороны появления дикого животного. Напротив, Холаэф много раз рассказывал, гордясь, как хряк использовал его как опора для своего бегства. Зверь едва доходил ему до груди. В сравнении с Гассаном Холаэф был на голову выше соплеменника, чем и отличался от него по физическому строению. Оба юноши не имели атлетического сложения, за исключением Арноэфа, отрока, который в свои тринадцать лет мог состязаться и со старшими ребятами. Но тот мало с кем водил дружбу из своего поселения, все больше сближаясь с детьми из другого племени.

В следующие годы у Гассана, сына могучего Хоттаба страны Хаб Амахтзир, ко времени подготовки игр поселений появился свой наставник Патон, который был старше его на год, как и Холаэф. Родом из другого образованного поселения – города Ашдод – с другим миропониманием, где предпочитали иные взгляды к идолопоклонничеству Бала, идола борьбы и развития.

Сейчас, находясь в окраине, похожей на его родные места, Гассан пытался вспомнить оращение Патона, служившее назиданием в игре, как вести ее без потери контроля над соперником.

– В дальнейшем, наблюдая за ними, ты будешь распознавать их правила ведения борьбы. Твоя задача – научиться это делать быстрее, и тогда исход будет на твоей стороне! – Вспоминал его слова Гассан.

Однако из-за своего характера Гассан никогда не прислушивался к тем, кто был старше его, считая свои достижения и навыки приобретать личным путем, постоянно проигрывая в ходе боевых забав. И желания у него вступать в подобные стычки было все меньше и меньше. Наконец, пока Хесен Аквиинский в прошлом, как Гассан ныне, сын своего настоящего отца Хоттаба, величайшего магистра Хаб Амахтзира, той части земли, куда заходит солнце, не ощутил себя взрослым, повстречав однажды девушку, которая приходила ему даже во сне, по имени Маруанна. С этих переживаний и начались его скитания, собственно, благодаря чему он и нашел своего отца.

Гассан, оглядывая местность, краем взора обратил внимание на Хоттаба. Тот, также оценивая обстановку, рассматривал все вокруг, уже представляя себе всю ширь и полноту местности. Хоттаб, заметив на себе взгляд Гассана, тут же проник в его сознание. Не найдя в его мыслях ничего подозрительного предложил свой план.

– Вот туда, – указал он, сверкнув на пальце перстнем с удивительным камнем, – там есть озеро. Вот там-то мы, сын, и начнем меряться своими силами, – сказал Хоттаб.

Волнению Гассана перед джинном отца не было предела, он тщательно скрывал свои ощущения. Сам Хоттаб ибн Назара был отчасти уверен в непоколебимости сына и его готовности к сложным ситуациям. Тем самым еще больше довольствуясь о достойности своего соперника.

В чаще не было ни птиц, ни животных, ни даже легкого ветра, который бы шевелил листья густо разросшейся зелени. Все выглядело неестественным. Не было зноя, жары, как, например, в местах, где теперь жил Гассан, или как Египте, как и никакого холода здесь не ощущалось, как в поле, засыпанном белым морозным пухом, как назвал его Перун, порошей.

«Запорошен лес, дома на людских землях,

Все покрыто мерзлой каплей изо льда…

Там не найти края», —

говорил как-то идол россов, народа, населявшего места, где силам магических духов в мире людей было остановлено. А те, кто остались, живут среди людей. Чародейным сущностям в помощь людям в наказание за то, что, когда-то увлекшись в своем собственном бестелесном состоянии до освоения тех мест человечеством, развлекались тем, что мешали им жить, приобрели плоть, обязанные теперь так прожить многие века, со временем не старея, но уменьшаясь в размерах и в конце своей жизни, с последним выдохом, могли исчезнуть навсегда. Когда другие из их остатка вынуждены ожидать своей участи до времен, пока земли, ныне скрытые под белой порошей, и моря, покрытые льдом в краях тех народов, вновь откроются после своего оледенения, и земля вновь не начнет, трескаясь, извергать пламя, тем самым пропуская духов в другие миры.

Гассан, его отец и Омар Юсуф недолго добирались до нужного места. После заросшей деревьями чащи они прошли через небольшую поляну. Нигде не ощущалось легкого дуновения ветра. Гассан заметил, проходя меж веток деревьев: травы поляны колыхались лишь при касании тел прохожих, отклоняясь, возвращаясь в свое положение.

