Записки Малыша

– Ну ладно, если будешь молчать, то чего бы вместе не ходить, – кажется, Ваня обрадовался. Но ничего не сказал. Молодец, быстро вник в ситуацию.

Так прошел месяц. Ваня меня ждал у подъезда, оказалось, он жил дальше нас и от школы на две автобусных остановки. Мы вместе шли в школу, молча, естественно, и из школы тоже ходили вместе. По вечерам я ходила к репетитору три раза в неделю, а Ваня, по его слова, на плавание. И каждый день по часу-полтора мы сидели с ним в библиотеке и делали домашку. Поначалу мне было немного не по себе объяснять правила правописания великовозрастному раздолбаю, который вспомнил о своей безграмотности только на пороге восемнадцатилетия, а до этого на уроках бил баклуши. Зато теперь он подтянулся, научился связно выражать свои мысли на уроках литературы во время устных ответов. Но орфография, а особенно пунктуация у него хромала. Теперь уже не на обе ноги, а только на одну.

В начале октября ко мне в инстаграм постучался профиль незнакомого парня, который представился мне Максимом с садика. С садика? Максим?

Вот это номер! Я и думать уже забыла о своем садиковском друге, с которым мы почти три года ходили в одну группу, и всегда играли вместе. А он оказывается меня помнил, искал. Но так как двенадцать лет назад мы с семьей переехали в областной центр, дружба иссякла естественным образом. Да и что уж детсадовская дружба? И так бы долго не продлилась. С Максимом я переписывалась весь вечер. Он все расспрашивал меня о годах, которые прошли в городе. А я не могла ему сказать, что хочу почитать, и болтать мне совершенно не хочется.

Болтать мне, действительно, не хотелось. Максим писал о людях, которых я не помнила, а он предполагал, что помню. Мне было неудобно постоянно напоминать ему, что тогда мне было пять, и кроме двух-трех работников садика, и нескольких сверстников, я почти никого не знаю. Эта переписка оставила во мне какое-то чувство собственной несовершенности, ущербности даже. Я не смогла обрадоваться человеку, с которым провела значительное время в детстве. И тогда в садике мы реально были неразлучны. А теперь хотела, чтобы он мне больше никогда не писал. Во мне не было ни крупицы интереса к нему. И переписку поддерживала только потому, что мне было очень стыдно осознавать свою эгоистичность.

А Максим не понимал, что общение мне в тягость, он был искренне обрадован, был на подъеме, шутил и не был против встретиться в реале. Кое-как закончив переписку, отговорившись тем, что надо сочинение на завтра писать, я задумалась о своей такой подлой натуре. Максима я понимал и сочувствовал ему в том, что его угораздило меня помнить. Привязанность с его стороны чувствовалась. Он написал мне, что перебрал несколько сот страниц в контакте, просматривал инстаграм. Но, так как он знал только имя, фамилию, город проживания и возраст, пришлось ему туго. Искал очень долго.

Я понимала, что не стою этих усилий с его стороны, потому что не заинтересована в нем. Я не хотела с ним встречаться, переписываться, и, вообще, поддерживать знакомство. Но и понимала, что с моей стороны будет свинством ответить игнором на его искреннюю радость. И это лицемерие меня убивало. Обидеть хорошего человека легко, только потом совесть заест. Знаю, проходили.

Утром мы шли С Ваней в школу, а он не переставая болтал. Говорил он о чем угодно. Вот сейчас рассказывал мне сюжет компьютерной игры, которая ему нравится, и он там играет онлайн с командой уже неизвестно сколько лет. Я так поняла, это какая-то стратегия, где нужно копить деньги, силы, людей, недвижимость и не дать сопернику возможность себя захватить и т.д.

Дивилась себе, но его болтовня меня не раздражала. Конечно, и слушала я его через слово, но шум его голоса фоном меня устраивал. Мне не хотелось его выключить, как радио, которое я, кстати, даже в машине ненавижу, особенно если ведущие постоянно разговаривают, и мало ставят музыку.

