Игра в метаморфозы

12

Утро вторника

6:21. Большое металлическое насекомое скользило над бетонными башнями и квадратами жилых кварталов, взбивая лопастями винта золотистую жидкость, струившуюся из облаков.

Мадрид. Квартал Вильяверде. Солнце взойдет только через час.

Сосредоточившись, двенадцать человек спецгруппы захвата заканчивали проверять свой инвентарь. Один осматривал наколенники, другой надевал на плечи тяжелый бронежилет для боев в городе, с торчащей из-за спины антенной передатчика и прикрепленными под нагрудником гранатами со слезоточивым газом. Третий, перед тем как надеть шлем с забралом, засовывал наушники под шерстяной подшлемник. Все они в этой нелепой экипировке с торчащими антеннами были похожи на больших черных скарабеев.

– Эй, Альберто! Это тебе поручено подсадить меня под задницу?

– Ага, – отозвался Альберто. – Только я предпочел бы другую задницу.

Все перешучивались, стараясь сбросить напряжение. Хотя, в сущности, они обожали это состояние: адреналин, напряжение, опасность… Они получали не такую уж высокую зарплату, если учесть сопутствующие риски. Некоторые из них сравнивали себя с футболистами и представляли себе, что сидят на матче «Атлетико» с «Реалом». Пнешь ногой по мячу – и уже купаешься в золоте. А еще бывает, что какой-нибудь сообразительный хитрец за один день заработает миллион на биткойнах…

Но они знали, что, по крайней мере, одно объединяет их с парнями из футбольных клубов: они раз от разу участвуют в чем-то очень хорошем, в самом лучшем. Они и есть самые лучшие.

Их оружие поблескивало в тусклом утреннем свете. Пистолеты «Глок-17», штурмовые винтовки «Хеклер и Кох G36K», винтовки с высокой точностью прицела калибра 7.62. В сравнении с тем, чем обычно располагали лучшие подразделения, этот инвентарь был что надо!

– Пора, ребята.

Клацнули затворы. Штурмовой отряд, разбившись на маленькие группы, двинулся к семиэтажному жилому дому. Первыми в здание вошли гуськом две группы из шести. Они быстро и бесшумно взобрались по пожарной лестнице, минуя один пролет за другим. Заняли последний этаж.

В коридорах стояла тишина, какая порой царит в пригородах, где живут рабочие, измотанные после смены. А потом явились парни, которые вообще не знают ни усталости, ни законов, и превратили эту территорию в поле для своих игр. На этом этаже не обитали рабочие. Его целиком скупили братья Лозано со своей шайкой. Здесь жили их охранники, их приближенные, семьи и дети.

Последняя дверь в конце коридора вела в комнату неразлучных братьев. Они не расставались почти никогда, и один из них мгновенно возникал, если надо было прикрыть задницу другого.

Членам специального отряда во время совещания показали фото братьев. Но это было лишнее: их и так все хорошо знали. Морды как у вьючных животных, взгляд холодный и жадный. На этих мордах читалась постоянная готовность запугать или вообще уничтожить конкурентов деяниями неслыханной жестокости.

Боевое задание могло вмиг стать ловушкой, ибо теоретически за закрытыми дверями все спали, но в любой момент эти двери могли открыться, и всю группу перестреляли бы, как кроликов.

Штурмовики перевели дыхание и обменялись знаками. Тишина стояла мертвая. Они так же бесшумно пробежали вдоль коридора и собрались возле последней двери. Слева первая шестерка, опустившись на колени, затаилась за пуленепробиваемыми щитами. Справа вторая шестерка нацелила на дверь пневматический таран. Остальные, подняв оружие, ринулись к двери под прикрытием с тыла.

Командир группы подал знак, и дверь снесли с петель.

– Гражданская гвардия! Гражданская гвардия! – оглушительно кричали штурмовики, врываясь в квартиру и перебудив весь дом. Из дверей голышом или в кальсонах повыскакивали люди. За мужчинами – сонные женщины и дети. Это к лучшему. Дети – хорошая новость. По крайней мере, ни в кого не надо будет стрелять.