Пройдя через легкий лесок, они наконец прибыли к большому озеру размером чуть менее водоема в Фивах друзей Гассана Несера и Нефертатонптах. Не спеша филистимлянин, поразившись чистотой водоема, направился к нему, не думая об остановившихся позади него путниках.

Первым отреагировал его отец, с ехидной улыбкой Хоттаб Саидшариф остановил последовавшего было за Гассаном Абдуррахманом его брата рукой.

– Пусть первым узнает лик бессмертного владыки. Если что… Мне же придется спасать его… – с притворным сожалением сказал Хоттаб, предвкушая в себе ошибочное мнение о возможностях Гассана. Омар Юсуф ибн Хоттаб послушался отца. Однако ему также хотелось вступить в их игры. Хоттаб прекрасно знал, о чем думает его сын, но также знал, что один он вступать с невиданным врагом без помощи отца не станет.

– Я не знаю будущего, об этом может лишь сказать тетка Икриша.

Омар посмотрел внимательно на отца. Он некогда слышал это имя не с лучшей из сторон о некой женщине из легенд.

– Лилит?! – предположил он.

Хоттаб посмотрел на сына, затем вновь перевел взгляд на отошедшего Гассана.

– Сирина, – произнес он. – Особа не из приятных, – Сказал Хоттаб, продолжая, не отрываясь, наблюдать за сыном. Гассан дошел до озера. Хоттаб пытался сконцентрироваться на мыслях Гассана, продолжая рассказывать Омару:

– Ее душа до сих пор, я слышал, вселяет трепет. Думаю, она по-прежнему блуждает между мирами людей и духов.

Хоттаб не успел договорить. Он прервал речь из-за взбудораженного даже его разум явлением.

– Дагон!.. – лишь прозвучало в его устах.

Хоттаб Саидшариф поспешил отнять руку, запрещавшую Омару идти вперед, и был готов применить силу одного из сокровищ повелителя земли папируса Сусакима. Когда Гассан Абдуррахман, оказавшись у краев зачарованного водоема, едва прикоснулся носком своей в краях Израильского царства модной туфли, нарушил легким волнением неподвижность глади. Камненос никак не думал об неожиданном проявлении в бассейне естественного образования, но, как верующий в действительную силу магической вещицы на его руке, он мог бы задуматься о подозрительном спокойствии в неизвестной ему местности, как могло бы повлиять на него то, что он оказался также магическим путем в этот мир. И как только Гассан ибн Хоттаб заметил нечто, поднимающееся из-под воды, тут же приготовился вызывать своего помощника.

– Леху мешарет абот ликрателай! – произнес он и описал в воздухе круг.

Как только он успел это сделать, перед ним из воды стало проявляться нечто, похожее на голову очковой кобры, с несколькими щупальцами, торчавшими вдоль тела. Морда чудовища была схожа с собачьей, что можно встретить в любом из сел, но и небезобразным это рыло все-таки назвать было нельзя. Позади образа расстилался змеиный капюшон с парой очей по обеим его сторонам. Из ноздрей выходил зеленоватый легкий дым, что-то вроде отдельного подбородка от нижней челюсти сливалось с телом. Размеры монстра, казалось, росли и росли, пока он, поднимаясь из воды, наконец не застыл, глядя сверху вниз. У филистимлянина все сжалось от страха, но Гассан, не подавая виду, оставался уверенным в слуге кольца.

Чудовище, оглядев осуждающим взглядом людей, перевело одно из своих очей на джинна Гассана, другим оно наблюдало за непрошеными гостями, разглядывая то Гассана, то ожидавших, что произойдет дальше, поодаль филистимлянина остальных прибывших.

– На Факишшар лэ аамашши…²¹ – произнесло чудовище, обращаясь к джинну, обратив внимание на людей вторым оком. – Лми йерешши?²² – спросил монстр, обращаясь к джинну, не обращаясь в его сторону.

Отец Гассана, как и его сыновья, не знали, о чем говорит змееподобное существо, но он сделал попытку проникнуть в его сознание, тут же найдя в нем только тьму, объятую пламенем. Едва спасшись от объявшего его ужаса, который умело скрыл, поспешил покинуть его голову. Мыслями из пламени трудно управлять, к тому же очи его были не пропорциональны друг другу, чтобы сконцентрироваться в его взгляде, нежели как человеке или другом существе, чей разум подчинялся легче. Хоттаб мог бы управлять сущностью идола, но не в этот раз, дух существа, казалось, состоял из едкой пыли и газов.