Дни полетели за днями. Максим писал мне каждый день, но я его предупредила, что отвечать буду тогда, когда время появится. Думаю, он уже догадывается, что с моей стороны стремления к общению нет. Но упорно пишет. Я односложно отвечаю на вопросы, сама вопросов не задаю, кроме "Как дела?" Он будто общается с манекеном-роботом, запрограммированным на ответы: "Нет, да, не знаю, не смотрю такое не слушаю эту группу, не слышала об этом". Мне очень неудобно перед ним, но понимаю, что дружить с еще одним человеком, кроме Вани, у меня нет моральных сил и энергии.

Скажете, что это за бабуля такая, безразличная ко всему. Ну, безразличие мое не распространяется на всех людей. Я очень люблю и переживаю за своих родных, за свою собаку. Боюсь, что однажды на прогулке наша Сина убежит и не найдется. За Ваню вот переживаю, что не поступит в универ, и загребут его в армию. А он ведь с виду только непробиваемый, а на самом деле очень даже ранимый. Гораздо больше, чем я. Я то понимаю, чем руководствуются люди, когда делают и говорят то или иное обидное, необдуманное. А он близко к сердцу принимает. Я уже перестала его третировать, игнорить, отталкивать, потому что вижу, как ему тяжело, когда я что-то резкое отпускаю в ответ на его предложения, шутки, хотя он виду не подает.

Вот так и живем. В библиотеке каждый день сидим, начали учиться очень хорошо, дает плоды ежедневный штурм знаний двумя объединенными мозгами. Помогаем друг другу в покорении сложных тем.

– Давай встречаться, – сказал мне сегодня Ваня по дороге домой. Я шла вся в своих мыслях, и он так уютно молчал, а тут как обухом по голове.

Я опешила. Затупила даже. В смысле, думаю, а мы что не встречаемся каждый день, кроме воскресенья? Потом до меня начало доходить, что он предлагает встречаться как пара. Мысленно я тяжело вздохнула, а вслух сказала:

– Ваня, давай не надо, а? – Ваня как-то странно посмотрел на меня, но смолчал, сникая. Понимая, что сейчас он начнет грузить себя, я взяла его за руку, впервые, заметьте, и, быстро и волнуясь, заговорила:

– Вань, я не отказываюсь, – тут он сам схватил мою руку уже двумя руками. – Просто, понимаешь, встречаться – это же ответственность. Отношения, которые сейчас у нас есть, дружеские, приятельские – они у нас идеальные. А сам подумай, сколько сил, энергии у нас уйдет на ненужные ссоры, обиды. А я не хочу ссориться. Ни из-за своей ревности, ни из-за твоей. А чувствую, все это будет. Давай начнем встречаться летом. У нас же так все хорошо, зачем все это портить?

Ваня насмешливо посмотрел на меня, и сказал ухмыляясь:

– Ариш, а ты разве не знаешь, что люди встречаются не ради ссор и обид, э? Может тебе рассказать?

– Знаю я все прекрасно, не утруждайся. Просто прошу тебя подождать. Я хочу потом в будущем своим детям говорить, что в школе я с парнями не встречалась, и при этом не врать.

Ваня расхохотался. Сквозь смех еле проговорил:

– Ладно, я согласен подождать, если ты в будущем нашим детям не хочешь врать, когда будешь вспоминать вместе с ними наши школьные годы.

Глядя на него, я тихо хихикала, и понимала, что он дорог мне, как мои родные, и я хочу никогда не огорчать его, хочу, чтобы он был счастлив.

***   ***   ***

Мама с папой на новый год взяли отпуска в своих конторах и уехали в Европу. Давно хотели побывать в Португалии недельку только вдвоем, без нас. Мы с Викой и бабулей их горячо поддержали. И мама, и папа напряженно работают, а отдыхать обычно мы ездили все вместе. Я даже не помню, когда они отдельно отдыхали где-нибудь. А ведь они еще молодые, им всего по 37 лет. Моей бабуле 82 года, но она бабушка моего папы, она вырастила папу сама, потому что ее дочь уехала в Канаду вскоре после родов, и после этого ни разу на родину не приезжала, и материально матери, воспитывающей ее ребенка, не помогала. То есть, мы, конечно, знаем, что она жива и здорова, замужем за канадцем, и даже дети у нее там есть. Она раза два в год бабуле моей звонит. Но с сыном, с моим папой, ни разу не разговаривала, и желания поговорить, видимо, у нее не было.