Под оглушительную брань и оскорбления жен братьев Лозано вытащили прямо из постелей с шелковым бельем. В изголовье одной из кроватей висела картина три на два метра, на которой красовался бенгальский тигр в джунглях. Его блестящая шерсть была выписана с фотографической точностью, как и окружавшая зверя листва. Вид у животного был спокойный, могущественный и благородный. Не то что у самих Лозано и их свиты. Зеркала в золоченых рамах отражали возникший хаос, повсюду слышались крики.

– Да что вам, черт побери, от меня нужно? – орал Нано Лозано, послушно давая себя арестовать: ему вовсе не хотелось, чтобы ему переломали руки.

– Привет, Нано, – сказала Лусия, когда его вывели из квартиры.

– О, надо же! – отозвался тот, словно был рад ее видеть. – Воительница собственной персоной! С чего это меня удостоили чести и нанесли столь ранний визит?

По нему не было видно, чтобы он забеспокоился. В распоряжении братьев была целая армия адвокатов, и им уже не раз удавалось выскользнуть из рук полицейских – руки у тех были коротковаты.

Лусия собралась что-то ответить, но тут не то у нее, не то рядом раздалась вибрация телефона. Она обшарила одежду, ощупала поношенные джинсы. В отличие от бойцов группы захвата, которые носили пуленепробиваемые жилеты поверх зеленых комбинезонов, ее более тонкий жилет умещался под свитером.

Сначала ей показалось, что завибрировала рация, но потом она поняла, что это мобильник, поставленный на режим вибрации.

– Герреро слушает, – сказала она.

– Лейтенант, вам надлежит явиться тотчас же.

13

Утро вторника

Было еще холодно, но солнце уже начинало пригревать, когда Лусия припарковалась у здания Гражданской гвардии в Трес-Кантос, квартале на северо-западе Мадрида, выстроенном пятьдесят лет назад. В свете яркого осеннего солнца мрачные очертания домов обрели почти веселый вид.

Зайдя внутрь здания, она сориентировалась. В Трес-Кантос располагалась единственная в окрестностях Мадрида казарма^[16] с камерами для задержанных. Их было около пятидесяти, все снабжены металлическими дверями с глазками, и в них было налажено безотрывное наблюдение за задержанными.

Лусия подошла к застекленной будке, где сидели охранники.

– Габриэль Шварц, – заявила она, доставая пропуск, и увидела, как застыли лица охранников.

– Пойдемте, – сказал один из них.

Лусия пошла за ним следом. Их дожидался еще один охранник, и вид у него был как у ребенка, пойманного на шалости. Но руки его выдавали: они висели вдоль туловища, и он непрерывно то сжимал, то разжимал кулаки, совсем как Лусия в спортзале. На форме охранника она заметила несколько пятен крови.

– Это я вам звонил, – сказал он. – Я дежурил сегодня ночью. Вы приехали вовремя. Они собрались его увезти. Ваш коллега уже там…

Она пошла следом за ним. В коридоре стоял оживленный шум. В последней камере была открыта дверь, и горел свет. Охранник подвинулся, чтобы дать ей пройти. Лусия почти строевым шагом переступила через порог. В камере не было даже туалета: только кровать и умывальник.

Внутри Ариас и врач стояли по бокам носилок, где был распростерт белобрысый.

Услышав звук ее шагов, Ариас мрачно уставился на нее своими косящими глазами. Лусия почувствовала, как внутри нее быстро нарастает нервное напряжение. Ей показалось, что время замедлилось и деформировалось. Глаза Габриэля Шварца были закрыты, как у мирно спящего человека, нижнюю половину лица скрывала кислородная маска. Она подошла ближе, не в силах отвести глаз от этого посиневшего лица. Сквозь маску были видны потеки полузапекшейся крови из носа и рта.

Рубашка его была расстегнута и запачкана кровью, сквозь распахнутый ворот виднелись прикрепленные к груди электроды, а под ними – гематомы на уровне ребер. К носилкам была прикреплена стойка капельницы. Врач махнул рукой двум санитарам, готовым вынести носилки, и те вышли в коридор.

– Что здесь произошло? – спросила Лусия. – Кто с ним такое сотворил?

Сердце у нее отчаянно билось.