– Севашши Ашу мулех!²³ – продолжил монстр.

Страшила с головой аспида показывал свой раздвоенный язык при каждом шипении. Никто из людей не понимал, что говорит огромная очковая змея. Однако у Гассана и его отца страх понемногу затихал, но появлялось другое ощущение – что аспид вновь скроется под водой и в следующий раз вызвать его будет делом кропотливым и опасным. Змей вновь обратил одно крутящееся око на джинна.

– Ми йефлехлу Факишшар?²⁴ – обратилось чудище к джинну, ведя наблюдение за людьми одним оком.

Джинн Гассана продолжал молча наблюдать за Нечто. И, вдруг, идол города Ашдод начал исчезать в отражающей небесный свет глади водоема, пока не скрылся вовсе.

Гассан оглянулся, но отец дал понять взглядом, что ему вновь стоит заняться левиафаном. Гассан начал понимать: это и есть часть игры Хоттаба, в которой, вероятно, в первую очередь ему бы предстояло разузнать язык чудовища. Гассан, глянув на джинна, перевел взгляд на водоем. Он решил сам разузнать таинства подводного существа. И все же камненосу, отчасти как обычному человеку, никак не хотелось тревожить существо. Где-то в глубине себя он ощущал его вполне безобидной тварью. Но игра есть игра, и отступать было некуда. Позади ожидал его решительных действий отец как игрока и как старшего сына.

Гассан Абдуррахман снова дотронулся носком до воды. Легкая рябь, однако, никак не действовала на появление левиафана. Тогда Гассан усилил действия. Но и в следующий момент ничего не произошло. И филистимлянин стал решительней. Бросив взгляд, на своего джинна, убедившись, что тот на страже, топнул со всей мочи по воде, омочив каплями воды свой халат. Тут же из воды появилось чудовище. На этот раз не медля, своим появлением выкинув часть тела из водной глади, обрызгав Гассана Абдуррахмана еще больше. Очи аспида, казалось, пылали яростью так, что человека могли испепелить, не говоря уже о его пасти, могущей проглотить любого. Как вдруг джинн, слуга кольца Соломона, вдруг увеличившись до размеров аспида, прикрыл своим телом владельца магического амулета. Огромная кобра, застыв, не ожидала такого действия джинна. Выпучивая все свои крутящиеся в разные стороны очи, с удивлением аспид обратился к джинну:

– Ми нвот Факишшар?!²⁵

Но, не получив ответа, тут же продолжил:

– Инешши гведанивошшиво нашшеви?²⁶

Аспид пытался взглянуть из-за тела джинна на людей.

– Веши онди ведажж?..²⁷ – спросил аспид.

И тут, казалось, чудовище, наполненное яростью, внезапно сметет магического духа вместе с ним, если поспеет от некоторого момента застывших от ужаса людей, ожидавших поодаль человека, нарушившего его покой. Однако оба мифических существа словно понимали друг друга, застыв, глядя друг на друга, словно гипнотизируя друг друга. Вдруг неожиданно для всех джинн принял обычный вид.

– Свои ижжи чуваточин ичветаль²⁸, – сказал Факраш аспиду, уже глядя на него снизу.

– Кешшим жжилис неву²⁹, – прошипел аспид и скрылся в воде.

И джинн, словно выполнив свои обязанности, тоже исчез.

Первым нарушил тишину Хоттаб ибн Назара.

– А твой джинн умен, однако! – сказал он.

Гассан обернулся на голос направлявшегося к нему Хоттаба. Его брат отправился следом.

– Я думал, у них тут будет состязание! – как мог поднимал себе настроение взамен сожалению о несостоявшейся баталии Хоттаб. – Но на этот раз будем считать, что никто не победил. Филистимский див. Я бы не стал в особенности беспокоить его в знак памяти о нашей прародине, сынок.

Гассан пытался понять слова отца.

– Это был Дагон?! – не скрывая удивления, поинтересовался его старший сын.

– Да, – коротко ответил Хоттаб.