– Он сам нанес себе все эти повреждения, – сказал врач, не спуская глаз с лежащего на носилках Габриэля Шварца.

Перед тем как он вышел, Лусия удержала его за руки.

– Как это случилось?

Она заметила, что он покосился на ее руку, лежавшую у него на рукаве, и отпустила его.

– Спонтанное кровотечение, – ответил он. – Массивная кровопотеря. Быстрый ПТ вызывает тревогу.

– Что-что?

– ПТ – это протромбиновый тест, проще говоря, проба крови на свертываемость, которая оценивает уровень протромбина и факторы коагуляции VII, X, V, II. Он страдает недостатком витамина К, повлекшим за собой значительное падение показателей фактора коагуляции. Я подозреваю, что он проглотил изрядную дозу ратицида^[17].

– Ратицида? – в смятении переспросила Лусия.

Врач кивнул.

– Да. Мадридский центр борьбы с отравлениями ежегодно получает десятки вызовов по случаям отравления зооцидами, средствами против грызунов. В большинстве случаев это происходит с детьми, но бывает, что и со взрослыми. И в двадцати процентах случаев у взрослых это связано с намеренным поглощением яда.

– То есть вы хотите сказать, что это была попытка самоубийства? Но его ведь тщательно обыскали и приставили к нему постоянную охрану! Он не мог ничего проглотить в течение последних нескольких часов, доктор.

Врач покачал головой.

– Такие нарушения в протромбиновом тесте, которые мы наблюдаем здесь, происходят между тридцать шестым и шестьдесят пятым часом после приема внутрь. Иными словами, клинические проявления появляются со второго по четвертый день. По всей видимости, гемофилия, которой он страдал, ускорила процесс, но в любом случае он проглотил яд раньше, чем его задержали.

«Черт… Чашка! – подумала она. – Либо он сам ее выпил, либо его заставили».

– Как он себя чувствует?

Врач поморщился.

– В этом плане я пессимист. Он в коме, и его жизненные показатели очень плохи. У него, несомненно, сильное субарахноидальное внутричерепное кровоизлияние, то есть кровь между черепной коробкой и мозгом, к тому же желудочно-кишечное и легочное кровотечения, которые привели к гипоксии, то есть к нехватке кислорода и к дыхательной недостаточности… Мы делаем все возможное, но я не знаю, доедет ли он живым до больницы.

– Спасибо, доктор.

Лусия проводила врача взглядом. Стоящий с ней рядом Ариас побледнел до синевы.

* * *

Они наблюдали за происшедшим по видеозаписи с камеры слежения. Сначала отравление проявилось как слабое носовое кровотечение. Потом Шварц начал кашлять кровью. Наконец, она просто хлынула у него изо рта и потекла по подбородку и одежде, словно его рвало кровью.

Тут дверь в камеру распахнулась, и туда влетели двое охранников.

– Как только мы увидели, что у него кровь, сразу примчались, – объяснял тот, что сидел перед экраном.

На видео охранники склонились над Габриэлем Шварцем, у которого начались судороги. Один из них схватил рацию и вызвал помощь.

Тем временем тело Габриэля Шварца выгнулось дугой, словно он получил серию электрических разрядов. Охранники стояли перед ним в полной беспомощности. Кровь у него текла отовсюду: из носа, изо рта, из глаз и ушей. А потом все мышцы резко расслабились, и он затих, неподвижно распластавшись на кровати.

– Я хочу увидеть, что было до этого, – сказала Лусия.

Охранник отмотал пленку назад.

– Похоже, он разговаривает сам с собой, – заметил Ариас.

Звука не было, только изображение. Тут наблюдавший за Габриэлем кашлянул. Все обернулись к нему.

– Когда я проходил мимо его камеры, он… он говорил женским голосом. Потом мужским. А потом еще каким-то другим.

– И что он говорил?

– Что он должен кого-то убить… Женский голос умолял какого-то Рикардо не делать этого… я хочу сказать, не убивать его.

– О господи! – выдохнул Ариас.

– Смотрите-ка, – сказал Пенья.

Габриэль на экране приблизился к камере, поднял голову и, пристально глядя в объектив, заговорил. Заговорил с ними. Движения его губ были очень четкими и различимыми.

– Похоже, он произносит буквы…

– Отойдите-ка назад, – приказала Лусия.

Все по очереди отступили.

– Да, так и есть! Сначала Л, – сказал Ариас. – Или Н…

– А теперь У или О, – добавил Пенья.

– Теперь С, – подал голос Ариас.

– И, – подхватил его патрон.

– Дальше Я…

Лусия молчала. С тех пор как она села перед камерой, ее левая нога непрерывно конвульсивно дергалась под самым экраном, стоящим на столе. Все разом повернулись к ней.

Л

У

С

И

Я

«Лусия»… Она вздрогнула. Это было последнее слово, которое Габриэль Шварц сказал, перед тем как покинуть этот мир. Мнение врача о его шансах выжить было пессимистичным. И Лусия поняла, что неизвестное невидимое существо, дергавшее Шварца, как марионетку за ниточки, обращалось к ней «с той стороны», по ту сторону смерти, посылало ей немое послание. И это послание было «ОТТУДА».

14

Утро вторника

Пресс-конференция началась в 11 часов в битком набитом зале. Не всякий день пресса получает на растерзание убийцу, страдающего диссоциативным расстройством психики, да еще если его жертвой становится служащий Гражданской гвардии…

Уже ближе к вечеру, когда многие темы были исчерпаны, информационные каналы пригласили на свои телеплатформы всех психиатров Мадрида, которых время от времени приглашали для консультации в суды. Их мнения, высказанные с добродушной снисходительностью специалистов по отношению к профанам, заметно противоречили друг другу. Однако всем известно, что психиатрия – это вам не физика, и она вполне допускает некоторые расхождения во мнениях и точках зрения.

В то утро с одной стороны присутствовали около тридцати журналистов, регулярно посещавших полицейские комиссариаты и суды, вместе с непривычным количеством портативных видеокамер «Панасоник AG-HPX500» и «AG-HPG20», стандартной аппаратурой для испанского телевидения. С другой стороны длинного стола перед микрофонами сидели Пенья и руководительница Центрального оперативного подразделения полковник Пилар Молина Маркос – высокая угловатая женщина, начисто лишенная и чувства юмора, и обаяния. Зато она была крепким организатором, фанатично преданным делу Гражданской гвардии.

Лусия держалась в стороне. Ее не просили выступать на публике. Не то чтобы она боялась. Но ей не свойственно было делать вид, что расследование идет, когда оно завязло, и она не привыкла называть успехами неудачи, как это делали деятели средств массовой информации. Она могла высказаться слишком ясно и искренне. Слишком прямо и слишком… агрессивно. Как с той зеленоглазой блондинкой, с журналисткой, которая сразу же поинтересовалась, как же это подозреваемый смог уйти от постоянного наблюдения и покончить с собой.

– Причина проста: он выпил крысиный яд еще до того, как его задержали, и в результате захлебнулся собственной кровью, – ответила Лусия, отчего смазливая мордашка журналистки приобрела оттенок скисшего молока.

Впрочем, такие вещи, наверное, не следует говорить на пресс-конференции. Ну хотя бы не в такой форме.

Ее поразило другое: необычное внимание журналистов. Они явно почуяли запах крови. Уловили нестандартную историю, которая заставит читателей и слушателей затаить дыхание на целые недели, а может, и месяцы.

– Известны ли точные причины смерти сержанта Морейры? – спросил другой журналист.

– Вскрытие показало, что его сначала оглушили. На голове остались следы того, что судебные медики называют «предварительной анестезией Бруарделя»: углубление в затылочной кости и в задней части теменной, что говорит о сильном ударе, видимо, с целью либо оглушить жертву, либо убить ее. Удар спровоцировал черепно-мозговую травму с последующим кровоизлиянием. Это подтверждает нашу гипотезу, что сержант Морейра был атакован неожиданно, врасплох, и точно так же он получил колющий удар в область сердца.

– И был распят, – раздался чей-то голос.

– С точки зрения техники это нельзя назвать распятием, – уточнила полковник Пилар Молина Маркос. – Но он действительно был приклеен к кресту.