– Это и есть воочию божество Большого моря, филистимляне трех городов поклоняются змее! Пресмыкающемуся.

«Так, значит, оно существует!..» – задумался Гассан.

Но действительный вопрос, который интересовал его, он озвучил перед отцом, полагаясь на его знания.

– А о чем они говорили, отец? – спросил Гассан Хоттаба.

Хоттаб Саидшариф задумался.

– Не знаю. Но… у твоего джинна есть имя, – сказал Хоттаб, довольный тем, что может удивить соперника.

Гассан Абдуррахман не настолько был устрашен видом дива, сколько поразился словам отца. Сам Хоттаб был также несколько удивлен такой новостью. Ему было известно, что имен у джиннов нет. Впрочем, часть легенд гласила о магических духах, имевших прозвания по их заслугам. Но это он решил скрыть, заинтересовавшись в призвании джинна с именем, тем самым проявив желание лучше изучить дар Соломона, когда появиться на то огромное желание, то выведать истинное предназначение владение им Гассаном.

Хоттаб Саидшариф ибн Назара в последнее время во всем стал больше проявлять сомнения. Испытывать на прочность свои догадки, как и людей, он начинал делать с детства, что, собственно, удаляло его от общего мира замыкая в себе.

Конечно, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб рассказывал отцу суть кольца Соломона, но многое упустил на вечеринке, больше уделяя внимание его рассказам и хвастовству правителя Хаб Амахтзира.

– У него есть имя?! – спросил Гассан.

– Факраш. Я понял по выражению, когда они разговаривали между собой.

Хоттаб усмехнулся.

– А знаешь, что в голове у твоего джина? – спросил Хоттаб.

Гассан отрицательно повертел головой.

– Бесконечное пространство голубой дали и никаких мыслей. В его голове полный хаос. Люди, дома, крики, драки, – увлекся Хоттаб.

– Да я знаю, – вспомнил Гассан о человеке, искавшем драгоценный камень в Дане, – вполне возможно.

– Ну, вот, ты все знаешь сам об этих странных, похожих чем-то на людей существах! Я слышал, некоторые из них прежде были людьми, но затерялись как-то и остались между мирами в облике так сказать послушания. Об этом мне как-то раз поведал Джирджис ибн Реджмус, как я понял тогда, ему самому от кого-то стало известно. Один, как он слышал, из джиннов служил людям. И, выслужив свой срок, обещано ему было стать человеком… или же служить в наказание свое…

Задумался Хоттаб над правдивостью рассказанного ему предания.

– Как твой ифрит, папа? – спросил Гассан.

– Нет. – Хоттаб все знал о своем демоне. – Это повелитель джиннов, он никогда не был и не станет человеком. Такие превращения редки, и то, я полагаю, всего лишь выдумки содержателей душ. Даже внук проклятой тетки не станет выкладывать все! Может, потому что еще жив и выглядит вполне здоровым его последний предок. Вот только следы истории теряются на самой Сирине потомства Полиса…

Задумался Хоттаб, но тут же продолжил:

– Джирджис подарил мне этот перстень за одни дела! – Хоттаб благодушно поделился с сыном, все же скрывая от него часть истории о приобретении волшебного амулета. – Он поделился со мной и тем, что им не было встречено ни одного духа из заговоренных амулетов с именем. И я думаю, это миф, – поделился своим мнением Хоттаб, – не более. Джирджис Реджмус, великий заклинатель! Он овладел своими знаниями, когда Мисраим был еще маленьким поселением. До Большого Сфинкса. Те края тогда еще не были покрыты песками, но всюду уже росла полынь-трава. Деревья стали редки. Но шум, по рассказам, от них доносился не как здесь! – усмехнулся Хоттаб.

Гассан, когда речь зашла о месте, где он оставил своих друзей, решил использовать возможность больше узнать о Египте.

– А почему, отец, стало так, что там теперь один песок? – спросил он.

– Почему? Почему? Откуда мне об этом знать?! Я историей не увлекаюсь. Это вот вопрос скорей к твоему братцу, он больше копается в мифах и легендах.

Оба мужчины посмотрели на рядом стоявшего молодого человека. Омар Юсуф, понимая, о чем его хотят спросить, слушая их, все же не мог дать какого-либо ответа на их взгляды.

– Да мне мало о чем известно, – ответил Омар.