– Получается, что один из ваших сержантов убит и распят, а главный подозреваемый через несколько часов покончил с собой в камере, так? – подала голос блондинка-воображала.

Ответа не последовало.

– Говорят, что сегодня рано утром Гражданская гвардия произвела операцию в Вильяверде, – крикнул хроникер из «Эль Паис». – Имеет ли операция какое-то отношение к гибели сержанта Морейры?

– Именно это мы и пытаемся установить, – ответил Пенья.

– То есть вы хотите сказать, что в вашей тюремной камере покончил с собой невинный человек?

Опять та же девчонка… Она еще новичок, но уже прекрасно понимает, что лучший способ заставить о себе заговорить – это распространить как можно больше слухов. И Лусия увидела ее, какая она есть, без прикрас: молодую, амбициозную и циничную, самодостаточную и эгоцентричную. Сначала карьера, а вся этика потом. Сначала имидж и самомнение, а уж потом компетентность.

Лусия уже видела набранный крупным шрифтом заголовок: «НЕВИННЫЙ КОНЧАЕТ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ ПОД ДАВЛЕНИЕМ ЦОП».

– Да ничего подобного, – ответил Пенья, задетый за живое. – Его нашли возле тела, на нем была кровь жертвы, и он признался в преступлении.

– Но у вас нет точных доказательств? – раздался еще чей-то голос.

– Как можно всерьез принимать признание человека, страдающего диссоциативным расстройством психики? – снова вступила молодая журналистка. – А его показывали психиатру? Это вообще принято в ЦОП?

– На что вы намекаете? – возмутилась полковник Маркос, буквально испепелив нахалку взглядом.

Лусия встала с места. Ну хватит, уже наслушалась. Она вышла, заглянула в туалет и плеснула себе в лицо холодной водой. Опираясь руками на бортик раковины, подумала о Серхио. Несколько недель назад он говорил ей, что хочет уйти из отдела, пока эта работа окончательно не исказила его представление о мире. У каждого сыщика есть свой предел. Он сталкивался с мужьями, насмерть забившими своих жен; расследовал дело о том, как жена долго и тщательно вместе с любовником замышляла и разрабатывала якобы случайную гибель мужа. Он задерживал торговцев, торговавших чем угодно, лишь бы была выручка; он имел дело с начинающими террористами, у которых основной идеей было перебить как можно больше народу, ибо они верили, что так желает их Бог. Ему приходилось общаться с сутенерами, за деньги и наркотики поставлявшими подростков на потребу тех, кого общество считало личностями мерзкими и опустившимися. Теперь пришла пора покончить со всем этим. Он не хотел, чтобы его дети росли, имея перед глазами такие образы, и собирался найти какую-нибудь безопасную работу в провинции, где мог бы спокойно дождаться пенсии, изображая из себя старого волокиту.

Но времени на это ему отпущено не было…

15

Утро вторника

– Мы собрались здесь, чтобы изучать различные криминологические теории, – заявил Саломон, находясь в двухстах километрах от Мадрида. – Позвольте мне сообщить вам одну приятную новость: все теории, которым вас обучали в этом месте, никуда не годятся.

Он обвел глазами зал, который отличался от обычного амфитеатра лекториев, хоть и плавно нисходил к помосту, где стоял лектор. Точно такой же зал, как и в Мадриде, где в этот момент шла пресс-конференция. И точно так же зал в помещении юридического факультета в Саламанке был набит битком. Такие лекции студенты никогда не пропускали. Все взгляды были направлены на Саломона, и все они выражали одно: «Ну, давайте, профессор, поразите нас, покажите нам, что вы действительно такой блестящий ученый, как о вас говорят».

– Криминалистических теорий существует множество, – продолжил он. – И в особенности изрядное количество теорий социологических. Многие из моих собратьев просто зачарованы ими… Хотя не исключено, что они просто слишком ленивы, чтобы искать что-то другое.

В зале раздались смешки.

– Существуют, к примеру, теории, которые утверждают, что не отклонения от норм поведения провоцируют социальный контроль, а, наоборот, социальный контроль провоцирует девиантное поведение. Существуют и такие, что ставят во главу угла исключительно соображения безопасности. Есть теории доминантные, так сказать мейнстрим, и есть второстепенные. На самом деле их слишком много… И я еще раз повторяю, что все эти теории ошибочны. Почему? А вот почему: во-первых, у них слишком общий взгляд на вещи, чтобы вникать во все оттенки специфики преступлений. Во-вторых, большинство из них, если не все, часто базируются на предрассудках и идеологических постулатах, и очень редко – на научно обоснованных наблюдениях.

Он обвел глазами аудиторию.

– Сегодня и сейчас нас будет интересовать реальность. Реальные преступления, реальные ситуации и реальные люди. Если кто-нибудь из находящихся в зале верит, что Земля плоская, а человек никогда не высаживался на Луну, я прошу его покинуть этот зал.

– А вот Маттео верит в маленьких зеленых человечков! – послышался чей-то голос.

Зал снова засмеялся. Саломон принял шутку и снисходительно улыбнулся.

– Ну и что? Я тоже в них верю: за час я встретил не одного зеленого студента на улицах этого города.

На этот раз зал взорвался хохотом. Лектор подождал, пока аудитория успокоится.

– Я попрошу вас проявлять строгость, а прежде всего – терпение и смирение. Строгий подход всегда приводит к сложному результату, богатому оттенками и подробностями, хотя зачастую сомнительному с интеллектуальной точки зрения. Если вы защищены латами уверенности и жаждете простых ответов, то вы пришли не по адресу. Здесь свою уверенность лучше оставить в гардеробе. Благодарю вас!

Раздались аплодисменты, и студенты встали.

Саломон сложил все свои записи в портфель, надел пальто и завязал шарф, ответил на несколько вопросов и вышел в серую ледяную мглу середины ноября.

Он заказал кофе в «Пикаро», как раз напротив университета, тем более что в факультетском кафетерии варили такой кофе, который смело можно было отнести к разряду преступлений.

На соседнем столике лежала газета. Саломон взял ее и рассеянно пролистал до страницы, где освещалась всякая всячина. Его внимание сразу привлек крупный заголовок:

Убийца, распявший свою жертву

Его звали Серхио Кастильо Морейра. Он был сержантом Центрального оперативного подразделения, о котором говорили: «Если ЦОП взял след – дело решено». Однако на этот раз сержант оказался не в роли следователя, а в роли жертвы. В понедельник, 11 ноября, его тело было найдено распятым на холме в нескольких километрах от Мадрида, неподалеку от Эскуриала.

Агент ЦОП был обнажен, и, что самое удивительное, кто-то приклеил его тело к кресту сверхпрочным клеем. Эту информацию предоставил нам один из сотрудников Гражданской гвардии, который предпочел не называть своего имени.

Кто же мог совершить такое жестокое, чудовищное, поистине дьявольское преступление? По нашим сведениям, подозреваемый был схвачен на месте. Речь идет о человеке, попавшем в тяжелую психологическую ситуацию, но Гражданская гвардия пока ничего не сообщает по этому поводу. Сегодня состоится пресс-конференция, где будут присутствовать капитан Пенья, руководитель отдела убийств, незаконного лишения свободы и вымогательств ЦОП, и полковник Пилар Молина Маркос, руководительница подразделения. Мы постараемся держать наших читателей в курсе развития событий…

Саломон закрыл газету. Голова его слегка закружилась. Он увидел в оконном стекле свое отражение: бледное призрачное лицо, все в каплях дождя, молотящего по окну. Профессор не верил ни в шанс, ни в случай.

Он видел их, ту супружескую пару, приклеенную друг к другу между двух туннелей тридцать лет назад… И пару в Сеговии, убитую и тоже склеенную, на холме возле Алькасара… И пару англичан на Коста-дель-Соль, зарезанных в своей постели и тоже склеенных друг с другом…

Саломон глубоко вздохнул и достал телефон. После трех гудков из трубки раздался хриплый, тусклый голос заядлого курильщика:

– Саломон? Что случилось?

– Это по поводу той истории, когда вашего агента… м-м-м… приклеили к кресту.

– Ну и?..

– Я знаю, кто убил сержанта Морейру.