– Вот видишь! Нам остается только заниматься развлечениями. А историей пусть занимаются специальные на то люди! Омар?

Хоттаб перевел взгляд с Гассана на младшего сына. Омар Юсуф ожидал указаний отца.

– Готовься поработать палкой!.. – произнес Хоттаб, украдкой подмигнул Гассану, укрывая довольную ухмылку, подталкивая тем самым к очереднму развитию игры. Ход был за Хоттабом. Хоттаб Саидшариф вызвал ифрита как в прошлый раз, словно захватывая воздух в кулак, блеснув золотым ободком перстня, опоясанный бриллиантовой каймой драгоценный камень.

– Вызываю раба Джирджиса!

Магический безобразный дух появился, произнеся условности подчинения.

– Чего требуешь, хозяин?! – спросил повелитель джиннов.

– Достань мне скипетр Ра! – приказал Хоттаб.

И тут же перед повелителем джиннов в воздухе появился египетский жезл фараонов.

Появившийся посох после рассеявшегося дыма опустился в протянутую руку Омара Юсуфа. Глядя на всех сверху, ифрит мог лишь догадываться, для чего людям требуется символ египетской власти.

– Ну, сынок, твоя очередь! Ты знаешь, как владеть уасом! – сказал, подбадривая младшего сына, Хоттаб.

Омар, глядя на отца, не обращая внимания на старшего брата, вскинул жезл вверх. Подняв его перед собой, произнес заклинание:

– Ни пач, ах кхин кхак! Пак суцх так!³⁰

Жезл тут же вылетел из рук Омара. Из раскрычевшегося вокруг своей оси уаса в центре направленного вверх с концом виде незамкнутого кольца, направленное в высоту выше деревьев струей, выплеснуло пламя огня, ожидая дальнейших указаний.

– Цуц, наль че!³¹ – произнес Омар.

В вытянутой руке, выставив указательный палец, направил им огонь на кроны деревьев.

Скипетр мгновенно повторял движения его руки. Огонь охватил все вокруг: листья деревьев, низкие кустарники и даже верхушки растений в виде удивительных цветков.

– Ч хам! – приказал он палице.

Омар словно наслаждался своим делом. С исступлением наблюдал он за своими деяниями, руководя послушным жезлом.

– Ого! Угу-гу! Сынок! Ну, ты и задумал! Все испепелить?! Я думал, ты покажешь Гассану лишь часть того, на что способны вещицы Сусакима! Ты ж прямо вояка! А?! Ха-ха… – сказал Хоттаб, восторгаясь делами сына, кратко наблюдая за Гассаном. Гассану Абдуррахману едва было не по себе от проявившей себя части его родни. Он был готовый ко всему, но не ожидал лишь того равнодушия по отношению к природе от родственников, что его мысли принимали очертания недопонимания. «Что же они могут сделать с людьми?!» – хотел предположить Гассан, но вовремя оборвал свои рассуждения. Гассан опасался, что отец прочтет его догадки. Представление младшим братом скорей не внушало страх Гассану, но ужасало это чудо тем, что умерщвление чужой природы не являлось для него великолепием магии. Он силился чтобы не вызвать джинна помешать бесчинству. Тем не менее показывать свою добродетель Гассан не спешил, он знал, что чем будешь лояльнее ты, тем более слабым тебя сочтут.

Гассан не заметил взгляда Хоттаба на него. И когда пламя разошлось более, чем оно было, охватив водоем, отражая свои языки на зеркальной глади, у Гассана в голове возникли чьи-то голоса: «надо всколыхнуть воду…» – и тут, не выдержав, филистимлянин произнес заклинание, вызвав джинна. Он обратился к нему, на мгновение захотев назвать того по имени, но остановился, посчитав, что это может рассчувствовать и замедлить выполнение джинном приказа. Ведь друзьям, а именно у джиннов с именем могут возникнуть доверительные отношения к их владельцам, как посчитал Гассан, не зная истинной природы магических духов, которым также свойственно вступать и в споры.

– Джинн, погаси пламя, я тебя умоляю! – не выдержал Гассан, выдав свое возмущение к затянувшемуся хаосу.

Джинн увеличился в размерах и огромной рукой схватил жезл, изменившись при этом в лице, сделав суровый взор. Пламя из жезла, скрывшись в ладони джинна, тут же прекратилось. Но откуда ни возьмись появился ветер, еще больше разгоняя оставшийся огонь среди полыхающего леса, не трогая по-прежнему островок с людьми. Джинн, продолжая службу, разжав яростные кулаки, раскинул руки, как вдруг небо разверзлось громом и молнией. Почерневшее небо стало сгущаться над пожаром, и из него пошел мощными струями дождь. Таким образом вызвав ливень, джинн исчез, словно его не было, а с ним и символ власти египетских царей.

Понимая, что по удивительному составлению магии Гассан заметил, что на его одежду и одежду его компаньонов попали лишь редкие капли дождя. Впрочем, после Гассан ничему больше не удивлялся, но если лишь по редким деталям развития его дальнейших приключений.

– Ого! – снова не лишил себя возможности поострить Хоттаб Саидшариф ибн Назара. – Какова мощь твоего джинна, сын?! Затушил весь лес! А где посох? А? – без каких-либо притязаний заявил он, ожидая оправданий Гассана. Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб не знал, что ответить.

– Не расстраивайся, сынок! – утешал Хоттаб Гассана, заметив его сердитый взгляд.

Он не желал делать сына своим настоящим врагом. Подыскивал он слова, считая, что зашел далеко, подтрунивая над казавшимися малыми возможностями Гассана, располагая в запасе возможности ифрита, как предполагал он, невообразимыми силами против отражающейся силы Факраша. Причем в действительности еще не представляя действительную мощь помошника его наследника.

– Ты хорошо проявил себя. Не растерялся. Но и дал Омару оттянуться! Он постоянно хотел выкинуть что-нибудь в таком роде. Из своих забав у него только игры с наложницами, игрища. Чей лучше скакун. Кто победит этого…

– Фурата, – подсказал Омар отцу, удовлетворенный своей новой забавой.

– Вот! Да, борьба. В общем, детские забавы… и все. Магический перстень принадлежит мне! Он заговорен на меня! И Омар все равно бы не мог воспользоваться им, если бы и захотел. Потом у меня много стражи, которая меня охраняет.

– Отец…

– Что отец?! – Вдруг шутливый взгляд Хоттаба изменился. – Да шучу! Неужели ты, мой сын, Омар Юсуф, осмелился бы поднять руку на своего отца?!

Хоттаб притянул к себе сына и обнял его. Омар любил отца. В самом деле, он вполне довольствовался безмятежной жизнью Хаб Амахтзира, воздвигнутого многие поколения назад свободолюбивыми мужами и по сей день объявленного так собой владений частью земли, песка и пыли. Дальше него располагалось освоенное государство Сусакима фараона Нижнего Египта, под властью которого была до какого-то времени и северная часть Мисраима. Охраняемые свои места независимого царства от царства Израиля. Соломон после своей женитьбы на дочери Сусакима приобрел часть своей волшебной силы, так как большими знаниями в магии обладала дочь фараона Надиам. Вследствие некоторых соглашений южная часть земли пыли и песка Мариб осталась за филистимской Иудеей под покровительством Израиля. Но всего того, что находилось далее к югу и за разливом Большого моря горные места уходившие в неизвестные дали, Хоттаба по их завладению не интересовало.

По преданию, подземелье Хаб Амахтзира являлось нечто началом истории ведших со времен древних пророков, где, по поверьям легенд, существовал некий кладезь всего сущего, что имело власть над землями, народами, знаниями, как иметь власть над идолами, с одним из которых игроки уже встретились.

Оглядевшись, Гассан заметил, что все после творений младшего брата являлось не чем иным, как неприятным зрелищем. Испепеленные стволы деревьев и земля, некогда покрытая густой травой, посыпалась теперь темными сгустками пепла и угля. Но вид, составлявший хаос состязания, было заметно, неприятен был и самим его виновникам.

– Да, папа, в этом поединке вы справились!.. – заметил с иронией Гассан. – Спалить весь лес вместе с живностью. А кстати, что это за место такое? – вдруг поинтересовался Гассан. – Ни птичек, ни зверей не слышно. Да и ветки, я заметил, даже от ветра не колыхаются.

Хоттаб ибн Назара словно ожидал этого вопроса. Ему самому многое не было известно об этом мире. Но в пространстве, который он собирался пройти, являясь этим миром, Хоттаб еще не ведал о том, что в действительности ему это будет не под силу.